Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта. Благодаря им мы улучшаем сайт!
Принять и закрыть

Читать, слущать книги онлайн бесплатно!

Электронная Литература.

Бесплатная онлайн библиотека.

Читать: Медицинские и социальные проблемы однополого влечения - Михаил Меерович Бейлькин на бесплатной онлайн библиотеке Э-Лит


Помоги проекту - поделись книгой:

Не будем, однако, преувеличивать степень её “зависти к мужскому члену”. Главным было всё-таки её женское начало. Сын знал об этом доподлинно, ведь с ранних лет он мыслил и чувствовал заодно с ней. Потому-то его так больно ранило двойное предательство матери: сомневаясь в его вкусе и в способности любить (именно так расценивал Йозеф оскорбления в адрес любовника), она отрекалась от своих же ценностей, воспринятых её сыном. Потому-то он и бросает ей с горечью: “Ты мне не мать!” Но недаром Йозеф знал её как себя самого. В конце концов, он избрал единственно верный способ убедить мать в её неправоте. Как только он привёл своего любовника, она тут же узнала в нём предмет своих же тайных женских желаний. Выбор, сделанный сыном, оказывается, был её выбором, абсолютно соответствующим её собственным представлениям о мужской красоте и о счастье в любви. Единство и полное взаимопонимание матери и сына воскресли вмиг, как Феникс из пепла.

С отцом всё было по-иному. Выбор Йозефа был ему абсолютно чужд; в характере сексуальных предпочтений у них с сыном не было ничего общего. Потому-то отец уклонился от суждений по поводу споров сына с матерью, с горечью отослав его за советом к гомикам .

Интересно мнение Андрея Ткаченко (1999). Он пишет о свойственной многим геям и транссексуалам привычке, всматриваясь в зеркало, оценивать свои мужские и женские качества. Автор трактует такое пристрастие как нарушение половой идентичности. Мало того, он проводит при этом параллель с психическим расстройством – синдромом дисморфомании (бредовой убеждённостью человека в своём уродстве или, по крайней мере, в наличии у него серьёзных физических дефектов). Но ведь и вполне гетеросексуальные мужчины смотрятся в зеркало часто и охотно. “В одном из крупных универмагов Стокгольма группа шведских психологов установила большое зеркало и скрытую камеру. В течение одного дня в зеркало заглянуло 412 женщин, чтобы поправить причёску, и 778 мужчин, чтобы полюбоваться собой” . (Ильин Е. П., 2002). Сексологи вполне благодушны, оценивая привязанность к зеркалам, свойственную иным гомосексуалам. Кое-кто из них ищет у себя женские черты, унаследованные от матери. Такие поиски отразились в многочисленных рисунках Леонардо да Винчи, любившего изображать себя в женском виде. Даже у знаменитой Джоконды находят портретное сходство с самим художником. Словом, речь идёт всё о той же склонности гомосексуала идентифицировать себя с матерью, которую отрицают противники психоанализа.

Фрейд не только открыл в науке новый мир, он был на редкость прозорлив и в частностях. Разумеется, многие из его догадок получили у его последователей иное истолкование; часть из его предположений отвергнута. Но это вовсе не означает, что устарел сам психоанализ, что сегодня ему уготовано место в музее где-то рядом со станком первопечатника Гутенберга.

Российские психотерапевты выстрадали своё бережное отношение к Фрейду. В России сложилась своя школа психоанализа, представленная талантливыми и самобытными специалистами. Почти все они были арестованы по указанию Сталина. Психоанализ запретили: его клеймили в книгах и лекциях, труды фрейдистов изымались и сжигались. Правда, в закрытых фондах библиотек кое-что осталось.

Между тем, лечение больных, страдающих неврозами, было невозможным без фундаментальных открытий, сделанных психоанализом. Труды Фрейда и неофрейдистов добывались всеми способами, их конспектировали и копировали. В замаскированном виде азам психоанализа обучали ведущие психотерапевты – В. Н. Мясищев, Н. В. Иванов, А. И. Белкин и многие другие учёные. Сами они передавали знания, полученные ими от их учителей, например, от И. С. Сумбаева, сосланного за преданность фрейдизму.

Так возник вариант психоанализа, далёкий от классического. К тому же у каждого специалиста он приобретает индивидуальную форму. Чаще всего вытесненные в подсознание психологические комплексы выявляются в ходе дискуссий и бесед с пациентом. Такое лечение помогает больному решать конфликты и проблемы, осознаваемые в ходе терапии.

После ухода коммунистов ничто не мешало возрождению фрейдизма в России. Возникли психоаналитические ассоциации, были организованы учебные циклы для подготовки специалистов. Публикации психоаналитиков появились на страницах газет и журналов. Однако на Западе отношение к психоанализу к этому времени претерпело серьёзные изменения. Его модификации, например, в Германии стали в чём-то напоминать российские. Подобно им, они сочетаются с другими методами психотерапии. Словом, в своём подавляющем большинстве российские сексологи так и не пришли к классическому психоанализу. Не отказавшись от привычных лечебных приёмов, они лишь модернизируют их в соответствии с новыми открытиями в области психотерапии.

