До салона мы доехали быстро. Полная дама с милыми ямочками на щёчках приняла нас радушно и искренне поздравила с помолвкой.
— Как вы похудели, милочка! — всплеснула она руками, когда начала снимать с меня мерки. Видимо, Софья была раньше её клиенткой. — Но ничего, всё поправимо. Есть у меня одно платье, от которого недавно отказались. Правда оно не подвенечное, зато белое. Добавлю кружев, ушью вам по фигуре — и можно идти под венец.
Выйдя из-за ширмы в белом платье из шёлка и газовой ткани, первым делом я взглянула на Константина, чтобы посмотреть на его реакцию. Ни один мускул не дрогнул на его невозмутимом лице.
— Хорошее платье, вам идёт, Софья Андриановна, — сухо произнёс он и посмотрел на портниху. — Годится для церемонии. К следующей пятнице будет готово?
— Всё сделаю в лучшем виде, Ваше Сиятельство, — широко улыбнулась женщина. — И фату сошью, не переживайте. А ещё есть чудесный комплект для новобрачной — кружевной пеньюар и сорочка. Доставить его вместе с подвенечным платьем?
— Что? — нахмурился Константин. — Да, конечно.
Мои щёки вспыхнули, и я поторопилась спрятаться за ширму. Зачем мне комплект для брачной ночи, если её не будет? Но граф не мог отказаться, иначе это выглядело бы странно со стороны.
— Благодарю. В четверг отправлю посыльного за нарядами, — невозмутимо-спокойно произнёс мужчина.
Я переодевалась и внимательно слушала их разговор. Граф рассчитался с хозяйкой салона за свадебный наряд, а потом вдруг как выдал:
— Вы сняли мерки с госпожи Паташевой, сможете в кратчайшие сроки обновить её гардероб?
— Конечно, Константин Александрович, — пролепетала хозяйка салона. — У меня сейчас нет срочных заказов. Мои дочери с удовольствием помогут мне. А что конкретно требуется сшить?
— Всё: плащи, платья, сорочки, корсеты и прочие и прочие дамские туалеты, — спокойно отвечал граф. — Полностью полагаюсь на ваш вкус, Дарья Ефимовна.
— Ваше доверие для меня большая честь, — искренность звучала в её ответе.
До дома графа мы ехали почти в полной тишине; хотя Екатерина пару раз порывалась завести светский разговор, но Константин отвечал неохотно. Кажется, настроение его сегодня было не лучшим, и отвечал он чисто из вежливости.
Меня же охватило волнение. Осознание того, что всё серьёзно и я действительно скоро стану женой графа, пробудило во мне страхи. Смогу ли я достойно исполнять обязанности супруги уважаемого человека? На меня ляжет большая ответственность за воспитание Марии, а также хозяйство целого поместья. Я ведь никогда не занималась подобным. Но когда карета подъехала к дому, все мои страхи отступили на второй план.
— Софья! — радостный крик раздался с парадного крыльца. — Маша не удержалась и кинулась мне навстречу.
— Мари! — строго окликнула её женщина лет пятидесяти в синем платье, но девочку было не удержать.
Маша мчалась ко мне, а я присела на дорожке, распахнув руки. И, когда малышка добежала и обхватила руками мою шею, я крепко обняла её.
— Ты правда будешь моей второй мамой? — тихо прошептала она мне на ухо и затаила дыхание.
— Правда, Машуня, — так же вкрадчиво ответила я, и девочка облегчённо вздохнула, ещё сильнее прижавшись ко мне.
И я вдруг поняла, что зря боялась. С таким ребёнком трудно не поладить и не справиться.
— Мари, это недопустимо! Так кидаться к гостям, — раздался возмущённый голос той самой женщины, что стояла у входа вместе с девочкой. — Веди себя подобающе.
Маша тут же выпрямилась, отпустив мою шею, и поджала губки, но глаза по-прежнему продолжали сиять.
— Екатерина Николаевна, Софья Андриановна, добро пожаловать в дом, — свысока взглянула на меня женщина. Из-за этого я почувствовала себя неуютно.
— Моя тётя, Александра Антоновна Мещерякова, — представил её граф. Значит, это она занимается воспитанием Марии.
— Благодарю, — склонила я голову перед будущей родственницей.
— Ваши комнаты готовы, — её чопорное лицо было напряжено. Мне показалось, что сейчас её скулы сведёт судорогой.
— Спасибо большое. Для нас большая честь гостить в вашем доме, — пролепетала Екатерина.
— Это для нас большая честь принимать семью покойного князя Паташева, — вдруг произнёс Константин, сведя брови. — Андриан Алексеевич был уважаемым человеком в нашем городе.
Граф строго взглянул на тётю, давая той понять, что семья, о которой он проявляет заботу, не из подворотни явилась.
— Конечно. Прошу, — кивнула женщина и, развернувшись, зашагала внутрь дома. — Скоро подадут обед.
Маша ухватила меня за руку, улыбнулась, и мы вместе вошли в дом. Слуги уже разгрузили повозку и унесли наши вещи в комнаты, в то время как мы ездили по салонам.
Спальня мне досталась хозяйская, сразу видно, что она предназначалась для жены графа — светлая, просторная. У стены стояла широкая кровать с белым балдахином, в углу — диванчик с невысоким столиком и трюмо с большими зеркалами, имелся даже письменный стол с резными ножками и книжный стеллаж. Стены были обиты сиреневой тканью, на высоких окнах висели плотные фиолетовые шторы. Уютнее, чем в той комнате, где я очнулась в первый день пребывания в этом доме.
Две незнакомые горничные, молодые женщины в форменных платьях, быстро раскладывали мою одежду в отдельной гардеробной комнате.
— Здравствуйте, Софья Андриановна, — обе сразу склонили головы, как только увидели меня. Старшая продолжила: — Барин нас вызвал из Ильинского вам в услужение. Я Агафья, буду вашей личной горничной. Это Настасья, моя младшая сестра, она станет помогать вашей матушке.
— Спасибо, — сконфузилась я. Вот так раз! У меня будет личная прислуга?
— Мы так рады, что барин наконец-то женится, — вдруг выпалила младшая, не скрывая улыбки. — Все в Ильинском ждут вашего приезда.
А вот мне ехать в имение Зотовых, где живёт Андрей со своей женой, что-то совсем не хотелось. Но не успела я ответить, как с улицы донеслось грозное: «Вуф! Вуф!»
Глава 14. Подготовка
— Ой! — сжались горничные от страха. — Это же Гор! Его выпустили из вольера?
— Нет, он опять сбежал! — ахнула Маша и бросилась к окну. — Вот проказник!
— Вуф, — спокойно ответил ей пёс.
Я подошла к девочке и выглянула в сад через открытое окно. Наглая мохнатая морда уставилась на меня с немым вопросом: «Ты где пропадала?» Я невольно улыбнулась.
— Гор! Место! — из кустов вылетел Ефим, держа в руках поводок. — Бес ты окаянный!
Но, увидев нас в окне, тут же приосанился и поклонился.
— Простите, барышня, если он напугал вас, — виновато произнёс мужик. — Опять ведь подкоп сделал!
— Ничего, он же не достанет до нас, — посмотрела я на довольную морду пса. Тот сразу завилял хвостом.
— Гораций, место! — Ефим снова попытался словесно достучаться до меделяна, но тот и ухом не повёл и всё смотрел на меня счастливыми глазами. Тогда слуга, видя, что Гор не проявляет агрессии, сделал попытку прицепить поводок к ошейнику, но пёс неожиданно грозно зарычал, клацнув зубами в паре сантиметров от руки мужчины.
— Ах ты, чертяка! — Ефим отскочил от животного, ругаясь. — Пойду барина позову, может, он его послушает.
Сплюнув на землю от досады, слуга поплёлся из сада.
— Гораций, ай-яй-яй, — покачала я головой, пригрозив пальцем псу, — разве можно так народ пугать? Посмотри, как все трясутся от одного твоего грозного вида. Так с тобой никто дружить не будет.
Меделян склонил голову набок, внимательно слушая меня, отчего выражение его морды стало таким милым, что даже Маша удивилась и засмеялась.
— Быстро пошёл на место, а то я тебя в Дивное не возьму. Останешься тут куковать один, — продолжала я уговаривать пса. Гораций вскинул морду кверху, заскулил, перетаптываясь на месте, а потом, опустив голову и хвост, поплёлся по дорожке в сторону вольера.
— Вот молодец, — похвалила я собаку.
В этот момент граф появился в саду, и, прихрамывая, поспешил к питомцу, но увидев, как тот спокойно возвращается в свою обитель, удивлённо посмотрел в открытое окно, где мы с Марией навалились на подоконник.
— Всё в порядке, Константин Александрович, — помахала я ему рукой. — Гораций уже идёт к себе.
— Вот те раз! — Ефим нарисовался рядом с хозяином, почёсывая затылок. — Опять барышню послушался.
— Спасибо, Софья Андриановна, — нахмурился граф и перевёл взгляд на пса, который не спеша шёл по дорожке дальше, не обращая ни на кого внимания.
— Можно я заберу его в Дивное? — улыбнулась я жениху. — Мне кажется, ему будет там лучше, чем здесь сидеть всё время в вольере.
— В Дивное? — брови графа взметнулись вверх. — Я его из Ильинского забрал, так как он постоянно кур и гусей таскал. Боюсь, это плохая идея, Софья Андриановна.
— Ничего, у меня не забалует, — уверенно ответила я. — Вы же видите, он меня слушается. Мы с ним найдём общий язык.
— Я подумаю, — опять нахмурился хозяин. — Скоро обед, жду вас в столовой.
Развернувшись, он с прямой спиной покинул сад.
— Софья, я боюсь Гора, — чуть слышно произнесла Маша, повернувшись ко мне. — Он очень злой.
— Не бойся, — улыбнулась я, погладив её по голове. — Просто ещё никто по-настоящему не любил его, держат всё время в тесном вольере, вот он и проявляет агрессию.
— Ты его не боишься? — удивилась девочка.
— Нет. По-моему, Гораций очень умный и хороший. Будет нам настоящим другом и охранником, вот увидишь.
— Барышня, а как же Ильинское? — вдруг спросила Настасья, когда я отвернулась от окна. — Мы думали, вы будете там жить с барином.
— Нет. После свадьбы мы уедем в Дивное, — строго посмотрела я на девушку. — Так решил Константин Александрович.
Горничная поджала губы, поняв, что сболтнула лишнее.
— Я очень хочу в деревню, — обрадовалась Маша.
— Обязательно отправимся все вместе, — заверила я девочку.
Вскорости нас позвали на обед, и мы пошли в столовую. Я еле высидела его и ела без аппетита, так как постоянно ощущала на себе тяжёлый взгляд Александры Антоновны. Мне казалось, она рассматривала меня с ног до головы: как сижу, как ем, будто проверяла, достаточно ли хороша я для её племянника.
— Константин, всё же я считаю идею поселиться в Дивном не самой лучшей, — сухо произнесла тётя, когда обед подходил к концу. — В усадьбе давно никто не жил. Требуется привести дом в порядок.
— Не переживайте, Александра Антоновна, — граф невозмутимо посмотрел на родственницу, — я уже послал прислугу в поместье. Они наведут порядок к нашему приезду. Жить там можно. Степан Васильевич уже съездил в Дивное и проверил колодцы. Вода там есть, хорошая, только почистить их нужно. Остальное потихоньку восстановим. И в деревне староста давно просит церковь отремонтировать.
— Я бы на твоём месте продала Дивное, — женщина недовольно поджала губы. — С ним одни только траты. Не представляю, как я буду там жить. Надо было Андрею отдать это старое поместье.
— Тётушка, всё будет хорошо, — граф спокойно улыбнулся. — Моя будущая супруга мечтает вернуться в родной дом. Да и крестьяне будут рады хозяйке.
Не выдержав, я с благодарностью посмотрела в голубые глаза Константина. Хоть мне и хотелось сказать его тёте, что она может не ехать туда, если не желает, но я промолчала из вежливости. Не приведи бог нажить врага в лице Александры Антоновны.
Дни до свадьбы пролетели быстро. Основную заботу по организации семейного праздника взяла на себя тётя Константина. Она иногда спрашивала моего мнения по поводу меню или перечисляла гостей. Я ничего не имела против предложенных блюд и списка приглашённых, которых лично не знала. Хорошо, что торжество граф обещал организовать скромное, ожидалось всего около тридцати человек.
Все эти дни я проводила рядом с Машей, сняв с Александры Антоновны обязанность приглядывать за ней. Она только занималась с ней французским, преподавала этикет и закон Божий. Мы же с Марией гуляли, играли, читали книги. Я понемногу учила её буквам. Девочка призналась, что очень хочет научиться читать, но гувернантку ей наймут только осенью.
Я укладывала девочку спать в обед и вечером, читая перед сном её любимые сказки. Раз в день мы ходили на задний двор, где находился вольер Горация, и навещали пса, угощая его вкусной косточкой. Он радостно встречал нас и вилял хвостом. Я каждый раз обещала ему, что возьму его с собой в Дивное, если будет вести себя хорошо. И он действительно больше не сбегал.
В четверг, накануне венчания, привезли из салона платье и комплект белья для брачной ночи. Агафья ахала, разбирая вещи и любуясь нарядами. Я, посмотрев на кружевной пеньюар, с грустью подумала, что граф не увидит эту красоту на мне.
После того, как я уложила Машу, вернулась в свою комнату и начала готовиться ко сну, сняв платье, но горничная удивлённо посмотрела на меня.
— Барышня, а как же девичник? — неожиданно спросила она. — Матрёна баню уже истопила, всё приготовила. Поворожим, песни девичьи попоём. Проводим вас в семейную жизнь. Граф нам разрешил.
— Девичник в бане? — опешила я на секунду, но, видимо, мне не отвертеться, раз сам хозяин дал добро.
— Да, у нас так в деревне делают, — просияла она. — Даже юные барышни не гнушаются, гадают перед свадьбой.
— Интересно, — задумалась я. — А граф сам где?
— Уехал на мальчишник с дружками, — невозмутимо ответила девушка. — Он поначалу не хотел, но князь Соболевский за ним заехал и решительно так сказал, что, мол, ничего знать не хочет, а лучшего друга обязан проводить из холостяцкой жизни.
— Понятно, — вздохнула я, надевая пеньюар. — Что ж, давай мы тоже проводим мою девичью жизнь.
Перед глазами сразу нарисовалась картина: Константин в расстёгнутом сюртуке, с осоловелым взглядом, сидит в окружении своих друзей и упивается зрелищем того, как девицы в рюшах танцуют канкан, задорно задирая юбки…
Глава 15. Гадание
Баня находилась на заднем дворе. Агафья, держа в руке масляной светильник, вела меня по дорожке. Большая баня предназначалась для хозяев. Для прислуги чуть вдалеке стояло строение поменьше.
Внутри тёмного предбанника пахло свежими березовыми вениками, дровами и дымом. Свечи освещали помещение, придавая таинственность нашим посиделкам. У стены стоял деревянный стол, накрытый скатертью, бронзовые канделябры украшали простую сервировку. Тут были пироги, блины с икрой и со сметаной, свежие овощи, яблоки мочёные, квас, морс, а в центре стола пыхтел самовар. Лавки были накрыты подушками. Свечи то и дело подрагивали от сквозняка, и мне мерещилось, что тени, ожив, подглядывают за нами. Странный трепет охватил меня, когда я села на единственный стул.
Екатерина Николаевна с Матрёной были самыми старшими, Агафья и Настасья исполняли роли подружек, которые провожали меня в семейную жизнь.
— А я говорила вам, что барышня не откажется, — улыбалась довольная Матрёна, снимая с головы платок.
— Проводим девичью жизнь моей дочери, — сдавленным голосом произнесла матушка. В глазах у неё читалась неподдельная печаль.