Салон 1-67 - Сборник любительских околоюморных текстов от Anekdot,ru

Автор неизвестен

Салон 1-67 - Сборник любительских околоюморных текстов от Anekdot,ru

Cалон 1-67: Сборник любительских околоюморных текстов от Anekdot.ru

Четверг, 3 декабря 1998

Выпуск 1

Четверг, 3 декабря 1998 00:00:00 Уважаемые судари и сударыни, медам и месье, леди и гамильтоны! В этот знаменательный день ... (нет-нет, лучше тоном выше, в фа мажоре): В этот знаменательный день позвольте рассказать вам, чем же он знаменателен, и зачем, собственно, мы здесь собрались. Пока я еще это помню, и поэтические водопады и ураганы стремительной прозы не смели нежный росток Замысла. А Замысел был... И витала в воздухе идея... И подхвачена была она Демиургом нашим Димой Вернером из воздуха и стала живой плотью. И просветленные пииты возблагодарили Его и облекли ее в нарядные одежды. И настало всем Щастье. Изящная словесность получила отдельную квартиру, не дожидаясь 2000-го года. Нет, даже не квартиру (что такое квартира - 75 квадратных метров со всеми удобствами в типовой панельной семнадцатиэтажке?) Нет, это Дом. С гостиной, фонтаном и садом. С каминами, парадной лестницей, мраморными скульптурами неизвестных античных авторов 19-го века, и прочими полагающимися моменту канделябрами. Салон. Вот что решено было устроить во всем этом великолепии. Салон, в котором найдут себе приют и поэзия, и проза, и беседы об Изящном. Нет, здесь не будут говорить исключительно высоким штилем. Веселия глас не умолкнет в этой обители. Но и он будет жечь глаголом сердца людей. Жечь глаголом и гасить существительным - пародией, эпиграммой, буриме, и прочими милыми сердцу пиита каминными безделушками. Дорогие пииты, прозаики и даже (да-да!) критики! Новорожденный Салон ждет ваших шедевров. Обновляться он будет исключительно сфонтанно и только вручную, поскольку нельзя доверить такое тонкое дело бесстрастной автоматике. Сознаемся - не все, не все присланное будет опубликовано. Беседы о политике, реплики сорта "все вы - $#$:$#:$#, $#"$#"$ и "$#"$#$!", стихи, авторы которых не в силах отличить четырехстопный амфибрахий от пятизвездочного коньяка, могут и не найти себе места в гостиной. А могут и найти. Возможно, для них будет создана отдельная красивая корзинка. А, возможно, и не будет. Не можем мы в подробностях предсказать судьбу этого подающего большие надежды дитяти. Что и замечательно. И вселяет большие надежды... Итак, господа и дамы. Революция, о необходимости которой так долго твердили большевики, наконец-то, свершилась! А теперь - дискоте... ах, пардон, аллюзии и реминисценции из трудного детства... Нет-нет, теперь - Салон!

Ежинька

Серенада Торквемады Есть только разлуки, А встреч не бывает, Синьора, позвольте, Cкажу невзначай: Не дамся я в руки Тому, кто не знает В объятиях смерти Блаженство и рай. Нет, встречам не верьте: Бок о бок со смертью Есть только "прощайте", Есть только - "прощай"! Одно лишь на свете Ценю обещанье: Слова до свиданья, Adios, good bye! Синьора, не надо Ни рая, ни ада, Позвольте лишь мимо Не глядя пройти. Одна лишь отрада В эпоху распада Любви пантомима В начале пути! "Торквемада - Великий инквизитор"

Такое со мной случается редко. Чтобы стать перед зеркалом и посмотреть на себя. Причем с удовольствием. Такого не случалось уже лет двести. Я порешил в доме все зеркала, чтобы, если не приведи что, -- даже черным драпом накрыть нечего было. Пардон, меня просили сегодня быть трезвым и без тоски. С первым я еще как-то справляюсь вот уже минут двадцать, а со вторым -возможны рецидивы. Вот ведь, человек я какой, безотказный. Меня просят -- я никогда не отказываюсь. Просьбы тоже редко исполняю, но никогда не отказываюсь. Да, так где мы были, когда нас прервали воспоминания?.. Ах, да, зеркало. Отчего, спросите меня, тебе вдруг стало на себя в зеркало смотреть не противно? Скажу вам с удовольствием: потому что я вдруг стал ростом выше, в плечах шире, в спине прямее, взгляд... э-эм... о! сканирующий -- верный признак того, что я раньше ошибался в подсчетах своего возраста. Возраст вычислив как отношенье пути К средней скорости бурных влечений... Пардон, рецидив. Мы сейчас не об этом. А почему, спросите вы меня, такие обратные метаболизмы и нелинейные протуберанцы? Отвечаю: фрак. Чего-чего? Это, значит, вы спрашиваете. Ну, давайте, спрашивайте, чего-чего? Па-автаряю, поезд до станции Фролово... Г-хем, рецидив. Повторяю, фрак. Последний раз видел себя во фраке ровно триста семьдесят девять лет назад, тогда еще в мире (миру?) фраков не носили, я тогда еще был сильно молод, и молодость не должна была кончиться никогда. Но она об этом не знала, и кончилась. Не должна была, но расплатилась. И что вы думаете? На меня сегодня с утра надевают фрак, ну, понятно, пришлось лохмы в косичку собрать, бороду разгрести, потому что бомжи, говорят мне, во фраки не одеваются. Вот, говорят, теперь ты стал похож на человека, и подводят к чудом сохранившейся в радиусе километра от моего дома зеркальной витрине супермаркета, похож на человека. Так вот ты какой, человек?.. А я тебя представлял совсем иным? Нет, мы сейчас не об этом. А по какому праву, говорю, и в чем меня, собственно, обвиняют... То есть, не так... А по какому случаю, говорю, и куда вы меня в таком очеловеченном виде влечете? (Чувствуете? "Влечете". Пару дней назад я бы убил каждого, кто это слово произнес бы при мне. А сейчас нельзя -- я во фраке. И положено говорить "влечете", это входит в один комплект с фраком. Порепетируйте на досуге.) А они больше не говорят ни слова, а молча приводят меня сюда. И напоследок просят, глядя прямо в глаза, мол, только много не пей и давай без тоски. Вот я уже полчаса не пью ваабще. И даже почти без тоски. Но в зеркало все время поглядываю, не приснился ли мне там этот образ человека в зеркальной витрине супермаркета. "А что ты там нам про комплект к фраку говорил?" -слышу справедливый вопрос заинтересованной аудитории. Па-автаряю... Назад... Объясняю. Как нас учили ровно триста семьдесят девять лет назад, тогда, правда, во фраках не ходили, приходилось эти идиотские панталоны носить и эти совершенно идиотские парики, из-под которых у меня всегда торчали лохмы и на которые никогда не надевался мой любимый кожаный картуз "а-ля Лев Троцкий - организатор Красной Армии, Москва, 1918, масло, гипс, открытый перелом", но не суть... вот ведь, что бывает, когда целых сорок минут ни капли влаги, забыл с чего начал и куда шел. Ах, да, тогда, много лет назад нам говорили: как только надеваешь фрак и попадаешь в приличное (при Лице, значит) общество, забудь о следующих удовольствиях жизни: забудь об ковыряться в носу, даже в своем; забудь об вытирать руки, даже передние, об занавески; даже и не думай лакать воду из фонтана, тем более залезать туда с резиновой лодкой; забудь об хватать даму за? э-эм? забыл это слово, и влечь (!) ее в заросли жасмина без согласия присутствующего при этом ее мужа или двоюродного брата (что чаще); забудь об дать кому-нибудь из них в морду даже в его присутствии, сначала выведи его на воздух, сыми фрак с вас обоих и тогда думай об дать ему по морде, но не до того -- береги честь мундира, то есть фрака; вообще никогда не вспоминай об закусить коньячишко Camus рыбкой из пруда (про резиновую лодку мы уже говорили, пруда это тоже касается, распространяется также на акваланг -- его вообще запрещено надевать поверх фрака); забудь об петь дуэтом с хозяйской канарейкой и учить ее нотной грамоте (канарейку. Хозяйку можно.); то же на брудершафт; то же с хозяйкой: требует аккуратного подхода, фрак скидовать надо не раньше третьего такта, иначе вы не будете адекватно интерпретированы окружающими, верьте мне. Ну, остальное я вам расскажу по ходу дела, в рабочем, так сказать, порядке. Молодой человек, да, вот вы, в джинсах, не смотрите по сторонам, я вас имею в виду -- вас это тоже касается. (Любезнейший, я, конечно, понимаю, ты на работе, милейший, но ты коньячок мимо меня не носи с такой скоростью, что у меня голова аж кружиться начинает, остановись, я ж никому не обещал рекордов трезвости в первый же вечер, предложи и мне рюмашку. А я, пожалуй, соглашусь.) А что вы хотели? Салон...

