Помоги проекту - поделись книгой:
Большинство викингов носили достаточно длинные волосы, закрывавшие шею, и скрепляли их с помощью узорчатых заколок; другие предпочитали более короткую стрижку, оставляя при этом длинную челку, судя по сердитым жалобам одного англичанина XI века, который писал, что даже в Уэссексе мужчины делают датскую стрижку и ходят «с голой шеей и ослепленными глазами». Кроме того, викинги носили усы и зачастую — аккуратную заостренную бородку (рис. 32) и пользовались гребнями. Головные уборы были разными: круглые или заостренные шапки, капюшоны и шляпы с широкими полями.
Из саг мы узнаём, что нижнюю часть ног защищали сшитыми по мерке гетрами, к которым пришивали носки, а иногда просто портянками из полосок ткани. Обувь делали из мягкой кожи, а на зимней обуви для тепла оставляли шерсть. Существовали также примитивные, но очень прочные сапоги (такие сапоги в Шотландии называют «ривлин») из недубленой кожи с задней ноги коровы шерстью наружу с выступавшими на пятках отростками. Говорят, что такая обувь прекрасно годилась для мокрой погоды и скользких камней. Руки защищали перчатками.
Помимо прядения и ткачества, другой основной задачей скандинавской женщины были приготовление и подача на стол еды. В течение дня было два главных приема пищи: один — очень рано утром, видимо около восьми или девяти утра, когда мужчины уже успели поработать часа два; другой — рано вечером, в конце рабочего дня, около семи или восьми. Время могло быть различным в зависимости от местных обычаев и времени года. Можно предположить, что и в течение дня существовали короткие перерывы, чтобы отдохнуть и перекусить, хотя когда именно — мы не знаем.
Многие основные блюда Исландии не требовали особого приготовления — например сыры, скир, солонина и сушеная рыба, которую перед едой намазывали маслом. Естественно, было и много такого, что приходилось готовить: свежее мясо, рыбу, кашу — простую и молочную, а также печь хлеб.
Пили в основном эль; мед (напиток из сброженного меда), скорее всего, ввозили из более южных стран, а также, разумеется, вино, которое было очень ценным, предметом роскоши.
Дошедшая до нас кухонная посуда сделана из металла или стеатита (мыльного камня). Стеатит — очень полезный материал, его легко резать и придавать ему нужную форму; он огнеупорен. В Норвегии, на Оркнейских и Шетландских островах, а также в Гренландии есть естественные месторождения стеатита, но в Исландии они отсутствуют, поэтому сосуды из этого камня приходилось импортировать. Как железо, так и стеатит использовали для изготовления горшков и котлов размером до 18 дюймов в поперечнике с ушками или петлями, чтобы вставлять в них железную ручку и подвешивать на цепях над огнем. Существовали также чашки, ложки, блюдца, сковородки и вертела; все это могло быть как железным, так и из стеатита (рис. 34). Керамикой почти не пользовались, и все, что было найдено в Исландии, видимо, импортировали с континента.
И конечно же, существовало множество сосудов из дерева или кожи. В тех редких случаях, когда состав почвы способствует сохранности в погребениях деревянных предметов (например, в норвежских погребениях в кораблях), разнообразие и то мастерство, с которым они изготовлены, просто поражают. Такие сосуды годились скорее для хранения или подачи еды, чем для готовки, хотя некоторые методы приготовления (например, медленное подогревание в углях) годились и для деревянной посуды: говорят, что над огнем можно подвесить и кожаный мешок и, пока его содержимое остается влажным, он не загорится.
Очаги эпохи викингов свидетельствуют о том, что в ту пору пищу готовили множеством способов. Безусловно, мясо можно было пожарить на вертеле (рис. 35) или испечь в глубокой яме, наполненной раскаленными углями и прикрытой землей (такой способ годился и для хлеба). Часто в длинных открытых очагах у одного конца была плоская каменная плита, которая должна была сильно разогреваться, — идеальное место для того, чтобы печь хлеб и овсяные лепешки, а также чтобы медленно тушить мясо. В кухне в самом старом доме в Ярлсхофе был как открытый очаг, так и каменная печь, частично встроенная в стену. Ею пользовались так: небольшие камни раскаляли докрасна на открытом огне, потом по наклонной каменной плите закатывали в печь и покрывали свежей влажной травой. Сверху ставили еду, защищенную дополнительным слоем травы, и покрывали еще одним слоем раскаленных камней. В Ярлсхофе так в основном готовили рыбу: в печи нашли кости морской щуки, сайды и трески.
Часто утверждалось, что кучи небольших расколовшихся в огне камней, которые обычно находят у домов викингов, свидетельствуют об использовании примитивного способа кипячения жидкостей в деревянных сосудах путем добавления туда раскаленных камней, и в сагах действительно есть намеки на это. Тем не менее, данные из Ярлсхофа и некоторых других мест Шотландии заставляют предположить, что камни были расколоты специально (их подогревали и лили на них холодную воду) просто для того, чтобы получить камни нужного размера. Они кучей лежали у двери кухни, готовые для использования в яме для жарки, или в печи, подобной вышеописанной.
Семья завтракала и обедала в главной комнате. Здесь на приподнятом полу, который образовывал платформу вдоль каждой стены, стояли разные низкие скамейки и стулья. В богатых домах сиденья покрывали тканями, а пол застилали соломой или камышом. Можно было сидеть и прямо на полу: исследования исландских скелетов показали, что женщины чаще сидели на корточках, чем прямо. Два почетных места находились в центре комнаты друг против друга по обеим сторонам от очага и между четырьмя наиболее богато украшенными резьбой столбами, поддерживавшими крышу, так называемыми «тронными столбами». Два почетных сиденья представляли собой украшенные резьбой кресла-скамьи; каждое из них было достаточно широким, чтобы на нем могли усесться два человека. Первое было предназначено для хозяина и хозяйки дома, второе — для самых почетных гостей. Остальные домочадцы, в том числе слуги, сидели двумя рядами вдоль стен комнаты, причем места ближе к центру считались более почетными, чем дальние. Небольшие низенькие столики — просто доски на козлах — приносили в комнату прямо перед едой и ставили перед обедающими.
Еду подавали в деревянных чашках и мисках. Их разносили служанки, которые также должны были наполнять пивные кружки и роги для питья (рис. 36); если за столом были гости, хозяйка дома и ее дочери могли сами им прислуживать. Ели ложками, ножами и пальцами; вилки еще были неизвестны.
Когда обед заканчивался, столы разбирали и уносили. Некоторое время люди сидели у огня, занимаясь домашней работой и беседуя. Затем начинали стелить постели. В домах с только одной большой комнатой постель раскладывали на том же самом приподнятом полу, где стояли скамьи, хотя в более сложно устроенных длинных домах от общей комнаты отгораживали спальню, где постели были расстелены постоянно. Иногда кое-кто из домочадцев спал и в кухне. Комната с поднятыми полами зачастую была разделена низенькими стенками, идущими от стены к столбам, так что постели могли располагаться в таких похожих на коробку отсеках. В Скалакоте на поднятых полах были обнаружены ряды камней (рис. 18), которые могли выполнять именно эту функцию. Постель, которую на день скатывали и убирали с глаз подальше, состояла из матраса, набитого соломой или сеном, подушек и одеял, набитых перьями, пледов, а вероятно, и шкур, которыми можно было прикрыть все это сверху.
В сагах часто упоминаются своего рода альковы, пристроенные к стене и полностью закрытые деревянными панелями и запирающимися дверьми; фактически это были маленькие спальни для главных членов семьи. Обычно их сооружали в одном из концов главной комнаты, но иногда они находились в какой-либо из меньших комнат. За перегородками, отгораживавшими угол «прихожей» в Стёнге, вполне мог прятаться такой спальный шкаф (рис. 19).
Сельская жизнь, о которой мы говорили, имела много общего с жизнью крестьянских общин в других североевропейских странах в течение многих веков, в том числе и с жизнью на Британских островах. Принципы устройства домов, детали мебели, инструменты и образ жизни находят близкие параллели в обычаях Ирландии и горной Шотландии, просуществовавших почти вплоть до наших дней. Однако исландский фермер жил в мире с более широкими горизонтами. Он или его непосредственные предки были первопроходцами, осваивавшими новые территории, но при этом сохранявшими прочные связи со старой родиной. Возможно, он и сам значительную часть жизни был странствующим купцом, участником одной из разбойных шаек викингов или дружинником князя или короля в Скандинавии, Англии, а то и в еще какой-нибудь стране, значительно удаленной от дома. Даже остепенившийся фермер, имевший собственные земли, не всегда порывал с жизнью купца или разбойника, хотя, как правило, это было занятие для лета. «Сага о людях с Оркнейских островов» описывает, как еще в 1158 году один из вождей викингов, Свейн Аслейвссон, все еще продолжал сочетать сельский труд с традиционным занятием грабежом: «В то время у Свейна было в обычае оставаться дома на Гэйрсее зимой, и он всегда содержал 80 дружинников за свой счет. У него был зал для питья, такой большой, что на Оркнейских островах второго такого не существовало. Свейн весной усердно трудился и сеял огромное количество зерна, непосредственно принимая в этом участие. Однако, когда эта работа заканчивалась, каждую весну он отправлялся «викинговать»: грабил Шетландские острова и Ирландию, а в середине лета возвращался домой. Это он называл «весеннее викингование». Потом он оставался дома до тех пор, пока не уберут хлеба и не обмолотят зерно. Затем отправлялся «викинговать» и не возвращался домой до тех пор, пока не оканчивался первый месяц зимы, и он называл это «осеннее викингование».
Глава 4
КОРАБЛИ И ПЛАВАНИЯ
Викинги стали владыками морей — об этом говорит вся их история. Торговля, пиратство, прибрежные рейды, долгие путешествия поселенцев — все это стало возможным благодаря техническим достижениям кораблестроителей и моряков, искусство которых не знало себе равного в Европе. Корабли викингов стали вершиной многовекового развития, стадии которого можно изучить по древним изображениям на скалах, по некоторым обнаруженным в болотах и курганах кораблям, которые древнее, чем эпоха викингов, и по изображениям на резных камнях с Готланда. Ключевым элементом в прогрессе кораблестроительства стало изобретение паруса и увеличение его размеров, усовершенствование характерного для скандинавских кораблей руля, который располагался с правого борта около кормы, и постепенное развитие настоящего и очень мощного киля. К концу VIII века корабли викингов уже могли пересекать Северное море, и Запад ужаснулся, оказавшись в полной власти разбойников, само появление которых поражало и страшило.
Корабли викингов были предназначены для различных целей. Отнюдь не все они были одного и того же размера и типа. Три наиболее известных и лучше всего сохранившихся корабля происходят из норвежских курганов, которые лежат вокруг Осло-фьорда — в Гокстаде, Усеберге и Туне. Корабль из Гокстада сопровождали три шлюпки. Пять других больших кораблей более позднего периода были подняты в 1962 году со дна Роскильде-фьорда в Дании. Все эти корабли (вместе с другими, менее хорошо сохранившимися, остатки которых обнаружили в различных погребениях) в основном имеют схожую конструкцию, но в них видны и заметные различия. Очевидно, что и среди военных, и среди купеческих кораблей существовало множество различных типов. Это подтверждается большим количеством различных наименований кораблей в письменных источниках.
Из трех упомянутых норвежских кораблей корабль из Гокстада (см. вклейку) лучше всего помогает лам понять, каким был типичный корабль викингов IX века, хотя он и несколько меньше, чем те суда, которые строили позднее. Он был обнаружен в кургане в 1880 году в толстом слое голубой глины, которая почти полностью сохранила прекрасную резьбу по дереву. Корабль послужил гробом для мужчины средних лет крепкого телосложения. Погребение датируется примерно 900 годом.
Длина корабля из Гокстада составляет около 23 метров от кончика носа до кормы. Киль сделан из одного куска дуба. От него поднимаются элегантные крутые изгибы носа и кормы. Отсутствуют только самые высшие точки корабля — они выступали поверх защитного слоя глины и находились в обычной земле, поэтому сгнили. 16 поясов обшивки образуют корпус. Наибольшая ширина его составляет 5,25 метра, а глубина в середине корабля — около 2 метров; осадка корабля составляла чуть меньше метра. Корабль был обшит «внакрой», то есть каждый пояс обшивки перекрывал нижележащий пояс и был приклепан к нему. В большинстве поясов толщина планок не превышает дюйма, однако десятый пояс, находившийся у ватерлинии, и четырнадцатый, в который вделаны уключины, были немного толще, что позволяло этим планкам выдерживать дополнительную нагрузку. Планшир был очень мощным. Все пазы и стыки — заделаны шнурами, слабо сплетенными из щетины и шерсти.
Внутреннюю структуру корабля образовывали 19 шпангоутов, находившихся на расстоянии около метра друг от друга, на которых лежали поперечные балки. Под ватерлинией обшивка корабля была не прибита, а привязана к этим балкам. Обвязка была сделана из корней ели и пропущена через клинья, оставленные в досках, когда их вырубали. Благодаря этой технологии корабль оказывался достаточно гибким, чтобы идти по бурному морю не разбиваясь: при более жестком соединении дерево должно было бы быть гораздо толще, чтобы выдержать нагрузку, и корабль лишился бы всех преимуществ, которые давали ему легкость и высокая скорость. В некоторых областях Скандинавии обвязку использовали еще более широко, чем на корабле из Гокстада: мы узнаем, что зимой 1138/39 года Сигурд Слембидьякон[13] (претендент на трон Норвегии) приказал нескольким лапландским кораблестроителям построить для него два корабля, и «они были скреплены оленьими жилами, без гвоздей, и прутьями ивы вместо скреп, и каждый корабль мог везти 12 человек».
У корабля из Гокстада нет фиксированной палубы; на нем были сосновые половицы, которые свободно лежали на поперечных балках, не будучи ничем закреплены. Приподнимая их в любом месте, легко было и вычерпывать трюмную воду, и вынимать хранившиеся под досками вещи. На этом и других кораблях были обнаружены ковшики для вычерпывания воды; использовались и ведра, а насосы были неизвестны.
Возможно, самой странной деталью корабля викингов, на взгляд современного человека, был его руль, но на самом деле этот руль — одно из величайших технических достижений той эпохи. Он выглядел как очень широкое и массивное весло, прикрепленное к кормовой части, и в нормальном своем положении на 18 дюймов выступал ниже линии киля, давая хорошее боковое сопротивление воде. Однако глубину руля было легко приспособить и к мелководью. Главным местом прикрепления руля служил дубовый блок, намертво с помощью планок приделанный к особо упроченному шпангоуту. Кроме того, руль был прикреплен ремнем, который соединял его с планширом, и, когда рулевой высвобождал ремень и в то же время подбирал канат, прикрепленный к нижнему концу руля, канат накручивался на дубовый блок и таким образом поднимался со дна. Румпель можно было отсоединить; на корабле из Гокстада он более ярда длиной и украшен прекрасной головой зверя (рис. 37).
Корабль из Гокстада был предназначен как для гребли, так и для хода под парусом. Мачта была сделана из сосны толщиной почти 30 сантиметров, всаженной в тяжелый дубовый блок длиной около 3,5 метра, который лежал на дне корабля. Кроме того, существовал еще более длинный блок, лежавший на поперечных балках, — специально для того, чтобы удерживать мачту в вертикальном положении; в этом блоке имелся паз, с помощью которого можно было поднимать и опускать мачту. Общая высота мачты точно неизвестна, поскольку часть ее была отрублена и положена на палубу с тем, чтобы она не выступала из кургана, а часть сгнила; возможно, ее высота составляла около 12 метров. Все, что осталось от паруса, — груда беловатой шерстяной материи с красными полосами и фрагментов конопляного каната.
По каждому борту корабля было 16 уключин. Из каждой выходила небольшая прорезь, через которую можно было протащить лопасть весла внутрь корабля. В каждой уключине также была небольшая деревянная заслонка, которую можно было закрыть, когда корабль шел под парусом, чтобы уключины не пропускали воду. Весла изготовлены из сосны; длина их различна — от 5 до 6 метров, так, чтобы все они могли одновременно ударять по воде, несмотря на крутой изгиб корпуса корабля. Весла очень легкие, с тонкими, суживающимися к концу лопастями. Те весла, что не использовались, вместе с другими деревянными балками хранились на Т-образных подставках, которые более чем на 2 метра поднимались над палубой и, таким образом, не мешали людям ходить по кораблю. Единственная проблема, касающаяся гребли, — это та, где, собственно, сидели гребцы: скамей для гребцов обнаружено не было, однако высота, на которой расположены уключины по отношению к половицам, исключает возможность того, что гребцы стояли. Было высказано предположение, что они сидели на своих матросских сундучках, а таких сундучков на погребенном в кургане корабле найдено не было потому, что они были личной собственностью моряков, а не частью корабельной оснастки.
Над рядом уключин, как раз под планширом, находилась легкая перекладина, с которой свисали щиты; все они висели на внешней стороне корабля. Их 64, по 32 с каждой стороны, и они покрашены попеременно в черный и желтый цвет. Висели они таким образом, что каждый щит отчасти перекрывал соседний и каждая пара соответствовала одной уключине. Из саг явствует, что щиты выставляли напоказ, когда корабль находился в гавани, а иногда — и в тот момент, когда боевой корабль готовился к атаке, но их, разумеется, не стали бы вывешивать в открытом море, поскольку они были прикреплены очень свободно, и первая мощная волна легко смыла бы их.
Красота корабля из Гокстада — трезвая и практичная; это красота мощных, сильных линий и великолепно рассчитанной конструкции. Декоративная резьба сведена к минимуму — несколько легких штрихов на половицах и заслонках для уключин, голова зверя на румпеле. Возможно, головы животного или другие украшения увенчивали утерянные нос и корму. Сохранились следы простой и эффектной раскраски: черный и желтый цвет щитов перекликаются с линиями краски на голове зверя, украшающей румпель, где видны следы красного, и те же самые три цвета — на резной, с головами зверей отделке палатки на корабле (рис. 41), одеялах и покрывале постели, на которой лежало тело владельца. Фигура на носу корабля, возможно, соответствовала остальной резьбе по стилю и цвету, и вся эта цветовая схема, как простой геральдический символ, помогала сразу узнать корабль и его владельца.
Поразительно контрастирует с аскетичным убранством корабля из Гокстада роскошное великолепие корабля, обнаруженного в 1903 году в Усеберге (см. вклейку). В целом конструкции двух этих кораблей похожи; корабль из Усеберга лишь немного короче, на нем только на одну пару весел меньше, однако общее впечатление от него совершенно другое, поскольку глубина корабля посредине не достигает и 1 метра. Поднимаясь от длинных, низких бортов, нос и корма высоко взмывают над водой, и взлетающий изгиб носа завершается спиралью — изогнувшейся змеей. Полосы богатой резьбы с узором из волнообразных завитков очерчивают две кромки с обеих сторон носа; при ближайшем рассмотрении оказывается, что это не просто завитки, а ряды переплетающихся зверей. Тот, кто стоял на палубе лицом к носу, мог видеть еще одну панель с резьбой — более гротескной и даже шутливой по стилю, где маленькие получеловеческие фигурки с выпученными глазами и телами головастиков карабкаются друг на друга (рис. 38).
Однако, как бы богато ни был отделан корабль из Усеберга, он никогда не предназначался для плавания по открытому морю. У него слишком низкая осадка, тонкий киль, в уключинах отсутствуют заслонки; на корме и в самом корпусе из-за пазов в обшивке есть слабые места, и почти все доски палубы прибиты гвоздями, так что в случае необходимости нельзя было бы даже вычерпать воду. Такой корабль подходил только для спокойной воды закрытого фьорда; видимо, его использовали для развлекательных поездок или, поскольку многие найденные в нем предметы могли быть связаны с культом, корабль служил религиозным целям и использовался в культе какого-нибудь божества. Погребение состоялось примерно в середине IX века, однако корабль уже был старым и изношенным, когда попал в курган. Его киль почти пришел в негодность; блок, удерживавший на месте мачту, когда-то раскололся, и его чинили; румпель отсутствовал; весла, руль и мачта были не частью первоначальной оснастки, а заменами — действительно, некоторые весла даже не были закончены. Судя по всему, корабль не использовался уже несколько лет, и на нем отсутствовала часть такелажа, так что его пришлось спешно оснащать с тем, чтобы он оказался достоин своей последней задачи.
Третий норвежский корабль происходит из Туне. Его обнаружили в 1867 году, и он сохранился не так хорошо, как два первых. Корабль относился примерно к тому же периоду, что и корабль из Гокстада (ок. 900 года). Длина его около 20 метров, максимальная ширина — 4,35 метра, глубина в середине — 1,3 метра, однако в разрезе он выглядит гораздо более плоскодонным, чем корабль из Гокстада; два широких шпангоута над ватерлинией заметно выгнуты наружу. Мощные блоки поддерживали мачту на этом корабле, и, возможно, на нем было 10 или 11 пар весел. Низкий, широкий корпус должен был сделать его очень устойчивым, а мелкая осадка подходила для использования в устьях рек или среди отмелей.
Мореходность кораблей викингов была доказана без всяких сомнений в 1893 году, когда капитан Магнус Андерсен на корабле — точной копии своего собрата из Гокстада — пересек Атлантику. Корабль вышел из Норвегии 30 апреля и достиг Ньюфаундленда 27 мая, пережил множество штормов без всяких повреждений и достигал под парусом максимальной скорости 10 или И узлов. Капитан был в восторге от эластичности и легкости корабля и от того, с какой гибкостью его деревянный корпус встречал нагрузки во время плавания по океану. Кроме того, по мнению Андерсена, боковой руль способствовал легкому и эффективному управлению кораблем.
Принято считать, что корабли викингов из-за их квадратных парусов могли плыть только по ветру (на фордевинд). На этот случай капитан Андерсен снабдил свой корабль стакселем, который в эпоху викингов еще был не известен. Однако с тех пор более тщательное исследование корабля из Гокстада показало, что фактически нижнюю часть паруса можно было растянуть с помощью бона, вбитого в гнездо на палубе. Это устройство (возможно, в сочетании с булинем) могло позволить кораблю плыть в крутой бейдевинд, а возможно, и поворачивать на другой галс. Все это было воспроизведено на другой копии корабля из Гокстада, изготовленной в 1949 году, которая таким образом могла плыть в крутой бейдевинд в пределах 5,5 – 6 румбов к ветру.
Какой такелаж мог быть на кораблях викингов, не совсем ясно, тем более что верхушка мачты из Гокстада пропала, и поэтому нельзя сказать, имелись ли там отверстия, через которые можно было бы пропустить бакштаг. В общем и целом кажется вероятным, что использовались оттяжки и ванты, а пара деревянных блоков, обнаруженных на корабле, должна была помогать их натягивать. Рея, на которую поднимали парус, полностью не сохранилась, однако, возможно, длина ее составляла около 11 метров; площадь паруса должна была составлять около 105 квадратных метров.
Камни с изображениями с Готланда донесли до нас множество изображений кораблей, плывущих с развернутым парусом, что вызывает ряд интересных вопросов (рис. 39). Оттяжки и булини иногда показаны, иногда нет. Сами паруса, как правило, покрыты узором из ромбов, в то время как письменные источники утверждают, что паруса раскрашены полосками контрастных цветов. То ли готландцы предпочитали другие узоры, то ли, что более вероятно, ромбы изображают сеть из канатов или кожаных ремней, которая покрывала поверхность слабо сотканного паруса, укрепляя его. Куски каната, найденные вместе с остатками паруса корабля из Гокстада, могут быть остатками такой сети.
На изображениях из Готланда также есть любопытные перекрещивающиеся линии, которые выходят из нижней части паруса; их держат члены команды. Иногда кажется, что эти линии продолжают сетку на самом парусе, однако чаще они выглядят как отдельный набор канатов, перекинутых через нижнюю рею. Вероятно, это были лини, предназначенные для того, чтобы двигать нижнюю рею и уравновешивать парус, а возможно, рифы, проходившие сквозь петли, вшитые в сам парус, использовавшиеся для того, чтобы поднимать и опускать парус быстро и ровно; в этом случае изображения на камне могут показывать тот момент, когда парус только что опущен в начале путешествия.
На кораблях обычно были небольшие лодочки, которые использовали как шлюпки; их тянули на буксире или хранили на палубе. Три такие шлюпки найдены в Гокстаде (рис. 40). Самая большая из них — изящная, обшитая внакрой лодка длиной более 9 метров с тремя парами весел, вставленных в уключины с тонкой резьбой. Эти лодки напоминают нам, что на озерах и реках викинги должны были использовать множество маленьких, легких судов для рыбной ловли и других коротких повседневных путешествий по побережью. Обычно следы именно таких маленьких лодок обнаруживаются в сотнях норвежских погребений в кораблях.
На кораблях также были палатки — рамы для них найдены как в Гокстаде, так и в Усеберге (рис. 41). Рамы изготовлены из ясеня, и на досках, образовывавших «коньки» над палаткой, вырезаны звериные головы, которые выступали над тканью палатки. Предназначение их — охранять спящих людей от зла. Звери из Гокстада были раскрашены в цвета корабля — желтый, черный и красный. Найдены и рамы от разобранных постелей (рис. 69), некоторые из них с головами зверей, очень похожими на зверей с палатки; очевидно, палатка и кровати являлись гарнитуром. Палатки бывали очень просторными: палатка из Усеберга — длиной 5,18 метра, шириной 4,38 метра и высотой 3,43 метра, в то время как другая лишь чуть меньше и высота ее составляет 2,63 метра. Такие палатки иногда раскладывали на палубе, когда корабль пришвартовывался, но чаще во время путешествий вдоль побережья люди каждый вечер выходили на берег и раскладывали палатку на земле. Те, у кого не было постелей, пользовались кожаными спальными мешками, часто одним на двоих для тепла.
Ночь на берегу давала возможность заняться приготовлением пищи. Среди кухонной посуды, найденной на корабле из Усеберга, — два железных котла с цепями и крюками для подвешивания, ложки, ножи, топорики, деревянные миски, бочки и тарелки, а также ручная мельница для перемалывания зерна; на двух досках лежала туша вола. В Гокстаде был обнаружен огромный бронзовый котел и множество деревянных тарелок, досок для рубки мяса, небольших бочонков, чашек, мисок и ложек; нашли даже два подсвечника. В других кремированных или погребенных кораблях, где деревянные вещи не сохранились, всегда находят котел. Разумеется, среди предметов, найденных в погребении с кораблем, были и многие предметы из дома умершего, однако очевидно, что хорошее кухонное оборудование должно было быть неотъемлемой принадлежностью любого корабля. Возможно даже, что во время долгих путешествий могли готовить и на море, используя большой ящик с песком, чтобы безопасно разводить огонь. В любом случае можно было найти и продукты, не требовавшие готовки: сушеная рыба, копчености, сухари, фрукты, орехи, коробки с домашним сыром и соленым маслом и бочки с элем и медом. Путешествие по океану в течение нескольких недель должно было быть для викинга обычным делом.
Однако не следует полагать, что все долгие путешествия по открытым морям совершались на кораблях, подобных кораблю из Гокстада. Купцы с тяжелым грузом, таким, как лес или ткани, поселенцы со своим скотом и даже разбойники, такие, как те, что в 893 году перевезли своих лошадей из Франции в Англию, нуждались в более тяжелых, широких и высоких кораблях, где было больше места для хранения груза. Во многих сагах говорится о таких судах, но до недавнего времени единственным материальным доказательством их существования был массивный четырехметровый руль из Ребека в Дании. Затем, в 1962 году, в одном из протоков Роскильде-фьорда была исследована своеобразная «плотина» из обломков затонувших судов. Оказалось, что она состоит из пяти кораблей XI века (см. вклейку). Они пока не восстановлены, но один из них, без сомнения, является наиболее массивным кораблем из когда-либо обнаруженных в Скандинавии. Его длина — 26,4 метра; он очень широк и имеет толстую сосновую обшивку, способную выдержать самую суровую бурю. Другой корабль, сделанный из дуба, сильно поврежден подводными течениями. Третий представляет собой маленький торговый корабль с фиксированной палубой на носу и корме и открытым хранилищем для груза посредине корабля. Все три были чистыми парусниками, на которых отсутствовали уключины. Кроме того, был обнаружен гораздо более узкий и легкий корабль, на котором имелись и уключины, и крепление для мачты; судя по всему, это был старый военный корабль, который несколько раз чинили. И наконец, был найден плоскодонный корабль из сосны с удивительно тонкой мачтой. Он мог служить чем-то вроде парома для плавания по устьям рек и мелким закрытым водам.
Самыми знаменитыми кораблями викингов были, конечно, те корабли, на которых плавали налетчики, грабившие Англию и европейский континент, — «длинные корабли» и «корабли-драконы» (драккары). Сначала, во времена короля Альфреда, они, вероятно, были ненамного больше, чем корабль из Гокстада с его 16 парами весел, если судить по одному известному пассажу из «Англосаксонской хроники». Там рассказывается, как Альфред построил корабли «некоторые с шестьюдесятью веслами, а некоторые и больше», чтобы сражаться с викингами, и говорится, что английские корабли были «почти что в два раза больше, чем те». Таким образом, предполагается, что корабли викингов имели 30–40 весел (15–20 пар).
Хотя корабли викингов в IX веке, видимо, были совсем небольшими, но в последующие века они — по крайней мере корабли королей и князей — стали намного более крупными и роскошными. В источниках XI века упоминаются корабли с 25, 30 и 35 парами весел. Типичным кораблем такого типа был знаменитый «Великий Змей», построенный зимой 999/1000 года для короля Олава Трюггвассона. Согласно рассказу Снорри, на нем было 34 пары весел и плоская часть одного только киля была длиной почти 33 метра, включая нос и корму. Когда команда была полностью укомплектована для сражения, на каждом весле сидели по 8 человек и 30 стояли на носу, то есть всего на борту находилось 574 человека. Такие цифры кажутся маловероятными, и, судя по всему, это легендарное преувеличение. Более разумными кажутся цифры, которые приводятся относительно команд средневековых кораблей, где достаточно было трех гребцов на одно весло: один греб, другой прикрывал гребца, а третий фактически сражался. Конечно, викинги, пересекавшие Северное море с целью грабежа, не стали бы рисковать, так сильно перегружая свой корабль.
Неизвестно, из скольких кораблей в среднем мог состоять флот викингов, отправившихся грабить заморские страны. В летописях часто фигурируют очень большие цифры, но всегда можно подозревать, что это преувеличение. Кроме того, хронисты не делают никаких различий между большими военными судами и сопровождавшими их маленькими шлюпками. Хороший, достаточно достоверно зафиксированный пример — это флот, с которым Олав Трюггвассон отправился завоевывать Винланд в 1000 году: у него было 60 кораблей, из которых по меньшей мере 14 имели 30 или больше пар весел, на других — по 20 пар, а остальные были «маленькими лодками и судами с продовольствием». Когда Харальд Хардрад (в традиционном написании — Гаральд Гардрад) вторгся в Англию в 1066 году, его флот состоял из 200 военных кораблей плюс небольшие суда.
Однако, если число судов и не было таким огромным, как можно подумать, читая некоторые хроники, нельзя сомневаться в том, что вид кораблей викингов внушал ужас. Вот как описывается флот, который привел Кнут в Англию в 1015 году, в одном латинском тексте: «Столь великолепно были украшены эти корабли, что они ослепляли смотрящих, и тем, кто смотрел издалека, казалось, что сделаны были они из пламени, а не из дерева. Ибо каждый раз, когда солнце проливало на них сияние своих лучей, в одном месте блистало оружие, в другом — сверкали подвешенные щиты. На носах кораблей пылало золото и искрилось серебро. Воистину, столь велико было великолепие этого флота, что если бы его господин пожелал завоевать любой народ, то одни корабли устрашили бы врага еще до того, как воины смогли бы вступить в сражение. Ибо кто смог бы смотреть на вражеских львов, ужасавших свечением золота, кто мог бы смотреть на людей из металла, угрожавших своими золотыми лицами, на этих быков на кораблях, угрожавших смертью, рога которых сияли золотом — не почувствовав ужаса перед королем подобного войска?»
Щиты, роспись и позолота были характерны для кораблей викингов. Типичными были и носы, украшенные головами людей или животных, в связи с чем корабли викингов и стали называть «кораблями-драконами», а отдельным кораблям давали такие имена, как «Великий Змей», «Зубр», «Журавль», «Человечья голова». Корабли, украшенные головами животных, имеют долгую историю в Скандинавии: еще на ранних камнях из Готланда показаны корабли, носы которых сделаны в форме лошадиных голов, а более поздние похожи на змей. Резные столбы, оканчивающиеся головами животных с разинутой пастью, которые были найдены на дне реки Шельды, возможно, некогда украшали небольшие суда, и считается, что они древнее, чем эпоха викингов; другие подобные столбы были найдены в погребальной камере на борту корабля из Усеберга (рис. 43), хотя мы и не знаем, частью какого предмета они были. Эта голова змея — с самого Усебергского корабля, и она была постоянной частью его корпуса, однако из других источников мы знаем, что фигуры на носах кораблей могли быть съемными. Исландские законы гласят, что их нужно снимать при приближении к берегу чтобы не напугать добрых духов земли. На гобелене из Байе показано, что флот Уильяма отплывает с фигурами на носах (рис. 44), однако те же самые корабли на берегу показаны «безголовыми».
Другой необходимой принадлежностью кораблей позднего периода был флюгер из позолоченной бронзы, также богато украшенный фигурами зверей и завитками (рис. 45). Сохранилось множество прекрасных образцов XI века, поскольку они были принесены в дар церквям в качестве благодарности за безопасное путешествие. Где эти флюгеры располагались на корабле, точно неизвестно. Естественнее всего представить их себе на мачте, однако тонкая и детальная работа по металлу была бы невидима на такой высоте, так что, более вероятно, речь идет об особом столбе на палубе или даже о самом носе корабля (рис. 46). Многие флюгеры поцарапаны и пробиты — возможно, стрелами, которые попадали в них в сражениях.
О технике кораблестроителей известно мало; мы знаем только то, о чем говорят сами корабли. Кораблестроением занимались зимой, что вполне естественно — земледельцу приходилось сооружать свой корабль для рыбной ловли или торговли тогда, когда сезон работы на земле заканчивался, но, судя по всему, так же поступали и ремесленники, которые строили суда для королей. Лес выбирали и валили за много месяцев до начала постройки, грубо обрубали и хранили в заболоченных озерках, чтобы древесина оставалась достаточно мягкой до тех пор, пока не придет время начать работу над кораблем. Должно было потребоваться много дуба, и только самых больших деревьев могло хватить, чтобы сделать киль из одного куска дерева, а также массивные блоки для мачты. В эпоху викингов Норвегия была богата дубами, однако за целые века кораблестроения лесам был нанесен такой ущерб, что, когда в 1893 году сооружалась копия корабля из Гокстада, было трудно найти в Норвегии дуб, чтобы сделать блок для мачты, а бревно для киля пришлось везти из Канады. Существует мнение, что из одного бревна можно сделать только две доски: бревно раскалывают посредине, а потом топорами и долотами из каждой половины вырубают доску. На самом деле доски в разрезе имеют клиновидную форму, и, видимо, они изготовлялись более экономным способом — бревно раскалывали по радиусам, примерно так, как вырезают ломтики из торта.
На строительстве такого большого корабля, как «Великий Змей», должно было работать множество людей — «некоторые валили лес, другие обрубали, некоторые возили бревна». Киль положили на помост, следы которого еще можно было видеть 200 лет спустя, когда писал Снорри. К нему прикрепляли нос и корму, затем следовала боковая обшивка. На этой стадии Торберга, мастера-кораблестроителя, куда-то позвали, и вернулся он только тогда, когда обшивка корабля была закончена. Все, в том числе и король Олав, были весьма удовлетворены работой; однако на следующий день король увидел, что все плотники стоят без дела и твердят, что корабль погиб: ночью кто-то прошелся от носа до кормы, делая глубокие зарубки на обшивке. Оказалось, что это сделал сам Торберг. Когда Олав пригрозил ему смертью, если он не возместит ущерб, Торберг не стал делать новую обшивку, но продолжал обрубать дерево до глубины своих зарубок, пока обшивка не стала совсем гладкой. Новая обшивка так понравилась королю, что он попросил мастера сделать то же самое и с другого боку. Эта история показывает, насколько викинги ценили в кораблях легкость и тонкость и как прославился мастер, у которого хватило смелости отрубить еще на палец лишнего материала.
Европу дивили не только сами корабли викингов, но и те путешествия, которые они совершали. Большинство моряков могли плавать только вдоль берега, гребя от одного ориентира к другому. Конечно, скандинавы также пользовались этим методом (как можно видеть по истории норвежского торговца Охтхере, см. главу 5), однако они еще и пересекали Северное море и широкие просторы Атлантики. Саги меньше, чем хотелось бы, говорят нам о том, как происходили такие плавания, повествуют о них кратко, походя, и это само по себе показывает, что они были обычным, повседневным делом для всех скандинавов. Тем не менее, в сагах есть некоторые ценные свидетельства, и их можно дополнить на основании практического опыта современных моряков, которые изучали корабли викингов и плавали на их копиях.
В плаваниях викингов не было ничего случайного, непродуманного. Действительно, традиционные рассказы об открытии новых земель — Исландии, Гренландии, Америки — приписывают в каждом случае первое открытие тому, что землю случайно увидели с борта корабля, который сбился с курса вследствие шторма или тумана. Однако в каждом случае первооткрыватель, не испытавший энтузиазма при виде новой неведомой земли, возвращался домой, и только позднее другие люди специально отправлялись в плавание, основываясь на добытых им сведениях, чтобы исследовать и заселить эти новые области. Так как же в то время, когда еще не знали магнитного компаса, эти первые поселенцы находили дорогу? И как впоследствии корабли постоянным потоком ходили туда-сюда между Норвегией и Исландией, Исландией и Гренландией и даже через просторы океана между Норвегией и Гренландией?
До некоторой степени еще можно было следить за ориентирами на берегу; один поздний средневековый текст дает такие инструкции для плавания в Гренландию: «От Хернара в Норвегии плыви прямо на запад на Хварф в Гренландии. Ты должен плыть к северу от Шетландских островов так, чтобы видеть их в ясную погоду, а к югу от Фарерских островов так, чтобы склоны гор были как бы наполовину прикрыты морем, и правь к югу от Исландии так, чтобы ты мог видеть исландских птиц и китов».
Вершины гор, конечно, были полезными ориентирами в ясную погоду, и, даже когда сама земля была за горизонтом, по определенным признакам можно было узнать, в каком она направлении: по форме облаков, по тому, как на небе виден свет, отразившийся от ледяных полей, по присутствию некоторых видов морских птиц и направлению их полета. Может быть, поселенец, который выпустил двух воронов, чтобы они вели его к земле, поступил так не только для того, чтобы почтить Одина,[14] но и по практическим соображениям: он подумал, что голодный ворон, летящий высоко, сможет найти землю, которую люди на уровне моря пока еще не видят.
Однако такие наблюдения можно было сделать только при соответствующих условиях, и в любом случае для долгих плаваний по океану, вдали от любой земли, они не годились. Здесь ключевым принципом навигации было плавание по широтам, как видно из только что процитированных инструкций для моряков: те, кто плывут в Гренландию, должны были отправляться не из какого-то места на берегу Норвегии, но из точки, расположенной примерно в 30 милях к северу от Бергена, которая лежит на той же широте, что и одна из областей на западном побережье Гренландии примерно в 80 милях к северу от ее южной оконечности. Если корабль постоянно держался на одной и той же широте, он, безусловно, должен был достичь пункта своего назначения.
Викинги ясно понимали связь между максимальной высотой солнца в полдень и широтой места, откуда производится наблюдение, они могли ее точно вычислять и даже делать скидку на время года. Есть исландские таблицы, где приведена высота солнца в полдень для каждой недели в году, рассчитанная для севера Исландии. Они приписываются человеку по прозвищу Стар-Одди, который жил в конце X века. Эти замечательно точные подсчеты выражены в единицах под названием «полуколеса», то есть половины видимого диаметра солнца. Человек, который держал на расстоянии руки палку, размеченную в таких или других удобных единицах, мог зафиксировать высоту солнца в любом месте, где бы он ни находился, и таким образом определить широту, сравнивая эту высоту с другими известными местами. При необходимости можно было использовать и другие, более грубые методы — например, измерить длину тени, отброшенной в полдень. Можно было пользоваться и звездами, как поступил один исландец, совершивший паломничество в Палестину примерно в 1150 году: он сообщил, что река Иордан находится на такой широте, что, когда он, лежа на ее берегу на спине, поднял колено, положил на колено кулак и поднял большой палец, Полярная звезда была как раз напротив кончика его пальца, и никак не выше. На самом деле произвести такие вычисления по Полярной звезде легче, чем по солнцу, однако в северных широтах летом ночное небо слишком яркое и звезд порой не видно.
Следовательно, можно думать, что, когда викинг видел незнакомую страну, он мог вычислить ее широту. Те, кто шел за ним, не должны были опираться на туманные указания типа «где-то на западе» и плыть куда-то в неведомую голубую даль со слабой надеждой когда-нибудь наткнуться на эту землю: они точно знали, насколько севернее или южнее она находится. С помощью ежедневных проверок путешественники удостоверялись, что высота солнца в полдень остается той же самой. Если они попадали в бурю или туман, то, пока не покажется солнце, оставались беспомощными, однако, как только им удавалось продолжить свои наблюдения, они понимали, что если солнце теперь стоит слишком высоко в небе, то их отнесло слишком далеко на юг, если слишком низко — то на север. Путешественники не могли узнать, насколько далеко к западу или к востоку находятся, однако это не имело такого большого значения; если уж они оказались на нужной широте и затем поворачивали на запад, то рано или поздно, безусловно, должны были достичь пункта назначения.
Для того чтобы идти по курсу, викинги должны были иметь пеленгаторный компас, который помогал им найти страны света по солнцу или Полярной звезде, если она была видна. В древненорвежском языке есть названия для восьми направлений: северо-восток и юго-восток называются буквально «к земле на север» и «к земле на юг», а северо-запад и юго-запад — «наружу на север» и «наружу на юг»; «наружу» означает «в море». Такие обозначения должны были появиться у моряков на пути, где на востоке находились большие просторы земли, а на западе — открытое море, как это и было у берегов Норвегии. В языке не было специальных терминов для таких мелких подразделений, как северо-северо-восток, — видимо, на старых компасах обозначали только восемь направлений.
Однако в 1948 году в Гренландии в руинах, относящихся примерно к 1200 году, был обнаружен деревянный диск с нарезками. Если бы диск был полным, то нарезок было бы 32, что соответствует 32-частному делению компаса, которое, как известно, использовалось в позднем Средневековье, поэтому было высказано предположение, что викинги использовали более совершенную систему пеленгации, чем предполагалось до сих пор, и что этот предмет — пеленгаторный компас викингов. В центре диска есть отверстие: в него можно было вставить ось, которая могла служить ручкой, и на такой оси могли быть, кроме того, укреплены стрелка солнечных часов и подвижная стрелка-указатель, которая могла отмечать курс, что было полезно, хотя, конечно, не необходимо (рис. 47). Две насечки, находящиеся под прямым углом друг к другу, судя по всему, чем-то отличались от других; на них заметны царапины. Возможно, они обозначали две главных стороны света, например север и запад.
Чтобы определить свое местоположение с помощью такого компаса (или даже более грубого, с 8 или 16 делениями), моряк должен был только поворачивать его, пока зарубка, обозначавшая север, не указала бы на точку, где вертикальная линия, прочерченная от полуденного солнца, пересекала горизонт. Тогда он сразу понимал, где находятся другие стороны света, и мог менять свой курс, пока нос корабля не оказывался в одном направлении с точкой, указывавшей в нужную сторону. Ночью, если была видна Полярная звезда, он мог сориентировать по ней зарубку, указывавшую на север. Если по опыту знал, в каком именно месте в это время года поднимается солнце, то он мог и не ждать до полудня, а произвести наблюдения на рассвете, соотнеся нужную зарубку с восходящим солнцем; у него могли даже быть с собой таблицы для таких вычислений, поскольку Стар-Одди составил для этого таблицы по временам года, а также таблицы полуденной высоты солнца. Возможно, некоторые люди могли определять положение солнца в пасмурный день, рассматривая небо через кусочек исландского шпата, который обладает естественной способностью поляризовать свет, — в некоторых сагах упоминается использование для этой цели «солнечного камня».
Благодаря мастерству своих моряков и искусству кораблестроителей викинги были повелителями морей, и их смелые указания мореплавателям продолжают уверенно звучать сквозь века: «От Хернара в Норвегии плыви прямо на запад, в Гренландию…»
Глава 5
КУПЦЫ
Воинская слава скандинавов нередко затмевает тот факт, что значительная часть их богатств была, безусловно, приобретена торговлей — торговлей, основными статьями которой отчасти являлись природные ресурсы их собственных стран, но отчасти и товары, полученные в качестве дани от соседних племен, и захваченные силой рабы. Богатство, приобретенное двумя первыми способами, хорошо показано в истории одного норвежского вождя из Халогаланда, который посетил двор короля Альфреда в 870-х годах и чей рассказ о его родине и путешествиях был включен в англосаксонский перевод «Всемирной истории» Орозия. Англосаксонская форма имени этого человека — Охтхере, что соответствует скандинавскому «Оттар»; он немного занимался земледелием, разводил северных оленей, охотился на китов и моржей, собирал дань с лапландцев и также, очевидно, был купцом. «Он был очень богат тем, в чем состоит для них богатство, то есть дикими животными. Кроме того, как он ответил королю, ему принадлежало шестьсот прирученных оленей, которых он не покупал. Этих оленей они называют «храна» [северные олени]; были еще шесть «стэлхрана» [«подсадных» оленей] — они очень ценятся у финнов, так как с их помощью они заманивают диких оленей. Он был в числе первых людей этой страны: хотя у него было всего двадцать голов крупного скота и двадцать овец и двадцать свиней; а то немногое, что он пахал, он пахал на лошадях. Но доход его состоит в основном из податей, которые платят ему финны. Эта подать состоит из оленьих шкур, и из птичьих перьев, и из моржовой кости, и из канатов, сделанных из моржовой кожи, и из тюленей. Каждый платит согласно его происхождению. Самый знатный должен платить пятнадцатью шкурками куниц и пятью ездовыми оленями, и одной медвежьей шкурой, и десятью мерами пера, и шубой из медвежьей шкуры или шкуры выдры, и двумя канатами, каждый по шестьдесят локтей длиной, один, сделанный из моржовой кожи, другой — из тюленьей».[15]
Охтхере рассказал о двух своих путешествиях. Во время первого он отправился на север вдоль берега Норвегии, дальше самых северных китобойных угодий, затем на восток вдоль берега, где жили только кочевые племена, и так добрался до Белого моря. Это, как он сказал, было исследовательское путешествие, «чтобы узнать, как далеко земля простирается на северо-восток и живет ли кто-нибудь на север от этой пустыни», однако он отправился также «за моржами, потому что у них на зубах очень хорошая кость — несколько таких зубов они привезли королю — и их кожа очень хороша для канатов». Невольно возникает подозрение, что и его приезд в Англию был попыткой найти новый рынок для тех самых товаров, которые он так расхваливал: конечно, и на то и на другое был спрос. Моржовые и тюленьи канаты (их делали, срезая шкуру зверя непрерывной спиралью от загривка к хвосту) действительно были очень прочными, а моржовые клыки прекрасно заменяли слоновую кость и служили как для изготовления церковной утвари, такой, как распятия и посохи, так и для мирских вещей, таких, как ларцы и рукояти мечей.
Охтхере был явно не единственным, кто интересовался этими арктическими областями, поскольку археологические находки показывают, что норвежцы проявляли там большую активность, как до этой эпохи, так и после нее. В сагах также рассказывается о выгодной торговле шкурами на дальнем севере и о гневе местных вождей в ответ на требования Харальда Прекрасноволосого, чтобы налог с лапландцев стал королевской монополией. Могло быть и так, что Англия стала постоянным рынком сбыта для товаров из Арктики: в «Саге об Эгиле» рассказывается, что Торольв, сын Квельдульва, тоже из Халогаланда, привез груз мехов и сушеной рыбы в Англию и обменял их там на мед, пшеницу, вино и ткани.
Второе описанное Охтхере путешествие он, безусловно, должен был совершить много раз: он отправился из Халогаланда и отплыл на юг по побережью Норвегии: «На юге той страны есть торговый город [port], который называется Sciringes Heat. Он сказал, что туда можно доплыть за месяц, если каждую ночь выходить на берег и разбивать там лагерь и если каждый день будет попутный ветер, и так можно все время плыть вдоль земли… На юге от Sciringes Heal в землю входит очень большое море [Скагеррак], его нельзя окинуть взглядом… И он сказал, что за пять дней он доплыл от Sciringes Heal до торгового города, который люди называют ж/ Нжрит, он находится между вендами и саксами, и англами, и принадлежит данам».
Названия мест, приведенные в англосаксонской форме, соответствуют Скирингссалю и Хедебю; последний долго славился как первостепенный торговый центр у основания полуострова Ютландия, а первый был небольшой областью на западной стороне Осло-фьорда, где недавно в небольшой деревне под названием Каупанг действительно был обнаружен рынок того времени. Раскопки в этих местах показали, насколько хорошо известной была та дорога, по которой плыл Охтхере.
Каупанг находится у входа в небольшую бухту, которая образует прекрасную гавань, и защищен от морских набегов целым лабиринтом островков и мелких протоков в ее устье. Со стороны земли здесь нет никаких укреплений, возможно, потому, что высокие горы за поселком считались достаточной защитой. У подножия гор было разбросано несколько домиков. Между ними и берегом находился низкий покатый луг, на котором заезжие купцы могли раскинуть свои палатки. Из саг мы знаем, что ни норвежские купцы, которые плыли в Исландию, ни местные крестьяне не нуждались в постоянных постройках в торговых центрах; все, что им было нужно, это стены из торфа: когда корабль приходил, их чинили, покрывали тканью — и получалась палатка. Пока еще нельзя сказать, было ли так в Каупанге, поскольку район поселения все еще раскапывается и, возможно, будут обнаружены и другие дома.
Поделиться книгой: