Помоги проекту - поделись книгой:
«Дружба! восклицает Е. Поселянин, какое это великолепное
слово, многообещающее, многозначущее!»[57]. Когда мы говорим о дружбе с точки зрения студентов духовной школы, этот термин приобретает особую красоту, особое значение и особую ответственность.
Какой должна быть высокой дружба у тех юношей, которые наметили себе цель прекрасную, благородную, героическую, быть пастырями Церкви Божией, и идут, несмотря ни на что к этой благородной цели, идут многолетним приготовлением, причем, всякое препятствие на этом пути только удваивает их энергию. Чем выше идея, тем светлее товарищество, тем радостнее дружба.
Большая радость в жизни иметь единственного человека друга, испытанного, верного, единомысленного, доказавшего вам свою привязанность. Кто из нас не знает о светлой дружбе тех прекрасных юношей, которые потом сделались Учителями Вселенной, столпами Христовой Церкви на все века.
Есть ли, например, связь более близкая, преданная, как между двумя боевыми товарищами?Люди, которые рядом стояли в бою, одинаково подвергались опасности, одинаково были ранены, вместе были на волоске от смерти, вместе по воле Божией остались жить, чтоб еще не раз, может быть, биться в одних рядах: разве они не родные?! И как такое товарищество разнится от другого, которому так несправедливо и бесправно присваивается великое имя дружбы, которая основана на совместных попойках и кутежах. Отсюда каким высоким идеализмом должна быть проникнута дружба в стенах нашей духовной школы! И всякое временное разлучение друзей, например, каникулы, должно еще более сплачивать их души, всякая опасность или неудача в учении, жизни более укреплять их дух единомыслия.
Какие бывают виды дружбы? Студенческая, христианская, пастырская. Эта последняя приобретает особую высоту и значимость. Народная пословица гласит: «друг познается в трудный час». Господь пред страданиями сказал Своим ученикам: «Вы друзья Мои есте, аще творите, елико Аз заповедую вам» (Ин. 15,14). Но там среди учеников был и Иуда, среди друзей. И настанет час, когда Спаситель мира еще раз кротко скажет ему: «Друже, лобзанием ли предаешь Сына Человеческого» (Мф. 26,50).
Да, нет ничего страшнее, безобразнее, бесчеловечнее, как подобного рода «дружба». И как подняться до высоты настроения Пастыреначальника, чтобы терпеть такую дружбу?…
Наши отношения в дружбе должны быть терпимыми, спокойными, доброжелательными; не поддаваясь порывам гнева, друзья желают друг другу только добра и делают не то, что в эту минуту хочется, а что должно с точки зрения христианской любви. Наши поступки должны быть обдуманы в спокойном состоянии, не спеша, строго взвешены и все вместе слагаться в одну стройную и светлую систему жизни.
Настоящая дружба на всю жизнь, если хотите, на всю вечность. У нашей духовной молодежи, при всех ее высоких качествах, жажде к истине, готовности идти на жертвы за святое дело и проч., есть один недостаток, который можно назвать какой–то халатностью чувств. У нас сплошь и рядом можно видеть такое явление: спросишь батюшку о его школьном товарище, с которым он жил в одной комнате, сидел за одним учебным столом, делил в течение нескольких лет горе и радость, а может быть и трудные годы и скудный кусок хлеба; по окончании академии года через два они уже не знают ничего друг о друге, жив ли товарищ, где он находится, какова его дальнейшая судьба? И это не по равнодушию, так как при случайной встрече они искренне бросаются в объятия друг другу. Это именно какая–то небрежность, лень, которая мешает написать письмо, которая так препятствует доброму взаимоотношению и проявлению высокой пастырской сердечности. И если взять во внимание обстановку жизни, то можно констатировать и такое положение: искренние друзья в школе в жизни непримиримые враги, и не только по бытовым вопросам, но прямо по убеждению, по идейности взглядов. Это травма жизни. Крушение не только дружбы, но и самой жизни, трагедия бытия, настоящего и будущего.
Известен случай разрушения дружбы именно на идеологической основе. Добросердечный батюшка, любитель верности дружбы и человечности, не раз пытался письменно связаться со своим приятелем по школе. Последний предпочел лучшим не отвечать. Трудно, конечно, представить внутренний мир бывшего «приятеля», к сердцу которого так настойчиво стучалась любовь!Видимо, не легко бывает человеку, когда он идет против закона дружбы, когда он попирает святость дружбы лучших своих студенческих дней!
