Карстовых явлений на Троицком холме не отмечается, значит, упомянутые «глубокие пещеры» — это не природные образования, а отрытые человеком. И первоначальная цель их одна — военная, ибо кто бы позволил рыть под крепость галереи или какие-то другие выемки! Да еще для кладовых! Ведь даже после страшного пожара 1788 года, когда буквально все население города осталось без крова, было разрешено копать землянки не в склонах Троицкого холма, а в обрыве Панина бугра. Этот холм расположен против Троицкого, на другом берегу речки Курдюмки. Военные выходы из кремля превратились в склады после того, как Тобольская цитадель окончательно потеряла военно-оборонительное значение.
О подземном тоннеле, выходившем из цитадели на территорию верхнего посада, есть много свидетельств. Разные люди, так или иначе, оказались причастными к его тайне. Подземный ход начинался в подвале здания, которое долгое время занимала консистория (так называлось церковное управление при архиепископе в дореволюционной России), и подходил к главному входу в Софийский двор кремля — Северным святым воротам. Предположение подкреплялось находками дверного проема в северной стенке подвала, а также давним провалом на оси примерного направления подземного сооружения. Наличие подземного хода к Северным воротам подтверждают многие сотрудники Тобольского архитектурного музея-заповедника, видевшие провалы с кладкой в глубине.
В 1897 году в двух номерах «Тобольских епархиальных ведомостей» была напечатана любопытная статья, в которой приводились интересные сведения о тайнах подземного пространства старого Тобольска. О чем же говорят факты, отмеченные в статье? Вот первый: «Существуют сведения, хотя и довольно отрывочные, что под кремлем находился подземный ход, начинавшийся будто бы от бывшего прежде здания гостиного двора, с разветвлениями к дому архиерейскому и генерал-губернаторскому и выходивший в одну из арок существующей и поныне шведской башни над спуском с нагорной части города или Прямским взвозом…»
Итак, речь идет о подземном узле, начало которого находится в здании гостиного двора. От этого строения затем идут как бы три рукава: к архиерейскому дому, что располагался на старом Софийском дворе (в этом здании ныне и размещается музей), к дому генерал-губернатора (или наместника), что сразу являет проблему: ведь ход должен неизбежно уткнуться в «каньон» Прямского взвоза или обходить его. Такой обход в принципе возможен, если принять в расчет всю планировочную ситуацию. Наконец, третий рукав направлялся к шведской башне, то есть к рентерее. Прямая подземная связь гостиного двора с архиерейским домом не вызывает сомнений, по все же логично, если в эту связь включается Покровский собор своей подалтарной частью (см. рис. 6).
Думается, что рентерея обладала большими подземными секретами, чем все другие здания. Мы уже знаем, что она была крепостным элементом, как бы связующим две части кремля, расположенные по разные стороны Прямского взвоза. Сюда, к этому «мостику», словно стекались подземные тайны и генерал-губернаторского дома, и архиерейского. Кстати, связь последнего и рентереи подтверждают в своих свидетельствах сотрудники музея М.Н. Авдеенко и В.И. Корытова. Под казнохранилищем помещаются большие подвалы, из которых тянутся вверх лестничные подъемы, спрятанные в мощных опорах нижнего этажа. Может быть, эта версия не столь уж и фантастична.
Второй факт, приведенный в статье, касается гостиного двора. И начинается с описания, зафиксированного в «Сибирской летописи» Ивана Черепанова: «…Меж угольными башнями в стенах, которые на 2 апартамента подняты. В нижнем апартаменте от ворот западных до восточных по полуденную сторону 18, по северной 17 палат, все с разборами. Да притом под каждой палатой построены такие же каменные погреба с такими же сводами. А дверьми и разборами все палаты устроены на внутреннюю сторону того строения»[21].
Таким образом, в документе Ивана Черепанова подтверждается наличие подземных помещений в здании гостиного двора. Далее статья цитирует наблюдения Н. А. Абрамова, известного тобольского историка, краеведа, общественного деятеля XIX века.
«…Будучи в детстве, — писал Н. А. Абрамов в статье своей „О старинных каменных строениях в Тобольске“, — я слыхал от стариков, что в некотором отделении нижнего этажа каменного гостиного двора от ветхости балок провалился пол, и под ним будто бы рабочие, исправляющие его, видели в южной стороне железную дверь с очень большими крючьями, запертую тяжеловесными железными замками. На двери этой изображен во весь рост казак в синей форменной куртке с пикой в руке, и будто бы за дверью был подземный ход в камеры с железными дверями. Выход из этого подземелья был в одну из каменных арок возле Прямского взвоза, поднявшись на него из-под горы с правой стороны». «Тому же Абрамову, — продолжает статья в „Тобольских епархиальных ведомостях“, — тобольские старики рассказывали, что эти 2 по сторонам арки в конце прошлого или в начале настоящего столетия (XIX — В. С.) засыпаны землею в отвращение будто бы того, что там в глубине скрывались воры, которые шедших ночью по Прямскому взвозу людей грабили».
Вывод из всего этого напрашивается один — значит, со стороны Софийского двора к Прямскому взвозу подходили подземные тоннели. Возможно, они начинались от гостиного двора, от соборов, архиерейского дома или от одной из близкорасположенных башен кремля и были как-то связаны и с рентереей.
Интересно, что автор статьи ссылается на мнение Н. А. Абрамова, говоря о наличии подземного хода из генерал-губернаторского дома в подземелья гостиного двора. Что же, был все-таки обход Прямского взвоза подземной связью двух старых каменных зданий? То, о чем сообщалось в статье конца прошлого века, происходило еще раньше. Какие же новые наблюдения появились за прошедшее время? Во-первых, неоднократно наблюдались провалы грунта на участках, примерно соответствующих направлениям галерей, о которых говорилось выше. Такие провалы были у дома генерал-губернатора, у гостиного двора, у архиерейского дома, у здания консистории.
Во-вторых, были находки «потерянных» подвалов, из которых, по многим признакам, выходили подземные пути. Сотрудник музея-заповедника Борис Олегович Эрнстов сообщил, например, о существовании целого подвального лабиринта под архиерейским, домом. Он даже пробовал своими силами вскрыть один предполагаемый выход. Под балконом дома в раскопе наткнулся на глубокую нишу, закрытую решеткой, — по-видимому, заложенную когда-то дверь. Вскрыть эту закладку или продолжить раскоп дальше от дома без специальной техники не удалось.
С архиерейским домом связана легенда недалекого прошлого, в которой оставлено место и для подземных тайн. Легенда говорила, что якобы в дни гражданской воины, когда Тобольск стал навсегда советским, красногвардейцы пришли арестовать всесильного церковного владыку, известного крайне враждебными к новой власти взглядами, и не нашли его в доме. Хотя все свидетельствовало, что хозяин только-только был здесь — на столе весело попыхивал самовар, а в солнечном лучике вилась пыль, поднятая упавшим стулом. Дом был оцеплен. Куда же пропал его хозяин, как исхитрился исчезнуть? Владыку позднее видели в нижней, подгорной, части города. Появился слух, что он удрал из резиденции через подземный ход, ведший к зданию рентереи.
Кстати, в нижнем городе, как называлась тогда та его часть, что располагалась под кремлевским обрывом, были свои подземные тайны. Конечно, малейшая находка сразу связывалась с кремлем, но реально такая связь вряд ли могла существовать. Провалы грунта наблюдались у бывшей Богородицкой церкви, которая находилась у самой подошвы обрыва. Там же, внизу, стояла и другая церковь-Богоявленская. Огромное, массивное здание по непонятным причинам было уничтожено взрывами в 1947 году («по непонятным», потому что на этом месте ничего не построено и здание ничему и никому не мешало!). По историческим свидетельствам, именно эта церковь была первым в Тобольске каменным сооружением. Являя завидную архитектурную выразительность, здание Богоявленской церкви могло бы сегодня встать в ряд уникальных памятников архитектуры Сибири, своими стенами надежно защищать музейные и иные государственные ценности, хранить в своем объеме утекающее от нас Время. Взрыв Богоявленской церкви растревожил грунт — во многих местах появились провалы, обозначая направление древних подземных путей и местоположение бывших тайников. Какой-то путь тянулся в сторону Троицкого холма, приютившего Тобольский кремль. Так говорят очевидцы, но никто в ту пору не исследовал провалы, не зарисовал и не задокументировал обстановку.
Говоря о тобольских подземельях, мы ограничились лишь историей Тобольска, этой русской крепости и города. Но Тобольск, как и другие окрестные русские поселения, появился после походов Ермака и его сподвижников. А до этого на большой территории Западной Сибири были и поселения, и городки, и крепости, подвластные последнему властителю Сибирского ханства — Кучуму. Столица ханства Искер, или Кашлык, стояла неподалеку от того места, где был заложен первый Тобольский острог. После разгрома Кучума его укрепленное пристанище было заброшено, и на этом месте уже никогда больше люди не селились. Видимо, с тех пор пошли легенды о подземных лабиринтах кучумовой крепости. Рассказывали о тайниках, подземном дворце сибирского царька, мастерских, где изготовляли оружие, о таинственных колодцах и прочем.
Случайны эти легенды, сказочны или все же скрывают реальность? Из подземелий Искера якобы выходил наклонный ход, и его устье находилось в ущелье реки Сибирки, рассекавшей искерский холм. Существование этого хода, принимаемого за колодец, подтверждал еще С. У. Ремезов, проводивший обмеры развалин кучумовой столицы в самом начале XVIII века. Устье видели в прошлом веке, а в начале нынешнего пробовали раскопать и расчистить. И действительно, обнаружили крепкий сруб из лиственничных бревен, уходивший вглубь холма. Очистить ход целиком не удалось, но существование его — реальный факт.
Не только в древнем Искере собрались подземные тайны. Давным-давно легенды уводили и в другое место — на остров среди болот, который романтично назывался Золотой Рог. Тюменский журналист Б. Галязимов в книге «Легенды седого Иртыша» рассказывает о сложном и драматичном поиске тайных подземных сооружений на этом острове, проведенном группой энтузиастов. Один из них вроде бы нашел на затерянном в болотах клочке суши два вертикальных лаза из кирпичной кладки, уходивших глубоко под землю. И видел странные клейма на кирпичах кладки. Но когда хорошо подготовленная экспедиция отправилась, чтобы произвести детальное исследование, выходов из подземелий не обнаружили, а потом выяснилось, что вообще попали на другой остров. Проводники из местных жителей развели руками — заблудились. Много странного и необъяснимого было в этом поиске. А легенды говорили не только о подземных сооружениях, но и о несметных сокровищах Кучума, спрятанных где-то в близких древнему Искеру местах.
Можно задуматься над вопросом: как могло вообще появиться в глухомани сибирских земель тонкое инженерное искусство прокладки ходов, вывода вертикальных выработок, облицованных кирпичом, и других хитроумных затей? Ответить на него можно, если вспомнить, что Кучум — сын бухарского правителя из некогда могущественной династии Шейбанидов. А среднеазиатская «подземная инженерия», имея глубокие тысячелетние корни, достигала поразительных успехов во все времена. Постоянная прямая связь Кучума со своей не столь уж безнадежно далекой родиной обеспечивала приток мастеров и нужных материалов, а в рабочей силе при господстве рабства на территории Сибирского ханства недостатка явно не было.
Тайны «кучумовских подземелий» спорят с тайнами скрытых лабиринтов тобольских укреплений. У них разные истоки, но одна точка сближения — сибирская земля с ее непростой историей. Несмотря на гигантские пространства, эта земля всегда была насыщена, как и всякая веками населенная территория, памятниками истории и культуры. И большой, сложной, задачей нашего времени представляется изучение наследия сибирской земли, бережное восстановление, сохранение и утверждение в памяти потомков всего и «кучумовского», и «ермаковского», тленного и нетленного, природного и сделанного человеческими руками, наземного и подземного, всего, отстоящего от нас на века. Именно нашего времени. Чтобы не было поздно.
О Кунгуре, наверное, знают все. О нем не слышали, пожалуй, только самые нелюбознательные люди. Но такие не в счет. Если уж быть совсем точным, то любознательные люди знают Кунгурскую ледяную пещеру, и многие из них не подозревают, что пещера расположена почти в городской черте этого уральского поселения, значение которого в истории освоения края очень велико. Кунгур просто был необходим, он не мог не появиться, как, скажем, не мог не появиться в свое время Нижний Новгород. Сдвинулись южнее великие торговые пути после крушения Орды, нашлись новые удобные перевалы через Уральский хребет, да такие, что из реки в реку можно было без особых забот перевалить, — вот и появилась необходимость в торговом, военном и административном центре, в городе-лабазе, городе-крепости, городе-мастерской.
Кунгур начинался как маленький деревянный острог, поставленный «для сбережения пути» недалеко от впадения реки Кунгур в реку Ирень. И было в остроге восемь дворов с населением в 17 человек, но службу он нес исправно. Правда, недолго, всего 14 лет. Потомки сибирских «царьков» не забывали поражения, нет-нет, да и собирали они сотню-другую воинов, подстрекали к выступлениям владык местного калибра, неистово громили русские поселения. В один из таких периодов Кунгурский острожек был дотла сожжен ордами кучумовского наследника — царевича Кучука и примкнувших к нему башкирских феодалов. Кунгур возродился уже на новом месте, недалеко от слияния Ирени и Сылвы, и обладал теперь настоящей крепостной неприступностью: высокое место с крутыми склонами, опоясанное с трех сторон сливающимися реками-защитницами. На высоком месте и был возведен деревянный рубленый кремль.
Городу на новом месте пришлось не раз испытывать «лихое время» и видеть под своими рублеными стенами разбойничье воинство кучумовских внуков, но добрые были в Кунгуре пушкари и пищальники, отбивали осады. К рубежу XVII и XVIII веков Кунгур обретает еще две линии обороны, защищавшие разраставшиеся посады, а на плане 1703 года их уже три.
Кунгур петровского, времени — это нервный узел, через который посылались мощные импульсы, поднимавшие горнозаводское дело на Каменном Поясе.
Открытие медных руд в Камском Приуралье вносит горнозаводский дух прямо на кунгурскую землю. Как ожерельем, окружается Кунгур медеплавильными заводами и заводиками. Начинается звездный час города-крепости — он получает статус центра Пермской провинции, развертывается каменное строительство, причем сооружаются не только культовые постройки, но и крупные гражданские здания. Дело доходит до того, что и купеческие амбары возводятся из кирпича. Для Урала XVIII века это было неслыханной роскошью.
И с каждым годом с горечью и болью смотрели кунгурцы на свой ветшающий кремль, что недавно горделиво и победно возвышался над городом. Покосились башни, кое-где рухнули участки прясел, заросли грозные рвы, провалами обозначились контуры сгнивших водозаборных тайников. Три оборонительных городских линии сняли с кремля военное бремя, а при угрозе подхода пугачевцев оказалось, что башни и стены не смогут выдержать даже веса пушек.
Участь древнего кремля была решена. Решена не только из-за его ветхости — по новому, так называемому регулярному плану (такие планы были составлены во второй половине XVIII века для большинства русских городов с древней планировкой) кремль мешал городу, рвавшемуся из рамок феодализма. Городу нужен был уже не крепостной, а торговый центр. Снос кремля не привел, к счастью, к всеобщей перепланировке центра. Старые кирпичные здания сохранились — многие из них дошли до нашего времени, и сейчас еще служат важными опорными точками градостроительной структуры Кунгура. Что же, если в Кунгуре так много сохранилось архитектурной старины, значит… Значит, и потаенные сооружения должны дойти до нас, сохраниться где-то в недрах старинного города. Конечно, наиболее древние тайники с деревянной крепью и обшивкой должны были быть на территории кремля.
Кунгурские летописи не сообщают о них ничего, а во времена Михаила Кайсарова, составившего как бы полную инвентаризацию строений первых городов Приуралья (так называемые «Писцовые книги Михаила Кайсарова со товарищи 1623–1624 годов»), Кунгура еще просто не существовало. В писцовых книгах разных времен нет-нет, да и проскользнет маленькое раскрытие тайны, как, например, «…а тайник тот совсем запалился…» или «…выведен тайник из-под той башни, да вельми худ и ветх…». Конечно, что проку от завалившегося тайного прохода к воде, тут и тайны делать нечего, а лучше копать новый покрепче, в более удобном месте — вот тогда снова тайна. Правда, писцовые книги тоже составлялись не для всех любопытных глаз и давали картину беспристрастную.
Рис. 7. Схема расположения подземных сооружений в зоне старого центра Кунгура (реконструкция автора)
Собственно, Кунгурский кремль и не успел попасть в писцовые книги, ибо был нов, крепок, надежен и не требовал оценки
затрат на ремонт. А в 1703 году фортификационными работами в Кунгуре занимался С. У. Ремезов, знаменитый строитель Тобольского кремля, и в его описаниях и на планах оборонительных линий пет никаких указаний и намеков на потаенные сооружения.
По-видимому, древние лазы Кунгурского кремля обвалились давным-давно и не оставили следов на поверхности. Но в пору каменного строительства, проходившего в неспокойные времена XVIII века (на кунгурских и близких к ним землях только до пугачевской грозы было 4 крупных волнения, захвативших в общей сложности период почти в 30 лет), наверняка строились более капитальные каменные подземные сооружения. Посмотрим, что говорят об этом находки, легенды и свидетельства очевидцев.
Кунгурцев постоянно удивляет, что неизменно каждую весну в районе улиц Гоголя и Карла Маркса, сохранивших старую застройку, появляются провалы грунта. Противоречивы рассказы очевидцев: кто-то видел и этих провалах кладку, кто-то видел не кладку, а извилистые ходы-воронки, какие бывают в карстовых районах, кто-то считает, что то и другое есть в этом месте.
Провалы уже дважды или трижды заваливали щебнем, укатывали асфальтом, но неведомые дыры появлялись вновь, то на прежнем, укатанном месте, то рядом, особенно если весна выдавалась водообильной. Вблизи этого участка старого центра когда-то располагался монастырь. Не от него ли осталась такая памятка?
Бывшая Тихвинская церковь, сооруженная в 50-х годах XVIII столетия, стоит на высоком сылвенском берегу. Сейчас в ней оборудован городской кинотеатр «Октябрь». Прораб Кунгурского реставрационного участка И. П. Бурухин видел, как при строительстве нового административного здания недалеко от Тихвинской церкви рухнул куда-то вниз целый блок грунта, открывая подземный тоннель. Где-то здесь же, примерно на трассе этого тоннеля, под груженой телегой провалилась земля, увлекая в подземелье бьющуюся лошадь.
Открытое подземелье было явно рукотворным, и на карст грешить не приходится. Факты, рассказанные реставратором, подтвердили сотрудники краеведческого музея (рис. 7). Музей располагается в воеводском доме. Так кунгурцы называли здание, официально числившееся под чужим именем — магистрат. Построен он был в середине XVIII века и, по-видимому, унаследовал в своем старом русском названии память горожан о когда-то стоявшей здесь самой настоящей воеводской резиденции. Место старое, приметное, по своему положению как бы обязанное концентрировать подземные тайны. Но, увы, поиски этих тайн не привели пока ни к чему.
Даже в подвал своего здания сотрудники музея не могли попасть — будто бы и нет его. Магистрат без подвала? Без горы сундуков с отслужившими свое деловыми бумагами, без железных дверей с гремящими замками, что запирают отсеки с небогатой провинциальной казной, без решеток, за которыми держали привозимых на дознание колодников, наконец, без тайных подземных комнат, о которых упоминали, прикладывая палец к губам? Нет, без подвала магистрат не строился.
Скорее всего, подвал воеводского дома был замурован, а документов об этом событии не сохранилось. Может быть, в памяти старожилов и оставались какие-то сведения, но нет уже в живых многих из тех знаменитых когда-то краеведов, которыми славился Кунгур. И записей после них, как утверждают, не осталось. Ничего не записывающий краевед? Такого, конечно, не бывает. Ведь в самой сути свой краевед — это человек, ищущий крохи стародавних событий не для того, чтобы ими занимать уголки своей памяти и тешить самолюбие («я знаю, а вы — нет»), а чтобы любой ценой сохранить эти, иногда наиважнейшие в понимании событий прошлого крохи будущим поколениям. Есть записи. Их нужно найти.
Здание старой Преображенской церкви сейчас занято художественными мастерскими. Стоит оно в так называемой засылвенской части на низком берегу, крепкое, ладное, с маковками куполов, действительно чем-то напоминающих головки поспевшего мака на тонком стебельке-ножке. Хозяева старого здания не очень рачительны, и, мягко говоря, совсем не художественный беспорядок начинается уже с покосившегося и дыроватого забора, с груд мусора во дворе. Но все равно спасибо этим хозяевам — здание не щерится рванинами кирпичной кладки, не смотрит на свет белый черными проемами пустых окон. Здание работает, живет, а это уже важно для всякого памятника архитектуры. Нынешние хозяева Преображенской церкви оказались народом любопытным. Они обследовали старую церковь, спустились в подвал. И здесь в подалтарной части их ждал сюрприз — в стене подвала, что сориентирована на Сылву, видна была кирпичная закладка, закрывающая какой-то проход.
Нет, художники из мастерских не стали разбирать закладку — тут нужны специалисты, но, выйдя из подвала, прикинув положение возможного прохода и призвав к размышлениям фантазию, тут же решили; из Преображенской церкви шел подземный ход под рекой Сылвой точнехонько к Тихвинской церкви, что стоит напротив на высоком берегу. Действительно, строения оказались друг против друга, но вряд ли они были соединены под землей. И хотя нет ничего технически невозможного в прокладке хода под дном реки, в данном случае трудно верить в его реальность — просто не нужен был такой подземный ход. Но подземный ход все-таки был — он выходил из подалтарного подвала Преображенской церкви и обрывался у Сылвы. По нему можно было уйти от грозящей опасности к реке.
По старинным улицам Кунгура едут автобусы, везущие туристов к ледяной пещере, уникальному природному образованию. Она грандиозна. Ее ходы и залы простираются на десятки километров. Это известные человеку. А сколько еще неизвестно. Может, какой-нибудь рукав выходит в недра под самим городом и спускается в него рукотворный тоннель, по которому весь город мог уйти в безопасную глубину и выйти потом в чащобах лесов и теснинах долин, спасая живое, мудрое, будущее.
Горный техник Клоков был несколько удивлен приглашением в столь авторитетную, солидную и вместе с тем странную для его дела комиссию. Если бы разговор шел об обследовании обыкновенных горных выработок, добирающихся своими тоннелями до полезного ископаемого, то ему, как специалисту, нечего было бы удивляться и сомневаться. Но задачу перед ним поставили не совсем обычную — оказать помощь археологам и историкам в обследовании подземного хода, обнаруженного, как гласят документы, 27 апреля 1915 года в селе Пыскор Пермской губернии. О находке в Пермь сообщил кто-то из местных жителей. Но только через месяц на место выехали историк И. Я. Кривощеков и археолог П. С. Богословский.
Бегло осмотрев то, что было доступно, и хорошо зная исторические особенности местности, ученые вернулись в Пермь, воодушевленные идеей немедленного продолжения поисковых работ. Пермская ученая архивная комиссия на своем заседании одобрила предложенный план, на удивление быстро нашлись и необходимые средства. Вот тогда-то и пригласили горного техника Клокова — предстояли не простые археологические раскопки, а расчистка подземного сооружения, его крепление, составление планов — словом, работа сродни горняцкой. Настроение Клокова сначала было такое: приглашают — значит, нужен, просят сделать — почему бы не сделать, но когда он услышал рассказ историков о древностях Перми Великой, об интересных уже сделанных и возможных будущих находках, о глубинах пермской земли, таящих с незапамятных времен скрытые от глаз загадочные пустоты, то, пожалуй, по-настоящему загорелся предстоящим предприятием.
Клоков вспомнил, как однажды плыл пароходом по Каме. Погода стояла великолепная, и даже ему, Клокову, повидавшему, слава богу, эту реку, камские дали показались необыкновенно красивыми. Известный столичный журналист, с которым Клоков познакомился на верхней палубе, был просто в восторге. В красноцветных глинах высокого камского берега то и дело чернели дыры пещер. Здесь они могли появиться, как подметил Клоков, только при вмешательстве человека. Заинтересовали пещеры и журналиста. Послали за лоцманом, человеком местным и, по мнению команды, всезнающим. Лоцман степенно рассказал, что знал о камских пещерах, а журналист торопливо дословно записал:
«Тут прежде разбойники жили, шибко гуляли по всей округе. Погуляют, погуляют, пошлют за ними полтыщи войсков, а разбойные люди в нору — и сидят, хилятся, прячутся, значит. А потом опять выползут, и давай шебаршить, разбойничать…»
В рассказах бывалых людей фигурировала женщина-атаман по имени Фелисата из Усолья. Ее удачливая шайка тоже обитала в одном из камских подземелий, увешанном, как говорила молва, коврами и обставленном дорогой утварью.
Село Пыскор прибилось к горе, под которой текла тут же недалеко впадающая в Каму веселая речка Верхняя Пыскорка. Ее часто называли по-старинному — Камгортка. Село тоже старинное. В то время, когда исследователи подземного хода приехали со своим снаряжением, в селе было еще много двухсотлетних изб — черных кряжистых построек из бревен чуть ли не в обхват.
Гора, заросшая травами, зелень которых иногда вдруг проявляла неясные очертания каких-то давным-давно разрушенных сооружений, была в свое время знаменитой. На ней стоял один из значительных и богатых в Перми Великой монастырей — Пыскорский. Трижды менял свое место монастырь. Основанный заботами первого из Строгановых — Аникой как родовой, он находился сначала поблизости на речке Нижняя Пыскорка, затем его перенесли в 1570 году на эту Пыскорскую гору, а в 1755 году еще куда-то вверх по Каме, сохранив название. Первые двести лет существования монастыря были связаны с деяниями Строгановых настолько тесно, что вооруженный вроде бы идеями христианского бессребреничества монастырь стал даже соперником династии промышленников не в каких-нибудь, а в коммерческих делах.
Устье подземного хода, словно маленькая подковка, брошенная на зелень травы, чернело в склоне Пыскорской горы сразу за последними домами села. Несомненно, отверстие для маскировки было завалено еще в старину, но вот случился обвал свода устья, и ход обозначился.
Исследовательская группа приступила к работе в первый же день. Расчистили устье, сориентировали направление тоннеля — оказалось, что он идет вглубь горы почти строго с юга на север.
Входя в подземелье, Клоков придирчиво осмотрел потолок. Ни просадок, ни трещин он не обнаружил. Ход был прорыт в плотной глине, его потолок, остро закруглявшийся, напоминал чем-то стрельчатые, готические формы. Такой прием наверняка способствовал снятию давления глинистой толщи и сохранил в целости, по крайней мере, эти первые метры тоннеля — дальше была пока темнота. Высота подземного хода примерно соответствовала человеческому росту, а ширина оставляла аршин (то есть чуть более 70 сантиметров).
Исследователи осторожно двинулись в глубину горы. Ход был сухой, фонари выхватывали кое-где пятна копоти на стенах и своде, на плотно утрамбованном полу валялись засохшие комочки глины. Чем дальше углублялась поисковая группа, тем больше попадалось участков, где ход становился ниже и уже. Правда, эти участки были короткими, и, пройдя 26 сажень (более 55 метров), исследователи наткнулись на обвал. Странным был этот обвал — в куче обвалившегося грунта почти не было глины, в которой проложен, ход. Рабочие под руководством Клокова стали разбирать кучу, но она все время наполнялась сыпавшейся сверху землей. Наконец Клоков увидел, что никакого свода над этим местом не было. Здесь был вертикальный колодец, выходивший прямо на дневную поверхность. Его завалили при каких-то обстоятельствах, может быть, во время ликвидации монастыря. Так и есть — видны вертикальные стенки, вырубленные в той же глине. Что делать? Сил и времени не хватит, чтобы сию минуту разобрать эту засыпку и расчистить колодец. Клоков принял решение: укрепить обвалившийся участок и попробовать обойти его справа короткой выработкой и выйти на продолжение хода за обвалом.
Обходная выработка неожиданно встретила полость с полуистлевшей деревянной крепью. Это было не продолжение обследованного хода, это был совсем другой ход, который шел с уклоном вниз и поворачивал направо в самые недра горы… Правда, радость находки оказалась преждевременной — через 2 сажени (4 метра) исследователи вновь наткнулись на завал. На сей раз ход был засыпан мусором до самого свода. Сколько его, этого мусора? А сколько саженей тянется ход? Горный техник Клоков прикинул, какой объем грунта нужно вынуть в самом оптимальном случае. Ученые поняли, что ход с полусгнившей крепью в этот раз им не расчистить, и перенесли свои исследования на поверхность, чтобы попытаться отыскать возможные выходы из подземелья. Действительно, на поверхности была найдена заплывшая воронка на том месте, где находился вертикальный колодец.
Снесенный во время переноса монастыря в 1755 году главный собор, как показало обследование вскрытых фундаментов, имел, по-видимому, глубокие подвалы, особенно в подалтарной части. Из этих подвалов и шел подземный путь в лабиринт под горой.
Бесспорно, сухой вертикальный колодец служил и выходом в подземелье, и вентиляционным устройством. К нему как бы стекались подземные тоннели. Не исключено, что на территории был и еще один (а может быть, не один) такой же колодец.
Исследовательская группа представила свои соображения по проведению дальнейших работ Пермской ученой архивной комиссии. Началась, было, подготовка к новой, более оснащенной экспедиции, но события ближайших лет заслонили эту проблему, а потом она и вовсе позабылась.
Что же все-таки находится в глубинах Пыскорской горы? Наиболее вероятно — подземный монастырский лабиринт из тоннелей, подземных часовен, тайных келий, складов и прочих помещений.
Пыскорский монастырь долгое время существовал на самой границе русских земель с Ордой. Угроза нападения сибирских царьков висела над ним многие десятилетия, пожары угрожали деревянным строениям, лихие камские варнаки были не менее опасны, чем пожары и пелымские стрелы. Поэтому монахи и зарывались в землю, устраивая там помещения и для службы, и для жилья, и для быта. Вполне возможно, что начало подземному строительству в Пыскорской горе положили еще отшельники, скит которых, по преданию, обнаружил Аника Строганов, подыскивая место для будущего монастыря. А может быть, в начале начал это сделали чудские умельцы, устроившие в горе целое подземное поселение, монахи же только воспользовались плодами этого гигантского труда. В Пыскоре есть над чем задуматься…
Но вернемся к версии, что лабиринт появился благодаря труду жителей монастыря. Она наиболее вероятна, тем более есть примеры, которые хорошо иллюстрируют эту возможность. Конечно, классическим примером является подземный лабиринт, гигантское разновозрастное хитросплетение подземных галерей и помещений Киево-Печерской лавры. До сих пор там делаются открытия новых ходов, келий, некрополей. В работах широко участвуют историки, археологи, геологи, геофизики. Лабиринт вызывает мысль о подземных городах древности. Известен подземный монастырь, уходящий своими тоннелями вглубь Балдиной горы под Черниговом. Четыре просторных этажа подземелий вырублено в этой горе, а начало им было положено в X веке, еще до официального введения христианства на Руси.
С еще большим размахом велось подземное строительство в Дивногорских, Белогорском и других монастырях в бассейне рек Дона и Оскола. Эти подземные обители (имевшие, конечно, и наземные постройки) возникли в XVII веке. Например, Троице-Никольский холковский монастырь, располагавшийся при впадении реки Холок в Оскол, имел обширный подземный храм, к которому вел подземный ход с ответвлениями. Длина этих ходов составляла 125 метров. Более сложную подземную структуру представлял шатрищенский Преображенский монастырь, отрытый в недрах горы Шатрище на берегу Дона. Там тоже был храм, к нему вели коридоры, вырубленные в меловой породе. Причем для их прокладки использовались естественные карстовые полости, которые после придания им геометрической формы походили на камеры и кельи. Коридоры спускались и поднимались под разными углами с общим перепадом глубины до 45 метров. Длина всех подземных путей в этом комплексе составляла уже около 400 метров.
Дивногорские монастыри (название им дали два меловых массива на берегах Дона — Малые Дивы и Большие Дивы) тоже включают в свой лабиринт подземные храмы, пространство которых имеет высоту до 5 метров, а длина и ширина составляют соответственно до 20 и 6–7 метров. Длина главных подземных ходов, огибающих храмы, доходит до 100 и более метров.
Интересен Белогорский монастырь на территории Воронежской области, также устроенный в меловых скалах над рекой Доном. Причем начали копать этот лабиринт в самом конце XVIII века, а основные работы развернулись после одобрения предприятия Александром I. К 1822 году длина ходов составляла уже более километра. Значит, подземное монастырское строительство протекало и в XIX веке при наличии определенных социально-исторических условий.
Для общего представления о структуре подземных монастырских объектов мы приводим их планы на рис. 8, размышляя, что в том же Пыскоре могло быть нечто подобное, пусть даже в меньших масштабах.
Рис. 8 а. Схема расположения подземных сооружений в Малых Дивах
Рис. 8 а. Схема расположения подземных сооружений в Белогорье
К монастырским подземным тайнам примыкает та потаенная деятельность, которой занимались уральские раскольники, или, как позднее их назвали, старообрядцы. Деятельность эта определялась религиозной борьбой гонимого меньшинства, часто переходившей в жестокую борьбу на выживание. По всему Уралу были рассеяны потайные жилища и скиты, тайники, тайные школы и монастыри. Большей частью располагались они под землей. В городах и поселениях при заводах, где последователи церковного раскола составляли иногда значительную часть населения, устраивались тайные кельи и убежища в домах, где по внешнему виду и внутренней обстановке нельзя было никогда заподозрить сокрытое. Простой кухонный шкаф для посуды вдруг мог повернуться вокруг невидимой оси и открыть за собой внутристенный проход или лестничный спуск в подземелье. Но и в нем еще не сразу можно было увидеть закиданный хламом люк, через который по приставной лесенке спускались в другой этаж подземного обиталища. Вот уже здесь блестел древними ризами иконостас, в нишах за железными коваными створками лежали старопечатные книги, слабо, словно вполсилы, горели свечи. В подземной молельне собиралось по нескольку десятков человек, шла служба, не боясь постороннего уха, собравшиеся пели молитвы. Из подземелья, где-нибудь за алтарем, выходил тоннель в сторону двора или огорода. Ом мог быть двурукавным. Один рукав, короткий, подходил к колодцу, вертикаль которого вентилировала все подземелье, другой, длинный, уходил в глубину двора, к сараям и амбарам, а то и дальше, к колодцу в огороде или к глухому оврагу. Через этот рукав выбирались тайно те, кому несподручно было выходить обычным путем. Бывали конструкции и посложнее. Если, например, кроме молельни нужно было сделать и убежища для беглых единомышленников или преследуемых наставников.
Тайные жилища и скиты вне городов и поселков располагались в глухих, безлюдных местах, однако не настолько далеко от центров, чтобы затруднить сообщение. Кроме обителей откровенных пустынников и отшельников, скиты редко выходили из границ примерно 20-километровой зоны в округе от населенного пункта. Пути к ним были строго засекречены и неведомы для непосвященных. На Урале, особенно в пределах гласных хребтов, где залесенные кручи сменяются такими же залесенными распадками и логами, где скалистые останцы-шиханы вдруг сбегают в горные болота с островками, можно было долго хранить тайну. Подземные скиты и убежища обычно представляли вертикальный или наклонный колодец-шахту, от которого отходили короткие галереи в 2–3 сравнительно небольших помещения — кельи. Вход маскировался. Если грунт был податливым, то устанавливали деревянную крепь. По недоступности, а, следовательно, по потаенности славились скиты вблизи Черноисточинского завода, долго дававшие приют староверческому люду.
Лев Расторгуев, екатеринбургский магнат и ярый приверженец раскола, в округе Каслинского завода основал даже два тайных монастыря: один, мужской, на берегу озера Сунгул, другой, женский — на берегу озера Анбаш. Возможно, что основные помещения находились под землей. Подземные скиты окружали Ревдинский, Сылвенский, Тымовский, Тисовский, Верхне-Тагильский, Кыштымский и многие другие старые заводы.
Борьба с раскольниками усилилась в первой четверти XIX столетия. Указом 1827 года им было запрещено строить скиты и именоваться пустынножителями и скитниками. Предпринимался розыск скитов, отряды солдат и заводских стражников разрушали и уничтожали тайные базы. Скитники сами бросали ставшие ненадежными обители, засыпали их входы и, как бы сейчас сказали, консервировали. Потом следы подземных убежищ терялись навсегда. Вот почему так было мало находок нетронутых скитов или их следов.
Неужели староверы зарывались в землю только из страха перед светскими и церковными властями? Ведь, по свидетельствам современников, это были в большинстве своем необыкновенно твердые, упорные, бескомпромиссные люди, которые могли и жизнью пожертвовать в фанатичном порыве. Нет, по-видимому, не только страх толкал раскольников устраивать подземные обиталища, или, как называли их противники, гнездилища. Что-то было и другое.
Давайте посмотрим одну старую книгу, в которой дается обзор причин появления раскольников на Урале, их понимания «истинной веры», их обычаев и способов борьбы с ними. Книга эта так и называется — «Обозрение Пермского раскола, так называемого старообрядства, составленного А. П. Санкт-Петербург. 1863». А. П.- это видный церковный просветитель, борец и гонитель раскола, архимандрит Палладий, а в миру — Александр Пьянков. Можно попытаться ответить на этот вопрос так.
Во-первых, подземное строительство староверов вызывала сама их религиозная идеология. Главный догмат гласил: спасение души может быть только в пустынях, то есть в удаленной от прочих людей среде, бессуетной и негласной. Этому вторила принятая как закон фраза, якобы сказанная когда-то гласом с небес: «Рабы мои истинные, православные христиане, могите потерпите, а не можете, бегайте и убегайте в мои святые горы и вертепы, в расседины земные». «Расседины земные» — это и комментировать не надо. Сюда подпадает не только высеченное в земле природой, но и вырытое руками человеческими. А слово «вертеп» в старину трактовалось однозначно: пещера.
Во-вторых, подземной деятельности способствовали и некоторые обычаи и обряды, принятые в раскольнической среде. А именно: обязательно скрытно, тайно, секретно от всех прочих, без постороннего глаза исполнять службы и моления. Палладий — Пьянков пишет: «Есть обычай у староверов собираться ночью из религиозных и других побуждений. Эти собрания делаются очень скрытно, с большими предосторожностями. Расходятся с рассветом секретными путями…»[22] Секретные пути. Здесь, пожалуй, нет двойного толкования.
В-третьих, трудоемкость подземных работ обусловливалась материальными возможностями: в недрах старообрядчества были богатейшие и влиятельные люди Урала. Мы уже говорили, что Лев Расторгуев устроил два тайных монастыря. Это значит, дал деньги, высвободил от других работ, обеспечил прикрытие и тому подобное. Другие деятели Екатеринбургского раскольнического общества (так неофициально называлась община) — заводчики и золотопромышленники Рязановы, Казанцевы, Тарасовы, Зотовы, Харитоновы — оказывали движению всемерную поддержку. Среди активнейших подвижников раскола были управители заводов Сарацинского, Артинского, Сылвенского, Камбарского, Рождественского, Верхнейвинского, Каслинского, Кыштымского. Палладий — Пьянков свидетельствует, что раскольники пробивались на все руководящие должности от мастеров до приказчиков и конторских служащих. В Перми долгий период бургомистрами были богатые купцы-староверы Суслов и Соколов. При такой мощной поддержке можно было делать многое.
Немалую роль в устройстве подземных скитов и убежищ, «особенного жилья», сыграло подражание знаменитым Иргизским скитам, этому настоящему гнезду иерархов и наставников религиозного явления, слово которых было определяющим и решающим для их уральских последователей. Иргизские скиты находились в глухомани долины реки Большой Иргиз, впадающей в Волгу, и имели постоянную связь с Уралом. К такому вот повороту привела нас темная подковка подземного хода на зелени Пыскорской горы, скрывающей таинственное монастырское жилье.
Пермь разочаровала искателей подземелий. В ней не было того самого «гвоздя», вокруг которого нарастали бы легенды, рассказы, сообщения. Таким стержнем, например, для Невьянска являлась знаменитая башня, для Свердловска — таинственный дом Харитонова, для Соликамска — древний воеводский дом. Возникали, естественно, недоумения: может быть, наш поиск именно в Перми стал менее добросовестным, может быть, какая-то историческая загадка в жизни города как непроницаемый колпак прикрыла всякие события, связанные с подземным пространством?
В «Пермских губернских ведомостях», чутких к маленьким сенсациям, за многие годы не появилось ни одной заметки, ни одного упоминания в краеведческих статьях и очерках о каких-либо пермских подземельях или их признаках. В то же время там регулярно печатались сообщения о находках в Невьянске, Екатеринбурге, Соликамске, Усолье. А может, вообще не возникало интереса к недрам старого города, всякие же случайности просто миновали его?
Удивляла скудость легенд, то есть свидетельств, когда истинное и выдуманное перемешано, полито красками сказки и фантазии, но все же содержит правду о главном. Например, подземелья участвуют в одной из пермских легенд, которая потом обросла добавлениями и покатилась по всему Уралу. Это легенда об Иване Снеткове. Беллетристы использовали ее в полную силу и сделали легенду красивой, жуткой, романтичной, назидательной. Нас может интересовать лишь суть. Доведем ее до читателей.
Страшные подвалы были под домом одного из управителей завода. В толстых стенах скрывались каменные мешки — узкие пространства, где человеку можно только стоять. В закоулках подвалов под их массивными сводами глохли любые звуки. Чем-то провинился перед управителем молодой красивый парень Иван Снетков (легенда называет имя и фамилию, может быть, на самом деле был такой человек?). Посадили его в подвал, но, каким-то образом выломав решетку, Снетков бежал из подвала, прихватив с собой любовницу управителя. Тогда тот приказал схватить отца юноши и посадить его в подвал, да еще в каменный мешок, и «замазать в стену», то есть заложить мешок кирпичом, оставив небольшое отверстие для воздуха и пищи. И приказал объявить в округе: пока Снетков сам не явится, отец его будет сидеть (стоять) в каменном мешке. Вечером сын явился. Отца выпустили на свободу, но на следующий день управитель вызвал его к себе и сообщил, что Снетков снова убежал, но он, управитель, зла больше не держит и прощает парня.
Страшная правда открылась через несколько лет, когда один из управительских служек, не вытерпев посещавших его ночами кошмаров, публично покаялся, что вместе с двумя другими такими же негодяями по приказу «самого» замуровал Ивана Снеткова в каменном мешке заживо. Кто-то сообщил управителю о болтовне бывшего верного слуги, и когда представители властей нагрянули в дом (видно, не всех успел купить управитель), то в указанном месте подвала никакого мешка не оказалось — сплошной кирпич. Принцип «доносчику первый кнут» тут же воплотился в наказание раскаявшемуся негодяю, а управитель лично проследил, чтобы после кнутовья тот живым не встал. Легенда говорит, что от этого управителя пошел род богатых пермских промышленников.
Развивались ли события так, как трактует легенда, был ли на самом деле такой Иван Снетков — неизвестно. Но то, что в легенде фигурирует подземный объект, да такой, какие на самом деле существовали во многих уральских вотчинах заводчиков (Сысерть, Кыштым, Верхний Тагил), несомненно заинтересовывает как факт вполне достоверный. Если следовать легенде, то в Перми можно обнаружить несколько домов, где могли быть такие глубокие и жуткие подвалы.
Интерес к подземному пространству Перми возник в авральном порядке и совсем не случайно. Правда, виноваты в этом оказались не подвалы и подземные ходы в черте исторического центра, а другие оказавшиеся очень коварными подземные объекты. Мы остановимся подробнее на этом эпизоде в жизни города, чтобы проиллюстрировать важность и необходимость полного знания о том, что таят в себе городские недра.
События развивались драматично. В самом начале 60-х годов район Перми, называемый Городскими горками, стал интенсивно застраиваться многоэтажными жилыми домами. И вдруг некоторые из них, к счастью, еще до заселения стали покрываться стремительно растущими трещинами, проседать и обваливаться. Исследуя причины, специалисты вначале грешили на карстовые явления, то есть на притаившиеся в недрах полости естественного происхождения, которые возникают вследствие растворения известняков грунтовыми водами. Но очень скоро распознали истинного врага. Виновником оказались старинные горные выработки, не замеченные изыскателями, несмотря на то, что они находились сравнительно неглубоко от поверхности земли. Когда-то тут добывали медистые песчаники как медную руду для окрестных заводов, а потом по скудости содержания в них металла забросили выработки.
Но как простираются эти рукотворные тоннели, какую площадь охватывают, сколько этажей образуют, в каком находятся состоянии, наконец, один ли это рудник, нет ли поблизости других? Конечно, можно было бурить, бурить, бурить многочисленные скважины и получить нужный результат. Бездна скважин — бездна затрат. Поиск мог затянуться на неведомый срок. Инженеры, казалось, стали в тупик перед проблемой. На помощь пришли… историки. Была организована группа, которую возглавил К. К. Демиховский. Главной целью предстоящей работы являлось составление карты расположения рудников и приисков в Перми и окрестностях. В тиши архивов начался поистине гигантский труд по поискам, изучению и обработке исторического, статистического и картографического материала.
Оказывается, на территории современной Перми и в округе действовало около 780 (семьсот восемьдесят!) рудников в течение XVIII и первой половины XIX века. Большинство их было в частных руках, что затрудняло маркшейдерский контроль и снижало точность документации. Это же приводило к большому количеству соседствующих разработок и их густоте на территории. Карта рудников была составлена, на ней ясно вы явились особо опасные по грунтовой обстановке зоны, локализовались старинные шахтные поля[23].