Психологические механизмы, приводящие, по Фрейду, к гомосексуальности, постоянно наблюдаются в практике сексолога. Они во многом определяют индивидуальные формы “ядерной” девиации (возраст и характер предпочитаемого сексуального объекта; особенности партнёрских ролей; невротические симптомы, связанные с осознанием собственной инаковости, выпадения из общепризнанной нормы). Но что касается самого факта возникновения девиации, то Белл и его соавторы правы, сомневаясь, достаточно ли для этого лишь воздействия психологических причин. Они высказались в пользу существования некоего биологического фактора, определяющего при прочих равных условиях психологического развития в одних случаях становление гомосексуальной, а в других – гетеросексуальной ориентации. Забегая вперёд, скажем, что таким фактором является тип функционирования нервных центров, складывающийся в процессе половой дифференциации головного мозга в периоде внутриутробного развития. Это подтверждают морфологические исследования и эксперименты на животных.

Контрольные вопросы

1. Почему Крафт-Эбинг счёл гомосексуальность тяжёлым недугом, порой приводящим к смерти?

2. Может ли подростковая мастурбация сформировать характер сексуальной ориентации?

3. Обоснованы ли опасения, что всё человечество приобщится к однополому влечению и вымрет?

4. Соответствует ли истине концепция об изначальной бисексуальности всех новорождённых?

5. Какова роль психопатий и акцентуаций характера в становлении нетрадиционной сексуальности?

6. Какова роль невротических механизмов, открытых психоанализом, в формировании девиаций?

7. Интерпретация результатов исследований, проведенных Аланом Беллом и Мартином Вейнбергом.

8. Анализ писем и публикаций геев как ключ к пониманию их неосознанных желаний и переживаний.

9. Какой из трёх подходов к оценке гомосексуальности (болезнь; альтернативный секс; девиация, которая, не будучи заболеванием, приводит к невротическому развитию в рамках интернализованной гомофобии) научно обоснован?

10. Какое место принадлежит психоанализу в истории и в современных буднях психотерапии?

Глава III . Гомосексуальность на заказ – эксперименты на животных

Ведь человек дорос,

Чтоб знать ответ на все свои загадки.

И.-В. Гёте

Половая дифференциация мозга

“Не существует женского ума. Мозг – не половой орган. С таким же успехом можно говорить о женской печени” , – эти слова принадлежат Шарлотте Уильямс (Цит. по Г. Келли, 2000). В 1892 году, когда они были произнесены, человечество уже знало о половом диморфизме, то есть о разнице в строении тела женских и мужских особей. За время, прошедшее со времён миссис Уильямс, науке стали известны половые гормоны, обеспечивающие рост гривы льва и петушиного гребня, формирование женских грудных желёз и мужского тела. Оказалось, что в женской и мужской печени обмен веществ по многим параметрам протекает различно (Moor P. de, Denef C., 1968; Gustaffson J.-A., Gustaffson S. A., 1974). То же относится и к мозгу – не будучи, разумеется, половым органом, он функционирует у женщин и мужчин неодинаково. Мало того, оказалось, что он и устроен у них по-разному, то есть существует половой диморфизм головного мозга, закладывающийся ещё в периоде внутриутробного развития плода. Так Саймон Левэй (Le Vay S., 1993) обнаружил, что группа нейронов гипоталамуса (так называемое третье промежуточное ядро) у мужчин в 2–3 раза больше, чем у женщин. Оказалось также, что размеры передней спайки, то есть структуры, участвующей в обмене информации между полушариями мозга, у женщин больше, чем у мужчин (Allen L. S. et al., 1989; Hines M., Green R., 1991; Swaab D. E., F l i e rs E ., 1985; Goy R. W. et al., 1964). У обоих полов различна величина ядер преоптической области (Gorski R. A. et al ., 1978), а также миндалевидного комплекса (Supprian T. et al., 1996): у особей мужского пола они достоверно крупнее, чем у особей женского (Mizukami S. et al., 1983); это же относится и к размерам секдиморфного ядра преоптической области (Allen L. S. et al., 1989).

Морфологические и функциональные особенности женского и мужского мозга определяют различный характер поведения, свойственный представителям того или иного пола. Психологические особенности человека, приобретённые в ходе его социального развития, накладываются на биологическую основу.

Исследователи нашли анатомические отличия между мозгом геев и представителей сексуального большинства. Тот же Саймон Левэй (Le Vay S., 1993) установил, что третье промежуточное ядро гипоталамуса у мужчин-гомосексуалов в 2-3 раза больше, чем у гетеросексуалов, то есть его размеры одинаковы у геев и женщин.

Кульминационным этапом в познании биологической природы сексуальности стали работы Уильяма Янга, Чарлза Феникса, Роберта Гоя, Гюнтера Дёрнера и многих других исследователей, научившихся формировать анатомическое строение мозга экспериментальных животных вопреки их генетическому полу. Так была открыта роль гормонов в критическом периоде половой дифференциации головного мозга (чаще речь идёт о внутриутробном развитии, но у многих видов этот период захватывает нескольких суток после рождения детёныша). Забегая вперёд, скажем, что, Гюнтер Дёрнер (Dörner G., 1972), Михаил Мицкевич и Ольг Румянцева (Mitskevich M. S., Rumyantseva O. N., 1973) показали: критическим периодом дифференцировки центров полового поведения у человека является второй триместр (сроки между четвёртым и седьмым месяцами) беременности его матери. Именно тогда и закладывается будущий мужской или женский тип полового поведения, а также будущая гетеро- или гомосексуальность.

Чтобы понять суть этих открытий, надо помнить, что в гипоталамусе (этот отдел межуточного мозга находится в самом центре черепа над гипофизом, главной железой внутренней секреции), обнаруживаются скопления нейронов, обеспечивающие половое поведение. Вон и Фишер (Vaughan E., Fisher A. E., 1962) показали, что электрическая стимуляция нервных ядер гипоталамуса вызывает эрекцию и эякуляцию у самцов животных. Одну крысу стимулировали 7,5 часов (продолжительностью по 5 минут с перерывами на 6 минут). За это время самец копулировал с самками 155 раз, из них 45 раз с эякуляцией. Разрушение этих ядер приводит к полному подавлению полового влечения и поведения (Bard P., 1940; Brookhart J. M., Dey F . L ., 1941; Clark G., 1942). Подобные ядра есть и в других отделах, в частности, в лимбической системе, в том числе в миндалевидном комплексе; в перегородке и ростральных участках межуточного мозга и т. д. (MacLean P. D., Ploog D. W., 1962).

Итак, мужской или женский тип гормональной регуляции гонад, а также мужское или женское половое поведение определяется, в первую очередь, нервными ядрами. В вентромедиальной области гипоталамуса находятся центры женского полового поведения, в переднелатеральной – ядра, обеспечивающие поведение по мужскому типу. Как показали эксперименты, эти центры “запускаются” действием половых гормонов во время внутриутробной жизни плода. Происходит половая дифференциация головного мозга, ход которой можно изменить экспериментально. Вводя андрогены беременным самкам морских свинок, Чарлз Феникс (Phoenix C. H. et al., 1959) и Роберт Гой с соавторами (Goy R. et al., 1964) вызывали у родившихся самок половое поведение по мужскому типу. Уильям Янг с соавторами (Young W. C. et al., 1964) наблюдали такой же эффект у самок обезьян, а Джеролл и Уорд (Gerall A. A., 1966; Gerall A. A., W a rd I. L., 1966) – у крыс.

С крысами и хомячками, с которыми экспериментировал Дёрнер (Dörner G., 1973), дело обстоит похожим образом. Если кастрировать новорождённого крысёнка, то с возрастом у него не наступит половое созревание. Если вводить ему мужские половые гормоны, то при абсолютно нормальном развитии его полового члена, выросшего благодаря инъекциям андрогенов, поведение подопытного станет гомосексуальным. В присутствии другого самца он специфически прогибает спину и отводит в сторону хвост, принимая позу лордоза, характерную для рецептивной самки, готовой вступить в половой акт. Одна-единственная инъекция тестостерона (мужского гормона) может предотвратить такое поведение. Разумеется, сделать её надо вовремя – в первый день после рождения крысёнка (крайний срок критического периода половой дифференциации мозга у крыс).

Эксперименты Нойманна и его сотрудников (Neumann F. et al., 1970) показали, что такой же эффект может быть получен на самцах собак. Для этого в критическом периоде половой дифференциации мозга им надо ввести антиандрогены (антагонисты мужских половых гормонов). Разрушение ядер гипоталамуса, обеспечивающих половое поведение по женскому типу, тождественно инъекции тестостерона сразу после рождения. И то и другое освобождает животных мужского пола, развивавшихся в условиях дефицита андрогенов, от полового возбуждения в присутствии нормального самца и от иных реакций, типичных для самок.

Следовательно, для включения центров, ответственных за мужское половое поведение, необходим достаточный уровень андрогенов, вырабатываемых яичками зародыша. Анализируя чужие и свои собственные экспериментальные наблюдения, Дёрнер сделал вывод о том, что если в критическом периоде половой дифференциации мозга имел место дефицит андрогенов, или если животному были введены их антагонисты, а также, если были разрушены группы клеток, образующих мужские половые центры, то при последующем половом созревании самца обнаружится его гомосексуальная ориентация. При этом могут выявляться и другие атрибуты женского полового поведения.

По наблюдениям Ф. Нойманна и Х. Стейнбека (Neumann F., Steinbeck H., 1974), экспериментировавших с собаками-самцами, пёс, получивший в критическом периоде инъекцию препарата – антагониста мужского полового гормона, по достижении взрослого возраста будет испытывать половое возбуждение не в присутствии самки, а при виде самца; он будет мочиться не “по-кобелиному” (поднимая заднюю лапу), а “по-сучьи”, приседая на обе лапы. Если в критическом периоде ввести андрогены суке, как это делали Т. Мартинс и Дж. Валле (Martins T., Valle J., 1948), то, повзрослев, она будет мочиться подобно заправскому кобелю. Такие животные, вопреки своему женскому строению тела, проявляют сексуальный интерес лишь к самкам.

Как тут снова не вспомнить бедного Джона, превращённого в Джоан, который, следуя внутреннему позыву, вопреки воспитанию родителей и психологическому давлению подруг, гордо мочился по-мужски, стоя!

Эксперименты, проведенные учёными в самых различных модификациях, дали однозначный ответ: факторы, нарушающие стандартную половую дифференцировку нервных центров, ответственных за сексуальное поведение, формируют гомосексуальность.

Так, Уорд (Ward I. L., 1972) вызывал стресс у подопытных беременных крыс. Напомним, что стресс (от английского stress – “напряжение”) – это состояние, возникающее у животного или человека под сильным воздействием неблагоприятных факторов (психических и физических травм, инфекций, болезней и т. д.). Оказалось, что стресс, перенесенный в определённые сроки беременности, вызывает у родившихся крыс-самцов сбой в половой дифференциации головного мозга. В зрелом возрасте они оказываются равнодушными к самкам и возбуждаются лишь в присутствии нормальных самцов, принимая при этом женскую позу лордоза с прогибом спины и отведением хвоста в сторону.

Ли и Гриффо (Lee C. T., Griffo W., 1973), вводя андрогены новорождённым крысам-самкам, изменяли характер их феромонов. Дело в том, что животных возбуждают запахи, присущие представителям противоположного пола (Beach F. A., Gilmore R . W ., 1949; Carr W. J . et al., 1966). Их носители – особые пахучие вещества, феромоны. Крысы-самцы способны различать запахи рецептивных и нерецептивных самок (готовых или не готовых по своему гормональному статусу к спариванию). Запах первых возбуждает их и инициирует садки (маунтинг), а также интромиссию (введение полового члена в половую щель) и эякуляцию. Запах вторых оставляет их равнодушными. А запах, присущий самцам, вызывает у их возможных соперников агрессивное поведение. Крысы-самки, получившие в критический срок андрогены, провоцируют злобные атаки самцов, поскольку их феромоны имеют характер, свойственный мужскому полу.

Вместе с тем, выявились подробности обмена половых гормонов в нервных клетках. Оказалось, что введение новорождённым крысятам-самкам эстрадиола (женского полового гормона), в дальнейшем определяет их гомосексуальность. На основании этих опытов была выдвинута гипотеза о том, что дифференциация половых центров идёт в два этапа. У самцов нервные клетки вначале должны подвергнуться действию женского гормона, что приводит к дефеминизации нейронов (от латинской приставки de-, означающей “удаление, отмену” и слова femina – “женщина”). Потом наступает очередь мужских половых гормонов, определяющих мужской тип строения и функционирования головного мозга, или иными словами, обеспечивающих его андрогенизацию (от греческого andros – “мужчина”). У гетеросексуальных самок дефеминизация нервных клеток предотвращается особым белком, альфа-фетопротеином, связывающим эстрадиол. Поэтому в эксперименте самкам вводили сравнительно большие дозы препарата или прибегали к даче им синтетических эстрогенов.

Р. Уолен (Whalen R. E., 1974) считает феминизацию и маскулинизацию полового поведения не идентичными, хотя и взаимосвязанными процессами. По его мнению, роль гормонов в ходе зародышевого развития мозга мужских особей состоит не столько в организации мужского типа (в маскулинизации), сколько в подавлении женского типа – в дефеминизации полового поведения.

Нет нужды говорить, что именно эти открытия – ключ к разгадке биологических тайн “ядерной” гомосексуальности. Они не оставляют камня на камне от “теории” Деревянко. А ведь основополагающие работы о биологической природе половой дифференциации головного мозга были опубликованы ещё в 60–80-х годах прошлого века. Деревянко, подобно Шарлотте Уильямс, их игнорирует. “Эта теория по нашему мнению, не выдерживает никакой критики. В мозгу нет центров мужского и женского сексуального поведения. Головной мозг может обеспечить как женское, так мужское поведение одного и того же человека, в зависимости от воздействия на него женских или мужских половых гормонов”.

Для понимания Деревянко оказалась недоступной идея, что существуют критические сроки внутриутробного развития, когда, воздействуя на мозг, гормоны определяют половой тип его функционирования на всю жизнь. Что в периоде полового созревания сексуальная ориентация индивида лишь проявляется, а не формируется под влиянием его исключительно мужского или женского гормонального профиля. Что половыми гормонами невозможно изменить сексуальную ориентацию взрослого человека.

Следует напомнить, что половая дифференциация человека не ограничивается мозгом. Обсуждая вопросы генетики пола, мы уже говорили, что у зародышей происходит, прежде всего, дифференцировка внутренних и внешних половых органов. Половой диморфизм усиливается в ходе пубертата (полового созревания), достигая максимума в зрелом возрасте, за счёт развития вторичных половых признаков (включая специфический характер оволосения и отложения жировой ткани, рост молочных желёз у женщин, установление характерного тембра голоса и т. д.). Эти различия вызваны действием половых гормонов, продуцируемых гонадами, то есть яичками и яичниками.

На регуляции секреторной функции гонад необходимо остановиться подробнее.

Гипоталамус, гипофиз, гонады – два типа саморегуляции системы

Гипофиз – дирижёр эндокринной системы, направляющий работу всех желёз внутренней секреции, включая гонады. Он вырабатывает гонадотропные гормоны, стимулирующие рост и развитие половых желёз, секрецию ими гормонов, созревание сперматозоидов и яйцеклеток. Его гибель из-за опухолевого роста, травмы или инфекции равносильна кастрации. Если эта беда случится до наступления полового созревания, то тело сохранит детские пропорции, не вырастет половой член у мужчин, не станут расти грудные железы у женщин. Введением гонадотропных гормонов, извлечённых из гипофизов животных, удаётся восстановить работу гонад и как следствие, добиться развития вторичных половых признаков. Приостановка заместительной терапии гипофизарными гормонами ведёт к утяжелению степени гипогонадизма (недостаточности половых желёз); сексуальное влечение исчезает и половая жизнь прекращается.

Гипофиз “командует” гонадами отнюдь не автономно. Его активность контролируется ядрами гипоталамуса уникальным способом: нервные клетки секретируют особые вещества – либерины, которые стекают по воронке в гипофиз, активируя секрецию гипофизарных гормонов. Так, гонадолиберин или гонадотропин-рилизинг-гормон приводит к выбросу гонадотропного гормона гипофиза. Разрушение ядер гипоталамуса сопровождается эффектом, аналогичным удалению гипофиза.

Кроме приказов “сверху”, из гипоталамуса, работу гипофиза направляют сигналы, поступающие “снизу”, из гонад. Это исключает выработку излишка гонадотропных гормонов. Если же их уровень чересчур снижается, дефицит андрогенов подхлёстывает их секрецию. Это и есть мужской или обратный тип связи между гонадами и гипофизом: чем выше уровень андрогенов, тем сильнее тормозится продукция гонадотропинов; напротив, падение уровня тестостерона стимулирует секреторную активность гипофиза.

Грубое вмешательство извне приводит эту систему саморегуляции к поломке. Урологи или андрологи, слабо знакомые с закономерностями эндокринной регуляции половой функции, думают, что чем выше уровень мужских половых гормонов, тем выше потенция. На самом деле, это справедливо лишь для гипогонадизма (евнухоидизма). Когда же в организме достигается достаточный уровень андрогенов, их дополнительное введение никак не сказывается на потенции и половом влечении. Если, в ущерб здравому смыслу, андрогены назначают взрослому человеку, не страдающему гипогонадизмом, это может привести к неприятным последствиям.

Худшее из них – атрофия яичек. Она наступает, когда андрогены, вводимые извне, полностью блокируют гонадотропную функцию гипофиза. Увы, сексологу нередко приходится констатировать факт медикаментозной кастрации, вызванной некомпетентным лечением “импотенции” (Бейлькин М. М. с соавт., 2002).

Иногда назначение андрогенов и их отмена приводят по механизму “пружинного эффекта” к росту грудных желёз у мужчины. “Вы принимали половые гормоны?”– такой вопрос обычно задаешь больному, обратившемуся по поводу гинекомастии (от греческих слов gyne – “женщина” и mastos – “грудь”). “Мне назначали по поводу половой слабости тестостерон (или сустанон, омнадрен, андростенолон)”, – таков обычный ответ пациента. Нередко дело кончается хирургическим удалением грудных желёз пациента.

В отличие от мужского тонического типа саморегуляции, при котором между гонадами и гипофизом устанавливается обратная связь, у женщин она носит прямой и циклический характер. Поступление в кровь большого количества эстрогенов в середине менструального цикла приводит к подъёму уровня гонадотропного гормона. Затем наблюдается быстрый спад секреции обоих гормонов, что сопровождается выходом из яичника яйцеклетки и выработкой прогестерона, женского полового гормона второго типа. Такой цикл прерывается беременностью. При её наступлении гормональный фон изменяется за счёт секреторной деятельности плаценты – органа, в котором протекает развитие зародыша.

Именно плацента матери и затем развивающийся гипофиз обеспечивают рост яичек зародыша (яичники у женского плода не функционируют). По мере развития зародышевых яичек, андрогены включаются в процесс половой дифференциации мозга, а затем формируют связь “гонады – гипофиз” по тоническому мужскому типу.

Как мужской тонический, так и женский циклический тип саморегуляции системы “гипофиз – гонады” контролируется гипоталамусом. Те же самые вмешательства (например, введение андрогенов или эстрогенов зародышам в критические сроки половой дифференциации головного мозга или разрушение ядер гипоталамуса), делающие в дальнейшем поведение экспериментальных животных гомосексуальным, вызывают нарушения и в гормональной регуляции их гонад. Они наделяют самцов способностью, подобно самкам, реагировать выбросом гонадотропина в ответ на введение эстрогенов. Введение же тестостерона новорождённой самке приведёт к тому, что, достигнув половой зрелости, она окажется неспособной к овуляции и потому бесплодной, а также к тому, что половое возбуждение у неё будут вызывать не самцы, а рецептивные самки, находящиеся в соответствующей стадии полового цикла.

Дёрнер с Хинцем (Dörner G., Hinz G., 1972) обнаружили, что критические периоды маскулинизации центров, ответственных за половое поведение, и центров, регулирующих цикличность секреции гонадотропинов, не совпадают. Если крысам самкам ввести 100 мкг эстрадиола на 10-й день жизни, то во взрослом состоянии животные будут делать садки на рецептивных самок, тем не менее сохраняя циклическую функцию яичников. Кроме того, Павел Вундер (1980) считает, что нервные структуры, ответственные за циклическую секрецию гонадотропинов, более чувствительны к действию андрогенов, чем центры, определяющие специфику полового поведения. Для сексолога эти факты крайне важны.

Клинические наблюдения, разумеется, целиком не вписываются в узкие рамки экспериментальной модели, но зачастую они объясняются именно особенностями половой дифференциации мозга. Женщины, страдающие ановуляторным бесплодием, вовсе не обязательно склонны к лесбийской любви. Зато сочетание гомосексуального поведения с нарушением менструального цикла – свидетельство гормонального дисбаланса, имевшего место в периоде зародышевого развития и приведшего к сбою половую дифференцировку ядер гипоталамуса будущей женщины.

Геи (правда, не все) реагируют на введение им эстрогенов резким подъёмом уровня лютеотропного гормона (одного из гонадотропинов). У мужчин-гетеросексуалов такое же вмешательство напротив, снижает количество гипофизарного гонадотропина; оно приходит к исходному уровню лишь спустя несколько дней (Dörner G., 1978). Это доказывает, что при “ядерной” гомосексуальности сосуществуют оба гипоталамических центра гонадотропной регуляции – тонический (мужской) и циклический (женский).

Многие элементы сексуального поведения и его регуляции взаимосвязаны (тип функционирования гипоталамических центров гормональной регуляции; характер выработки феромонов; специфическая реакция индивида, связанная с их обонянием; тип половой ориентации и т. д. ), но в то же время они относительно независимы друг от друга. К тому же следует учитывать разницу в тяжести и в характере происхождения гормонального сбоя в ходе половой дифференциации мозга. Вариабельность всех этих факторов и их сочетания объясняет то, что одни и те же биологические причины могут привести к развитию различных девиаций, таких как гомосексуальность, трансвестизм (стремление носить одежду противоположного пола), и, наконец, транссексуальность. Сказанное имеет важное практическое значение и станет предметом нашего обсуждения.

Если научная истина не по нутру…

Учёные, исследовавшие гормональную регуляцию дифференцировки половых центров, предпочитали говорить о феминизации самцов в условиях дефицита андрогенов или о маскулинизации самок, получавших мужские половые гормоны в критическом периоде половой дифференциации мозга. Такой же терминологии придерживался и Уорд (Ward I. L., 1972), получавший от беременных самок, перенесших стресс, мужское потомство, ведущее себя подобно самкам.

Дёрнер, разглядел в этих экспериментах модель гомосексуального поведения и сделал свои выводы достоянием учёного мира. Он поступил вполне логично, но, как оказалось, опрометчиво. Его коллеги пришли в ярость. По словам Френсиса Мондимора (Мондимор Ф. M., 2002), известный нейрофизиолог Роджер Горски явился на конференцию, посвящённую биологическим аспектам сексуальной ориентации, с коротким фильмом. Заснятые на плёнку “мужские особи крыс бегали по маленькой клетке, обнюхивали друг друга, подёргивали усами и иногда выгибали спины. «Я представляю вам возможность решить, что может быть общего у этого с человеческой сексуальной ориентацией», – сказал он присутствующим учёным”.

Вряд ли подобные “аргументы ” можно счесть исчерпывающими.

Важнейшим показателем полового поведения является коэффициент лордоза – процентное отношение числа лордозных реакций к числу садок. Приведу в качестве примера эксперименты Б. Голдмана (Goldman B. D. et al., 1972) с введением антигонадотропной сыворотки самцам крыс в критическом периоде половой дифференциации их мозга. Достигнув зрелого возраста, животные демонстрировали половое поведение следующего типа: за 30-минутный период наблюдения у 10 из 14 подопытных самцов коэффициент лордоза превысил 70 %, в то время как среди контрольных – только у 1 из 14 он превысил 30 %. Мог ли Горски не знать о результатах этого эксперимента, если он был соавтором Голдмана?!

Взгляды Дёрнера не вызвали должной оценки ни у психологов, ни у определённой группы врачей, ни у самих геев. Отчасти это объясняется элементарным невежеством некоторых из них (вспомним “критические” замечания Деревянко по поводу наличия половых центров в головном мозге или утверждения Еникеевой о различном гормональном статусе у взрослых гомо- и гетеросексуалов). Психологи же (обычно знакомые с эндокринологией лишь понаслышке) загипнотизированы идеей, что сексуальная ориентация формируется исключительно воспитанием, половым опытом и “ текущими социальными интеракциями ” (Unger R. K., 1990) . Нельзя сбросить со счётов и субъективные моменты неприятия концепции, так ярко проявившие себя в выходке Роджера Горски с демонстрацией фильма- “ опровержения ” . Лучше всего об этом сказал Лев Клейн:

“Гипотеза Дёрнера встретилась с ожесточённой критикой. Крысы и люди – как можно сравнивать! Крысы только спариваются, а человек испытывает и любовь. У крыс нет гомосексуальности, то есть изменившихся предпочтений в выборе сексуального партнёра при сохранении своего пола, у них просто изменено половое поведение в целом. Особенно возмутились организации гомосексуалов – им не понравилось товарищество “голубых крыс”, не понравилось и вообще выяснение причин гомосексуальности. Сама задача выяснения причин резонно связывается ими со стремлением предотвратить появление гомосексуальных детей, а в этом они видят проявление общего негативного отношения к гомосексуалам. Мне гипотеза Дёрнера кажется очень реалистичной”.

Чутьё не подвело Клейна, когда он вступился за Дёрнера, но, углубившись в дебри эндокринологии и эмбриологии, археолог в них запутался. Согласно его представлениям, решающую роль в формировании мозга плода по мужскому типу играют андрогены матери (а не те, что вырабатываются в яичках самого зародыша). Откуда берутся у неё мужские половые гормоны, зачем они нужны ей при стрессе и как они в этом состоянии расходуются, Клейну неведомо. Он лишь с пафосом констатирует: “Андрогены матери сгорают в топке стресса, а мозг зародыша, испытывая при этом их дефицит, формируется неправильно” .

Стресс, переживаемый беременной, действительно приводит к дифференциации мозга зародыша по гомосексуальному типу (об этом уже неоднократно говорилось). Только происходит это иначе, чем представляется Клейну, который, не разобравшись в деталях, усомнился в клиническом аспекте концепции Дёрнера, мол, “нет данных о том, чтобы все гомосексуалы прошли в утробном периоде через нехватку гормонов под действием материнского стресса или других причин, да ещё всё в узко ограниченный период”.

Оппонентом этой концепции оказался и Френсис Мондимор. В своей книге “Гомосексуальность. Естественная история” (2002) он подробно излагает сведения о разнице в строении головного мозга у мужчин, женщин, гетеро- и гомосексуалов. У него не вызывает сомнений, что она определяется гормонами, обеспечивающими половую дифференциацию мозга в критическом периоде развития зародыша. Признаёт он и наличие центров, ведающих половым поведением. Остаётся согласиться с утверждением Дёрнера, что биологические корни “ядерной” гомосексуальности у людей (вне зависимости от степени их феминности или маскулинности) и у экспериментальных животных одни и те же. Мондимор отказывается сделать такой вывод, приводя свою превосходную книгу к досадным противоречиям.

Не повезло Дёрнеру и с оценкой его работ, сделанной Игорем Коном. Сославшись на мнение Х. Майер-Бальбурга (Meyer-Bahlburg H.), философ холодно роняет : “Наиболее авторитетные специалисты считают, что говорить о решающей или существенной роли пре- или постнатальной гормональной регуляции в развитии гомосексуальности, за исключением лиц с явными физическими признаками интерсексуальности (феминизированные мужчины и маскулинизированные женщины) преждевременно” . Последним камнем, брошенным им в Дёрнера, было: “Неоднозначна и связь сексуальной ориентации с эстрогенами” .

Читатели, надеюсь, успели убедиться в том, что эстрадиол принимает участие в половой дифференциации головного мозга зародыша вовсе не вопреки механизму, предложенному Дёрнером. Смею также уверить, что, взяв на себя роль третейского судьи в спорных проблемах эмбриологии, биохимии и нейрофизиологии, Кон остановил свой выбор не на самом беспристрастном эксперте. Мы ещё вернёмся к ключевому вопросу о том, как срабатывает дефицит (или избыток) андрогенов и эстрогенов в ходе половой дифференциации мозга, а также о том, что происходит при стрессе, переживаемом беременной. Но сначала сделаем ещё ряд экскурсов в биологию.

Ведь если критики Дёрнера ошибаются, сомневаясь, что именно гормональный дисбаланс в мозге зародыша – стержневой биологический механизм становления гомосексуальной ориентации, то они абсолютно правы в другом: проблемы возникновения девиаций этим не исчерпываются. Во всяком случае, наблюдения над птицами (и в меньшей степени, над животными других видов) выявили некоторые важные механизмы, определяющие становление как нормальной, так и девиантной сексуальности.

“Я милого узнаю по походке”, или что такое импринтинг

В первую очередь речь идёт о так называемом “импринтинге”, что переводится на русский язык, как “запечатление”. Первооткрыватель импринтинга – Сполдинг 120 лет тому назад заметил, что цыплята, недавно вылупившиеся из яйца, следуют за любым движущимся предметом, который попался им на глаза первым. Птенцы узнают “по походке” свою маму, курицу или гусыню, и повсюду следуют за ней. Такая способность запечатлеть в своей памяти некий движущийся предмет и затем неотступно следовать за ним, проявляется у них в течение нескольких часов после того, как они вылупятся из яйца. Если же, например, утята вместо мамы-утки “запечатлеют” человека, то они так и будут ходить гуськом именно за ним.

Голландский этолог (исследователь поведения животных в естественной среде) Николас Тинберген (1993) рассказал о наблюдениях коллеги: “Он вывел в инкубаторе нескольких гусят, а затем подбросил их гусиной паре, у которой только что вылупилось собственное потомство. К его удивлению, инкубаторные птенцы не присоединились к другим птицам, а бежали к нему, всякий раз, когда он пытался оставить их в гусином семействе. Очевидно, они считали его “матерью-гусыней”, а собственный вид вообще не признавали. Однако этого не наблюдалось, если гусята не видели его перед тем, как их перенесли к другим гусям”.

Этот механизм наблюдается у многих видов животных (ягнят или оленят, например). Интересно, что импринтинг часто сопровождается чувством привязанности, которое приёмные родители испытывают к приставшему к ним детёнышу, принимая его за своего.

Подобным же механизмом импринтинга формируются и половые пристрастия птичьей молодёжи. Разумеется, критический период сексуального импринтинга относится к более поздним срокам жизни, различным для того или иного вида животного. У серых гусей, например, характер полового предпочтения закладывается в сроки от 50 до 140 дней, у крякв – в течение нескольких первых недель жизни.

Вообще в “социальной” жизни птичьей стаи импринтинг играет важную роль. Существует специальный код движений и криков, от точности воспроизведения которого зависит приём или отвержение гуся стаей. Точно так же, пользуясь этим кодом, ведут себя гуси в периоде брачных ухаживаний. Их чувства настолько обострены, что предпочтение, высказанное в рамках врождённого “общегусиного” кода, приводит к “любви”, точнее, к индивидуальному выбору партнёра. Это удивительно напоминает половую избирательность, свойственную зрелой сексуальности человека (разговор о ней предстоит в следующей главе).

Благодаря импринтингу, выбор партнёра у гусей делается раз и навсегда. Юный гусак совершает при этом сложный ритуал движений перед своей избранницей, завершая их особым криком. С тех пор их супружеская пара неразлучна “в счастье и в несчастье”. Они и от врагов отбиваются “спиной к спине”.

Избирательность настолько свойственна серым гусям, что Лоренц (1994) считает их способными на подлинную любовь. В какой-то мере он прав. Вот, например, как биолог описывает поведение влюблённого гусака: “Со мной случалось, что я буквально не узнавал хорошо знакомого гусака, если он успевал “влюбиться” с вчера на сегодня. Мышечный тонус повышен, в результате возникает энергичная напряжённая осанка, меняющая обычный контур птицы; каждое движение производится с избыточной мощью; взлёт, на который в другом состоянии решиться трудно, влюблённому гусаку удаётся так, словно он не гусь, а колибри; крошечные расстояния, которые каждый разумный гусь прошёл бы пешком, он пролетает, чтобы шумно, с триумфальным криком обрушиться возле своей обожаемой. Такой гусак разгоняется и тормозит, как подросток на мотоцикле, и так же, как он, постоянно нарывается на ссоры”.

В ходе полового импринтинга возможны сбои и ошибки. Это было установлено в наблюдениях за животными-“девиантами”. Знаток этой проблемы, всё тот же знакомый нам Конрад Лоренц, рассказывает:

“Многие животные, особенно птицы, воспитанные вне стаи, непоправимо ошибаются в выборе своего полового партнёра. Даже если им представляется богатый выбор особей противоположного пола их собственного биологического вида, они предпочитают безответно любить друга своего детства и юности, хотя он относится, увы, к чужому виду. Подобные драмы наблюдали, кроме птиц, и у лосей, морских свинок и т. д. (всего у 25 видов).

Птицы, выращенные в изоляции от своих собратьев, вообще не знают, к какому виду они относятся – иными словами, у них не только действия, связанные с общественной жизнью, но и половое влечение направлено на животных, с которыми они провели много времени в определённую фазу их юности, фазу повышенной восприимчивости. Следовательно, существа, выращенные в домашних условиях в одиночку, имеют склонность рассматривать людей, и только их, в качестве объекта половой любви...

Один взрослый самец галки влюбился в меня и обращался со мной точно так, как если бы я был галкой-самкой. Эта птица часами пыталась заставить меня вползти в отверстие шириной в несколько дюймов, избранное ею для устройства гнезда. Точно так же ручной самец домового воробья старался заманить меня в карман моего собственного жилета. Ещё более настойчивым самец галки становился в тот момент, когда пытался накормить меня отборнейшими, с его точки зрения, лакомствами – дождевыми червями. Замечательно, что птица совершенно правильно разбиралась в анатомии, считая человеческий рот отверстием для приёма пищи. Она была очень обрадована, когда я приоткрывал губы и глядя на неё, одновременно произносил соответствующие просительные звуки. Несомненно, с моей стороны это был акт самопожертвования, потому что даже я не мог заставить себя полюбить вкус измельчённых червей, обильно смоченных галочьей слюной. <…>

Героем другой подобной же трагикомедии был прекрасный белый павлин из зоосада. Он оказался единственным выжившим из слишком рано вылупившегося выводка, не пережившего периода похолодания. Служитель зоопарка пересадил павлина в самое тёплое помещение – террариум, где содержались гигантские галапагосские черепахи. Остальную часть своей жизни несчастная птица признавала предметом своих сексуальных желаний только громадных рептилий и оставалась безучастной к прелестям хорошеньких павлиних.

Типичной чертой этих удивительных состояний развития полового влечения к исключительным и противоестественным объектам является их необратимость”.

Николас Тинберген (1993) описывает и более сложную форму импринтинга:

“Если выкормить из рук галчонка, он привязывается к человеку, играющему роль приёмного отца, всё время держится рядом и выпрашивает у него пищу. Когда такая ручная галка начинает летать, человеческая компания её больше не удовлетворяет, и она присоединяется к птичьим полётам. Её социальными партнёрами становятся оказавшиеся рядом дикие галки и вороны. Однако по достижении половой зрелости обнаруживается, что несмотря на долгое пребывание вместе с птицами, первоначальное воспитание оставило свои следы: ухаживание направляется на людей. Когда позже просыпается родительский инстинкт, птица снова стремится к галчатам, а не к человеческим детям. Таким образом, объект её внимания зависит от конкретного инстинкта. Одна из таких галок, самец Джок, принадлежавший профессору Лоренцу, относился к приёмному отцу как к родителю, к серым воронам как к пищевым компаньонам, к девочке как половому партнёру и к галчонку как к собственному птенцу”.

Поскольку половой диморфизм (различие в строении самцов и самок) у серых гусей выражен слабо, то юный гусак часто ошибается, останавливая свой выбор на особи своего же пола. Гомосексуальная семья, состоящая из двух гусаков, так же прочна, как и гетеросексуальная. И если в ней и бывают измены, то неверный супруг делает всё, чтобы загладить свою вину в глазах спутника жизни. Приведу любопытный рассказ Лоренца, наблюдавшего супружеские измены в гомосексуальной гусиной семье. При этом один из однополых супругов изменял другому с гусыней. Выглядело это так: “Он приплывал к ней второпях, а тотчас же после соития снимался и летел через весь пруд к своему другу, чтобы исполнить с ним эпилог спаривания, что казалось особенно недружелюбным по отношению к даме. Впрочем, она оскорблённой не выглядела”. В пику Деревянко добавлю, что эндокринные аномалии у гусей-гомосексуалов никогда не отмечались. Мало того, благодаря полноценной “мужественности” обоих партнёров, такая пара обычно осуществляет гегемонию над всей гусиной стаей и выполняет функции её защиты (поэтому Лоренц считает гомосексуальность серых гусей феноменом, эволюционно выгодным для вида в целом). В отличие от наблюдавшегося им “неверного супруга”, допускавшего гетеросексуальные измены своему гомосексуальному партнёру, среди животных есть и абсолютно строгие “геи”.



Поделиться книгой:

На главную
Назад