С верностью дружбы тесно связаны высокие правила чести. Чести не только человеческой и не только христианской, но, говорим, чести пастырской.
Честь это какое–то неизъяснимое благоухание благородного человека, проявление высших сторон духа, нечто возвышающееся над самой добродетелью.
Никого не обижать это одно, а вступаться с опасностью жизни или готовностью нести за это значительные жертвы это поступок чести.
Держать себя в толпе, никого не беспокоя, не проталкиваясь вперед между женщин и детей это одно, а взять в той же толпе под свое покровительство слабое существо, сберечь в опасности старца или ребенка это поступок чести.
Ни над кем не издеваться, быть со всеми вежливым, любезно переносить насмешки, даже обиды это одно. А обличить тактично и остроумно «высмеять» человека, злосмеющегося над другими, заставить его покраснеть это поступок чести, пастырской чести.
Не отказать человеку, который к вам пришел со своей нуждой, помочь ему духовно и даже материально это одно. Подметить человеческую нужду, скрывающуюся, пугливо сторонящуюся людской помощи, придумать такой способ выручить человека, который бы был для него не оскорбителен это поступок чести.
Счастлив тот из нас, кто проживает свою молодость по–молодому. Кто волнуется высокими чувствами, отзывается на все прекрасное, возвышенное, преклоняется лишь достойному и смело убивает в себе, с помощью Бога, движение тех позорных страстей, которые так часто омрачают светлый лик юности.
Но как жаль видеть тех юношей, часто далеко недурных, которые могли бы свою жизнь провести иначе, а вместо того представляют из себя гнездилище страстей, и в этих страстях так изматывают свои душевные силы, что становятся молодыми стариками.
И наоборот, как отрадно видеть человека, который в старости юн, который не только сохранил, но сильнее разжег в себе тот огонь, которым пылает святая юность.
Как прекрасна юность, идущая путем подвига, жертвы, идущая за Христом. И как благодарно будет потомство, Церковь такому юношеству. И сколько благословений пошлет им верующий народ, а какая награда уготована на небе!
Но, как известно, юность не бывает вечной. Она переходит в зрелость (зрелые годы). Наш студент оканчивает успешно курс учебы. Открывается широкая жизнь: семья, целибатство, монашество. Все эти пути требуют подвига, зрелого суждения. Детство и юность были приготовлением к ним. Настоящая академия в опыте жизни.
Хочется сказать о счастье в зрелые годы, о счастье священнической семьи, вообще сказать об успехах пастырского дела в зрелые годы жизни. Мы не будем говорить о семье, это вопрос следующей лекции. Мы вскроем истоки счастья семьи, семьи священника.
Замечается возрастание чувств недовольства и неуважения детей к родителям. Происходит прямое нарушение заповеди Божией о почитании родителей. И наш пастырь должен видеть в этом факте зловещий признак несчастья семейной, служебной и общественной жизни. Возможно ли, например, спокойно думать о том, как в некоторых случаях дети бьют своих родителей, попирают материнскую любовь и грубо оскорбляют честь своего родного отца.
Неуважение к родителям есть явление, которое должно быть вырвано с корнем из жизни пастыря, ибо оно совершенно нетерпимо, преступно и подтачивает основы жизни. Когда преподобному Серафиму Саровскому приходилось слышать, как дети осуждали своих родителей, он приходил в неописуемый ужас и немедленно закрывал говорившему рот рукой.
А Высокопреосвященный митрополит Филарет Московский, Вселенские великие святители: Василий Великий, Григорий Богослов, Иоанн Златоуст и многие другие замечательные пастыри и архипастыри Церкви, какой прекрасный дают они нам пример святых отношений к своим родителям, от благословения которых зависит счастье семейной жизни и успех пастырской деятельности.
2. Решение вопроса о психологии выпускника
Жизнь человека обычно дробится на определенные отрезки и этапы большие и малые. Такими этапами для нашей учащейся молодежи являются день, неделя, семестр. Рождественские каникулы, Великий пост, Святая Пасха, экзамены, летние каникулы. С каждым этапом связана и своя психология: одна в учебные дни, другая на экзаменах, третья на каникулах. И так из года в год, пока длится пребывание в школе.
Общим для всех лет обучения является чувство особенности, специфичности своего положения как воспитанника–студента духовной школы, созидающей в нем христианина и будущего служителя алтаря Господня.