Story Teller

Уже и нолито, и выпито не по разу, а дорогого гостя все нет... Улыбки штатных гостей становятся все натянутей, гостеприимство хозяев все напряженнее, шутки все чаще зависают в воздухе, и в эти моменты особенно ясно раздается угрожающее тиканье больших настенных часов, к которому постепенно все начинают прислушиваться со вниманием, что было припасено для того, кто все еще не пришел... Но вот хозяин несет из кухни, из самого сердца ее, осыпающуюся белыми хлопьями, заветную, дожидавшуюся этого дня, особую.., которая водружается в центр стола и знаменует собой перелом в ходе вечеринки, это - кульминация. Гости и хозяева оживляются, наперебой, скороговоркой произносятся тосты, рассказываются анекдоты, рассыпаются остроты, без всякой торжественности, лишь бы, наконец, высказаться, избавиться от заготовленного и столь стоически хранимого запаса слов, что начали уже потихоньку подтухать в накаленной атмосфере ожидания. Никто не слушает никого, говорят одновременно, не тратя времени даже на улыбки, глотая в шутках соль, в тостах - адресатов. Один за другим гости начинают куда-то исчезать, и только с уходом последнего хозяева это замечают. В воздухе остался сигаретный дым, запах перегара, настоянный на миазмах винегрета и подгоревшего мяса, и, тем не менее, - какая-то пустота. И вот - посуда вымыта, объедки и сливки - в холодильнике, хозяева завершают ритуал отхода ко сну... Звонок в дверь. Пришел он. Возбужденный, полный идей, планов и себя. Но кому в голову придет упрекнуть его хоть в чем-то? Три четверти бутылки водки, полмиски салата, пара забытых гостями пачек сигарет и - почти непочатая ночь впереди... Так приходит Вдохновение.

Spiritus

Рассвета воспаленный глаз, Как от любви бессонной ночи, Еще раскрывшийся не очень, С укором всматривался в нас. А мы, что сотни лет на ты, Как и положено влюбленным, Под этим взглядом воспаленным Своей стеснялись наготы. И яви черная тоска На расстоянье волоска От сердца льдинкою забилась. Но глаз росой прополоскав От сна и звездного песка, Рассвет уж гнев сменил на милость.

Story Teller

Общим местом стали рассуждения, что наша жизнь груба. То есть, сами мы люди тонкие и изысканные, но не умеем этого показать. Хотим сказать что-нибудь изящное, а по Фрейду проклятому выскакивают почему-то полуматерные корявые сентенции. Язык все еще шершав, как драчевый, не при дамах будь сказано, напильник. И даже интеллектуалы анекдот.ру, мастера слова, иногда пренебрегают формой, делая акцент на содержании, будь то аборты у крестьян или abort у программистов. Изящность языка общения явно уступает ценности компьютерных языков. А ведь еще товарищ Сталин, как раз перед тем, как приказать долго жить, приказал нам всем вплотную заняться языкознанием. Короче говоря, мой тезис сводится к известному высказыванию актера одного популярного театра - блюди форму, а содержание подтянется. Теперь вопрос, а с какими красивыми формами нам хотелось бы иметь дело? Гусары, молчать! Ваше слово, товарищ муза! В первую очередь, стихи. Лично я к ним отношусь, как блондинка к мужчинам. Они должны быть красивы, гармоничны, не обязательно слишком умны, но ум не является недостатком. Надо, чтобы они ласкали наш слух, и, в то же время, было приятно ощущать их плоть языком. В крайнем случае, они могут быть и грубы, но под этой грубостью должно проглядывать внутреннее изящество. Короче, если разбойник, то благородный. Приветствуется и грубость-игра. Остроумие как мужчин, так и стихов, крайне необходимо. К сожалению, очень часто и те, и другие, если умны, то крайне занудливы. Неотесанность и тех, и других омерзительна. Так же омерзительно, если от них дурно пахнет. И те, и другие должны сразу же обращать на себя внимание, если хотят мне понравиться. Иными словами, приятно их встретить по одежке, а потом уже оценить их ум. Выпивка побуждает к общению с теми и другими. Как они так устроены, что могут доставлять мне удовольствие, я не очень представляю. В принципе, это интересно, но не это главное. Когда я читаю стихи, это может напоминать рассматривание блондинкой иллюстрированного женского журнала о мужчинах. Сверхзадача как мужчины, так и стиха, не должна примитивно выпирать. Она должна появиться в наиболее благоприятный для этого момент, который не надо подгонять шпорами. В стихах, как и в мужчине, приятно видеть скрытый богатый подтекст, закамуфлированную сладостную квинтэссенцию, которая предназначена для тебя. Мужская суть импонирует блондинке, но ярко выраженная нагота может отдавать безвкусицей. В этом случае фантазия, источник немалых наслаждений, чахнет на корню. Получается грубо, потому что зримо, хотя и весомо. Неприятно видеть, как голым естеством тебе тычут в глаза. Это простота, которая хуже воровства. Перейдем плавно к прозе. Богат прозаиками анекдот.ру. Талантов много, и я поклонник многих. Но вот что характерно - почти все они бескомпромиссные борцы за истину. А как же красное словцо? Ради истины они его не жалеют. В принципе, они не совсем неправы. Потому что есть и другая крайность. Существует, например, один такой заокеанский сетевой альманах, там о политике много говорят. Однажды редактора стали упрекать, что вот, мол, у вас автор сначала одно утверждал, а потом совсем другое. Как же так? Так редактор ответил, что главное - красота дискурсов, а не низкие истины. Спорный ответ. Но ведь товарищ Дэн Сяо Пин еще задолго до того, как перекинуться, говорил, что надо брать самое лучшее у всех, даже у заокеанских деятелей. Красота нам бы подошла. А как было бы хорошо, если бы расцвел жанр пародии. Непуганные объекты бродят по резервациям анекдот.ру. Отдельные охотники (не будем называть имен) уже вернулись с трофеями (не будем называть жертв, все мы их знаем). Но настоящий массовый охотничий сезон еще не открыт. Егеря, пора дуть в рожок! И еще. Кто может ответить на вопрос - почему салоны всегда возглавляли женщины? Сразу приходят на ум такие модераторы - А.П.Шерер и Элен Безухова, г-жа Сталь и мадам Рекамье, Аспазия и М.Андреева. А сколько безвестных подвижниц? А у мужчин почему-то организация салонов получалась не вполне. Вот, к примеру, Г.Распутин затеял салон, там я не знаю, кружок половой мистики, и вышло черт-те что. А почему? Что, у мужчин тот орган, который за салоны отвечает, плохо функционирует?

Володя без адреса

Осушим глаза и бокалы! И снова наполним - пора! Хмельным и нестройным вокалом Прогоним тоску со двора!

Spiritus

"Московское время - четырнадцать часов", - доносится из приемника трагический голос. Раннее утро, солнце еще не село, я валяюсь в постели, а телефон уже трезвонит вовсю, подпрыгивая как пейджер на углях. - Ну, чего еще там - с сожалением прерываю медитативное удовольствие от разглядывания больших пальцев на ногах. - Але, да, привет, все в порядке, не жалуюсь, ну, жаловался, но вчера и не тебе, не телефонный разговор, ну, счастливо? что, нет? ах, вечер, ах, сегодня, ну да, замечательно, салон? Знаем, никогда не нравилось. Покормят? да знаем, никогда не наедались. Что за обстановка - приносят маленьких бутербродиков, из которых торчат сосновые щепки, канапе, черт побери, а ты же знаешь, у меня аллергия на хвойные породы - помнишь, как я долго аллергировал, упав в прошлом году с новогодней елки в фонтан? то-то! ну, так этих канапей нужно 46 штук, чтобы составить нормальный бутерброд. Что? да, считал, да, составлял - труднее всего скрыть раздражение и, вынимая из них эти занозы, с удовольствием прислушиваясь, как гулко падает в бездонный желудок номер эдак тридцать пятый, отвечать какой-нибудь назойливой даме ну, какие там умные мысли, когда я ем - я глух и неадекватен, да что Вы, как интересно, нет, я не голоден, я вчера завтракал, что Вы говорите, на всех гостей предназначено? надо же, все 46 штук? Ну, а водка у хозяев, хотелось бы знать, не пропорциональна закуске? А эти придирки к поведению - не в ту кадку не с тем фикусом плюнул, не об тот рояль бычок потушил, не так петарду запустил во время исполнения романса, не те слова, да не при тех дамах, да не тем тоном произнес. Они, видите ли, изячные, а одна такая изячная медведица игриво плюхнулась мне на колени с разбегу - месяц в гипсе, оно мне надо? Одну плечом легонько задел - она, правда, лбом об косяк - два слоя пудры стерла, так она мне таких словей и в таких пропорциях наговорила, я только понял, что харизма у меня не та, и не на том месте. А форма одежды номер раз - фрак с босоножками? И с ехидцей мне так, вежливо, - застегните пинжак - у вас волосы на груди видны. Сквозь футболку пробиваются. Джинсы не поглажены, уши растрепаны. А эти гости, ой, смотрите - вон тот хлипкий старик - гений, титан, глыба, матерость. Этой глыбе уже пора себе упаковку потверже подбирать, дома сидеть, инвентаризацию проводить - кости пересчитывать, так нет - и ему канапей подавай. И еще кого-нибудь, шоб разжевал. Молодых талантов - не счесть. Пегасы так под окнами и ржут, музы антенну раскачивают - прием плохой. На лбу у них глубокая поперечная складка - явно шрам от аппендицита, а они ее хмурят и важно так ходят - от шампанского к коньяку. Подождите - хватают за локоть - вот этого Вы разве не узнаете? Конечно, нет, разве он Кобзон, чтобы его все узнавали? Ну, и самое приятное - дамы. Ограниченный контингент. Некоторые причиняют удовольствие, но редко и не по четвергам. А в салоне у них еще Кюхельбекер бывал - до сих пор боятся пол помыть. Нет, нет, не пойду, извини, занят, болен, вечером провожаю поезда, все верно, совсем не так, как пароходы. Да-да, нет-нет. Ну, пока. Фу-ух. Тем более, приглашен я уже в Cалон. А Cалон - салону рознь... Лентяй

