Комсомольск 2013

Зачем я здесь? Может всё бросить и бежать? Свалить пока ещё голова на плечах. К чёрту честь, совесть и всё остальное. Кто меня осудит, скажет, что смалодушничал, предал, изменил?

Гнев калёным железом выжег крамолу. Не могу, не имею права. Другие не осудят, но от себя не убежать. Павшие друзья смотрят в душу, не дают опустить руки.

Продираясь по запорошенному бурелому к мишеням, мне в который раз вспомнились события того трагического утра. "Авангард" запруженный народом. Оккупационные власти согнали на стадион больше двух тысяч обречённых, решив разрулить проблему по-пиночетовски. Выстрел, боль, забытье. Очнулся от холода ночью. Помню, долго смотрел на звёзды, на поднимающийся изо рта пар, закрывающий небо. Страха не было. Я бы наверно сгинул в этом чёртовом карьере у хапсолевской сопки, куда вывезли наши останки. Подох, как бродячая собака в грязной подворотне, но спасительные образы Максимки и Александры стояли перед глазами не давая отдать богу душу.

И я пополз. Пополз по ещё не замёрзшим телам несчастных, расстрелянных по приказу ненавистного генерала. Возможно, могилой мне бы стал один из местных сугробов, но проведению было угодно, и я выжил, выжил несмотря, ни на что. Спасибо поселковским, нашли, помогли, отправили в одно из дальних садоводческих товариществ. Выходили, вернули тягу к жизни, веру в справедливость.

Хрустнула ветка. Я невольно замер, шаря взглядом по ближайшим кустам. Пустынный лес, мгновение назад казавшийся мирным, заиграл на струнах страха. Где то вдалеке взмахнул крыльями ворон и с веток на землю посыпался белёсый иней. Шагавший первым Сашка неестественно покачнулся, заваливаясь набок. По ближайшим стволам лиственниц застучала знакомая трель автомата.

— Ложись! — только и успел крикнуть я, нащупывая в кармане ТТ. Глеб и Семён бросились врассыпную, ныряя в глубокий снег.

— Мать его!

Я перекатился в сторону, осторожно глянул из-под ствола поваленной осины.

"Где ты, чёрт тебя побери"?

Мерный стук пронзил моё укрытие, осыпав голову трухлявой щепой.

— Не высовывайтесь! — крикнул я в небо, отползая за соседний сугроб.

Облава? Не похоже. Стрелял один автомат, скорее всего дозорная группа узкоглазых. В последнее время в окрестностях Комсомольска появились летучие патрули китайцев. Перемещаются на джипах, выявляют сочувствующих сопротивлению.

Затвор пистолета тихо щёлкнул, вогнав патрон в патронник. У меня крепкие нервы и рука не дрогнет. После "Авангарда" во мне словно что-то умерло, какая-то частичка человечности. Ненависть к захватчикам грызёт душу волком, к чёрту милосердие.

Я снова осторожно выглянул уже из-за пня. Позиция не ахти, но и враг в таком, же положении. Зимний лес, довольно неудобное место в плане маскировки, всё как на ладони.

Смуглую физиономию китайца, я разглядел отчётливо. Молодой, немного за двадцать, совсем ещё сосунок. Белый масхалат сидит на нём словно бесформенный балахон, мешая проворно двигаться. Дилетант. Их видно сразу. Наша СВДешка обмотана лоскутами белой материи, а его тёмный калаш маячит за километр. Тем хуже для него.

Наблюдаю, не шевелясь, стараясь дышать как можно реже. Вряд ли мой пар видно, но выяснять не стоит. Главное, один ли он.

Китаец выглянул из-за ствола соседней берёзы, предусмотрительно выставив вперёд автомат. Уйти ему не дам. Можно конечно затаиться, надеясь, что он не станет шарить по кустам, но мёртвый Сашка не должен остаться неотомщённым. Кровь за кровь.

Поймав азиата на мушку, я задержал дыхание и нежно нажал на курок. ТТешник сдавлено кашлянул, сбив звуковой волной иней с ближайших веток. Горячая гильза вывалилась из прорези сбоку пистолета, шлёпнувшись на примятый снег.

"Туда тебе и дорога".

На груди китайца медленно расползается красная клякса, перекошенный рот, жалкие испуганные глаза. Чего-чего, а пулю он получить ни как не планировал. Молодость, при всей своей притягательности имеет один значительный недостаток. Море по колено и всё по плечу, если что и случается, так это не со мной.

Узкоглазый пытается устоять, хватаясь за ствол берёзы, но автомат упрямо тянет его к земле. Ноги не слушаются, взгляд расфокусированно пялится в никуда. Тоненькая струйка крови течёт изо рта, пачкая безупречно белый халат.