Сколько раз в течение всего периода обучения его посещала одна и та же мысль: «вот я студент высшей духовной школы, и меня ждет пастырство. А каков я? Все ближе и ближе время, когда школа, как корабль, пришедший из дальнего плавания, высадит меня на берег житейского моря. А готов ли я к этому? И что ждет меня на берегу этого во многом неведомого, да еще бушующего житейского моря»?
Эта тревога особенно часто начинает посещать студента в последний год обучения в школе.
Последний год особый год, и на нем следует отдельно остановиться. Он особый и по психологии учащихся, и по тем задачам, которые он ставит перед каждым из них.
Эта психология сложна и динамична. Она соткана из огромного напряжения умственно–духовных сил (в работе над кандидаткой), больших раздумий (в связи с наступающим концом учебы), тревог и колебаний (если выбор жизненного пути еще не ясен). Ко всему этому присоединяются и особые переживания у всех тех, кто готовится к принятию священного сана сразу же по окончании школы. В основе этих переживаний лежит повышенная самокритичность, острота сознания своей неподготовленности к великому служению Церкви Христовой, давящее ощущение слабости и недостаточности своих духовных сил перед лицом предстоящих пастырских задач.
Это состояние нередко приводит, как к своему следствию, к чувству страха перед будущим, к готовности смотреть не столько вперед, сколько назад. В разной степени, но эта психология свойственна всем, оканчивающим школу.
Характерна ли она только для нашего времени? Нет, эта психология всегда была свойственная всем, оканчивающим духовную школу.
Причину указанного состояния проф. Ветелев видит в той колоссальной дистанции между силами человека и величием дела служения Церкви, которая ощущалась и ощущается всяким честным верующим человеком независимо ни от его образования, ни возраста, ни духовных дарований[58]. Более того, чем честнее, талантливее, образованнее, благоговейнее человек, тем сильнее он чувствует эту дистанцию.
Только этим и объясняется тот священный трепет и страх перед священнослужением и то бегство от него, в которое впадали такие светила Церкви Христовой, как святитель Иоанн Златоуст, св. Григорий Богослов и многие другие перед тем, как беззаветно и жертвенно отдаться этому служению.
Если человек любой профессии испытывает большое смущение и неуверенность в себе, переходя со школьной скамьи к своему рабочему месту, то тем более это состояние понятно в психологии тех, кто приступает по окончании школы к величайшему и ответственнейшему делу к благодатному пастырскому служению.
Поэтому дело не в самих этих столь естественных страхах, колебаниях и внутренних коллизиях, а в том, как отнестись к ним, как пережить их с пользой для себя.
Разберемся в психологии этого страха и укажем, что является верным и полезным в нем и что неверным и излишним. Верно, что страх возникает и должен возникать от сознания слабости своих сил пред величием служения Церкви. Неверным в этой психологии страха является то, что она вся построена на ощущении самого себя, как слабого существа, и Бога, как величайшего совершенства, с забыванием помощи Божией, помощи Церкви, благодати хиротонии, собственных усилий и духовного роста, духовной помощи от паствы и пр. Дело в этой психологии рисуется так, будто сам человек своими собственными силами будет совершать все дело служения Церкви от начала до конца.
Но разве это возможно? И разве где–либо и когда–либо так было или бывает? Не слишком ли много чести сам себе готов здесь воздать человек и не по разуму переоценить себя, хотя и под видом смиренного сознания слабости своих сил? И не слишком ли мало здесь веры в Бога и Его помощь, веры в Церковь и Ее благодать, веры в возможность, наконец, и своего личного подвига?
Мы, действительно, слабы и греховны, но тем ближе к нам Бог, Его помощь и Его участие, Рекшего: «Без Меня не можете творить ничего», а тем более служения Церкви. Мы, действительно, недостойные люди, но благодать Божия соучаствует в служении даже и недостойного пастыря. Сами по себе мы, действительно, слабы и беспомощны, но ведь мы же не одиноки; с нами Святая Церковь со всею благодатью Ее молитв, таинств (особенно Евхаристии), со всем колоссальным наследством Ее богатого святоотеческого опыта, опытом современного пастырства и молитвенной помощи паствы. Мы, действительно, слабы в своих естественных силах, но к нам идет благодать хиротонии, «немощная врачующая и оскудевающая восполняющая», а с ней придет полнота благодатного сознания (2 Кор. 12,9). Мы, действительно, в данный момент, в данном возрасте, у порога пастырства еще очень и очень слабы, но мы надеемся с Божией помощью восходить «от силы в силу», укрепляясь подвигом пастырства.