Понедельник, 7 декабря 1998

Выпуск 2

Ежинька

Все! Я закрываю глаза! Я лечу вниз и в сторону! Воздух свистит у меня в ушах. А может, это не воздух? Ну, конечно, это же я сама свищу. И откуда я знаю эту мелодию? Что-то спина чешется... Б-г мой! Да у меня крылья растут!!!!!! Зачем? Я не хочу! Ведь, если у меня будут крылья, мне придется лететь вверх, а я не хочу, не хочу! Фуф, вроде обошлось... Как же все-таки замечательно падать! Руками пытаюсь ухватить струи воздуха. Вот! Поймала! В одной теплый, в другой холодный. Ладно, отпущу.... В животе как будто миллион крохотных мотыльков, порхающих в беспорядке и сгорающих от пламени сердца. Ой! Почему вдруг так спокойно и тихо? Любопытно, но глаза не открою. Пусть кто-нибудь придет и решит, что я разбилась. А я так и буду лежать, задерживая дыхание. И каждая косточка моего освобожденного тела будет наслаждаться бесконечным спокойствием. А в мозгу будет звучать все та же неизвестная, но до боли знакомая мелодия. А, впрочем, никакой боли, сплошной восторг!!!!!

Сонюша <[e-mail]>

В пространствах сада городского, среди газонов и аллей, детей, колясок, голубей, как запах роз, возникло слово. Тревожный, напряженный звук метался, путаясь в цветах, взметал с дорожек легкий прах, летел, как бабочка из рук. Разлившись в воздухе весеннем, перебивая тишину, бросая отзвуки и тени, взлетая круто в вышину, собою наполняя свет, возник таинственно сонет.

Хрюша

Зима Медленно. Медленно. Гудящие ноги - неудивительно, натрудились-то сегодня, находились, насиделись, да так, что на ягодицах две мозоли выросли, переставляются. То есть, не двигаются, а именно переставляются, внешней силой, даже и не мной - ШЛЕП! - как камень, падающий на подушку из мха, болотную, проседающую, но не рвущуюся, и сразу второй, рядом, в полуметре. И по стеклу босыми ногами. Режется, не ноги, но взгляд - на куски, на полоски, на фантики. Нет, не босыми - но тяжелыми кожаными ботами, не чеканя шаг, но шаркая; не по стеклу - но первый снег лежит осколками, мириадами блестящих кусочков (Кай, ау! Давай ко мне, счастья не будет, зато работы - навалом, собирай свою вечность, строй замок, не песочный, и не розовой мечты, но бело-прозрачный, "бриллиантовый", воистину чистой воды), битый и разбивающий фокусировку зрения. Есть предел числу объектов, и достигается он мгновенно - зажмурюсь. А ведь сейчас ночь. Темно. И только звезды перед глазами - предо мною небо... Звезды в глазах. Я в небе. Ее глаза - звезды. Я - небо. plt <[e-mail]>

Е*** Актриса Осень Как хороша была прошедшая осень на берегах Потомака! Жужжит движитель машины, шелестит флейта Баха в салоне. Мягко, уютно, укачивает. Вот и Конститьюшн Авеню. Слева прячется Университет Джорджа Вашингтона и Департмент оф Стейт ("Госдеп"), а чуть дальше проглянет за лужайкой Белый Дом. Справа Мемориaл Линкольна и Мемориaл Американских Ветеранов (..., Корея, Вьетнам,...), чуть дальше "Фаллос". Впереди - Капитолий. Надо бы свернуть на Пенн Cтейт Авеню... Но так приятно трястись по ухабам Американской Конституции, что едешь и едешь аж до Стайшн. А то заткнет тебя пробка... Какой театр порой ожидает нас здесь. Вот "сладкая парочка" в джипе "Джимми", каждый тяжелее 120 кг, лениво ворочается и позевывает, отчего их немаленькая машина подскакивает, колышется, как шаланда, и очень хочет побыстрей поехать. Тяжело... Вот негритянская парочка в старенькой потрепанной "Хонде". Окна настежь. Эту машину раскачивает ревущий рок. Сидишь, наблюдаешь за их мимикой, вспоминаешь Дарвина. Видели? А вот благочинное семейство в вэне. Трое или четверо детей, папа, мама... То ли прямо из церкви, то ли прямо в нее. Такие чистенькие, свеженькие. Сидят неподвижно. Наверное, творят молитву... Впереди "маленький лимо" с группой азиaтcких (японских?) бизнесменов (политиков?) Суетятся, поглядывают на часы, непрерывно звонят по сотовым. По сторонам не смотрят, а смотрят в телевизирь. Акулы, словом... Чуть-чуть сдвинулись... Декорации меняются. Вот внизу сидит обжигаюшая блондинка в "Порше", шумно поигрывая акселератором. Вся она спортивная, устремленная и более скоростная, чем ее машина. Как с боди, так и с билдингом у нее все ОК... Слева стоит полицейский "Шевроле" с парой усталых полицейских. Как он здесь оказался? Видно, что им уже все до фени. Скорей домой, поесть, поспать. Мусорки... В машине с дипномерами величественно восседает нечто в цветастом платье и тюрбане. Догадываешься, что это представитель дружественно развиваюшейся африканской державы, идушей по пути строительства капитализьма. Он спокоен и величествен. Видно, завтрак был ему привычен (здесь ведь есть все)... Четверть часа, полчаса... Интересно, чем это кончится? Терпение, только терпение! Поравнялся с трехосным "Линкольном". Стекла затенены наглухо, изоляция, как в танке, но понимаешь, что там помимо бара, есть еше и уютная спальня. Пока такой проедешь весь, пройдет еше полчаса. И тут... Из открытого верхнего люка вылетает крахмально белый лифчик и плюхается на длинный капот соседнего "Бентли". Немая сцена, как написал бы Н.В. Гоголь. Куча свидетелей публичного "безобразия". Как средь бела дня, в самом сердце, можно сказать, напротив? О, времена, о нравы! Впрочем, откуда гниет рыба?.. Затем "пробка" оживляется, кто-то явно путь продолжать уже не в состоянии, кто-то из окна кричит: "Еше!", пуритане "ставят очи горе"... Это оживление странным образом рассасывает пробку. Путь свободен. Скорость нарастает. Декорации исчезают. Актеры разбредаются готовить завтрaшний спектакль. Шторки... Badman

Он обнимал ее сутулясь в одной из молчаливых улиц, где крап белил по черной масти. Он убедил ее, что Мастер. И взгляды - азбукою Морзе, а вместо фраз цветы мимозы. Как будто в сон глаза открыты. Увидел он, что Маргарита. МИМ

...злейшим врагом нашим становится время. Точнее, не само время, а катастрофическая его нехватка. С каждым годом, месяцем, неделей оно все уплотняется и уплотняется, берет нас за горло все сильнее и сильнее. Возьмите в руки учебник физики за любой класс или, если у вас ЕСТЬ ВРЕМЯ, ознакомьтесь со школьной учебной программой по математике. У вас волосы дыбом встанут! Такого количества информации еще десять лет назад не было и в помине! А в прошлые века люди заканчивали обучение - освоение опыта предков - годам к 20. Вспомним Ньютона, который в 21 год уже был профессором университета и открывал свои законы. Сейчас хорошо, если человеку удается достичь передовых позиций научного осмысления мира к 30 годам. Не ровен час, скоро общество вообще выдохнется в бесконечной гонке за истиной. Ибо человек может не успеть освоить старое знание за период расцвета своих творческих сил! Только он его освоил и готов к открытию нового знания - а уже идет угасание возможностей, старость и слабость духа. В общем, я хочу сказать, что человек ставится во все более жесткие временные рамки, ему дается все меньше времени на скорость реакции в жизненных ситуациях. Находясь в стесненных условиях, он вынужден все чаще прибегать к простым, шаблонным схемам поведения, он не успевает полностью осмысливать свои поступки. Отсюда - нет времени на чтение поэзии, нет времени на копание в изящной словесности и чувствах, жизнь становится упрощенной, а, значит, огрубленной. Нет времени на проявление чувств и эмоций, ведь они требуют так много времени! Была надежда на то, что технический прогресс сэкономит человеку время для его жизни и творчества. Как бы не так! Он завалил человека такой лавиной информации, которая съедает львиную долю времени. Увеличение быстродействия компьютеров компенсируется увеличением объема программ, ускорением их обновления и т.д. На освоение этого быстро меняющегося мира идет все БОЛЬШЕ И БОЛЬШЕ времени. Не стоит забывать и про природную лень, стремление человека к которой умело подогревается индустрией отдыха и развлечений - еще одному убийце драгоценного времени. Самое обидное, что лидирующие позиции занимают виды отдыха и развлечений, заставляющие человека не думать, а отдаваться примитивным инстинктам. "Я не хочу смотреть кино, где надо думать! Я и так на работе много думаю, еще здесь?! Нет уж, увольте", - вот он, лейтмотив поведения среднестатистического гражданина на отдыхе. Что же остается в сухом остатке... Увы, изящные искусства обречены на дальнейшее медленное умирание и угасание. Возможно, они и сохранятся кое-где, как рудименты постиндустриального информационнного общества, заповедники старины, куда и будут обращаться отдельные любопытные граждане будущего (современники, возможно, будут называть их ненормальными). И, все-таки, стоит бороться! Пусть эта борьба неравная и обреченная на неудачу... Пока жив хоть один романтик или пиит, мы будем бороться...

Везунчик

Цвета Скажите, вы знаете, какого цвета трава, небо, апельсин? - А, поганый штамповальщик, - скажете вы, - уйди от нас со своими незамысловатыми коленцами. Уйду, уйду. Но прежде скажу вам вот что - небо черное, трава - тоже черная, да и апельсин - черный. - У, черт! - закричите вы, - пубертатный писатель, брысь, мелочь пузатая! Да нет. Это - не из разряда "он подошел к краю крыши и прыгнул". А это на самом деле так. Дело в том, что цвета всех предметов определяются тем, как они поглощают и отражают свет, и именно поэтому лишь ночью все предметы своего истинного цвета - черного. Ну и что, скажете вы, существует только то, что я вижу. Тогда того, что за вашей спиной, нет. И, в таком случае, так ли уж важно, какого цвета то, что за вашей спиной?

Stan

Вторник, 8 декабря 1998

Выпуск 3

Я в руки беру различные краски И начинаю раскрашивать жизнь Мой мир окружающий душу с опаской Прислушайся к скрипу кистей и божись Синим цветом пожалуй покрашу лучше Тех людей, кто себя отдает до конца И рожденных младенцев чистые души Перламутра природе плесну для венца И оранжевым цветом залью все восходы И багровой краски добавлю в закат Желтой краской умою на ниве всходы Изумрудом - деревья, синевой - океан Всех влюбленных покрашу розовой краской Прочь выгоняя неверность и спесь Малышей перекрашу цветами сказки Старикам оставлю цвет нужности весь Мир цветов и животных полью, наверно Из всей палитры цветным дождем и росой Ну, подумай, давай, Человек, ведь верно, Для тебя нету красок в палитре той?...

Hunter_PO <3418434>

ПАМЯТКА В ПЮП (Помощь Юному Поэту). ХОРЕЙ (греч. choreios, букв. - плясовой), трохей (греч. trochaios, букв. бегущий), стихотворный метр с сильными местами на нечетных слогах стиха ("Я пропАл, как звЕрь в загОне", Б. Л. Пастернак). Наиболее употребительные размеры русского силлабо-тонического хорея - 4-, 6-стопный, с сер. 19 в. 5-стопный. Вытворяя арабески, Свет горел, окно тревожа, Под вуалью занавески Ты стояла настороже. Ты ждала, но не желала, Чтобы знал я, что ты ждешь, И пока ты так стояла, Шли домою - я и дождь. _______________________________________ ЯМБ (греч. iambos), стихотворный метр с сильными местами на четных слогах стиха ("Мой дЯдя сАмых чЕстных прАвил...", А. С. Пушкин). Самый употребительный из метров русского силлабо-тонического стиха; основные размеры - 4-стопный (лирика, эпос), 6-стопный (поэмы и драмы 18 в.), 5-стопный (лирика и драмы 19-20 вв.), вольный разностопный (басня 18-19 вв., комедия 19 в.). Люблю веселую льняную, Она смеется надо мной, А я люблю ее иную Она становится иной. Минуты медленны как письма, А день - бездонный водоем. Мы - шестеренки в механизме, Мы с нею точимся вдвоем. _______________________________________ АМФИБРАХИЙ (греч. amphibrachys, букв. - с обеих сторон краткий), стихотворный метр, образуемый 3-сложными стопами с сильным местом на 2-м слоге (схема И - И ; напр., "Не вЕтер бушУет над бОром"). Наиболее употребительные размеры русского силлабо-тонического амфибрахия - 4-стопный (с нач. 19 в.) и 3-стопный (с сер. 19 в.). Не вижу причин для печали, Могло много хуже случиться Веревочкой мог бы завиться, А так - оказался в начале. От каждого худа и блага Я выше и лучше мне видно; Ведь терпит обиды бумага, И мне потерпеть не обидно. _______________________________________ ДАКТИЛЬ (греч. daktylos, букв. - палец, скорее всего указательный), стихотворный метр, образуемый 3-сложными стопами с сильным местом (см. Сильное место и слабое место) на 1-м слоге стопы ("ВЫрыта зАступом Яма глубОкая", И. С. Никитин). Наиболее употребительные размеры русского силлабо-тонического дактиля. Дактиль - 2-стопный (в 18 в.), 4- и 3-стопный (в 19-20 вв.). Главная улица - скользкая. Порвана только что смысла нить! Люди на звук живо порскают, Тянутся лицами - выяснить. Нам до зевак - как до радости, Кончилось все понимание: Я тебе - ранние гадости, Мне в ответ - гадости давние. _______________________________________ АНАПЕСТ (от греч. anapaistos - обратный дактилю, букв. - отраженный назад), стихотворный метр, образуемый 3-сложными стопами, с сильным местом на 3-м слоге (схема И И - ); на начальном слоге строки часто сверхсхемное ударение ("ТАм, в ночнОй завывАющей стУже", А. А. Блок). Наиболее употребительны размеры русского силлабо-тонического анапеста - 4- и 3-стопный (с сер. 19 в.). Разлеглись все враги и друзья По пеналам своим почивать, Телефон я разнес из ружья, Удалившись в себя кочевать. Заблудился и ногу сломал, Нахлебался изрядно дерьма... Ну зачем я в себе кочевал? Ну зачем ворошил закрома? ГАЗЕЛЬ (араб.), вид моноримического лирического стихотворения (см. Монорим) в поэзии многих народов Востока. Состоит обычно из 5-12 бейтов, в первом из них рифмуются оба полустишия, далее следует рифмовка через строку. В последнем бейте большей частью упоминается имя автора. Сижу как мышь, не шевеля усами и чуть дыша, Пусть ночь повременит часами, и не спеша Течет себе, ты спи, родная, ты хороша, К утру растает темнота меж нами...

ПАРАЛЛЕЛИЗМ в поэтике, тождественное или сходное расположение элементов речи в смежных частях текста, которые, соотносясь, создают единый поэтический образ. Наряду со словесно-образным, или синтаксическим, параллелизмом ("В синем море волны плещут. В синем небе звезды блещут" - А. С. Пушкин; см. также Антитеза, Хиазм) говорят о ритмическом, словесно-звуковом и композиционном параллелизме. АНТИТЕЗА (от греч. antithesis - противоположение), стилистическая фигура, сопоставление или противопоставление контрастных понятий, положений, образов ("Я царь, - я раб, - я червь, - я бог!", Г. Державин). ХИАЗМ [от греч. chiasmos - крестообразное расположение в виде греческой буквы c (хи)], вид параллелизма: расположение частей двух параллельных членов в обратном порядке ("Мы едим, чтобы жить, а не живем, чтобы есть"). АССОНАНС (франц. assonance - созвучие), созвучие гласных звуков (преимущественно ударных), особенно в неточной рифме ("огромность опомнюсь", "грусть - озарюсь"). Во французской, испанской и некоторых других литературах на ассонансе строилось более старинное стихосложение, на точной рифме - более новое. ДИССОНАНС (франц. dissonance, от лат. dissono - нестройно звучу), 2) В поэзии - неточная рифма с совпадающими согласными и несовпадающим ударным гласным (стен-ая - стен-ою); термин малоупотребителен. ОПОРНЫЕ ЗВУКИ, звуки, предшествующие ударному гласному в рифме (преимущественно согласные). Рифма, в которой опорные звуки совпадают, называется богатой (ограда - винограда); в русской рифме 20 в. (особенно неточной) совпадение почти обязательно. КЛАУЗУЛА (лат. clausula - заключение), окончание стиха или прозаического колона; начиная с последнего ударения, по числу слогов различаются клаузулы мужские ("... огнев-ой"), женские ("огнев-ою"), дактилические ("огнев-еющей"), гипердактилические ("огнев-еющею"). Hoaxer

Моя осенняя депрессия Пушистым снегом запорошена Так отчего же мне невесело И вою я собакой брошенной Зима холодная волшебница Заносит осени свидания А мне все так же слепо верится В октябрьские обещания Еще я верю в возвращение Любви, которой просто не было Захлебываясь обольщением Несостоявшейся победы Тоску топя в картине сказочной Уснувшей до весны природы Я вновь переживаю странные Октябрьские эпизоды

Бастинда

ГРОЗА Я вижу в капельке росы В ладони лопуха На синем - тучные меха, Апостолы грозы. По луговице целый час За мной летела тень, И солнце красное, лучась, Покинуло мой день. Играет ветер на ветле Холодною рукой, Срывает листья ей рекой И роется в земле. Младенец-месяц в небе гол, Он в эллипсе тюрьмы, А пальцы синие богов Вонзаются в холмы.

Локи

Мы маленькие дети Нам хорошо вдвоем. Весну нам дарит ветер Дыханьем за окном. Беспечная наивность И глупость нежных слов. Утрачена невинность Обретена любовь. Завалены сомненья Под ворохом одежд. Холодных рук сплетенье Как повод для надежд. И, не нуждаясь в свете, Мы долго не уснем. Мы маленькие дети. Нам хорошо вдвоем. Змей-Искуситель*<[e-mail]>

В моих глазах небесна синева, Но тьмою льется ночь из глаз твоих, И бьется о гранит без сна Нева, Дыша гораздо громче нас двоих. Молчание не режется ножом. За стрелкою безжалостных часов Я ухожу, рекою отражен, Не слыша за собой ничьих шагов.

Колбасьев <[e-mail]>

Зашед случайно в твой салон, Узрел салона эталон. Каким здесь дышит все уютом! Во всем заметен верный вкус, На всех гостях - лобзанья Муз, Любая счастлива минута. Душа ликует всякий раз, Как пиитический экстаз И вдохновенье зрю на лицах! Одно лишь странно мне, увы Зачем литературны львы Сидят в ЕЖОВЫХ рукавицах? Альпака

Среда, 9 декабря 1998

Выпуск 4

Ну, что, гражданы, произрастающие в Салоне, не пора ли перейти к банкету? А то у вас тут такие у всех постные лица, как будто это не Салон, а Дворец Бракосочетаний Кировского района города Йошкар-Ола? Лично я официальную часть считаю закрытой и перехожу к распиванию. О, кого я вижу, Hoaxer! Дружище, сколько лет, столько же и зим, но зато в полсотни раз больше недель! Вот с тобой мы и выпьем. Почему (да не убегай ты, я не кусаюсь)? А потому что нрависся ты мне (э, там, попрошу без хи-хи. Да, это я к вам обращаюсь, парочка у незастеленного рояля), а с тех пор, как перешел на тренерскую работу, так и подавно. Давай, друг, по маленькой, Исключительно Промочить горло, Исключительно Пошутить, ИП!

* * * "Заблудился и ногу сломал, Нахлебался изрядно дерьма... Ну зачем я в себе кочевал? Ну зачем ворошил закрома?" (Hoaxer) Ну, зачем я не с той ночевал, Да и как ночевал, если днем... Ну, зачем я себя корчевал, Был ведь пнем, и остался бы пнем.

* * * "Главная улица - скользкая. Порвана только что смысла нить! Люди на звук живо порскают, Тянутся лицами - выяснить." (Hoaxer) Выпрямленная извилина, Мозг продырявила, боль одна: Как же мне все запротивлено, Скользко и, главное, холодно.

* * *

"Минуты медленны как письма, А день - бездонный водоем. Мы - шестеренки в механизме, Мы с нею точимся вдвоем." (Hoaxer) Бегут года, как телеграммы, А жизнь -- как сводка новостей, Исходным модулем программы Мы компилируемся с ней. Мы -- словно втулки коленвала Резьбы не помню уж какой, А ей, мятежной, втулок мало, (Как будто в тулке есть покой). Но жизнь меня не научила, Мы с ней по-прежнему вдвоем. Заехать бы ей раз в точило И сбросить в мутный водоем.

* * *

"Вытворяя арабески, Свет горел, окно тревожа, Под вуалью занавески Ты стояла настороже. Ты ждала, но не желала, Чтобы знал я, что ты ждешь, И пока ты так стояла, Шли домою - я и дождь." (Hoaxer)

Никого не будет в доме, Кроме сумерек. Уже Час, как я стою не стреме, На часах, настороже. Был вечОр, и вьюга злилась, И на синем небе мгла Полькой-бабочкой клубилась, Ты не шел, а я ждала. Ты был зол, и я сердилась, Что я знаю, что ты лжешь... Приходи-ка, сделай милость, Не чужие мы ведь все ж. Приходи ко мне домою, И с бутылочком вины До утры тогда с тобою Рассчитаюся сполны. Только без движений резких, Приходи давай скорей. Пусть ты трижды арабеска -Все же лучше, чем еврей.

* * *

"От каждого худа и блага Я выше и лучше мне видно; Ведь терпит обиды бумага, И мне потерпеть не обидно."(Hoaxer) В рулончик знакомого вида Скатаю себя -- вот отвага. Ведь терпит бумага обиды. Не то еще стерпит бумага.

Story Teller

СНЕГОПАД. Святочный рассказ Белым мелом снег засыпал города, Облизал мороз худые провода. Снежинка упала на воду, потом еще одна упала. Барсуков наспех слепил снежок, бросил навесом. Снежок с громким бульканьем нырнул, тут же закачался на мелких волнах, распуская круги. - Вот она, сила,- сказал Барсуков Степановой, -- поодиночке снежинки ничего не меняют, а вместе - сила. - И что за сила, - возразила Степанова, - вон, плывет, ныряет, ничего интересного. - Ничего ты не понимаешь, Степанова, - пояснил Барсуков, - скоро снежок растает в воде, вода поднимется в небо, там влага сконденсируется и снова выпадет снегом. И так - вечно. Это круговорот воды в природе, Степанова. И точно, как сказал Барсуков, так оно и было. Снежок растаял, и скоро был в небе и скоро выпал снегом... По парапету шагал голубь, обтерханный, больной гриппом. Время от времени он клевал каменную поверхность, принимая снежинки за съестное. Паралелльно птице семенила старушка, завернутая в теплые одежды, сжимая костлявой рукой сумку. Из сумки торчала оконечность батона нарезного, и старушка уже два раза тянулась к батону свободной рукой, но останавливалась. Голубь все также тыкался в парапет. - Ах ты, страдалец, уж мы-то страдаем, понятно, а тебя-то за что, божья ведь птица, - не выдержала старуха и, отломив верхушку батона, положила ее перед сизокрылым. Тот всплеснул крыльями, имитируя осторожность, но сил не было, и голубь, просверлив бабушку черными глазками, прижал подарок лапой и с наслаждением запустил клюв в пахучую массу. - Ага, - вскрикнула старушка и молниеносно схватила птицу, больно сдавив шею, сунула голубя в сумку и застегнула молнию. Голубь, начав биться в приступе клаустрофобии, обнаружил, что в сумке- пятеро его собратьев. Все затихли, вслушиваясь в старушечий голос. - А что же, - бормотала бабушка, - разве на эту пенсию проживешь? Только на хлеб и хватает, так хоть мясцом разживусь, супчик сварю, а то горяченького давно я не кушала... Ужо что-то свербит унутре, ноги холодные, разве ж так проживешь-то?... Что-то там унутре прямо гложет... Длилась пауза. Мужчина подал женщине зажигалку. Они относились друг к другу безразлично. Принесли вино. Пауза закончилась; мужчина стряхнул пепел в собственный бокал и продолжил, будто и не было молчания: -- ...очарование обратилось разочарованием, магия слов утратила силу; слова были упругими бумажными голубями, но понимание сожгло их, и они опали черными лоскутьями, рассыпавшись до земли и пропав вовсе. Театр весь мир, но кто может быть во всем мире, даже солнцу доступна лишь половина, что говорить обо мне. Мой мир мал, хотя и он театр. Расстаньтесь с наносным и неестественным восхищением райком, пренебрегите обязанностью слыть comme il faut: да перед кем слыть? Бросьте подальше маленькие бинокли, посмотрите на сцену - обман, ложь всюду, все пронизано притворством и неправдой. Вместо блестящих одежд - пыльные тряпки, вместо разящей стали -- картонные мечи, девушек играют юноши, юношей играют девушки, те и другие разменяли пятый десяток. Актеры презирают зрителей и насмехаются над ними, зрители кричат "Bravo-o-o", втайне ожидая, что кто-нибудь умрет прямо на сцене. Мир - театр, театр - храм искусства, и в храме - мерзость запустения. Понимаешь? -- Обратился он к своей спутнице, у которой одна рука лежала на столе, а другая на коленях. - Полная х..ня, -- подытожила подруга. Дома так яростно нависали над улицей, что мужчина по имени Гэг всерьез опасался, что они упадут и раздавят его. Мимо барражировали люди, они гвалтели, жестикулировали, выдыхали вонючий воздух, во дворе нудно лаяли собаки, прямо перед Гэгом опрятно одетая старушка рылась в мусорном баке, что-то приговаривая. В руке у старушки была сумка с торчащим оттуда обгрызенным батоном. Внезапно старушка вздрогнула, упала на спину, с деревянным стуком ее затылок соприкоснулся с обледенелым асфальтом, она отбросила ноги в фетровых ботах, похожих на копыта и рука ее совершила широкий взмах, сумка отделилась от цепких пальцев и взмыла в черное небо. На лету из сумки высыпались голуби, судорожно работая крыльями, они разлетелись в разные стороны. - О как, - сказал Гэг, делая шаг к распростертому телу, но оно в пять секунд истаяло, оставив после себя меловой обвод.

Hoaxer

- Что ты делаешь ? - Пишу стихи... - Для чего? - Так просто, от разлуки.. Просто я даю свои грехи В нежные, как крылья, чьи-то руки.. - Кто тебе заплатит за труды? - Я... - Зачем ты платишь лестью... - не плачу, я плачу - влюблена... - Ты в кого же? - В капель звон по жести, В этот мир, в глаза чернее сна, В этот воздух пряный и свободный... - Многое б ты за него дала? - Миру? Если миру - что угодно! - Не боишься: поруганья соль Больно разьедает взгляд на вещи!? - Я люблю весь мир и даже боль, Даже тот ярлык что мне навешан.. - Храбрая! - Да нет же, просто я Пустоты боюсь мирской.. вселенной И роняю строчки серебра Просто так, как сольность слез мгновений.. Милые пииты, пишите, мне очень одиноко [e-mail]

Виктория <>

За окном, морозно-колок, Ветер гонит снежный мох. Гаснет день, и век недолог От двенадцати до трех. Нетяжелая работа, Все слова, слова, слова, Все слова, а слов всего-то Так немного, раз и два. Закружилась хуже белки Слов шальная карусель, Плавный ход короткой стрелки, Да за окнами метель. Вот и все, и незаметен Легкий времени подвох Между прочих слов и сплетен От двенадцати до трех.

"Я"

Стоял, ходил, Сидел, курил, Не пил ... И ждал. Молчал? Молчал ... И вдруг! Звонок! Прыжок! Схватил, прижал ... Услышал ... Закричал !!! Забилось-разбилось-оборвалось : Врозь ... Вдруг понял - любил ...

Vavilon

х х х Под сенью девушек в цвету Тень Гамлета шла одиноко, Длань простирая на ветру, К одной Офелии века Взывала тщетно средь осоки И лезвий острых тростника...

Uliss

Бывают же истории на свете: "Завис" Пегас недавно в Интернете. А Муза по сети схватила вирус Ужасно некрасиво получилось. Страдают обитатели Парнаса: Ни Музы вам теперь, и ни Пегаса. Грызут перо, обдумывают темы, И ждут Администратора Системы.

Alex Buckwheat

Пятница, 11 декабря 1998

Выпуск 5

"Из дневника Алисы. 01.12.98 Сегодня разбила свою Пудреницу и сердце Колпакову. Забавные мужчины: влюбляется, начинает нести несезонную чепуху, от него начинает нести сексуальным, по его мнению, одеколоном... ну, хорошо, приятно, гормоны плещутся... полунамеки, недомолвки, томный взгляд, долгий вздох... Потом решается на серьезный шаг - "есть два билета..." А почему не три? Или не один? Эх, заложники кухонного воспитания мам и бабушек. Я ему объясняю - с младенчества не люблю театр, после "Синей птицы", понимаешь ли, отвращение к сорокалетним теткам на сцене в мальчиковых костюмах. Да, комплекс... с тех пор любая женщина на дощатом подиуме для меня потенциальная травести... Предпочитаю хоровое пение... мужское... Да, жаль... Черт... Пудреница... Удивительная вещь! Мне ее купил отец, на окончание школы, 10 лет назад, в комиссионке (тогда еще комиссионные магазины были "комки" со всяким кооперативным тряпьем, а эта еще из прошлых времен, настоящая КОМИССИОНКА) в Симферополе, зимой, на каникулах... Старая, но все значки снизу подтерты (может быть, ворованная?)... Нам сказали, что примерно начала века... Довольно дорогая, серебряная, очень плоская, круглая, стилизована под пуговицу - четыре дырочки (ну, не сплошные, конечно) сверху... Удачный размер лежанки для пудры - подходила ланкомовская... И зеркало... Я знаю, что зеркало от времени, вообще-то, мутнеет, появляются черные разводы... Но это было особенным... Оно оставалось чистым... ну, как слеза!... То ли русский язык беден, то ли его запас у меня?... Слеза... Вообще-то, слеза может быть и мутной, если это слеза... ну, скажем, накрашенной травести! Оно было КРИСТАЛЬНО чистым!... Кристально чистая совесть чекиста... Вот подлое ассоциативное мышление!... Оно было ЗЕРКАЛЬНЫМ! Оно было настоящим женским Зеркалом: в течение десяти лет у меня не появилось ни одной морщины! Я посчитала: каждый день я смотрелась в него раз семь, ну, в среднем, по 20 секунд... Пусть 2.5 минуты в день. 15 часов в год... 6.5 дней за 10 лет на расстоянии 5 сантиметров от носа! Так БЛИЗКО и ДОЛГО меня никто не знал! Несчастный Колпаков! Все из-за него! По установившейся привычке перед встречей с ним в курилке проверяла состояние носа... спешила, видите ли... зачем? Чтобы выслушать его откровения о том, КАК он любит театр???... Пудреница выскользнула у меня из рук и... - как в футболе при повторах гола - картинка разъехалась, звук пропал, время стало ненастоящим, тягучим как жуткая конфета "Му-Му", - моя чудесная пудреница дотронулась до края стола... раскрылась... отделились друг от друга крышка с зеркалом и нижняя часть... и все это опустилось на пол ... Когда появился звук, я обнаружила себя сидящей на корточках над месивом из кусков пудры персикового цвета, погнувшихся серебряных кругов и... нескольких зеркальных осколков, в каждом из которых отражалась я... двадцати шести лет от роду... Говорят плохая примета - разбить зеркало, да еще и отразиться в осколках... Враки... Ну, на самом деле, итог разбитого зеркала - лишь разбитые чувства Колпакова... Хотя... не до конца разбитые... Он довольно славный... И знакомы мы с ним полгода, видимся почти каждый день: час - в обед, несколько перекуров, сорок минут в метро... Довольно много... Он все-таки прав, пора сокращать дистанцию... сантиметров до пяти от носа..."

Колпаков

А наутро выпал снег и закрасил все, что было, словно кто перечеркнул все, что было между строк. А наутро выпал снег, и вся боль моя остыла. И лохматый пес слизнул две слезинки с моих щек. И все падал, падал снег, все на свете заметая... Нет ни завтра, ни вчера, все за белой пеленой. Падал год и падал век... И под перезвон трамваев он на ухо мне шептал все, что сбудется со мной.

Ри <[e-mail]>

Древние щели на скользких стенах прячут тени от факелов, вьющих копоть и пламя к балкам, длинные доски стола в воске, в эле и в пене - слава вам, воины, вам ничего перед боем не жалко! Пей, Красный Эрик, возможно завтра твои потроха засохнут в пыли и глине, так подохнешь сытым! Пей, Тощий Лейф, лей в глотку эль, будто кровь врага, пей прямо пригоршнями, завтра будешь биться умытым!

Глупые бабы, что вы, как сонные мухи, а, ну-ка, наддай, тресни ей там, Гуднийорссон, скальды, давайте про Локи, спойте погромче, ты, с краю, потом будешь пить, сейчас же - играй, потом будешь пить, когда закровянится небо с востока. Локи

Californian Blues Какая жара сегодня, воздух тает как последний цент. Какая жара стоит, надо мною дымится тент. Калифорнийский блюз - через соломинку ледяной Вливается между губ Живительной влагой, пей его со мной Калифорнийский блюз в меди труб... Все сидят по домам, кондиционер - домашний любимец Губит зной по домам замурованный Сименс. "Шеви" сорок восьмого года Делает из меня барбекю, Какая хорошая погода Я жарюсь в собственном соку, Калифорнийский блюз этого ого-го года. Колбасьев <[e-mail]>

маленькие ангелы летят полные убойного лекарства загоняют крыльями нас в ад чистя место ангельскому царству у их крыльев режущая кромка бритвы поострее во сто раз матерятся ангелы негромко никогда не закрывая глаз ледяных, колючих, равнодушных много повидавших за века миллиарды лишних, сотни нужных недочеловеческих зе-ка. anonym

Наше будущее. В дупле старого дуба свила себе гнездо кукушка. Кроме нее больше некому теперь растить ее птенцов. Но, видимо, и им остались считанные дни, а этот дуб -- последнее живое дерево на Земле. По абсолютно пустой автомагистрали с огромной скоростью несется шикарный белый Мерседес. Некому утихомирить лихого водителя. Машина тормозит у придорожного магазина, из нее выходит красивый мужчина в безупречном костюме и заходит в пустой магазин, берет с полки бутылку минеральной воды. Мужчина возвращается к машине, открывает дверь и протягивает воду женщине, сидящей на заднем сидении. Эти мужчина и женщина - единственные люди на мертвой планете. Живот женщины заметно увеличен. Женщина жадно пьет воду. Жарко. Несмотря на то, что уже середина ноября, на улице стоит 30-ти градусная жара. Они несутся дальше мимо небоскребов с многочисленными офисами, магазинами, квартирами, где давно уже никто не работает и не живет. - Ты знаешь, милый, я хочу, чтобы у нас было двое детей, два мальчика, и я уже придумала имя нашему первенцу. - Какое же, Ева? - Каин. Strange Girl

Твой образ зыбко растворяется В слепой назойливости дня: Не сохранить, и не избавиться С дыханьем входит он в меня. Разлита в мире боль тончайшая, Иссякла времени струя. Тобой лишь полон я, легчайшая, Светлейшая печаль моя. Мне говорят, - вода весенняя Легко смывает все следы, С надеждой пью дожди забвения, Но в каждой капле снова - ты! Узор простой, узор таинственный Сетей дождя, осколков дня... Но уж не жаждет сердце истины Покоя просит и огня...

Spiritus

А, старина Стори! Выпить, говоришь, ну что же, выпьем, естественно, отчего бы не выпить - с хорошим человеком? Исключительно приятно. Ну что же, Стори, налил ты мне до краев, от души, а это наверно потому, что я тебе нравлюсь, угадал? А я тебе со своей стороны предлагаю травки покурить, свернуть по паре джойнтов, пыхнуть, расслабиться... Исключительно пыхнуть. И подождем, пока ты чего-нибудь напишешь, а то пародировать пародии рука не подымается. ИП-46 Hoaxer

Суббота, 12 декабря 1998

Выпуск 6

Какой декабрь! - Короткая жара. Как срезанные елки одиноки! Парит земли горбатая кора, И, видимо, опять пускает соки. А я-то стар. Я греюсь и урчу, Машу рукой, нагруженной ракеткой, Опять не попадаю по мячу В единоборстве с сеткой, сеткой, сеткой. Я очень слаб. Я начисто лишен Амбиций, кирпичей и арматуры. Я был рожден, наверное, левшой, Но стал апологетом конъюнктуры. Уже декабрь. Кругом - такая голь, Так пусто, что и места не осталось. Я лишний, словно лишний алкоголь, Особо нежелательный под старость. А ведь недавно я еще парил. Движенье век - и вот уже декабрь. И я держусь ведущих вниз перил И медленно растаиваю в кадре.

Павел <[e-mail]>

Музей изобразительных искусств им. А.С. Пушкина Разводы краски на матовом стекле палитры, как мысли, блуждающие в темноте, не сформулированы в слове, не высказаны на холсте. Молчание сосредоточенной души, качающейся в зыбкости тиши, нанизывающей последнее звено воспоминаний, которым не дано еще раз в полной мере воплотиться. Воспоминания налипшая на руки глина; и как гончарный круг - круг света, выхваченный лампой на столе, там, в темноте, над ним рождалось чудо, - невидимые нити кружением веретена сплетались в тоненький узор. Предметы обихода, разложенные на столе, один с другим сцепляясь, как слова в строке рождают стих, как колыбель баюкает ребенка, несли в себе под покрывалом формы чувство, которое в телепатическом сеансе струилось между пальцами руки и застывало на холсте прекрасной маской. И в гробнице, в которой Лазарь погребен, звучали осторожные шаги, и кто-то вглядывался в лица, читая летопись времен. Uliss

Сонное небо угрюмо глядит В проснувшееся окно, Будет еще один день прожит, Но канет и он на дно. А окна наивные будут опять Распахиваться и краснеть, Холеному солнцу восторги слать И трепетно так звенеть. Его освещенство, чахоточный день, С румянцем во весь горизонт, Презрительно бросит к ногам моим тень Тюремный скупой рацион. Обняв ее нежно, к закату приду И в бездне ночной утоплю, Наутро я новую тень найду, Чтоб снова сказать ей :"Люблю!" Spiritus

Любовь Существ рвало. Легко и не горько. Обласканные горла и носоглотки перестроились в режим санкционированного сострадания. Рвало бордовыми лепестками и пыльцой, водой повышенной плотности, остатками губ. Сотрясало в великолепном инсайте самоотдачи. Пахло электричеством, оранжевыми духами, сальными волосами. Рвало пряностями, буднями Индии, тяжелым сном, лазурным семенем, ритуальной кровью. Рвало отчаянно. По-доброму булькало. Дети трогали руками переливающиеся пузыри и потом не болели. Ночью рельефная жижа люминесцировала. Можно было тайком пробраться в места ее скоплений и натереть себе веки, соски и лобок теплым невиданным месивом. А потом всю ночь претерпевать волнующие эманации. Привыкнуть к наслаждению, лететь сквозь простыню, под землю, к предкам в тартарары. Старики прилипали к стенам со стаканами и слушали милую песнь преодоления тошноты и торжества чистого потока. Глаза их облегченно мигали во время пауз и таращились, когда песнь переливалась в балладу. Рвотные звуки сопровождали чудеса. В разгар ночи ритм заметно стихал. Убаюкивающие мелодии стекали с белых сгустков воздуха. Медленно, ложью, стихотворным размером. Посыпались стаканы. Старики упорно засыпали на осколках. Утром сонные дети с капризной вялостью тянули из липкости луж мерно умирающих существ. За хвосты. Хвосты слабели во время рвотного цикла и часто не выдерживали - рвались у основания. "Папа! Побрей хвост!" Папа брил. Получался шикарный холодный червяк. Иногда гусеница. Поостывшие смеси рвотного сока, горя и воздуха соскребали ножиками. Полученным веществом обрабатывали порезы, а также заливали в носовую полость, отчего лицо приобретало симметричность. Истощенные трупики представляли собой почти лишь шкурку. Она горела без запаха. Фиолетовые слипшиеся вихры сначала пушились, потом плавились. Прах исчезал под лунным светом.

viveur<[e-mail]>

Закончились миндаль и шоколад. В глазах -- болезнь, а на губах - остатки вкуса. Последний сладостно-соленый вклад, и время с шеи рвать цепочку черных бусин. Событий и ночей жемчужный блеск исчез в пыли, как ценность всех предсонных истин. Осталось лишь услышать нитей треск, увидеть след обид смешных усопших листьев. * * * Фото Чудовищный, покрытый тьмой и схожий с Вием Смотрел на впавшую в изгиб с бильярдным кием. Укус во взгляде привлекал, а роскошь позы Внесла стеснение и сласть метаморфозы.

viveur <[e-mail]>

Раки. (Абстракция). 1. Вначале Я сидел на кухне и ел раков. Раки были совершенно одинаковые. Красные, солоноватые и неудобные. Потому что пальцы уставали ломать их хитин. Но я делал это, потому что раки были достаточно вкусные. Пива не было, потому что я его не пью, - не было вообще ничего, потому что чай пьют вечером, кофе утром, а Schweppes Bitter Lemon или Coca-Cola - согласитесь, не для раков. Поэтому я просто лопал их всухомятку. Тут кто-то позвонил. Подозреваю, что вынужден буду дать небольшое отступление. Совсем маленькое. Так вот, знаете, что самое неприятное в жизни? Самое неприятное - это когда ты ешь (к примеру) горячий суп, причем, какой-нибудь обязательно трудно отстирывающийся горячий суп, сидя на кухне спиной к дверям, внезапно тебе на плечо кладут руку (ну, разумеется, не Фантом Оперы, а кто-нибудь, решивший зайти к тебе на кухню и заставший тебя за едой), ты страшно пугаешься, проливаешь ложку (если не тарелку) этого супа себе на, скажем, ноги, громко ругаешься матом, хватаешь полотенце, чтобы вытереть стол, бежишь замачивать то, на что тебе капнуто супом, и тут-то кто-нибудь и звонит в дверь. Причем так, как будто от громкости, пронзительности и продолжительности звонка зависит его жизнь. Ну так вот, в этот раз было почти так же. Я был полностью, с головой и ушами, погружен в свои мысли и, конечно, не ожидал звонка. А он раздался. Громко и пронзительно. Я вздрогнул, сказал кое-что и уронил рака себе на колени, естественно, посадив на брюки пятно. Вы скажете: "а нечего раков есть в брюках!" Правильно. Но я же просто с вами делюсь. Схватив рака, я побежал к двери. С обычной своей осторожностью, не глядя в глазок, я резко, эпатажно распахнул дверь. Любите штампы и литературизмы? Ну, пожалуйста. На пороге стоял неказистый мужичонка. На голове его была ушанка, сам он был одет в кожаную куртку стандартного турецкого покроя (если это можно назвать покроем), длинные шорты, черные носки и кроссовки. - Здравствуйте, - сказал я. Это не потому, что я такой вежливый печальный интеллигент (хотя и поэтому тоже), а потому, что я не придумал ничего более умного. - Ага, - сказал мужик. - Ну так я войду? - А, собственно, почему? - несмело возразил я. - А разве вам еще не сообщили? - спросил он. - Нет, - сказал я. - А, - сказал мужик. - Значит, рано. Но войти мне все равно надо. Тут я вообще совершил (а, точнее, сказал) глупость. - А, документик, может, какой есть? - пробормотал я. - Есть! - вскричал мужчина и показал мне документ. В общем-то, это была обычная корочка, на которой крупными буквами было написано: "Пропуск". Внутри была фотография человека, совершенно не похожего на незнакомца, и все. Больше ничего не было. Куда пропуск, чей пропуск, когда выдан.. Видимо, это был универсальный пропуск. - Послушайте, - сказал я, начиная казаться занудным самому себе. - Ну не могу же я просто так вас пропустить. - А за деньги? - прищурив глаз, спросил мужик. - За какие деньги? - оторопело спросил я. - За доллары, - сказал мужик. - За зеленые доллары с изображением американских президентов. - Нет, - твердо сказал я. - Почему вам так надо попасть ко мне домой? И вообще, это все достаточно глупо. Уходите. Так сказал я и закрыл дверь. Пошел на кухню и доел раков. Вымыл посуду (точнее, тарелку). И подумал, что, может быть, я пропустил первое и последнее в своей жизни приключение. 2. Поехали. И мне стало так жалко этого приключения, что я (руководствуясь какой-то странной мыслью) подошел к двери и открыл ее. Видимо, думая, что мужик еще там. И я не обманулся. - Доел? - спросил он. - Доел, - сказал я. - Ага, то-то, - сказал мужик, - нет, чтобы предложить. Да, ладно, Бог тебе судья. Я решил играть по его правилам. - Ладно, - сказал я решительно, - разводить тут. Когда приедут? Мужик выпростал руку из кармана. В руке зажаты были часы на цепочке, очень старомодного вида. - Да вот с минуты на минуту, - ответил он. - Ладно, я зайду? - Да заходи, - пожал плечами я. Мужик, не снимая кроссовок, ушанки и куртки, прошел в комнату, где телефон был на видном месте, снял трубку и набрал номер. - Алло, - сказал он, - Александра попросите. - Да, - ответил он после паузы, - да, это по поводу рыбалки. - А, Саш, - сказал он с каким-то полувздохом, - ну, я на месте. Ребята едут? Хорошо, я сейчас ему скажу. Да, там Вале скажи, чтобы не нервничала, я куплю сыра, колбасы, короче, все, что она просила. Ну давай. Ага. Ну давай. Ну пока. Да, что? Да я же сказал, все нормально. Валь, да все в поряде. Ага, целую. Пока. Он повернулся ко мне. - Ну чего, - сказал он, - пацаны уже едут, сейчас разберемся. - Куда едут? - спросил я, решив не удивляться ничему. - К тебе. - Да нет, я не могу сегодня, - ответил я, - а вам разве Сема не передал? - А Сема же болеет! - сказал мужик. - Фигли ты ему-то звонил, когда мог мне? - Да мне сподручнее Семе, - сказал я. - Блин, - посетовал мужик, - ребят отворачивать придется? А ты точно не можешь? - Да не, никак, - сказал я. - Ну ладно, - вдруг как-то порывисто спохватился мужик, - до свидания. Он пробежал мимо меня в морозную ночь. И тут позвонил телефон. Вздрогнув, я подбежал к нему и схватил трубку. Послышалось долгое шипение, а потом кто-то, видимо, очень издалека, каким-то задушенным голосом проговорил: "Алло, это вы?" - Да, - ответил я. - А Хаким у вас уже был? - спросил голос. При всем моем самообладании я не смог удержаться от вопроса: - Какой Хаким? - Ну, - охотно пояснил задушенный голос, - такой невысокий, плюгавенький, откровенно говоря, приглуповатый, лысенький, нерасторопный и неуклюжий мужичонка, у него еще постоянно с собой часы его прадеда, кстати, вы знаете, кто был его прадедом? Нет? Вышинский, да, да, тот самый Вышинский, коммунистический палач, - голос на минуту остановился, как будто давая себе передышку, а потом снова заговорил. - А вы сами-то кто будете? У меня к этому времени накопилось уже много вопросов, как-то: почему, если голос не знает, кто я, он тем не менее спокойно и уверенно звонит по моему телефону, почему правнука Вышинского должны звать Хаким, и что вообще происходит. Но, вспомнив, что, если единожды ты взялся за гуж, не надо жаловаться на его размер, я решил не задавать ни одного из мучивших меня вопросов, а попытаться подыграть. - А, Сема, это ты, да? - почти уверенно сказал я. - Да, - сказал голос, - это я, Сеня. Какой к чертям Сеня, подумал я. - Сенечка! - типа, обрадовался я. - Ну как дела, дорогой? Говорят, ты приболел? - А почему вы ко мне обращаетесь так, как будто я мужчина? - спросил голос возмущенно. - Сенечка - это женское имя. Было, есть и будет. И ничего я не приболела, просто на работу не пришла, и все. - А где ты работаешь, э-э-эээ, Сеня? - спросил я. - Да ты что, Лева, с ума сошел? - спросил голос. - Мы же с тобой работаем в одной конторе! Ага. Я, оказывается, в придачу ко всему еще и Лева. Интересно. Хотя, вообще-то, не очень. - Тогда, я боюсь, вы ошиблись номером, - сказал я вежливо. - Ну да, конечно, я ошиблась, сейчас, - сказал голос таким тоном, как будто само предположение возможности такой ошибки было равносильно осквернению святыни. - Я никогда не ошибаюсь! У меня пятьдесят шесть? нет, пять подруг, и я помню телефоны их всех, то-то, молодой человек, и не вам мне говорить, что я? - голос начал переходить в тихое брюзжание, пока не затих. Потом на другом конце провода положили трубку. Не знаю, почему, но меня все это одновременно интриговало и настораживало. Что-то было не так. Я оделся и подошел к двери. Раки, конечно, хорошая штука, но хлеба в доме не было, и не мешало бы его купить. Я открыл дверь. На пороге стоял Хаким. Только теперь он вырос сантиметров, как минимум, на тридцать, и поэтому стал выше меня. И - я не ошибся? - на голове его были рога. - Ээээ, - пробормотал я и отступил назад. - Что эээ? - вполне дружелюбно произнес Хаким. - Да так это, ведь, - сказал я. - Да ты что, шуток не понимаешь? - сказал Хаким, снимая сапоги на двадцатисантиметровой шпильке и накладные бумажные рога. - Ну, ты что? Ведь Новый Год скоро. - Какой, к чертовой матери, Новый Год? - заорал я. - Какой новый год, если вчера было двадцать пятое июня? - Мало ли, что было вчера, - сказал Хаким спокойно. Он подошел поближе, улыбаясь. Мне стало страшно. - Не подходи ко мне, - закричал я так громко, как только мог. И вдруг, по мере того, как я на него орал, Хаким стал отгибаться назад, как лист фанеры на сильном ветру, и отгибался до тех пор, пока не упал. Я подошел и посмотрел на него. Хаким был двухмерным. Он был нарисован на большом куске плотной бумаги. Причем нарисован далеко не лучшим образом. Я взвыл и бросился прочь из своего дома, думая: "Вот идиот чертов, хотел приключений? Так получай!", открывая на ходу дверь, туша свет. И вовремя остановился. Потому что пола не было, и дома, судя по всему, тоже не было, а за порогом моим был обрыв высотой где-то в метр. Внизу, прямо под этой импровизированной стеной, не давая мне спокойно спрыгнуть, сидела бабка в дождевике. Видимо, шум, производимый мной, привлек ее внимание, она повернула ко мне свое сморщенное лицо и просипела: - Сынок, не хочешь редисочки?.. 3. Антверпен. Stan

М?РТВЫЙ ДРУГ НЕ ПРЕДАСТ Казахская пословица. - Вино, сок жизни, кровь любви! Оно нас веселит изрядно, Вот ананас, отведай... Оторви От рябчика крыло. Мне так приятно С тобою выпивать на брудершафт, Ты - гений, ты - титан, ты - глыба! За твой успех, за твой большой талант, За... Вот, кстати, замечательная рыба, А к ней - еще вина, за дружбу, за доверие, Как хорошо... Две тени на стене. - Твое здоровье, друг! - сказал Сальери, За красоту. Ты нравишься мене... Hoaxer

Понедельник, 14 декабря 1998

Выпуск 7

Когда-нибудь прощай. Теперь не осуди. Сначала сообща, Потом одна, один... Когда-нибудь навек, Но как-нибудь потом. Сначала в голове Серпом и долотом. Когда-то не сейчас. А после - все равно. Непоправима часть, И целое - смешно. Но, Господи, зачем? Но Боже, как же так? Откуда этот червь? Докуда этот мрак? Надолго ль этот свет? И что же нам дано? Сейчас не в голове, А после - все равно.