Второй раз стрелять, не стану. Жалко патрона, да и смерть уже занесла косу над непрошенным гостем. Аминь. Бесформенная фигура азиата сползла по стволу на снег и затихла. Мёртвые глаза смотрят в сугроб, окропленный бурыми каплями.

— Готов.

Я робко поднялся. Рядом где то бродят его товарищи и рано или поздно найдут пропавшего сослуживца. Остаётся только их дождаться и положить всех рядком.

— Глеб, Семён, — я снова присел, чтобы не маячить, — Глеб…

За соседним кустом послышалась возня, из-за белого бугра показались не моргающие испуганные глаза.

— Ко мне, быстро, — махнул я ещё тёплым пистолетом. Глеб пополз по-пластунски между сугробов, оставляя на снегу глубокую борозду. Следом белый как мел Сеня, тянет на ремне обмотанную снайперку.

— Сашка, там, Сашка, — чуть не плача от досады сбивчиво протараторил Глеб, — он, он…

— Мёртв, — спокойно констатировал я. Мне и самому не по себе, а какого им. Ещё молодые ребята, Глебу нет и восемнадцати, совсем ребёнок. Семён постарше, но и он шокирован гибелью товарища. Смерть Сашки на моей совести, мой просчёт.

Я презрительно глянул на поверженного врага, схватил узкоглазого за грудки.

"Побудь подсадной уткой".

Труп китайца я как смог усадил около измазанного кровью ствола берёзы, положил на колени разряженный автомат.

Пора уходить, у меня нет ни какого желания терять ребят. В любом случае базу придётся менять. Я подобрал с земли винтовку, повесил на спину. Нужно отойти на несколько сот метров севернее и затаиться. Сколько придётся ждать, одному богу известно, но они придут, придут обязательно, иначе никак.

Пригнувшись, я засеменил к ближайшей возвышенности, подгоняя вперёд Глеба и Сеньку. Усиливающийся ветер заносит следы, скрывая наше поспешное отступление. Намётанным взглядом я приметил поваленный ствол вывороченной лиственницы, куда мы и направились. Двести — двести пятьдесят метров, дистанция подходящая, мёртвый захватчик как на ладони, рука не дрогнет.

Я первым забрался на возвышенность, поставил к берёзе винтовку. Стайка птиц вспорхнула с веток, понеслась между деревьями прочь от людей. Полуденное солнце равнодушно наблюдает за разыгравшейся трагедией, безмолвно подмигивая сквозь набегающие облака.

— Скорей. Глеб схватился за мою протянутую руку, проворно схоронился за берёзовым стволом. Запыхавшийся Семён еле поспел за товарищем, буквально валясь с ног.

— Ложись, — я сунул в замёрзшие руки Глеба полевой бинокль, снял с плеча винтовку.

— Наблюдайте по очереди, ты, Сеня фронт, ты, — кивнул я Глебу, — тыл.

Руки проворно очищают СВДешку от налипшего снега, сам не забываю обозревать окрестности. Пара глаз хорошо, три лучше. Четыре оставшихся патрона исчезли в магазине, приклад щёлкнул фиксатором.

— Они рядом, задницей…

Я не договорил. Со стороны города, на склоне соседней сопки, взлетела стая воронья. Может просто птичьи игры, но скорее всего пернатых потревожили. Я до боли всматриваюсь в окуляр прицела, обшаривая взглядом местность. На белом покрывале леса трудно заметить людей в масхалатах, но опыт есть опыт. Они двигаются со знанием дела, явно не простаки. Один постоянно контролирует ситуацию спереди, другой прикрывает спину. Будь мы вооружены калашами, шансов у нас было бы немного. Я пихнул Глеба в бок, показывая кивком, где противник. Ребята впервые в бою, так что пусть посмотрят. Ствол винтовки нежно лёг на снежный бруствер, сухо щёлкнул затвор.

— Ни кто не желает? Осведомился я у молодёжи.

Семён с Глебом затравлено переглянулись, но я их упредил.

— Смотрите как надо, сегодня я сам.

Окуляр СВДешки приблизился глазу, местность около нашей подсадной утки стала ближе в разы. Я с интересом рассматриваю лица захватчиков, наблюдаю их мимику, азиатские ужимки. Китайцы идут по следу почившего товарища, приближаясь к цели. От заветной берёзы их отделяло не больше пятидесяти метров, когда первый из них замер. В первый момент я не сразу понял, что произошло, но Глеб вовремя подсказал.