Все достойнейшие пастыри Церкви Христовой оказывались таковыми не вначале, а лишь в конце своего пастырского служения и подвига, когда развили и накопили свои духовные силы. Так было во времена первохристианские (2 Тим. 4,7), так было и во все последующие времена. Забывать обо всем этом возможно лишь тому, кто стоит еще пока на пороге подготовки к пастырству, кто не испытал еще на себе мощного воздействия всех указанных факторов.
Решающая сила пастыря была и есть в благодати Божией. Отсюда основная задача в жизни пастыря всегда заключалась и заключается в том, чтобы быть достойным сосудом этой благодати, даруемой по силе его веры, любви и надежды на Бога, то есть, по жизни, по силе непрерывного труда в борьбе с грехом и молитвы перед Богом[59].
Следующим смущением в душе оканчивающего духовную школу является смущение о выборе жизненного пути. Перед кандидатом священства, конечно, если жизнь его еще не определилась, встает серьезный вопрос. Как ему устроить жизнь брачную, или идти путем целибатства, или избрать монашество. Решение этого вопроса иногда очень долгое время мучит юношу, лишая его спокойствия и отнимая немало моральных сил.
Нужно сказать, что для окончательного решения в определении жизненного пути нужно знать волю Божию, которая намечает путь человека со дня его рождения. Но как это постигнуть? Как узнать, какова же воля Божия, святая и совершенная, чтобы ее исполнить и тем самым пойти верным путем ко спасению?
Благодатно настроенные юноши очень хорошо делают, когда при решении этого вопроса, горячо помолившись, просят совета у духовно опытных старцев. Затем они полученный старческий совет согласуют с волей своих родителей. Если таковых уже нет в живых, то советуются с ближайшими родственниками. Кроме этих двух положений необходимо все время испытывать свою совесть, взвешивать, так сказать, свои силы, внимательно прислушиваться к своему внутреннему миру и не переставать взывать к Начальнику жизни о содействии в окончательном оформлении жизненного пути.
Когда в сознании достаточно крепко определится мысль на женитьбе, или на целибатстве, или на монашестве, спокойно подчиняясь воле Божией, предпринять меры к осуществлению данного вопроса.
В прежнее время для кандидата священства была большая возможность выбора невесты. Теперь невесту приходится не выбирать, а искать.
Незначителен процент среди оканчивающих духовную школу, заранее подыскавших невесту. Но и их выбор носил и носит в большинстве случаев на себе печать случайности: понравилась в результате нескольких встреч девушка, сделал предложение, получил согласие. А кто, по существу, она, эта девушка, каков ее настоящий, непоказной характер, каково воспитание, каковы бытовые навыки, насколько серьезна и глубока ее религиозность, насколько склонна к уединенной семейной жизни священника, насколько представляет себе суть служения пастыря и свое положение как будущей матушки? Сколько бы мы ни ставили этих серьезных вопросов, ответы на них будут лишь в опыте будущей семейной жизни. Мы знаем, к каким, к сожалению, плачевным результатам приводили нередко эти опыты в последние годы.
Если самого священника как священника готовит духовная школа, то супругу для него никто не готовит. Эту супругу он должен, с Божией помощью, готовить себе сам из того женского существа, которое Господь пошлет ему на его пути.
Над воспитанием девушки, над превращением ее в свою спутницу и сподвижницу он призван долго работать и особенно в первые годы семейной жизни. Ему понятна эта задача, так как он хорошо помнит завет апостолов, что без устройства своей семьи как домашней Церкви он не может «пещись о Церкви Божией» (1 Тим. 3,4).
Но где, однако, скорее всего можно встретить этого будущего верного спутника жизни?
В городах и селах нашей необъятной Родины еще можно найти живущих под сенью храма, хорошо настроенных и крепкого духа девушек, но по своей скромности они не афишируют себя и потому, никем не знаемые, остаются на положении «Христовых невест». В храмах наших приходов среди пожилого населения встречаются и девушки, которые влекутся к Церкви по религиозно–духовным побуждениям. Не все они, разумеется, могут отвечать требованиям, предъявляемым к невесте кандидата священства, но все же среди них скорее отыщутся более подходящие, чем среди светских девушек. Здесь, во всяком случае, налицо одно из главнейших условий для жены священника: религиозность и связь с Церковью. Поэтому весьма желательно держать в поле зрения этих девушек (особенно из семей духовенства) и приходским священникам, и епархиальным архиереям. Тогда окажется, что в каждой епархии есть на виду такие девушки.
