Апельсиновый вереск. Дорога возврата

Вайолет Девлин

Апельсиновый вереск. Дорога возврата

Пролог

шесть сотен гердрат от трубящего рога — вторая треть эпохи

Всадники, защищающие вход в чертог Алой Инквизиции, истекали кровью. По другому у него не получилось бы пробиться в место, где производилась казнь. Юноша опустил окровавленный меч и бегом бросился в зал. Посреди помещения, прямо под куполом, на железном стуле сидела феечка. Ее руки были скованы тяжелыми кандалами, прожигающими плоть до костей. На спине ни одного живого места, лишь кровь. Ничего кроме крови. Фею еще не успели лишить крыльев, а они были у нее прекрасными: солнечными, словно лепестки подсолнуха с вкраплением черных точек. Ее длинные волосы цвета коры каштана ложились спутанными прядями на грудь. По лицу расползлись синяки и окровавленные подтеки.

Увидев ее, юноша замер на входе, а пальцы сжимающие рукоять меча дрогнули. Он не обращал внимание на сотню всадников, восседающих на трибунах, на Святого Деррака, что читал молитвы превознося Пресвятую Морриган. Он видел только ее. Такую же прекрасную, как и в тот день, когда он с ней познакомился.

Но охрана не заставила себя долго ждать. Сзади подоспели всадники, и посильнее тех, что охраняли двери.

— Вам сюда нельзя, Ваше Высочество.

Всадники схватили его. Юноша опомнился и стал вырываться. Святой Деррак медленно поднял вверх меч с алой рукоятью из чистого железа. Святой Грандал. Им отсекают крылья.

— Нет! — закричал юноша. Его руки удерживали, но он не хотел сдаваться. — Не смейте! Это приказ!

Но Святой Деррак не слышал его, а может, не хотел слышать. Зато его услышала феечка. Она медленно повернула к нему голову и улыбнулась. В ее светло-зеленых глазах промелькнуло сожаление и что-то еще. Обида? Горечь? Утрата? Он не смог распознать. Ее глаза оставались абсолютно сухими. Губы исказились в болезненной улыбке. Она не плакала от физической боли, а у него при зрелище ее пыток перед глазами стояла мутная пелена.

— Прошу, — прошептал он. Юноша перестал вырываться, обессилено упав на колени. Он не отводил от нее взгляда, а она, с той же застывшей улыбкой, всматривалась в его лицо. — Умоляю. Не причиняйте ей боль.

Инквизитор опустил меч, разрезая плоть и кости, лишая фею крыльев. Она пронзительно закричала. По щекам парня катились крупные слезы, а сердце разрывалось на мелкие кусочки. На его губах застыла немая мольба.

— Хватит! — закричал он.

“Не надо. Прекратите. Ей же больно”, — проносилось в его голове.

— Ваше Высочество, это приказ императора. Святой Деррак всего лишь выполняет волю Его Величества, — попытался урезонить принца один из удерживающих его всадников.

Второе крыло в глухим треском упало на пол. Крик стих. На феечку было страшно смотреть. Рот все еще приоткрыт, глаза широко распахнуты. Стеклянные пустые глаза, которые никогда не плачут. Он знал о ней многое, но этого было недостаточно, чтобы защитить. Слишком слабый, слишком гордый. Все могло сложиться иначе, если бы он послушал ее. Если бы не был столь беспечным.

Дрожащие пальчики феи зашевелились и сложились в жест. Потом в другой. И еще один. Это был их особый язык, с помощью которого они могли общаться даже на расстоянии. Сейчас она говорила:

“Не горюй. Не сожалей. Ты мое сердце”.

Последнее движение, прежде чем Святой Грандал пронзил ее сердце. Тело феечки безвольно обмякло. Голова, с некогда красивым лицом, завалилась на бок.

Он не мог поверить в ее смерть, хотя и видел своими глазами, как клинок насквозь входит в ее тело.

Если он был ее сердцем, то в тот день его убили, пронзили смертельным железом и поставили на колени.

Он перестал существовать…

Этери

Часть I

Помнить

У Этери Фэрнсби было две проблемы. Ей не хватало воздуха. Грудь, прикрытая черной шелковой пижамой, опустилась и замерла. Руки от предплечья до кончиков длинных пальцев похолодели. Темные волосы разметались по подушке, ресницы перестали трепетать, полуоткрытые губы казались обескровленными.

Лицо Этери было настолько бледным, что почти сравнялось цветом с белоснежной наволочкой твердой подушки.

Ей что-то снилось. Но что… девушка не вспомнит никогда.

Этери подорвалась внезапно, словно ее кто-то тронул за плечо и этим невинным прикосновением заставил проснуться. Все еще сонная, с мутной пеленой в глазах, она потянулась за лежащим на прикроватном столике дневником. Размером с ладонь книга в твердой кожаной обложке открылась на середине. Ручка выпала на одеяло, оставив несколько размазанных линий на пододеяльнике. Но Этери не заметила их. Она быстрым неровным почерком вывела на страницах строки:

“Меня зовут Этери Фэрнсби. Я родилась и выросла в городке Хоу-Хэль на западе Биармонии. Я дочь Лилит Фэрнсби, женщины, которую обнаружили на дне Туманного озера двадцать пять лет назад. Спустя ровно двадцать пять лет и три месяца я проснулась посреди проклятого озера. Перед моими глазами смерть.

Я. Ничего. Не помню”.

Опустившись на подушку, Этери выдохнула и провела по лбу рукой, стирая испарину. Страница дневника перелистнулась на предыдущий день. Точно такая же запись украшала и ее. Она была выведена тем же кривым нервным почерком на всех страницах старого блокнота.

Девушка села на кровати, обхватив колени руками, и повернула голову в сторону окна. Небо даже не думало светлеть. Оно серым туманом окутало весь город. Этери коснулась места, где раньше у нее была мочка уха. Солнце не выходило уже больше недели, а унылая тьма ее порядком достала.

Три месяца.

Этот срок она тоже вписала в дневник, как только купила его в галантерейной лавке старушки Хопкинс.

Ровно три месяца назад Этери, ведомая странными и логически неразумными порывами, приехала на холм, прозванный в народе Сидом. Она боялась за мать, которую преследовал странный человек. Незнакомец из книжной лавки. Он преследовал и Этери тоже. Но с Лилит Фэрнсби его объединял общий секрет. Общее прошлое.

Человек, назвавшийся Элфи де Флуа, ни на секунду не внушил Этери доверие. Появившись, словно из пустоты, он стал ее наваждением, той самой навязчивой мыслью, от которой так просто не избавиться. Если засядет в голове, то навсегда.

Его образ навсегда вписан в страницы дневника. Дьявольски обаятелен, преступно красив, не умеет держать язык за зубами и угрожает с завидным постоянством. Таким Этери запомнила Элфи де Флуа.

И свет. Тот самый теплый яркий свет, вырывающийся из его груди. Может, он хотел поведать все секреты незнакомца из книжной лавки, а может, напротив, скрыть их так, чтобы ни одна живая душа не узнала правду. Этери больше склонялась ко второму варианту.

Она никак не могла вспомнить, о чем Элфи рассказывал Лилит на том холме. Не могла вспомнить, почему побежала в их сторону и почему она проснулась посреди Туманного озера спустя три месяца после того злополучного дня.

В этом и была ее вторая проблема. Она не помнила абсолютно ничего. Спина Этери покрылась мурашками, они покрыли тело вплоть до шеи. В Туманном озере было так холодно, словно она навечно застряла во льдах и томилась там больше двух сотен лет. В тот день ее глаза распахнулись, и она увидела отливающее сталью небо, сгущающееся над ее головой. Грозное и рассерженное. От неожиданности Этери взмахнула руками и чуть не пошла на дно. К счастью, она вовремя сориентировалась, взяла себя в руки и выплыла на берег, откашливая воду, попавшую в легкие. Поймав попутку, она добралась до города и, дрожа, бросилась к дому родителей.

На Джоне не было лица, когда он увидел ее на пороге. Между его бровями залегла складка и появились новые морщины. Он сделал шаг, крепко обнимая, словно не видел целые годы. А Этери никак не могла понять, что же случилось. Уже позже, когда она отогрелась в теплой ванне и с удовольствием съела приготовленные Джоном блинчики, он рассказал, что и не надеялся ее увидеть. Рука Этери, сжимающая чашку со смородиновым чаем, замерла, и она подняла на него удивленный взгляд своих бесцветных глаз.

— Вы с мамой пропали три месяца назад, — сказал он, сжимая руки в кулаки.

Слова Джона звучали несуразно. Но тут Этери глубоко задумалась. После происшествия на холме она проснулась в холодной озерной воде. Как она туда переместилась? Каждый раз, когда Этери пыталась вспомнить, то натыкалась на стальную высокую стену, обойти которую было невозможно, а забраться наверх не получалось. Она вновь и вновь срывалась вниз.

С тех пор Этери часто вспоминала исчезновение Лилит, и стоило ей попытаться воскресить в воспоминаниях образ дня их пропажи, как у нее начинала кружиться голова, глаза щипало, а руки холодели. Реакция ее тела была необъяснима. И это ставило Этери в еще больший тупик.

Впрочем, она была уверена, что во всем виноват он, незнакомец из книжной лавки. Это он затащил их с мамой на холм, и он же бесследно исчез вместе с Лилит. Местный дознаватель Уолтер взял показатели, но на новые улики смотрел с примесью сомнения. Почему-то все вокруг, кроме Джона, считали, что Этери нашла себе молодого богатого любовника (роль любовника досталась чокнутому незнакомцу) и укатила с ним в столицу. А после того, как он ее бросил, вернулась и разыграла спектакль, позаимствовав историю своей матери. В ее амнезию отказывались верить, а Этери не рвалась всем доказывать свою правоту. Хватало и того, что Джон ей верит, а на остальных ей было наплевать.

Бросив последний настороженный взгляд на дневник, словно Элфи де Флуа мог вылезти оттуда и помахать ей рукой, она быстро приняла душ, переоделась в облегающие джинсы, блузку и укороченный пиджак и закрыла дверцу гардеробной. Привычным движением она надела затемненные очки-прямоугольники, хотя и была одна странность. Ее глаза перестали быть чувствительными к свету. После своего появления она носила их по привычке.

Этери поборола в себе желание еще раз осмотреть одежду, в которой она выплыла из озера. Мужская рубашка, штаны странного покроя и старинный корсет. Казалось, Этери сбежала в этом из театра, где должна была сыграть дорожного вора. А еще небольшой кинжал с длинным тонким лезвием. Его полиции она не показала, сама не зная почему. Этот предмет окутывал флер какой-то истории, которую Этери забыла, как и все, что случилось за эти три месяца.

Помотав головой, девушка вышла из комнаты и спустилась по лестнице на первый этаж. На кухне, совмещенной со столовой, пахло ароматным какао. С самого своего возвращения она жила в доме родителей. Джон так испугался, что Этери снова пропадет, что в приказном порядке заставил ее переехать. А та была не против. Для Этери не прошло более пяти часов, а Джон томился в страхе и одиночестве целых три месяца. Она могла его понять. Ей также не хватало Лилит, как и ему.

На кухне ее встретил улыбчивый и выспавшийся Джон. Он выглядел по-домашнему мило: в штанах и простой рубашке, поверх которой болтался фартук в цветочек. На его руках рукавицы-прихватки. Он аккуратно доставал из духовки поднос с печеньем. Выложив его на тарелку, Джон снял рукавицы и протянул Этери чашку с какао.

Как она любила. С маленькими маршмеллоу, которые весело покачивались на поверхности напитка.

Какао и печенье. Выпечкой обычно занималась мама, хотя у нее это и не получилось. У Джона печенье вышло изумительным: мягким, с привкусом корицы и терпко-сладкой ноткой. Кажется, апельсиновой.

— Как спалось? — заботливо спросил Джон, откусив печенье. Они стояли на кухне, и обоим было комфортно.

Этери, вспомнив резкую головную боль, поморщилась.

— У твоей мамы были такие же мигрени, — со вздохом сказал он.

— И как она с ними справлялась?

Джон мигом погрустнел.

— Она мучилась ими всю жизнь.

Внутренне Этери содрогнулась. Не хотелось бы всю жизнь просыпаться от головной боли и страха, что однажды она забудет свое имя. Забудет все, что делает ее собой. Потеряется…

Этери быстро доела печенье, допила какао, и поцеловав Джона в щеку, убежала на работу. Последний день рабочей недели, и она сможет быть свободна на целых два дня. Закутавшись в теплое пальто и шарф, девушка села в машину и вырулила на дорогу. Ранняя весна была холодной и мрачной. Снег на тротуаре растаял, но промозглый ветер все еще пронизывал насквозь, а небо со стальными тучами опускалось все ниже и ниже.

В “Книжном сознании”, как и всегда, пахло книжной пылью и стариной. Мистер Ли был одним из тех, кто искренне обрадовался ее возвращению. Найти замену ему так и не удалось. Выслушав историю Этери, наполненную разными мистическими пробелами, мистер Ли, почесав подбородок, сказал:

— Это могло бы стать отличной идеей для романа!

Этери так не считала. Нет, возможно, этакая мистически-детективная история и покорила бы сердца читателей, но никто из них не захотел бы оказаться на месте главного героя. И Этери не хотела, но с прискорбием осознала, что это не роман, а ее жизнь.

Мистер Ли находился за стойкой и что-то быстро строчил в бумагах. Все было как всегда, за исключением его хмурого лица и черных широких лент, обвивающих его тело.

Этери замерла, а ее сердце застучало с такой силой, словно хотело вырваться из груди. Почему эта дрянь на коже мистера Ли?

Старик поднял голову, и его лицо осветила усталая улыбка.

— Доброе утро! — сказал он и закашлялся. Недобрый знак.

— Доброе.

Все же она смогла взять себя в руки и кивнуть. Переодевшись в свой хлопковый фартук, Этери вышла из кладовой, неся в руках стопку старых книг. Они подлежали утилизации, и мистер Ли как раз собирался отвезти их.

Проследив за тем, как пожилой мужчина вышел из магазина, Этери вздохнула и принялась за работу.

“Может быть, все обойдется?”— подумала она.

Этери часто доводилось видеть необъяснимые вещи, и почему-то каждый человек, на коже которого появлялись странные угольно-черные ленты, умирал. Так было заведено, и пугало Этери до дьяволят в глазах. Ведь никто, кроме нее, этих лент не видел. Мистер Ли был замечательным человеком, прожившим достойную жизнь, но… не может же он отправиться на тот свет так рано?

Расстроенная девушка взяла несколько книг и забралась на деревянную лестницу, на которой до сих пор была сломана одна ступенька. В прошлый раз та ступенька надломилась, и Этери чудом не разбила себе голову. Ее поймал незнакомец, да с такой легкостью, что она невольно восхитилась. В дальнейшем Элфи де Флуа делал еще более странные вещи. Например, на том холме…

Расставив книги по полкам, Этери вдруг заметила торчащий ветхий корешок. Нахмурившись, она достала тяжелый том и едва удержалась, чтобы снова не свалиться вниз. Надпись на книге гласила:

“Сказки Древней Ареморики”.

По посеребренному тиснению будто бы пробегали холодные искры. А ведь эту книгу Этери продала мистеру де Флуа, когда они встретились в первый раз. Что она делает здесь?

Удивление Этери не было наигранным. Дело в том, что все книги в “Книжном сознании” хранились в единственном экземпляре. Одна книга — одни хорошие руки. Первое правило магазинчика. И эта книга не должна была стать исключением.

— Тем не менее, она здесь, — сделала неутешительный вывод Этери.

Она спустилась вниз, рассмотрела книгу со всех сторон, убедившись, что она осталась в том же состоянии, в котором Этери ее продала, и нахмурилась еще больше. Что это может означать? Внезапно книга притянула ее взгляд настолько сильно, что Этери не смогла сдержаться и попыталась открыть первую страницу.

Но тут в магазинчик вернулся мистер Ли.

— Народу сегодня не густо, — посетовал он, снимая шляпу.

— Утро пятницы, — захлопывая книгу, ответила Этери. — Вот увидите, вечером от клиентов отбоя не будет.

— Что это? — мистер Ли рассматривал громоздкий том, который она все еще держала в руках.

— Сказки.

— Не припоминаю у нас такой книги, — почесал голову мистер Ли. — Понравилась?

— Заинтересовала, — поправила она старичка.

— Можешь взять почитать. Занесешь через пару дней.

Этери благодарно улыбнулась.

Дом пустовал. Джон, как и всегда, засиживался в офисе допоздна, перерабатывал, а потом жаловался на черные круги под глазами. Он уделял огромное количество времени работе, но каким-то неведомым образом умудрялся выкроить его и для Лилит с Этери. На сердце сразу становилось тепло. Все же он сильно любил свою семью.

Повесив пальто на вешалку, Этери заварила себе чай с малиной и, волоча за собой огромный том сказок, поднялась в кабинет Лилит Фэрнсби. Постояв на входе, она осознала, что никогда не находилась в мамином кабинете дольше десяти минут.

Светлые потолки и стены, большое окно, создающее в помещении ощущение легкости и света, длинные современные лампы под потолком, стол из темного дерева, а вдоль стен тянущиеся застекленные книжные стеллажи. Мама часто хранила там документы и рабочую литературу. Также в углу притаился черный замшевый диванчик и стеклянный журнальный столик.

Этери прошла к столу, села в кресло с высокой спинкой и обвела взглядом кабинет.

“Лилит Фэрнсби… ты ушла также неожиданно, как и появилась в этом мире”, — подумала Этери, рассматривая узкие ящики, встроенные в стол.

Может, мама оставила ей какую-то подсказку? Хотя бы намек на то, что же случилось. Этери не знала, что ей делать. Она безумно боялась за Лилит и боялась, что она исчезнет снова. Пропадет. Окажется наваждением или сном. Когда-то Этери думала, что ее мать появилась так внезапно, что, может быть, ее вообще никогда не существовало, а теперь, ей не нравилась эта мысль. Она волнами навевала ужас.

Открыв один из ящичков, девушка не обнаружила ничего интересного. Одни документы на недвижимость. Во втором ящике среди бумаг она заприметила блокнот в кожаной обложке. Этери вытащила его и с удивлением рассмотрела со всех сторон.

Он выглядел точно так же, как ее дневник, купленный у старушки Хопкинс. Должно быть, Лилит приобрела его там же.

Раскрыв блокнот, Этери погрузилась в чтение мыслей Лилит Фэрнсби, запечатленных на бумаге.

“Меня зовут Лилит. Просто Лилит, без каких-либо приставок или титулов. Я очнулась в холодной воде, а над головой смыкалось темное ночное небо. Оно было красивым, с миллионом звезд и запомнилось мне на всю оставшуюся жизнь. Ведь больше я ничего не помнила. Только имя.

Меня зовут Лилит. И раз это мое единственное воспоминание, я сделаю все, чтобы больше никогда его не забыть”.

Руки Этери дрогнули, но она перелистнула страницу. Лилит записывала все, что с ней происходит. Первое знакомство с Джоном. Новость о беременности. Как она выбрала имя дочери и назвала ее Этери, потому что в переводе имя означает “звезда” или “вечерний свет”. Читая сухие строчки, у Этери сжималось сердце, в него впивалось тысячи иголок, а глаза наполнялись слезами.