— Сашка, он заметил Сашку.

Я выругался про себя, что не завалил нашего погибшего товарища комьями снега. Из-за небольшого просчёта всё может пойти наперекосяк. Если узкоглазые почувствуют западню и улизнут, максимум через сутки последует карательная операция. А рядом, в трёх километрах крупное садоводческое товарищество.

Я как следует, прицелился, сливаясь с винтовкой. Мир вокруг перестал существовать, сгинул, ни времени, ни пространства, только безликая цель на мушке. И я бог, вершитель судеб.

Курок пошёл назад, освобождая жаждущий дела боёк. Глушитель плюнул облачком сизого дыма, приклад осчастливил отдачей.

— Есть, — едва слышно зашептал Глеб, разглядывая жертву в бинокль, — в яблочко.

Мне комментарии ни к чему, и сам знаю, что попал. Опыт, помноженный на испепеляющую жажду мести, и результат налицо.

— Второй, — тараторит эмоционально Семён, — второй уходит.

Как учили, меняю позицию, хищно гляжу в окуляр, выискивая беглеца. Последний третий азиат, петляя, карабкается на заснеженный склон сопки, откуда несколькими минутами, раньше, явился, вместе с погибшим товарищем.

— Уйдёт, — надрывно бросил Глеб, — стреляй же!

Я внутренне улыбнулся, играя с последним китайцем. Уйти не дам, за Сашку, за всех кто не дожил до этого дня. Проклятый вражина проворно лезет на склон, по колено, утопая в снегу. Ещё пару десятков метров и он бы ушёл, ушёл бы от кого-то другого, но не меня.

СВДешка сдавлено чихнула, фигура в белом масхалате театрально замерла в неестественной позе. Мне почудилось, что он хотел обернуться, но дырка в основании черепа вряд ли бы позволила глянуть в глаза своего убийцы.

— Итак, обстановка следующая, — отражение в выцветшем зеркале покосившейся стенки, изогнулось, искажённое хрусталём фужеров. Прошло несколько месяцев после стычки в лесу, но меня всё не покидает боль утраты боевого товарища. Гибель Сашки, глупая и бессмысленная, лежит на душе камнем, не даёт спать спокойно. Не знаю как Глеб и Сенька, но я не найду покоя пока не увижу последнего узкоглазого драпающего без оглядки в свой поганый Китай.

Я по-армейски чётко повернулся на каблуках, глянул на товарищей.

— Сегодня наш друг генерал Ло прибывает в город в связи с открытием технического университета.

Семён, развалившись в старом покосившемся кресле, листает потрёпанный цветастый журнал, разглядывая откровенные картинки.

— Ло, — широкое лицо удегейца исказилось гримасой неприязни, — жду не дождусь когда закатаю в его лоб порцию свинца.

Он загадочно глянул на скучавшего, на диване Глеба, — на его совести немало моих друзей, чего стоит одна акция на "Авангарде".

Оба, словно по команде посмотрели на меня. Проклятый стадион является мне в кошмарах, терзая душу стоном убитых по воле кровожадного азиата.

— Ладно, — я отодвинул мятую штору, глянул на проносящиеся по проспекту Ленина автомобили. Китайцы не стали переименовывать улицу, правда, с площади убрали памятник Ильичу. Теперь там высится двадцатиметровая статуя Мао, а наш классик марксизма-ленинизма перекочевал на площадь перед домом быта.

— Всё это лирика, давайте займёмся делом.

Семён отложил потрёпанный Пинтхаус, принялся развязывать туристический вещмешок. Довольно скоро оттуда показался ствол нашей верной СВДешки, другие детали винтовки. От окна наблюдаю, как Глеб умело соединяет их воедино, являя на свет рукотворное чудовище.

— Сможешь? — спросил я как бы невзначай.

Глеб замер с прицелом в руке, взглянув на меня круглыми от удивления глазами.

— Я?

Руки дрожат, лицо боевого товарища стало красным. Глеб отлично стреляет и не промахнётся, чего не скажешь обо мне. Я, признаться, растерял львиную долю самообладания, оставив её в тот достопамятный день на главной спортивной арене города. А выстрел только один, второго шанса не будет.

Мне представился подлатанный нашими умельцами из соседнего садоводства старенький Москвич, ждущий нас около подъезда. Уходить придётся сразу. После ликвидации Ло, сделать это будет не трудно, правда, если действовать быстро. Неразбериха не плохой союзник, до промышленной зоны подать рукой.

Я нащупал в кармане ветровки обойму, бросил её Глебу.

— Действуй.

Пальцы молодого человека ловко поймали чёрный прямоугольник, чётко без суеты вставили в разъём. Слух резанул щелчок затвора, ствол с глушителем на конце, лёг на импровизированный бруствер, наскоро сооружённый из стола и пары табуреток.

— Ну, с богом!

Понимаю, что просить помощи у господа в убийстве, кощунство, но высшая сила нам не помешает. Одного везения в таком деле явно недостаточно. Остаться в живых, вот наша цель. И я сделаю всё, чтобы выбраться из ставшего чужим города.

— Приготовься! — прошептали губы Глебу, — соберись.

Я отодвинул в сторону зелёную замызганную штору, обнажив старую растрескавшуюся раму с выставленным стеклом. Позиция не ахти, но выбирать не приходится. Все окрестные квартиры заняты китайцами, а эта почему-то осталась бесхозной. Старые хозяева, очевидно, живут в дачном секторе, и вряд ли бы стали протестовать против нашего вторжения.

Я осторожно глянул в дыру между стёкол, разглядывая внушительную толпу возле университета. Спустя год китайские власти всё-таки решились вновь открыть учебное заведение, правда, российским студентам места там не нашлось. Огромная масса умилённых азиатских физиономий, море разноцветных флажков над головами. Они напомнили мне первомайскую демонстрацию, когда я был маленьким. Таращился детскими наивными глазёнками на обилие флагов и транспарантов, слушал бравурные призывы диктора. Сейчас всё изменилось, нет больше ни того времени, ни той страны. Давно почил Советский Союз, породив на свет божий Россию. Мы считали, наступила новая эра, новая жизнь, но вспышка на Солнце изменила всё, разрушила надежды, растоптала мечты.

Линзы полевого бинокля приблизили запруженный китайцами вход старого институтского корпуса, зелёную ковровую дорожку, оцепленную солдатами. Море цветов, нелепые портреты Мао в руках новоявленных студентов. Я скрепя сердцем смотрю на фасад здания, где вместо привычного, технический университет, красуется ряд ненавистных иероглифов.

— Не хилый праздник, — подметил сконфуженно Глеб, — до оккупации я успел поступить на факультет электроники.

Я опустил бинокль, отошёл в сторону от окна.

— Праздник недолго испортить.

Старое кресло радушно приняло моё уставшее тело, заголосив протяжным скрипом.

— С радостью, Олег.

Глеб добродушно глянул на меня и Сеньку. Немигающий глаз прильнул к прицелу, всматриваясь в грандиозную толпу.

— Кажись едут.

Я проворно вскочил, больно ударившись рукой о подлокотник, сдвинул прочь занавеску.

— Его охрана.

Четыре зелёных Хамера подкатили к бывшей автобусной остановке, разгоняя встречающих светом синих сирен. Двери джипов разверзлись, на тротуаре, словно по мановению волшебной палочки материализовались два десятка фигур в чёрной униформе. Слаженность действий, ни одного лишнего движения, в руках короткоствольные калаши. Профи, сразу видно.

Бинокль выхватил часть толпы, рядом с Хамерами, застывшие лица телохранителей. Взгляд метается от одной машины к другой, пытаясь понять в которой Ло.

Генерал не глуп, свою жизнь ценит. По слухам он уже пережил несколько покушений, но дилетанты вряд ли смогут устранить столь хорошо охраняемую персону. Здесь нужен профессионал.

Затаив дыхание, наблюдаю как один из чёрных истуканов, взялся за ручку, распахнул дверь.

— Внимание, — мой дрожащий голос завибрировал, коверкая от волнения слова, — третья машина, задняя правая дверь.

Ствол СВДешки, лежащий на табуретках перестал дрожать, лицо Глеба окаменело.

— Вижу, командир.

Я словно в замедленном кино наблюдаю, как мой боевой товарищ уверенно жмёт на курок, как разлетается оконное стекло, капельки крови у себя на лице. Первые секунды я силился понять, что происходит, но заваливающееся на пол тело Глеба вернуло меня к действительности. Кровавая лужа на придвинутом к окну столе, лежащая на полу винтовка, безумные глаза Сеньки.

— На пол! — заорал я сиплым голосом, — ползком к выходу.

Семён, не раздумывая, распластался на замызганном линолеуме, пополз к дверному косяку. Стена напротив окна, подмигнула цепочкой пулевых отверстий, осыпав нас штукатуркой. Время, словно замедлилось. Я упал, пополз, сжимая в руке верный ТТешник. Растоптанные ботинки Семёна, мелькают перед глазами, над головой противный свист пуль. Мысли роятся, пропадают, но одна не уходит, выжить, выжить любой ценой.