— Значит, у тебя сегодня свидание?
Шеннон не поняла, почему он спросил об этом. Ей казалось, она никогда не интересовала его.
— Знаешь, Кейн, даже я порой сижу дома по вечерам, — бросила она устало.
— Наверное, тяжело тебе приходится, — с сарказмом заметил он, — ничего не делать целыми днями, да еще и вечерами. Должен признаться, я считал, что твоих умственных способностей должно хватить на нечто гораздо большее, чем просто колесить по миру и «убивать время», как ты выразилась.
Она подняла на него глаза. Он считал ее умной? Стоящей чего-то? Маленькая надежда затеплилась в душе.
— А кто говорил, что я просто разъезжаю по миру?
— Ты, — сказал он безапелляционно. — Когда же ты наконец поймешь, что жизнь — это не одна большая вечеринка?
Шеннон уставилась в окно, пытаясь скрыть навернувшиеся слезы. И этому человеку она хотела рассказать, какая она на самом деле?
— А разве нет? — заявила девушка наигранно весело. — Может быть, для тебя, но не для меня. Мой отец владеет многомиллионной компанией, которую я скоро унаследую. Он исправно оплачивает мои счета. Мне просто не нужно работать.
— Это должно впечатлить меня? — В его голосе чувствовалось презрение.
Шеннон пожалела о сказанном. Она вовсе не хотела впечатлить Кейна. Она лишь хотела, чтобы он уважал ее. А он верил самым нелестным слухам о ней.
— Пошел к черту! — прошипела она.
На пристани Кейн расплатился с таксистом, вышел первым из машины и подал ей руку. Шеннон проигнорировала его жест вежливости и пошла к причалу, присматриваясь к яхтам.
— Которая из этих твоя? — язвительно спросила она, указывая на пришвартованные старые рыбацкие лодки.
Кейн не ответил и, ускорив шаг, пошел вперед. Наконец он остановился около большой блестящей яхты, которая с самого начала привлекла внимание Шеннон: Пятидесятифутовое спортивного вида судно. Мощное, быстрое, дорогое. Это было на него похоже.
— Ты в порядке? — спросил он Шеннон, заметив капельки пота, выступившие у нее на лбу, и учащенное дыхание.
— Да, — ответила она, чувствуя себя чудовищно уставшей.
— Не похоже. Это из-за раны?
— Я же сказала, что в порядке, — отрезала она и, тряхнув головой, бодро прошла мимо него. Но не так бодро, как ей хотелось бы.
— Черт возьми! — выругался Кейн, подхватывая лишившуюся сознания Шеннон на руки.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Она очнулась в салоне на нижней палубе. Через открытые стеклянные двери светило вечернее солнце. Шеннон огляделась: салон, отделанный полированным кленом, был воплощением вкуса и роскоши. Обитый замшей потолок, мягкий пушистый ковер на полу, бежевого цвета кожаные кресла и диван.
Кейн сидел в кресле напротив нее и, заметив, что она открыла глаза, настороженно приподнялся.
— Как ты себя чувствуешь?
— Отлично, — со слабым вызовом сказала она. - Я вполне могла бы справиться сама.
— Конечно, — кивнул он. — Ты потеряла сознание. Ты бледна. У тебя круги под глазами. Ты очень худая. В общем, выглядишь просто ужасно.
— Спасибо, — съязвила она, трогая рану на голове и морщась от боли. — Напомни мне, чтобы я когда-нибудь вернула тебе комплимент.
Кейн встал, взял ее за руку и повел по ступенькам выше, в красиво обставленную столовую. Приглушенный вой сирен и крики полицейских, разгоняющих демонстрантов, доносились даже до причала.
— Сядь, — скомандовал Кейн.
Шеннон хотела было возмутиться, но передумала, увидев заманчиво мягкий, обитый тканью полукруглый диванчик, на который и опустилась со вздохом облегчения.
— Я серьезно. Ты выглядишь просто ужасно, — повторил Кейн, бросая ее сумку на столик перед диваном. — Чем ты занималась эти два с половиной года?
Не дождавшись ответа, Кейн встал, подошел к шкафчику, достал бинт, налил в чашку холодной воды и подошел к ней.
— Давай посмотрим, что у нас там. — Он осторожно взял ее за подбородок и приподнял голову, чтобы лучше видеть рану. — Вроде бы ничего серьезного, но синяк будет. И большой.
Ловким движением он приложил компресс к ранке. Шеннон вздрогнула.
— Больно?
— Нет, — солгала она, не желая показаться слабой. Но дело было не столько в боли, сколько в его волнующей близости, заставляющей ее сердце учащенно биться — так быстро и громко, что она испугалась, как бы он не услышал.
— Это твоя яхта? — спросила Шеннон не потому, что ей было очень интересно, а чтобы отвлечься от неожиданных мыслей, приходящих в голову, и от тонкого, едва уловимого, но приятного запаха туалетной воды, исходившего от него, пока он, наклонившись, промывал ей ранку.
Если яхта принадлежит ему, подумала Шеннон, то, очевидно, после ухода из компании отца дела у него идут очень и очень неплохо.
— Тебе будет приятнее иметь со мной дело, если я скажу «да»?
Шеннон уже заняла оборонительную позицию и хотела ответить остро и язвительно, как вдруг, увидев его улыбку, поняла, что это всего лишь очередная шутка. Неужели он вообще не воспринимает ее всерьез? Ей стало обидно.
— Вряд ли я польстилась бы на тебя, Кейн, даже если бы у тебя было двадцать таких игрушек, — сказала она, пытаясь под фальшивой улыбкой скрыть свою досаду и тоску, затаившуюся где-то очень глубоко. — И, кстати, не прячешь ли ты в одной из кают свою жену?
— У меня нет жены.
Неожиданно Шеннон испытала облегчение, почти радость от осознания того, что он все еще не женат.
— Почему? — спросила она, пытаясь унять сердцебиение. — Ты ведь не становишься моложе, Кейн, ты знаешь это?
Сколько ему сейчас? — подумала она. Тридцать три? Тридцать четыре?
Сиди смирно и не дергайся! — скомандовал он, проигнорировав колкость, заставив ее ощутить всю глупость вопроса и почувствовать себя несмышленым ребенком. Ее всегда восхищала зрелость Кейна, которую она считала одним из несомненных его достоинств. И с годами он становился все более и более привлекательным для нее.
Кейн дезинфицировал ее рану, а Шеннон продолжала молча разглядывать его. Сквозь белую полупрозрачную рубашку она могла различить очертания его груди, темные волосы на ней. Пульс участился. Может, лучше вообще не смотреть на него? Она закрыла глаза, но от его дурманящего запаха никуда деться не могла.
—Вот и все, — сказал он, выпрямившись. — Подержи пока компресс.
Кейн был рад заняться приготовлением чая. Казалось, он с удовольствием возился с чашками и блюдцами у раковины. На самом же деле он пытался отвлечься от мыслей о Шеннон. Она не из тех девушек, перед которыми легко устоять. От нее исходила мощная сексуальная энергетика. И он вынужден был признаться самому себе, что жаждет ее с той самой минуты, как в первый раз увидел. Но Кейн не хотел поддаваться чарам. Он решил доказать, что сможет удержаться. Вероятно, он будет единственным мужчиной, кому это удастся сделать.
Кейн уже ждал, когда закончится демонстрация, чтобы отвезти Шеннон домой. Он захлопнул дверцу шкафа, размешал сахар в чае, положил ложечку на блюдце, повернулся к ней, чтобы отдать чашку, и вдруг понял, что не хочет отпускать ее. Она выглядела истощенной и такой болезненно хрупкой. Кейн ощутил странный прилив нежности. Не только из-за желания защищать слабую женщину — хрупкость делала Шеннон еще более сексуальной, пробуждая в нем первобытные инстинкты. За два с половиной года она расцвела, стала красавицей. Но все же она нездорова, это очевидно. И, судя по всему, совсем одна в чужой стране и некому позаботиться о ней... Не самое подходящее время думать о ее красоте.
И зачем он только ввязался во все это? Кейн не знал. Он ничем не обязан семье Бувье.
Возиться с Шеннон не входило ни в его обязанности, ни в его планы. Он мог просто посадить ее в такси и отправить домой. Она уже совершеннолетняя, сама выбрала такую жизнь, и не его дело спасать ее. Тогда почему он ощущал такую острую, но совершенно неуместную потребность защищать ее и заботиться о ней?
— На этой яхте есть туалет? — Шеннон встала с дивана.
— Да, это... — Он увидел, что она шатается от слабости, забыл, что хотел сказать, и замолчал, потрясенный ее болезненным видом. На лбу у нее опять выступила испарина.
— Ты в порядке?
— В полном, — ответила она медленно и невнятно.
Мрачная догадка вдруг пришла ему в голову. Почему он сразу не догадался? По тому, как она выглядела. По ее изможденным чертам. По неестественной худобе.
— Стой! — Кейн подбежал к ней и выхватил грязную холщовую сумку, которую она, как будто догадываясь о его намерениях, крепко прижала к себе.
Он схватил ее за запястья, поворачивая руки так, чтобы видеть ее вены.
— Что ты ищешь? — испуганно спросила Шеннон, стараясь вырваться.
Он отпустил ее руки и начал вытряхивать содержимое сумки на стол.
— Что ты себе позволяешь? — Испуг уступил место ярости.
Кейн чувствовал негодование Шеннон, но продолжал копаться в ее вещах, ненавидя себя. Он обязан сделать это. Ради ее же блага. Ради блага ее отца. Ради его...
Помада. Расческа. Кошелек. Какие-то бумажки. Таблетки.
Он взял пузырек и стал внимательно изучать этикетку, но она выхватила его.
— Это от желудка, ясно? Именно поэтому я здесь, а не в Перу!
— Перу? — переспросил он.
— Рио. Перу. — Шеннон пожала плечами. — Какая разница? Тебя не интересует, где я была все это время, что делала. Тебя волнует только, не пронесла ли я чего на твою драгоценную лодку.
Это была не совсем правда. Точнее, совсем неправда. Но разве он мог сказать ей об этом?
— Извини, я ошибся, — сказал Кейн, закидывая вещи обратно в сумку.
Шеннон отобрала ее.
—Я думаю, извинение — самое малое, что ты можешь сделать. — Краска залила ее щеки. — Меня, конечно, не считают образцом добродетели, но мне плевать на чье-либо мнение. Я не увлекаюсь наркотиками, чужими мужьями и прочим. Я ценю свое собственное тело!
Похоже на намек, Кейн окинул взглядом ее стройную фигуру, тонкую талию, которой позавидовали бы многие женщины, плоский живот, нежные изгибы бедер. Ему захотелось обнять Шеннон, притянуть к себе, как тогда, на улице, когда ее ранили, но только не для того, чтобы защитить, а чтобы почувствовать теплоту ее тела, шелк ее кожи.
Чтоб ее! Он думал как влюбленный подросток. Кейн прогнал эти мысли, взял со стола маленькую красную книжечку и подал ей.
— Ты всегда носишь с собой паспорт?
— Мой дом несколько раз грабили, — уже более спокойно сказала она. — С тех пор я ношу его с собой.
— Мне кажется, тебе лучше прилечь. — Кейн повел ее в одну из кают. — Отдых тебе не помешает.
Каюта, так же как и салон, была обставлена дорого и со вкусом. Большая двуспальная кровать, белого цвета мебель. За стеклянными дверями виднелась душевая кабинка.
— Если хочешь, прими душ. Потом я принесу тебе чаю.
Кейн подумал, что она выглядит как бродяжка, в своих драных штанах и майке со смешным слоганом. И это наследница многомиллионной компании! Правда, она не имеет ни малейшего представления о трудностях, которые переживает компания. Девушка знает лишь то, что она дает ей беспечную, роскошную жизнь.
— Ты сказала, что не увлекаешься чужими мужьями...
— Извини? — не расслышала она.
— Я про чужих мужей.
Шеннон вопросительно на него посмотрела, нахмурилась. Кейн пожалел, что заговорил об этом. Зачем — он и сам не знал. Чтобы напомнить самому себе о том, как она опасна? Чтобы защитить себя от нее? От этой девочки?
— Ах, ты про это! — наигранно весело сказала Шеннон. — Глупо было бы наступать на одни и те же грабли во второй раз.
Он не мог сдержать рвущуюся с губ колкость:
— Поэтому ты спрашивала, не женат ли я? Да, Шеннон?
Когда за ним закрылась дверь, она еле удержалась, чтобы чем-нибудь не кинуть в нее. Да, когда-то она совершила ошибку. Но зачем же все время об этом напоминать?
Почему Кейн до сих пор обращается с ней как с маленькой, глупенькой «богатой сучкой»? Она впервые за долгое время пожалела о той репутации, которую сама себе нечаянно создала и из-за которой уехала из Англии. Но не в испорченной репутации было дело, а во мнении Кейна о ней. Именно оно ранило ее больше всего.
Шеннон кинула сумку на кровать, открыла стеклянную дверцу. Оценив отделанный светло- зеленым мрамором, с отличной сантехникой душ, девушка блаженно улыбнулась. Уже давно она не видела подобной роскоши, добровольно отказавшись от всего этого, предпочтя золотой клетке свободу. Она бежала от слухов и сплетен газетчиков, от диктаторства отца, от его вечного недовольства ею, чтобы начать новую жизнь.
Убедившись, что Кейн не пользовался этим душем, Шеннон облегченно вздохнула и полностью расслабилась, чего не могла сделать в его присутствии. Она повернула кран и плеснула воду себе в лицо, мечтая смыть все воспоминания...
Ей было всего девять, когда умерла ее мать. Простая прогулка верхом на лошади обернулась трагедией для всей семьи. Ранульф не знал, что делать со своей не по годам развитой дочерью. Жизнь Шеннон превратилась в череду дорогих школ-интернатов и заграничных поездок на каникулах. А ведь все, что ей было нужно, — это отцовская любовь и привязанность. Но Ранульф был слишком занят своими делами, чтобы уделить ей хоть немного времени. Вместо этого он баловал ее дорогими подарками. Спортивные машины. Эксклюзивные украшения. Одежда. Все, что она могла только пожелать. Но Шеннон не задумываясь отдала бы это за одну лишь возможность поговорить с отцом о своих мечтах, стремлениях, за то, чтобы он воспринимал ее серьезно. Но Ранульф был не из тех, кто привык слушать кого-то, кроме себя.
Он всегда хотел сына, наследника своей компании. Для него Шеннон была лишь слабым, несамостоятельным существом, девушкой, которую он стремился удачно выдать замуж. Но она не желала участи своей несчастной матери, пожертвовавшей всем ради мужа. И тогда начались вечеринки, длившиеся всю ночь, сомнительные компании — как своеобразная форма протеста. Шеннон казалось, что новые друзья и бесчисленные поклонники дарят ей внимание, любовь. Но их интересовали лишь ее деньги. Она разочаровывалась и начинала отчаиваться. Недовольство отца возрастало. Он хотел, чтобы дочь остепенилась, нашла себе постоянного молодого человека. А она продолжала развлекаться, вызывая скандал за скандалом. Неужели она не могла понять, чем все для нее обернется? Все эти мужчины, ждущие ее денег, или ее тела, или того и другого? Она никак не могла найти человека, кто смог бы искренне ее полюбить.
И вот появился Кейн...
Шеннон вытерлась, повесила полотенце на сушилку и вышла из душа. Большая кровать со взбитыми подушками манила ее. Она закрыла жалюзи и легла. Пожалуй, это действительно неплохая идея. Шеннон очень устала, а добраться до дома, пока беспорядки не прекратятся, невозможно.
Она постаралась не думать о том, спал ли в этой постели Кейн. Хотя полностью избавиться от мыслей о нем у нее никогда не получалось. С тех пор, как она его увидела.
Ей было семнадцать, когда одним ясным солнечным утром она вошла в кабинет отца и обнаружила там Кейна, сидящего за столом Ранульфа. Он не сразу оторвался от документов и посмотрел на нее. Зато у Шеннон было достаточно времени, чтобы заметить, как потрясающе он выглядит. Гладко причесанные черные волосы, широкие плечи, дорогой костюм. Ее немного разозлило, что он, казалось, даже не заметил ее. Хотя все замечали — трудно было не сделать этого. В черном костюме — короткий жакет и обтягивающие брюки, надетые на голое тело, — с распущенными волосами, она выглядела просто сногсшибательно.
Кейн медленно поднял голову и как будто удивился, увидев ее в кабинете. Он встал, и она, высокая, да еще на десятисантиметровых шпильках, вдруг почувствовала себя маленькой и незащищенной.