Воспоминания о К Марксе и Ф Энгельсе (Часть 2)

Вынужденное пребывание в течение всего 1894 г. в Лондоне 415, несмотря на тяжелые условия жизни, несмотря на климат сырой и холодный, сильно подняло дух Георгия Валентиновича. Разговоры с Энгельсом о

103

вопросах теории и практики марксизма оставили неизгладимый след в душе Плеханова, и, как мы узнали от Веры Ивановны, и Георгий Валентинович произвел крайне благоприятное впечатление своим умом, разносторонними знаниями на учителя. К этому времени относится сказанное Энгельсом ему и близким: "Я знаю двух только человек, которые поняли и овладели марксизмом, эти двое: Меринг и Плеханов".

Впервые опубликовано в книге: Русские современники о К. Марксе и Ф. Энгельсе. М., 1969

Печатается по тексту книги

П. Д. БОБОРЫКИН

Из книги "Столицы мира

(ТРИДЦАТЬ ЛЕТ ВОСПОМИНАНИЙ)"

[...] Судьбе угодно было, чтобы в Лондоне, а не в Париже жил, работал и умер тот немецкий еврей, который придал социализму научно-философское обоснование и повлиял всего больше на умы и воззрения теперешних вожаков социализма и во Франции, и в Германии, и в других странах.

С Марксом я не имел случая познакомиться в сезон 1868 года. Тогда о нем и в Лондоне говорили - даже в радикальных кружках - не особенно часто.

О нем, как личности, о его семействе, домашней обстановке, привычках, вкусах, диалектике, выходках темперамента - я много слыхал от одного из наших ученых социологов *, который подолгу живал в Англии в 70-х и 80-х гг.

От него узнал я, еще до смерти Маркса, что он успешно занимался русским языком, слышал и то, как мой знакомый застал его раз с русским романом в руках. От русского приятеля получил я и письма к старику Энгельсу 417, надолго пережившему своего друга и руководителя, Маркса. Энгельс считался всегда как бы alter ego ** знаменитого социалиста, его лейтенантом и знаменосцем.

Энгельса я нашел в самом Лондоне, в отдаленном тихом квартале, в небольшом трехэтажном доме. Он жил как человек с хорошим достатком, да и никогда не знал, кажется, нужды и заброшенности эмигранта.

Это был - в июле 1895 г. 418 - старик хорошего роста, державшийся довольно прямо, не очень седой, с головой крупных размеров, неправильными, но, скорее, симпатичными чертами лица и добродушно-игривой усмешкой бесцветных глаз. В Германии вы встречаете таких отставных профессоров.

* - М. М. Ковалевского. Ред.

** - второе "я". Ред.

105

Хотя я отрекомендовался ему по-немецки, но разговор почему-то пошел на французском языке. Энгельс говорил на нем свободно и с довольно приятным акцентом. Сидели мы в его обширном, светлом кабинете-библиотеке, вмещавшем не одну тысячу томов [...] Поговорили мы сначала о нашем приятеле, и вообще о России; Энгельс много знал о русских делах и разные слова, вроде "земство" и "община", произносил старательно и чисто. Старик разговорился и приказал подать бутылку красного вина.

Разумеется, речь зашла об учении Маркса [...] Тут сейчас же зазвучала у Энгельса непоколебимая вера в безусловную истину того, что его учитель установил как роковой всемирный закон общественного развития. Все держится на экономических устоях. И нет в мире никаких явлений, вплоть до творчества и изящного искусства, которые не были бы прямыми продуктами материальных экономических причин.

Не желая вступать в принципиальный спор, я усомнился, чтобы одни только бытовые хозяйственные условия - заработок и кусок хлеба - сделали, например, то, что из немцев создалась первая музыкальная нация. Другие нации французы и англичане - не приобрели таких же способностей и в сходных экономических условиях.

Энгельс пришел в волнение.

- Такого вопроса не разрешишь в полчаса! - вскричал он.

"Конечно, - подумал я, - но надо марксистам быть всегда приготовленным к подобным возражениям".

На прощание Энгельс подарил мне свою немецкую брошюру 419. И, когда я прощался с ним, - глядя на этого, еще очень бодрого и бойкого старика, никак не ожидал, что к осени того же года он уже будет лежать в земле.

И теперь, кажется, нет в живых уже ни одного такого alter ego Маркса, каким был Энгельс.

Впервые опубликовано в книге: Боборыкин П. Д. Столицы мира. М., 1911

Печатается по тексту книги: Русские современники о К. Марксе и Ф. Энгельсе. М., 1969

Ф. М. КРАВЧИНСКАЯ

О встречах с Фридрихом Энгельсом 420

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ И. М. МАЙСКОГО

Я довольно часто встречался с Фанни Марковной, бывал в ее квартире, рылся в библиотеке, оставленной ей покойным мужем *, и любил слушать ее рассказы о делах и людях прошлого. Из этих рассказов старой революционерки мне особенно нравился один - об ее встречах с Фридрихом Энгельсом, и я хочу воспроизвести его здесь.

Как сейчас, предо мной встает маленькая, скромная квартирка Фанни Марковны... ** Тихо потрескивают полудогоревшие угли в камине... И в полумраке комнаты ровный голос хозяйки вдумчиво и неторопливо передает захватывающую повесть дальних, дальних лет...

- Однажды после нашего поселения в Лондоне, - вспоминала Фанни Марковна, - мой муж получил письмо от Г. В. Плеханова, находившегося тогда в Швейцарии 421. Плеханов, с которым Сергей Михайлович был хорошо знаком, писал, что в Лондоне живет Энгельс, и настоятельно советовал нам навестить его. Мы решили последовать совету Плеханова, тем более, что и нам самим было очень интересно встретиться с Энгельсом. Устроить это было легко. Энгельс был человек чрезвычайно доступный. В будни он много работал и жил довольно уединенно, но по воскресеньям любил видеть людей. В праздник дом Энгельса был открыт для всех желающих: каждый запросто приходил и садился за длинный стол, стоявший в самой большой комнате квартиры.

* - С. М. Кравчинским (Степняком). Ред.

** Здесь и ниже отточие поставлено автором. Ред.

Фанни Марковна поправила уголь в камине и, когда огонь вновь ярко запылал, продолжала:

- Вот в одно из таких воскресений мы с мужем отправились к Энгельсу. С нами пошла дочь Маркса Элеонора, бывшая замужем за английским социал-демократом Эвелингом. Эвелинги были своими людьми в доме Энгельса. Когда мы вошли, за столом сидело уже чело

107

век двадцать - все социалисты, писатели, политики. Компания была очень интернациональная, говорили на разных языках. На одном конце стола, в роли председателя, восседал Энгельс, который мне очень понравился с первого взгляда. Он был душой общества. Между присутствующими шли горячие споры. Они шумели, кричали, обращались к Энгельсу за разрешением вопросов. Энгельс охотно отвечал, - то по-английски, то по-немецки, то по-французски. На другом конце стола сидела домоправительница Энгельса - Ленхен *, полная немка, с очень милым и приятным лицом, которая только тем и занималась, что каждому вновь пришедшему накладывала побольше мяса, салата и других яств. Не скупилась Ленхен и на вино. Вся атмосфера в доме Энгельса была простая, товарищеская, немножко богемистая, но вместе с тем высоко интеллектуальная. Вы чувствовали, что находитесь в гостях у большого человека, который живет и интересуется большими проблемами.

Фанни Марковна остановилась на мгновенье и затем, с легкой улыбкой на лице, вновь заговорила:

- В то время я еще не знала ни одного иностранного языка. Это меня очень стесняло и делало застенчивой. Случилось так, что Энгельс, желая оказать внимание Степняку, посадил нас рядом с собой: меня справа от себя, а Сергея Михайловича слева. Я была в отчаянии и старалась как можно ближе жаться к Элеоноре Маркс, сидевшей с другой стороны от меня. Больше всего я боялась, как бы Энгельс не заговорил со мной, - что я тогда стану делать?.. Вдруг Энгельс обратился ко мне и стал декламировать по-русски. Хотя с тех пор прошло много времени, я точно помню, что он декламировал:

Мы все учились понемногу,

Чему-нибудь и как-нибудь,

Так воспитаньем, слава богу,

У нас немудрено блеснуть.

Онегин был, по мненью многих

(Судей решительных и строгих),

Ученый малый, но педант...

* - Елена Демут. Ред.

108

- Энгельс продекламировал еще две строфы, - продолжала Фанни Марковна, - и вдруг, лукаво посмотрев на меня, закончил:

...Зато читал Адама Смита

И был глубокий эконом,

То есть умел судить о том,

Как государство богатеет,

И чем живет, и почему

Не нужно золота ему,

Когда простой продукт имеет.

Отец понять его не мог

И земли отдавал в залог.

- Произношение у Энгельса было прекрасное, - говорила Фанни Марковна, декламировал Пушкина он чудесно. Я захлопала в ладоши и воскликнула: "Да вы отлично владеете русским языком, давайте говорить по-русски". Однако Энгельс покачал головой и с улыбкой ответил: "Увы! - на этом кончаются мои познания в русском языке".

Фанни Марковна снова остановилась и некоторое время сидела с таким видом, как будто бы она унеслась куда-то далеко, далеко от сегодняшнего дня. Я не нарушал ее молчания. Потом она тряхнула головой, точно сбрасывая с себя чары неведомого волшебства, и уже более обыкновенным голосом воскликнула:

- Ведь вот, почти тридцать лет прошло с тех пор, а я вижу наш первый визит к Энгельсу, как если бы все это происходило вчера!

Я спросил Фанни Марковну, что было дальше.

- Дальше? - откликнулась она. - Ну, вскоре после того Энгельс зашел к нам в гости с ответным визитом. Видно было, что знакомство может наладиться, и оно действительно наладилось. В дальнейшем Сергей Михайлович не раз встречался с Энгельсом. Они много беседовали, нередко спорили, бывали между ними и недоразумения. Мне лично, однако, с Энгельсом пришлось сталкиваться не так часто... Глубоко врезалось мне в память последнее свидание с ним. Это было уже много позднее, в середине 90-х годов, незадолго до смерти Энгельса.

Фанни Марковна подбросила угля в камин и, помешав его железной клюкой, вновь села на свое место.

- Когда умерла Ленхен, - продолжала она, - стал вопрос, кто будет теперь заботиться об Энгельсе. Ему было уже под семьдесят, он часто болел, за ним требо

110

вался хороший уход. Вскоре место Ленхен заняла Луиза Каутская, которая к тому времени разошлась со своим мужем *. Когда я познакомилась с Каутской, то как-то сразу почувствовала к ней антипатию. Мои чувства вполне разделяла Вера Засулич, которая тогда жила в Лондоне и часто бывала у Энгельса. В дальнейшем мы с горечью должны были убедиться, что наше отношение к Каутской ею вполне заслужено. Каутской не хватало мягкости и деликатности, в которых нуждался Энгельс. Она слишком много думала о себе и слишком мало об Энгельсе. Это с особенной силой обнаружилось, когда в начале 1894 года Каутская вторично вышла замуж. Вскоре у Каутской родилась дочка. Вместе с мужем ** и дочкой она жила у Энгельса, но интересовалась не столько Энгельсом, сколько своей семьей. В один прекрасный день Каутская решила, что дом, который до того занимал Энгельс, теперь чересчур мал, что Энгельса надо перевезти на новую квартиру. Энгельсу этого страшно не хотелось. Он жил в своем доме 25 лет, привык к нему, знал в нем каждый уголок и легко находил здесь все нужные ему книги, материалы, рукописи... А самое главное - в этом доме Энгельс принимал Маркса. Нетрудно представить себе чувства Энгельса в связи с проектом переезда на новое место. Но он был болен, беспомощен, деликатен - и Каутская в конце концов добилась своего: она перевезла-таки Энгельса в другой дом. Энгельс старался крепиться, но для нас с Засулич было ясно, что переселение только расстроило Энгельса и усугубило его тяжкую болезнь: у него ведь был рак горла. Мы с Верой готовы были плакать, но ничего не могли поделать.

Фанни Марковна вздохнула, опять немного помолчала и затем закончила:

- Последний раз я видела Энгельса при очень грустных обстоятельствах. Как-то раз к нам заходит Каутская и говорит, что вечером ей нужно уйти, а дома никого нет, не пойду ли я подежурить у постели больного Энгельса? Конечно, я охотно согласилась. Тот вечер я действительно провела с Энгельсом 422. Он очень обра

* - К. Каутским. Ред.

* - Л. Фрейбергером. Ред.

111

довался мне и начал рассказывать о дорогих ему вещах: показывал кресло, на котором обыкновенно сидел Маркс, давал мне читать письма Маркса, достал фотографии, на которых он был снят вместе с Марксом. Вообще, все существо Энгельса было переполнено глубочайшей любовью к Марксу, он без конца вспоминал о различных эпизодах его работы с Марксом, об их встречах, беседах, совместных поездках или прогулках за город. Я слушала Энгельса почти с благоговением, но сердце у меня разрывалось от горя. Я видела, что Энгельс очень болен и что за ним нет того ухода, который ему так нужен. Ушла я от Энгельса в тот вечер со слезами на глазах. Спустя несколько недель Энгельс умер... Мы с Сергеем Михайловичем были на его похоронах.

Я слушал рассказ Фанни Марковны, затаив дыхание. Мне казалось, что ее устами говорит сама история.

Впервые опубликовано в книге: Майский И. М. Путешествие в прошлое. М., 1960

Печатается по тексту книги: Русские современники о К. Марксе и Ф. Энгельсе. М., 1969

Ф. М. КРАВЧИНСКАЯ

Из воспоминаний 420

Плеханов был знаком с Сергеем Михайловичем * и вел с ним переписку. Однажды Сергей Михайлович получил от него письмо, в котором он, между прочим, писал: "Вы живете в Лондоне. Что Вы там делаете? Знаете ли Вы, что там живет Энгельс? Такие люди рождаются не так часто. Поэтому требую от Вас обязательно познакомиться с ним и прислать мне отчет. Это возмутительно, что Вы до сих пор не были у него, надо непременно к нему пойти".

Энгельс жил в большом доме, всегда открытом по воскресеньям для всех желающих его видеть. В его большом холле всегда по воскресеньям его можно было застать окруженным со всех сторон социалистами, критиками, писателями. Все, кто хотел видеть Энгельса, мог запросто приходить к нему.

Ф. М. Степняк со своим мужем (к ним присоединилась еще дочь Маркса Маркс-Эвелинг) пошли в одно из воскресений к Энгельсу.

- Очаровательный старик, - говорит Фанни Марковна, - произвел на меня наилучшее впечатление. Я была очень застенчивая, на мое несчастье он посадил меня близко от себя. Я все прижималась поближе к дочери Маркса, стараясь избежать разговора с Энгельсом, а он, естественно, как любезный хозяин, стал меня угощать. На иностранных языках я не говорила и поэтому хотела только одного - чтобы меня оставили в покое. Энгельс говорил по-французски, по-немецки, по-английски. Говорили на всякие, главным образом, политические темы, спорили. А на другом конце стола, как и всегда, сидела его экономка Елена ** - толстая немка, очень приятная на вид, которая только то и делала,

* - Кравчинским (Степняком). Ред.

** - Демут. Ред.

113

что всякому вновь приходящему гостю подкладывала довольно "либеральные" порции мяса, салата и вина. Между присутствующими шли ожесточенные споры, они горячились, шумели, обращались к Энгельсу за решением вопроса. Вдруг Энгельс обратился ко мне и, учитывая мои незнания иностранных языков, заговорил по-русски. Он стал цитировать из Пушкина:

Мы все учились понемногу,

Чему-нибудь и как-нибудь,

Так воспитаньем, слава богу,

У нас немудрено блеснуть.

Онегин был, по мненью многих

(Судей решительных и строгих),

Ученый малый, но педант;

Имел он счастливый талант

Без принужденья в разговоре

Коснуться до всего слегка,

С ученым видом знатока

Хранить молчанье в важном споре