Можно смело сказать, что в одной Москве (а также и в Загорске) внимательный взгляд может найти десятки таких девушек, рассеянных по приходским храмам.
На первое время не будет нужды вести с ними деликатный разговор о замужестве. Эта нужда возникает тогда, когда будет задан вопрос по этому поводу и создается возможность путем или предварительной переписки, или личной встречи познакомиться с этой девушкой молодому человеку.
Если бы нашим кандидатам священства было известно, что в такой–то епархии есть не только вакантные священнические места, но и невесты, тогда они с большей готовностью расставались бы с Москвой и Московской областью, чем это наблюдается до сего времени. В каникулярное время кто–либо из них мог бы съездить в эту епархию, чтобы присмотреться и к невесте, и к месту своего будущего служения.
В современных условиях следовало бы поощрять женитьбу кандидатов священства не непосредственно перед посвящением, ка кэто часто бывает по старой традиции, но и раньше, на последних курсах академии, чтобы учащемуся дать возможность освоиться сначала с первым шагом в жизни женитьбой, и исподволь подготовить жену и себя ко второму ответственнейшему шагу священству.
Вопрос о женитьбе рассмотрим по следующим двум пунктам: какими достоинствами должна обладать невеста и как проводить первые беседы с ней, чтобы узнать подлинные ее качества.
Знакомясь с семьей ее родителей, следует пронаблюдать, как она держится в семье, как относится к родителям и другим членам семьи, каков строй и дух семейной жизни в родительском доме. Есть ли у девушки признаки семейственности и хозяйственности, склонности к домашнему уюту.
Интересуясь степенью ее религиозности, необходимо узнать, есть ли у нее навык к ежедневной молитве, какие знает молитвы, ходит ли в храм, церковна ли, исповедуется ли, носит ли крест. Беседовала ли когда–либо на религиозные темы. Читает ли книги религиозного содержания, имеет ли христианское понятие о Боге, христианских добродетелях, о смысле земной жизни, о будущей жизни, имеет ли влечение к Богу или только по привычке молится и ходит в храм. Имеет ли добрую, отзывчивую, живую душу, способную к духовному развитию, к внутреннему религиозному росту.
При первых же встречах с девушкой следует, по возможности, сохранять объективность, держа инициативу в беседе в своих руках, чтобы узнать как можно больше для последующих выводов. Важно также постараться узнать и почувствовать, насколько искренна ее душа, насколько честна, правдива и мужественна она в своих ответах. Если лукавство и хитрость сразу же будут бросаться в глаза, нужно немедленно прекратить знакомство.
Равным образом, если в разговоре о религии, о Церкви, о священстве будет проскальзывать неприязнь и оттенки иронии, то дальнейшее общение с такой подругой бесполезно и даже вредно.
Если далее обнаружится, что девушка ищет в жизни преимущественно жизненных благ и на выход замуж за кандидата священства смотрит, как на возможность сытой, праздной, беззаботной жизни, то дальнейшие разговоры с ней будут лишь ненужной и пустой тратой времени. Следует со всей решительностью проходить мимо девиц указанных типов, хотя, быть может, своими внешними качествами и умением показать себя они и нравились и привлекали к себе.
Необходимо к своим наблюдениям присоединить наблюдения и советы благонамеренных лиц (особенно своей матери и кого–нибудь из местного духовенства) в отношении девиц, с которыми придется знакомиться. Такой совет особенно необходим и ценен при принятии окончательного решения. В этот ответственный момент нужно привести в ясность всю биографию девушки, взвесить все ее положительные и отрицательные стороны, спокойно выслушать мнение советников и, помолившись Богу, принять то или иное окончательное решение.
Могут сказать, что предлагаемый путь выбора невесты не совсем правильный, в нем звучит голос практического холодного рассудка и делового расчета, но не голос чувства, а вместе с тем женитьба–де есть дело, прежде всего, чувства взаимного влечения, любви. Это возражение относится к области принципиальной, но не практической, ибо на деле следование голосу чувства в этих условиях может принести только несчастье.
Все мы знаем, что лучшие браки те, которые созидаются по взаимной любви двух целомудренно–чистых сердец. Но возможна ли такая любовь при нескольких встречах? Глубокая, сердечная любовь возникает не сразу; она щепетильна на выбор и медленна в своих выводах.
При нескольких же встречах угрожает другая любовь: любовь плоти и крови, которая вспыхнув бурным влечением, может затуманить глаза и отравить ум, толкая его на неразумное решение. Такая любовь быстро проходит, оставляя за собой лишь горькое разочарование и страдание подчас на всю жизнь, если дело завершится браком.
Вот почему молодому, неопытному в жизни человеку при выборе невесты надо твердо держаться следующего принципа: «пусть затянется время, но я себе не изменю, в каждом отдельном случае встречи буду проявлять всю строгость и объективность в подходе и окончательном выводе. Ошибка в выборе для меня непоправимое бедствие, ибо я не могу разойтись с неудачной женой и жениться на другой. Поэтому, с Божией помощью, буду сохранять благоразумие и выдержку во всех предстоящих выборах».
Следует помнить, что настоящая, глубоко–сердечная жертвенная любовь возникает для священника обычно уже в условиях его семейной жизни, лишь были бы подготовлены предпосылки для ее возникновения[61].
В институт целибатства тоже следовало бы внести ясность. В последние годы ясно определилось желание у многих наших кандидатов священства, вступающих на пастырское служение, оставаться в безбрачии (целибатом). Ибо если и «имеющие жен должны быть как неимеющие» (1 Кор. 7,29), то лучше совсем не иметь их, если по зрелому духовному рассуждению создалась готовность и решимость созидать пастырское служение на глубокой, строго духовной основе и преданности Святой Церкви и воле Божией.
Как известно, в католической Церкви духовенство безбрачное, так называемое, целибатство.
В современных условиях целибатство драускается в нашей Церкви, но с установлением строгих и точных возрастных граней: до сорокалетнего возраста, скажем, целибатство, как правило, запрещается. С 30–ти до 40–ка лет оно возможно лишь как исключение, по особому в каждом отдельном случае ходатайству и особому рассмотрению высшего церковного начальства. При этом, чем ближе к 40–ка годам возраст ходатайствующего, тем больше должно быть готовности пойти ему навстречу.
Считаем необходимым отметить, что целибатство, как таковое, встречает в приходской жизни массу нравственных и бытовых затруднений. Одинокий священник, если он еще и молодой, может стать объектом травли или интимных привязанностей со стороны молодых женщин, вдовиц, девиц, монахинь. Не огражденный семейным браком, он рискует сам пойти путем далеко не моральным и чистым, как этого требует от него церковная жизнь, а духовного расслабления, нравственного принижения, соблазна других. Поэтому практически необходимо во избежание вышеуказанных извращений священнику–целибату иметь около себя на приходе родных: мать или отца, брата, сестру, тетю, словом, близкую родню, которая была бы «оградой» для него от разных нареканий, клеветы и проч. К тому же эти люди и в бытовых вопросах могут быть лучшими помощниками и советниками для юного пастыря.
Несколько слов о монашестве.
Надо сказать, что брачный путь жизни является массово доступным и приемлемым для большинства, потому что он как–то яснее и конкретнее решает проблемы жизни на приходе и дает, все–таки, семейное утешение (хотя, может быть кажущееся): помощь матушки, радость в детях и проч. Целибатство уже ограничивает широту удовольствий и ставит священника ближе к монашеству, обрекая его на одинокую жизнь и подвиг.
Монашество еще более требует самоотречения, призывая к высшему подвигу (Мф. 19,12). Святой апостол Павел сказал, что он желает, чтобы были, как и он, но каждый имеет свое дарование от Бога (1 Кор. 7,7).
Проф. Павлов говорит, что «монашество есть продукт нравственного духа христианской религии, возбуждающего в некоторых случаях и в отдельных личностях стремление к высшему идеально–нравственному совершенству, состоящему, по учению Христа, в полном отречении от благ мира и самоотверженной преданности Богу»[62].
Надо сказать, что в монашестве очень много положительного и прекрасного и самая высокая его черта это свобода от суетных, мирских, семейных обязанностей и всецелое устремление духа к Богу.
Церковная история свидетельствует, что руководящая роль в Церкви на протяжении двух тысяч лет принадлежала преимущественно монахам, священникам, архиереям[63]. Отсюда понятна постоянная неприязнь мира сего к монашескому институту и всяческое его унижение и осмеяние его даже среди белого духовенства.
Желающим идти путем монашества следует учесть, что более плодотворная деятельность священника–монаха и вместе безопасная (в смысле уклонения от нормы монашеских требований) может быть только в монастыре. Монах–священнослужитель на приходе предмет искушений и травли. Он не может исполнить своих монашеских обетов (нестяжания, девства и послушания) и постепенно может стать жертвой суетного мира и предметом всеобщего осмеяния. Это особенно следует учесть молодым инокам–пастырям. Фактически на практике раньше и теперь бывает, что на приходскую работу монахи–священнослужители посылаются уже в преклонном возрасте, 50–ти лет и более. Однако наблюдается теперь нередко, когда молодой иеромонах, или даже монах, сам «рвется» скорее уйти из монастыря на приходскую жизнь, чтобы избавиться от монастырской дисциплины и быть «свободным». И бывает с таковыми по Евангельской притче(Лк. 15,111).
Глава IV Пастырское призвание
1. Сущность призвания и его необходимость в пастырском служении
Величайшее из всех земных служений пастырское требует от проходящего его особенных качеств. Прежде всего требует призвания к нему. В призвании явно намечаются две стороны: божественная и человеческая.
Божественная сторона это помазание, излияние на призванного Духа Святого6 сообщение особых даров и проч.
Человеческая сторона призвания все, что совершают здесь люди, их человеческое суждение, их дела и поступки. Об этой человеческой стороне призвания ярко говорит святитель Иоанн Златоуст. «Люди говорят, пишет он, этот должен быть отвергнут потому, что молод; другой потому, что не умеет льстить; третий потому, что поссорился с таким–то; четвертый чтоб такой–то не осворблялся, пятый потому, что добр и скромен; шестой потому, что слишком страшен для согрешающих и т.д.»[64].
Обязательное условие успеха всякого дела, всякого служения наличие у деятеля призвания к избранному им роду деятельности. Мы говорим, что деятель имеет призвание, когда видим у него любовь, склонность, способность к своему делу. Любимое дело, близкое уму и сердцу, делается легко, без воздыхания. Тогда между душой деятеля и делом, им исполняемым, устанавливается гармония, возбуждающая интерес, обостряющая внимание, умножающая силы и притупляющая чувствительность тяжести и страданий, сопутствующих работе. Любящая мать героически переносит бессонные ночи, лишения и страдания, связанные с рождением и воспитанием ребенка, как бы не чувствуя их мучительной остроты и тяготы.
Самоотверженный воин умирает за Родину, благословляя свои страдания. Христианские мученики с победными песнями шли на костры, навстречу разъяренным зверям и, благословляя Господа, умирали на крестах, в цирках от зубов диких зверей, на кострах в пламени. Пастырская деятельность не может составлять в этом отношении исключения. Напротив, для нее–то в особенности необходимо призвание. Инструментом, орудием этой деятельности служит душа. Никому в голову не придет, чтобы можно было взяться за тонкую хирургическую операцию, имея в руках лишь плотничьи инструменты, или можно художественно передать дивные мелодии Бетховена на одной, случайно попавшейся расстроенной скрипке. Как же станет управляться с своей чрезвычайно высокой, требующей воодушевления, самозабвения, терпения, а иногда и мученичества работой пастырь с душой, не настроенной, влекомой к иным интересам и иным занятиям?
Пастырское служение соединено не только с величайшими трудностями, но и с величайшими опасностями. Вынести первые и устоять пред вторыми сможет только человек с внутренним огнем призвания к великому пастырскому делу. И, кажется, все без исключения пасторалисты солидарны в признании, что пастырское служение должно предваряться призванием к нему. Но в определении самого понятия «призвание» пасторалисты не всегда сходятся. Одни считают необходимым внутреннее призвание; другие готовы ограничиться одним внешним призванием, даже «слишком» внешним, когда, например, кого ведут к нему (пастырскому служению) желание родителей или воспитание в церковных учреждениях, приготовляющих молодых людей к пастырскому званию. Одни готовы ограничить выявление призвания одним всего моментом желания, принимающим форму господствующего мотива, стремящегося все подчинить себе; другие считают, что для уверенности в призвании надо, чтобы в течение многих дней, недель и месяцев слышался божественный внутренний голос, который с постоянно увеличивающейся силой убеждения будет говорить тебе: вот твое призвание; третьи находят необходимым иметь постоянную внутреннюю склонность к духовному званию, которая, кроме того, должна быть проверена опытными водителями душ: есть ли она плод благодати или же плод чисто человеческих расположений.
Вот здесь нам и предстоит решить основательнее, что современные пасторалисты конкретно разумеют под словом «призвание»? Почти все они сходятся в том, что наиболее достоверным признаком последнего является желание богословски–образованного человека носить звание пастыря и честно выполнять его до смерти.
Профессор В.Певницкий пастырское призвание характеризует следующим образом: «Если кто чувствует в душе своей внутренний голос, зовущий его к священному служению Церкви, или кого ведут к нему внешние обстоятельства, желание родителей, или воспитание в духовных учреждениях, приготовляющих молодых людей к пастырскому званию, то все такие не будут ли виновными в противлении Божией воле, когда упорно начнут отказываться от предлагаемого им служения или из–за того великого труда, какой связан с этим служением, или из–за страха ответственности, какой подвергнутся они, или из–за немощей своих физических и духовных, или еще по каким мотивам»[65]. Да, виновны, ответим мы. А так как нет решительно никаких данных утверждать мысль о личном призвании Богом кого–либо в смысле какого–то таинственного голоса Божия, то, значит, нужно обращать особое внимание на г о л о с с о в е с т и и на внешние обстоятельства жизни. Ждать же особенного указания Божия на это дело, значит прямо искушать Бога, как искушали Его некогда фарисеи. Если же и бывали подобные случаи, когда некоторые чувствовали в себе какое–то внутреннее, непреодолимое стремление к пастырской деятельности, будто какой–то внутренний голос шептал им, что это служение их жребий, их удел, то они, во всяком случае, единичные, следовательно, к ним никак нельзя прилагать общей мерки.
Рассуждая так, мы видим, что всякий внутренний призыв к доброделанию, подобно пшенице, заглушаемой плевелами, неизбежно подавляется в человеке противоположным злом, как об этом и пишет святой Апостол (Гал. 5,17). А заглушаемый голос, конечно, не так кажется ясным, как совершенно открытый. Человек поэтому должен внимательно испытывать себя, насколько он любит Христа Спасителя, думать о Нем и молиться Ему об умножении любви, а вовсе не ждать какого–то внутреннего озарения. Тем более, что одно внутреннее озарение само по себе отнюдь не доказывает какого–то истинного признака призвания.
Отсюда ясно, что если призванный отказывается от пастырства только потому, что у него нет желания послужить Церкви, то он должен воспитать в себе это внутреннее желание во имя любви ко Христу, и притом, вполне свободно, чтобы быть истинным делателем на ниве Христовой. Поэтому нет решительно никаких оснований разделить призванных на две категории: призванных и непризванных.
В иностранной литературе вопрос о призвании решается так: пастырь без призвания не только не счастлив, но и виновен в недобросовестности. Призвание должно бросить на весы, чтобы оно перетянуло, чтобы поднять другую чашу, полную тяжести и скорби, которую отсутствие призвания не только понижает, но и страшно отягощает, тогда как призвание все уравновешивает, все делает милым и из самых страданий создает элемент счастья. Призвание равносильно со словами: талант, способность, вкус…
Следовательно, и здесь вопрос о призвании сводится к вопросу, что говорит тому или другому совесть. Инославная литература также признает два вида призвания: внешнее и внутреннее. Не для того, чтобы быть истинным, то и другое должно быть от Бога, потому что во всяком случае призывать должен Сам Бог. Внешнее, когда Сам Бог лично дает слышать Свой голос и познавать Свою волю, это чудесный призыв.
Непосредственное же внутреннее определяется им как свободный выбор между двумя решениями. По отношению к общим нравственным обязанностям призвание не имеет места. Оно существует только, когда дело идет о выборе между двумя сторонами, одинаково одобрительными с точки зрения морали и духа Евангелия.
Отвергая ложные признаки, каковыми иностранные пасторалисты считают: материальное спокойствие, счастливую карьеру, обет родителей, принуждение и личный интерес, они указывают на истинные, по их мнению, признаки призвания, предваряя их общими суждениями. Общий принцип есть тот, чтобы решиться на прохождение обязанности, к которой чувствуют себя наиболее способными или в которой рассчитывают принести и наиболее пользы. Из комбинаций и обстоятельств и принципов, положенных здравым смыслом и Самим Богом, должны вытекать в этом деле ясность и решимость. В призвании кроется тайна, глубокое и незримое сочетание воли человеческой с волей Божией, которая возбудила сердце человека к настоящей деятельности.
Поделиться книгой: