Помоги проекту - поделись книгой:
Обычай дарить «май» был отмечен во многих областях Франции и лишь в Бретани, Беарне и на Корсике его, по-видимому, не знали. Описания этого обычая относятся преимущественно к XVIII–XIX вв. В XX в. он почти исчез, хотя в некоторых областях его выполняли еще в 30-40-е годы. В некоторых местах он встречался уже в измененной форме: «май» дарили муниципальным властям, сажали его перед домом мэрии[146].
Название «май» сохранялось за символами в самых разнообразных обрядах, не обязательно относящихся к маю: в церемониях обручения так называли дерево, которое сажали в знак совершения помолвки; в свадебной церемонии так называлось украшенное дерево или большой букет, который несли впереди свадебного картежа; «маем» называли и шест, вокруг которого раскладывали карнавальный костер.
Другая группа майских обрядов выполнялась детьми. Основными персонажами их были майская королева (la Reine de mai) и майская невеста (l’Epouse de mai), красавица мая (Belle de Mai), или просто май. Эти персонажи всегда изображали маленькие девочки. Реже появлялся персонаж, замаскированный ветвями и листвой (le Feuillu). Лишь в некоторых местах, главным образом в Эльзасе и восточных провинциях Франции, один из майских дней олицетворял «соломенный человек» (Homme de Paille) или какое-нибудь животное, чаще медведь.
В каждом квартале города или на каждой улице деревни воздвигали постамент, увитый зеленью и цветами. На нем восседала королева, увенчанная короной цветов, в белом длинном одеянии. Гирлянды цветов украшали ее наряд. Группа девочек, составлявших окружение королевы, бегала по улицам, требуя у прохожих даров для красавицы мая. Собранные дары, главным образом сладости, употребляли для коллективного угощения[147].
Общепринятого объяснения этого обычая, засвидетельствованного с XVI в., но восходящего, возможно, к более раннему времени, нет. Сидящая королева, напоминающая статую, может ассоциироваться с римской богиней Флорой или с галльской богиней — матерью земли, почитавшейся в Галлии как «подательница» изобилия. Есть также мнение, что королева мая изображает христианскую деву Марию[148]. Возможно, что в XVIII в., когда церковь объявила деву Марию покровительницей месяца мая, этот обряд получил второе рождение.
В ряде областей Франции королева мая выполняла другие функции. Французский этнограф А. Ван Геннеп называет их «бродячими королевами» (reines mobiles). Девочки, которых называли «маем» или «майскими невестами», в белых платьях с лентами, с корзинками цветов бегали от дома к дому, раздавая цветы в обмен на подарки. В некоторых деревнях Бургундии и Савойи детские процессии устраивались в первое воскресенье мая. Возглавляла процессию обычно 4-5-летняя девочка — «майская невеста» — в белом наряде, украшенная цветами яблони и боярышника, с букетом маргариток и роз. У порога каждого дома дети пели песни с пожеланиями доброго здоровья и благополучия, выпрашивая подарки. Их одаривали монетами, яйцами и пр., а потом в доме родителей «невесты» устраивали угощение.
Различные варианты церемонии с майскими королевами наблюдались во Франции не повсеместно, каждый из них был распространен лишь в ограниченной местности. Описания этих обрядов относятся главным образом к концу XVIII, началу или середине XIX в.[149]
Иногда в майских церемониях фигурировали замаскированные листвой или мхом мальчик, очень редко девочка (le Feuillu), руководившие сбором подарков. Этот персонаж, символизировавший возрождающуюся растительность, занимал значительное место в народной обрядности лишь в Эльзасе и Ниверне, в остальных областях Франции он встречается очень редко[150].
Майский цикл содержит как народные, так и церковные праздники, в которых церковные обряды тесно связаны с народной обрядностью.
Первый значительный церковный праздник мая — обретение св. креста (3 мая), установленный церковью в память нахождения «подлинного креста». В средние века во всех христианских странах праздник этот был особо почитаем. В XIX–XX вв. сохранялись лишь отдельные обряды, главным образом связанные с магическими поверьями, с представлениями о «чудотворных» средствах воздействия на природу, от которых зависело благополучие крестьянского хозяйства. Подобно тому, как это делалось в «пальмовое воскресенье» и позже в дни молений, три дня, предшествующие вознесению, в некоторых областях 3 мая, было принято освящать в церкви маленькие крестики, сделанные из веточек боярышника или орешника. После освящения их несли процессией на поля, где втыкали в разных концах поля, чтобы предохранить посевы от града и молнии. В других местах вместо крестиков освящали ветки самшита, которые прикрепляли к двери дома, стойла, втыкали в землю на полях, прикрепляли на ульях. Иногда «освящали» овес и сено, которыми потом кормили заболевшую скотину.
На тридцать шестой день после пасхального воскресенья, который приходится часто на май месяц, начинаются моления (Rogations, от латинского rogare — «просить»). Три дня церковь посвящает торжественным молениям, обращению к богу с просьбой благословить плоды земли. В первый день были моления о сенокосе, во второй — о жатве, в третий — об озимом севе или уборке винограда. В прошлом эти религиозные церемонии сопровождались процессиями верующих, обходом полей. В некоторых местах в первый день молений «освящали» колодцы и источники. Дорогу, по которой следовала процессия, крестьяне усыпали ветками и цветами. В других местах одновременно с колодцами «освящали» и ульи, посыпали их солью, как очистительным средством. Моления были введены во Франции в 470 г. Они сохраняются в некоторых районах до сих пор, например, в Шампани и в Лотарингии. Но процессии, которые их сопровождали, не совершаются с 1905 г., времени отделения церкви от государства[151].
На сороковой день после пасхи отмечается праздник вознесения (Ascension). В некоторых местностях (Перигор) его называли малой пасхой, так как пожилые люди причащались в этот день. Считается, что в это время кончаются весенние холода:
Плохой признак, если в этот день идет дождь[152].
Обрядность троицы (Pentecôte), отмечаемой на пятидесятый день после пасхи, богаче, особенно в Эльзасе и Лотарингии. Многие обряды, связанные с майским циклом, приурочены в этих областях ко дню троицы. В средние века троица считалась одним из самых значительных церковных и народных праздников. Постепенно размах праздника уменьшился. Днями отдыха, увеселений, выезда в поле остались лишь воскресенье и понедельник троицы. В отдельных местностях Франции на троицу повторяются пасхальные обряды: в Лимузене крестьяне выходили в поле «катать яйца», ели пасхальное кушанье — омлет (paschada). В Эльзасе дети водили хороводы и обменивались при этом подарками: девочкам дарили ленты, получали в обмен крашеные пасхальные яйца. Воде, «освященной» на троицу, приписывали то же благотворное свойство, что и пасхальной. Ею окропляли поля, виноградники.
Ко дню троицы в Тарасконе и некоторых других городах Прованса были приурочены церемонии с Тараской.
В фольклоре Прованса очень большое место занимали легенды о страшном чудовище — Тараске, пожиравшем скот и пастухов и державшем в страхе всех жителей этих мест. Заслугу избавления· Прованса от Тараски легенда приписывала «святой» Марте и в память о «чудесном» избавлении в середине XV в. в Провансе был учрежден праздник Тараски. Церемония с Тараской состояла в том, что огромное чучело дракона — Тараски — с головой быка-льва, с широко открытой пастью, с когтистыми лапами и чешуйчатым изогнутым хвостом носили по улицам, а оно выбрасывало огонь из ноздрей, придавалось неистовым скачкам, опрокидывало людей, обжигало их огнем.
Некогда церемонии с Тараской имели ритуальный смысл, они сопровождались шуточными играми, обливанием друг друга водой, обсыпанием мукой и сажей, в чем можно усмотреть сходство с карнавальными обрядами, связанными с магией плодородия.
Возобновленная в конце XIX в. церемония с Тараской утратила ритуальное значение. В наши дни процессии с Тараской, организуемые в Тарасконе, — это веселое зрелище, привлекающее не только местных жителей, но и туристов, отдыхающих[153].
Обрядами праздника троицы во Франции завершался весенний цикл календарных праздников.
Народы Пиренейского полуострова
Весенний цикл праздников начинается на Иберийском полуострове с первых месяцев нового года: в некоторых районах новый год открывает карнавальный период.
С подготовкой к полевым работам, с начинающимися в марте-апреле пахотой и севом связаны различные приметы и пословицы. Важность удачного сева в апреле отмечает португальская поговорка: «Между апрелем и маем — помол на весь год» («Entre Abril е Maio — moenda pra todo o ano»). Необходимость весенних дождей видна из пословицы каталонских крестьян: «В апреле каждая капля стоит тысячи» («Pe’l Abril cada gota n’val mil»)[154].
С первых же веков господства христианской церкви религиозные даты стали для крестьян не только временем обязательного посещения богослужений, но и вехами в распределении сельскохозяйственных работ. Католические праздники ассоциировались с древними земледельческими обрядами языческого календаря.
Праздник богоявления (Epifanía — в январе) стоит на границе зимнего и весеннего циклов. В этот день соблюдаются многие обряды, характерные для зимнего периода, но в них проявляются и элементы весенней обрядности. Например, в Наварре крестьяне разводят в поле костры, «согревая землю», и произносят заклинания, которые должны обеспечить плодородие земель; «что раньше было травой, пусть станет пшеницей»[155], Священники благословляют поля, чтобы те дали больший урожай.
Праздник сретения (Candelaria — 2 февраля) сводится исключительно к церковному обряду. Освященные в этот день в храме свечи, по народному поверью, обладают силой отгонять непогоду; они хранятся в домах весь год и зажигаются во время грозы.
5 февраля отмечается праздник св. Агеды (Santa Agueda) — покровительницы женщин. Собственно, кроме церковной службы, этот праздник не имеет никакой христианской обрядности. В нем сохранились отголоски древних женских союзов, сейчас проявляющихся как чисто светская организация. В этот день в городах и поселках Испании (теперь уже в очень немногих) правят не алькальды, а алькальдессы, иногда выбранные, а иногда — жены алькальдов.
Все общественные должности исполняются женщинами, с каждого приезжего при входе в поселок берут налог. Кое-где в этот день устраивались петушиные бои (corridas de gallos). Но настоящее веселье разыгрывалось к вечеру, когда женщины на собранные за день деньги устраивали пирушку, доступ на которую мужчинам был воспрещен. Свидетелю начала XX в., наблюдавшему такую вечеринку в Саламанке, она напомнила дионисийские оргии[156]. На следующий день эта пирушка повторялась, на нее допускались уже девушки и холостые мужчины.
Самый главный, самый знаменитый из весенних народных праздников на Пиренейском полуострове — карнавал. Происхождение этого названия до сих пор не определено достаточно отчетливо. Существует два основных толкования. Первое — по связи с кораблем (carrus navalis): во многих поселках Испании и Португалии в разгар карнавала возили по улицам лодку или модель корабля на колесах. Обычай этот объясняется, вероятно, не столько прямой связью с морем, сколько семантическим единством «корабля», «плуга» и «повозки». Действительно, нередко в Каталонии, в Леоне, в Наварре вместо шествия с кораблем по улицам протаскивали плуг, запряженный волами, либо двумя людьми, замаскированными под волов; чучело, символизирующее карнавал, везут обычно и тележке. Сторонники второго толкования слова «карнавал» обращают внимание на наличие в названии праздника слова «carne» (плоть, мясо) и связывают термин с плотским характером карнавала, с обильным употреблением в этот период мяса. В Кастилии карнавал называется carnestolendas, в Каталонии — carnistoltes, что означает «воздержание от мяса», либо иронически «навыворот», что характерно для карнавальности, либо в напоминание о приближающемся посте[157].
Время наступления карнавала отсчитывается в зависимости от пасхи — каждый год различно. Как уже говорилось, кое-где карнавал начинается с нового года, но все-таки главные дни его — ближе к посту. В большинстве районов Испании и Португалии карнавал не ограничивается тремя днями непосредственно перед постом: в три предшествующих посту четверга карнавальные правила вступают уже в полную силу. Первый из этих дней называется «четверг кумовьев» («Jueves de compadres»), второй — «четверг кумушек» («Jueves de comadres») и третий — «жирный четверг» («Jueves gordo», «Jueves lardero»).
В четверги кумовьев и кумушек, по старому обычаю, покумившиеся ходили в гости друг к другу и обменивались подарками. Некровная связь через кумовство (крестное отцовство и материнство) широко распространена во всех районах Испании и Португалии и считается столь же крепкой, сколь и кровное родство[158]. Кумовья и крестники должны оказывать друг другу помощь, к старшим выказывается подчеркнутое уважение. В эти дни, по карнавальному принципу «все наоборот», обязательны подшучивания кумовьев и кумушек друг над другом; впрочем, на шутки обижаться не принято.
В Галисии, например, подарки, которыми обмениваются кумовья, как правило, хлебцы разных видов, готовящиеся только в карнавальный период (filloas, orellas, frores, petotes). В некоторые хлебцы запекают кусочек ткани; если человек им подавится, то это дает повод к многочисленным шуткам.
В ряде галисийских районов (Луге, Оренсе) кумовья в ночь на «четверг кумушек» вешают на дереве перед домом кумы самодельную куклу. Молодежь же иногда в насмешку помещает такую куклу перед домом какой-нибудь старой девы, потерявшей надежду выйти замуж. В эти четверги, как и вообще в карнавал, куклы и чучела участвуют повсеместно. С ними разыгрывается шуточная «война полов»: в первый четверг девушки делают из тряпок и бумаги чучело кума и хотят его сжечь, а парни стремятся помешать им. В «четверг кумушек» изображение кумы делают юноши, а девушки не дают им его сжечь. Во время шуточных боев за куклу обливают друг друга водой, осыпают мукой или сажей; на огне же, на котором сжигают чучела кума или кумы, готовят ужин для общей трапезы.
В деревне Карбаллал (Галисия) девушки делают из соломы кукол, одевают в женские платья и усаживают их на балконах (обычно в двухэтажных сельских домах второй этаж имеет балкон); парни должны похитить этих madamas и сжечь на площади. Девушки же в свою очередь захватывают изготовленное парнями мужское чучело, сжигают его. Веселье обязательно заканчивается общей трапезой и танцами[159].
В Португалии эти обычаи сходны с галисийскими. В Бейра-Алта женщины также делают изображение кума (compai), а мужчины кумы (comae) и вывешивают их за окном. В Эштремош в «четверг кумовьев» парии выходят на улицы одетыми в праздничные костюмы, украшенные лентами и цветами, несут шелковые флаги. Девушки же выходят навстречу им в запачканных платьях, несут кухонную утварь, их знамя рваное; вся их процессия пародирует мужскую. В «четверг кумушек» роли меняются. В эти четверги происходят шуточные перебранки, схватки между процессиями.
Традиция таких игровых перебрасываний шутками (иногда золой, нечистотами), взаимного обливания водой идет из глубокой древности. Аттическая комедия конца V — начала IV в. до н. э. возникла из такого же ритуального «агона» — спора двух полухорий, мужского и женского. «В основании комедии лежит не один хор, а переменная песня, шумная перебранка двух полухорий, столкновенье двух маскированных ватаг веселой и праздничной молодежи, ведущей „фаллические хороводы“, веселый спор»[160]. Обрядовый характер этих ритуальных действий в наши дни участниками уже не осознается — остался лишь игровой элемент.
Близость между кровными и крестными родителями в эти дни подчеркивается. В Андалузии в один из кумовских четвергов или в «жирный четверг» участники празднества тянут билетики и по жребию составляют пары «матерей» (madres) и «кумовьев» (compadres). Во рее карнавальные дни они публично разыгрывают влюбленных. Происходит как бы праздничное сгущение обыденной ситуации, при которой кум помогает главе семьи. Бывало, что карнавальные кум и кума становились женихом и невестой, а затем женились. Незамужних женщин поэтому шутливо утешали весной в Андалузии:
В Басконии и Наварре кумовские четверги имеют некоторые отличия от других районов Испании и Португалии. Здесь после «четверга кумовьев» (Yzekunde), когда женщины приносят подарки мужчинам, и «четверга кумушек» (Emacunde), когда женщины получают подарки, третий четверг (Oracunde), соответствующий «жирному» у испанцев, также имеет преимущественно кумовской характер.
По мнению таких испанских фольклористов, как Гомес-Табанера и Каро Бароха, обычай кумовских четвергов происходит от древнеримского праздника матроналий[162]. Баскский термин «emacunde» Х. Каро Бароха и переводит на латынь как «matronalia»: «emacume» у басков, как и «matrona» в древнем Риме, — это женщина, имеющая законнорожденных детей. В баскской провинции Гипускоа, по сведениям Каро Бароха, в конце кумовских праздников устраиваются специальные танцы супругов, а иногда и сольные танцы замужних женщин.
Общий для всех покумившихся четверг (Oracunde), в котором принимает участие вся семья, Х. Каро Бароха связывает с римскими патерналиями, праздниками поминовения предков. Существуют и другие толкования смысла и происхождения этих празднеств: Висенте Риско предпочитает объяснять их как пережитки первобытных мужских и женских союзов, а Родней Гэллоп видит здесь пережиток магии плодородия, имитации брачного единения в природе.
Четверг, непосредственно предшествующий карнавальному воскресенью, недаром называется «жирным» (gordo) или «сальным» (lardero): именно в эти дни объедение достигает своей кульминации. Еда в эти дни непременно должна быть, как и в последние три дня карнавала, мясной — ведь и само название праздника в Испании и Португалии часто употребляется в сокращенной и более прямой форме —
Наиболее знаменитая игра, которая устраивается в «жирный четверг», — это «петушиный король». В XX в. она стала детской, но в прежние века была игрой взрослых, а еще раньше — серьезным обрядовым действием. В поселке Вьяна дель Больо (район Оренсе, Галисия) дети выбирают петушиных короля и королеву на год, затем в течение «жирного четверга» все вместе гоняют петухов на ярмарочном поле. Вечером перед домом «королевы» торжественно зарубают саблей петухов, подвешенных на веревке, под декламацию шуточных стихов. Последнего петуха зарывают по горло в землю, и мальчики с завязанными глазами бросают в него саблю, стараясь отрубить голову.
Еще в начале XIX в. в Мадриде петушиные корриды проводились следующим образом: петуха привязывали к веревке, натянутой поперек улицы, а юноши и девушки с завязанными глазами пытались деревянным мечом отрубить ему голову; кому удавалось это сделать, тот получал петуха. В кастильских деревнях петуха старались обезглавить всадники на скаку. Такой же обычай существовал еще в 1960-е годы в Саморе (Леон)[163].
В Сории (Старая Кастилия) петуху, подвешенному за ноги на веревке, протянутой поперек улицы, мальчишки с завязанными глазами старались срубить голову серпом. Потом с петушиной головой они ходили по домам, собирали дань и пели хором:
У басков «жирный четверг» нередко называется «петушиным четвергом». В Гордехуэле (пров. Бискайя) дети в этот день носят в корзине петуха, заходят с песнями в дома и собирают подаяния. В Басконии также распространен обычай убивать «мартовского петуха», и здесь это пытаются делать дети с повязкой на глазах.
«Мартовский петух», по баскским поверьям, защищает людей от дьявола. Такое верование распространено среди многих народов Европы; петух своим пением прогоняет ночь, когда хозяйничает нечистая сила, и призывает зарю. В пос. Меньяна (Бискайя) считается, что пение петуха с вечера до двух часов ночи — к смерти, но после этого часа злые силы, заслышав петуха, должны бежать.
Игры с петухом происходят, как увидим дальше, и в другие дни карнавала.
Последние три дня перед постом — от воскресенья до вторника — это так называемый полный карнавал (pleno carnaval). Карнавал персонифицируется в толстого огромного человека, любителя еды, вина и женщин — дона Карнавала, или дона Карналя. Его тряпичные изображения, с подчеркнутыми мужскими признаками, возят все три дня в разукрашенной тележке — el carro de Antroido (повозка Карнавала) от дома к дому, от села к селу в сопровождении многочисленной свиты, а во вторник под пародийную проповедь погребают или сжигают. В Кастилии, как уже говорилось, персонаж Карнавал называется также Carnestolendas, в Каталонии — Carnistoltes, Pau-Pi, Peirote, в Галисии и на севере Португалии он зовется Entroido, Antroido или Entruido, в центральной и южной Португалии — Bacalhau, Entrudo, от латинского introitus — вход, т. е. начало. В Касересе (Эстремадура) и в некоторых других местностях на него было перенесено имя паяца Пелеле, не обязательно связанное с этим праздником. У басков, кроме того, есть и местные названия: и пос. Ланс (Наварра) чучело гиганта зовется Мьел-Очин, по имени некогда знаменитого в местных горах разбойника; в Устарросе его зовут Айтанди-чарко (легендарный персонаж). Кое-где по-португальски (например, в Риу-Тинту) он зовется Жуан, а в Кастилии и Андалусии — Хуан. Этот персонаж связывается с оформившимся литературно образом дона Хуана Тенорио (Дон-Жуана), жизнелюба и весельчака. Как ни парадоксально, этот антропоморфизированный герой праздника, олицетворяющий разгул плоти, отрицание всех общественных норм приличия и порядка, с давних времен называется «святым»: в Испании он еще с XVII в. почитался как св. Антруэхо, в Португалии и в наше время известен св. Энтруду. Есть и местные святые такого рода: в Басконии — Сампансар (искаженное Saint Pansard), в Мадриде — св. Трагонтон (обжора)[165].
Основной принцип карнавала, соблюдение которого обязательно для всех участников, — это полная свобода от всех правил, которым следуют в остальные дни года. В основном карнавальные правила построены по принципу полярности нормам обыденной жизни: почтение к старшим заменяется насмешками, мистифицированием; чинность в общении с женщинами и соблюдение супружеских прав — бесстыдными выходками; уважение прав соседей — обязанностью совершить шутливую кражу, залезть исподтишка в дом; необходимость связной и ясной речи — провозглашением «истин наизнанку», и т. п. Поведение участников карнавала не регламентируется слишком строго, каждый может импровизировать текст своей роли. Маски участников карнавала, делая их неузнаваемыми, позволяют людям на несколько дней отказаться от «маски» в юнгианском понимании термина — от комплекса социальных приличий, соблюдение которых дает человеку место в обществе. Но сами роли, нормы поведения заранее предписаны, они строятся, как было сказано, по принципу обязательной противоположности повседневной морали. Свобода, царящая на карнавале, — это свобода от правил поведения, приличных в остальные дни года; но существует карнавальная этика, столь же обязательная, и нарушить ее так же непристойно, как я иное время нормальную.
Обжорство, непременное во время карнавала (первый день «полного карнавала» и называется «жирное воскресенье» — Domingo gordo), как бы ставит этот праздник на границе между голодным крестьянским концом зимы и наступающим сорокадневным постом. Еда готовится жирная, и главный компонент в ней — свинина. В Галисии в полдень «жирного воскресенья» выставляется в каждом поселке обильный обед (xantar), где главное блюдо — густой суп из колбас и свинины, с жирным наваром. В этот день галисийская пословица говорит:
Все запивается большим количеством вина и заедается пирожками со свининой, пончиками, лепешками. Тот же xantar повторяется и в последний день карнавала — во вторник. Вообще символика еды, особенно жирной и мучной, очевидна в карнавальные дни[167].
С той же темой изобилия связан и другой обычай — обсыпания встречных мукой или орехами. Первое карнавальное воскресенье в Галисии и называется «мучное воскресенье» (Domingo fareleiro); с этого дня позволяется бить прохожих мешочками с мукой (или золой). Уже в XIX в. в городах муку заменяет пудра, а орехи, жареный миндаль сменяются бумажными или сахарными конфетти.
Жирная мясная еда, кроме прямого своего значения — прощания с прежним годом и наступлением поста, сохранила также смысл совместной ритуальной трапезы, причастной как раз к карнавальному действу. В Галисии специальное карнавальное блюдо — фаршированный желудок — называют
Почти всегда «мясо» в карнавал обозначает свинину. Главным лакомством этих дней в Галисии считались копченая свиная голова, хвост и лопатка, которые заготовляли заранее и хранили до карнавала. Традиционные острые копченые колбасы (chorrizos), ветчина, свинина с добавлением говядины или баранины, картофель, бобы и зелень составляют основные компоненты праздничной еды. В Каталонии в «жирный четверг» едят bufarros — копченые свиные ножки. В Галисии, когда карнавал совпадает с убоем скота, в традиционные пирожки со свининой и сардинкой (filloas) добавляют свиной крови. Пончики «уши» (orellas), названные так потому, что по своей форме они похожи на человеческое ухо, и печенья самой причудливой формы пекут не только в кумовские четверги, но и в карнавальные дни. В это же время делают и фаршированный сладким тестом свиной желудок, который, отварив и остудив, нарезают ломтиками, как колбасу.
В провинции Уэльва делают карнавальный суп со свиным языком и салом. В «жирный четверг» ряженые с песнями собирают по домам яйца, сало, колбасы. В Басконии и Астурии они поют:
Еще в предшествующие карнавалу четверги кумовьев и кумушек подчеркивалось разъятие «круга сестер и братий» в «станы двух враждебных ратей» (Макс. Волошин).
В разгар карнавала стираются общественные различия, но усиливается противопоставление полов. Причем в соответствии с правилом «перевертывания действительности» в карнавальные дни мужчины стараются нередко носить женскую одежду, женщины же — мужскую, как символ перемены пола. Л. Карре так описывает обмен визитами между крестьянами сел Сергуде и Табеайо (Галисия): «Многие мужчины надевают женские панталоны, щедро украшенные кружевами; на груди повязаны большие цветастые платки, на головах — шляпы или шапки, покрытые бумажными цветами и петушиными перьями; некоторые вешают на пояс колокольчики и бубенчики. Женщины надевают кричащие платья, древние, сохранившиеся от бабушек одежды… или мужские брюки, или старые мундиры, дошедшие от давних времен…»[168]
Травестия женщин и мужчин (пережиток древнейшего обряда, существовавшего не только в Средиземноморье, но и по всему миру), конечно, давно потеряла свое магическое осмысление.
Так же обстоит дело и с маскарадом — обязательной частью карнавала. Участники карнавальных шествий стараются перещеголять друг друга в изготовлении масок и костюмов, в которых они выходят на улицу. Но при всем разнообразии в раскраске, величине, отделке масок они сводятся к нескольким обязательным традиционным типам. В этом отношении у многих участников карнавального действа также нет полной свободы, которая якобы присуща карнавалу. У каждого есть своя роль; смысл ее, даже при варьировании текста, не должен меняться.
Основные типы карнавальных масок следующие: 1) «старики» — пережиток изображения предков, которые при карнавальной кончине старого мира и зарождении нового возвращались на эти три дня к живущим. Сейчас «старики» исполняют главным образом функцию комических надзирателей за порядком на улице и в домах, по которым они ходят со свитой; 2) «нежить» — дьявол, черти, гномы, домовые — они, как и 3) животные — лисы, кони, медведи, быки, заняты мистификациями, нарушением приличий и т. д.; 4) группа масок, связанная с сюжетом праздника: сам Карнавал под различными именами, его помощники и родственники; 5) «власти»: «судья», «солдаты», «алькальд» и пр. — актеры в пародийных сценках, различных по сюжету, в зависимости от местности.
Кроме того, в каждом районе есть свои традиционные маски, изображающие жителей соседних деревень или городов, торговцев, цыган, комедиантов, легендарных и исторических персонажей. В долине Ильяву (Португалия), например, особенной популярностью пользовались личины, изображающие чесальщиков шерсти, бродящих по улицам с гребнем в руке и «чешущих шерсть» с каждого встречного или с хозяина дома, куда являлась карнавальная процессия.
Во многих деревнях Испании и Португалии сейчас просто мажут лицо сажей, мукой или краской, нацепляют усы и бороду, а то и закрывают лицо тряпицей. В Португалии в провинциях Траз-уж-Монтиш и Бейра-Алта делались до недавнего времени грубые маски из дерева, не связанные ни с каким конкретным персонажем и имевшие только игровую функцию[169].
На севере Испании, особенно у басков, часты «животные» маски. Раньше надевались звериные шкуры, во время карнавала изображались шествия с медведем или охота на лису. Сейчас этот ритуал свелся к тому, что большинство юношей, участвующих в процессии, покрывают спину или опоясываются шкурой коровы, овцы, реже — косули.
Как в Испании (пос. Ланс, Эстелья. Валенсия), так и во Франции непременный персонаж шествия у басков — «лошадка» (
Кроме того, на сальдико лежит обязанность как можно чаще сбивать с ног другую традиционную маску —
Х. Ирибаррен связывает сальдико, как и аналогичную маску французской Басконии —
Но, разумеется, центральная фигура в празднике — это сам Карнавал, или дон Карнаваль. Он изображается почти везде огромной куклой, чучелом, набитым соломой, с гениталиями из палки или большого корнеплода.
Как в Испании, так и в Португалии карнавальным шествиям нередко предшествовала пантомима «рождения Карнавала». Она разыгрывалась в разные дни, в зависимости от местных традиций — или перед кумовскими праздниками, или в «жирное воскресенье». В Сан-Педру-ду-Сул (провинция Бейра-Алта) в 20-х годах разыгрывалось «рождение Карнавала» с участием «матери», «акушерки», «врача», «ассистенток» и пр.; все исполнители были мужчинами, переодетыми, если роль требовала, в женское платье. Они шествовали по поселку под звуки музыки; «мать» прилаживала на животе под платьем большой горшок. Через неделю, в «жирное воскресенье» маскарад повторялся, но «мать» внутри горшка несла куклу или кота. В последнем случае она время от времени тянула кота за хвост, заставляя его мяукать. В намеченное сценарием время «мать» принималась стонать, тогда подбегала «акушерка» и делала вид, что пытается помочь, но «мать» издавала трубный звук, и сконфуженная «акушерка» бежала прочь. Тогда в дело вступал «врач» с «ассистентками», сбегался народ, до того глазевший издали. После более или менее длительной — в зависимости от способностей актеров — пантомимы, разворачивавшейся под остроты и шуточки окружающих, горшок разбивали и извлекали на свет куклу или кота.
Карнавал родился.
Другом вариант такого действа видел в 1932 г. Р. Гэллоп. Бродячие комедианты показывали португальским крестьянам в канун «жирного воскресенья», как к врачу приходит крестьянин с женой и просит вылечить его жену. Сцена исполняется наполовину в стихах речитативом под музыку маленького оркестра, наполовину прозой. «Доктор», расспросив больную, извлекает у нее из-под юбки куклу. Зрители, активно комментировавшие ход спектакля, радостно кричат, что родился Карнавал[171]. Но в виде куколки Карнавал изображается только при рождении. В три дня «полного карнавала» герой праздника — это огромное гротескное чучело.
Сам обряд шествия с чучелом един, и варьируются только детали. Первые два дня Карнавал безраздельно правит в своем «царстве навыворот». Ряженые ходят с чучелом, распевая песни, танцуя, выпрашивая подаяние и кончая день общей трапезой.
Писатель П. де Аларкон в 1861 г. вспоминал о карнавальном понедельнике (lunes de Carnestolendas), когда «Мадрид был адом более или менее скабрезных либо пристойных маскарадов, веселых студенческих компаний, неотвязных попрошаек, ряженых, танцовщиц, возвышенных аллегорий, размещенных на красочных повозках, горделивых частных экипажей с кучерами, одетыми в домино, изящных женщин, переодетых мужчинами, и юношей из высшего общества, переодетых женщинами; все это с трех с половиной часов пополудни… толпилось на улицах».
Карнавальное гулянье в Севилье.
В Кастилии и Эстремадуре к карнавальным дням приурочивались особенно торжественные корриды быков. Но одновременно, с не меньшей популярностью, устраивались и шуточные бои быков.
Английский путешественник описывает виденную им на мадридской площади во время карнавала корриду, где все участники были в масках, не исключая быков и лошадей. Бандерильеро были наряжены чертями, а пикадоры, восседавшие на ослах, — старухами в смешных одеждах. На одну из лошадей натянули широкие брюки и куртку и вырядили ее слоном, на котором восседала пара комических фигур[172].
В провинции бой быков, как правило, заменялся более доступной народу корридой — петушиной. В Галисии «correr o galo» — значит, пытаться с завязанными глазами убить палкой петуха, подвешенного на веревке (игра, аналогичная той, которая происходит в «жирный четверг»). Чаще, однако, в воскресенье и понедельник разыгрывается другая петушиная коррида: петуха окружают несколько людей с повязками на глазах и наугад молотят палками, стараясь попасть по птице; неизбежные инциденты дают повод для шуток.
В эти же дни играют в «горшок» (ola) и в «сардинку» (tixola). Первая игра, видимо, происходит из петушиной корриды: к ветке дерева или между двумя шестами подвешивается большой горшок с водой; кому-нибудь из жителей завязывают глаза и подводят на десять шагов к горшку. Человек должен подойти и с трех ударов разбить горшок — тогда его ждет награда; но и сам он рискует промокнуть с ног до головы. Очистительная символика такого обливания уже не осознается, все только смеются над незадачливым победителем.
Другая игра с горшком состоит в перекидывании его из рук в руки вставшими в круг поселянами. Если кто-нибудь уронит и разобьет горшок, то должен в виде штрафа возместить его стоимость. В этой игре можно, как в играх кумовских праздников, видеть, с одной стороны, пережиток древнего средиземноморского агона, шуточного поединка между мужчинами и женщинами. С другой стороны, то, что в некоторых местностях в игре участвуют только женщины, позволяет отнести ее к пережиткам какой-либо разновидности женского союза, что подчеркивается самой символикой горшка.
Игра в «сардинку» заключается в том, что к подвешенной на веревке большой, обильно промасленной сардине снизу прилепляется монета, и человек со связанными за спиной руками должен подобраться на коленях к сардине и зубами схватить монету. Чаще всего единственное, что ему удается, — это перепачкаться маслом[173].
В карнавал позволяются такие развлечения, которые непростительны в другие дни. Например, ряженые могут приставать к встречным женщинам и девушкам, задирать им юбки, говорить в лицо непристойности. В Бланесе (Каталония) ряженые ходили еще в конце прошлого века из дома в дом, рассказывая скабрезные истории. Особенно приняты разоблачения неверности супругов. В Эспариж (Португалия) парни, забравшись на холмы вокруг поселка, выкрикивают ночью через самодельные рупоры оскорбления рогоносцам и обманутым женам[174].
Танцы, веселье, шутки, мистификация — непременные свойства карнавальных воскресенья и понедельника. Преступления против отдельных лиц и против властей, неоднократно совершавшиеся ряжеными, забота о «чистоте нравов», боязнь нарушения социальной иерархии — все это заставляло испанских королей не раз запрещать карнавальные гулянья. Но запретность делала праздник еще притягательнее, и маскарады собирались либо на окраинах, либо (в высшем мадридском обществе) в частных домах.
Но при всем воскресном и понедельничном весельи главный день карнавала — это вторник. Чучело гиганта еще раз проносят на плечах или провозят на разукрашенной повозке по всем улицам, в сопровождении возможно более богатого кортежа. Ему сопутствуют другие гигантские фигуры, изображающие животных, исторических деятелей, аллегории добродетелей и грехов, и т. д. В Мурсии еще в 1950-х годах на многочисленных повозках размещались огромные изображения сирен, рыб, лангуст и прочих обитателей моря в знак того, что приближается пост и мясоеду наступает конец[175].
Процессия великанов в Барселоне.
Когда подходит вечер, торжественно совершается «погребение Карнавала» (entierro del Carnaval, enterro do Entrudo). Чучело в последний раз проносят или провозят по улицам, у многих в свите лица вымазаны в саже. В последний путь Карнавал сопровождают «родственницы» (иногда только «вдовы»), роли которых исполняют переодетые в женские платья мужчины: они рыдают и читают заупокойные молитвы. Во многих местностях в процессии принимают участие также ряженые священниками или «кающимися». Во французской Басконии, по сообщению С. Арругета, в 30-е годы спутники Карнавала несли похоронные венцы, сделанные из связок чеснока, четки из ракушек, луковиц порея, сардин и других символов наступающего поста[176]. Когда кортеж доходил до центральной площади, начинался суд, пародирующий настоящее судопроизводство. «Судья» зачитывал список преступлений Карнавала, «адвокат» произносил проникновенную речь в защиту обвиняемого, «жандармы» стерегли его, «писец» вел протокол и т. д. Наконец, Карнавал приговаривался к смерти. «Адвокат», стеная, в последний раз обнимал его, «родственницы» плакали, всеобщее отчаяние достигало предела. Чучело бросали в костер, в некоторых поселках (Дурро, Ланс) предварительно расстреляв. Когда пламя охватывало гиганта, вся толпа начинала плясать вокруг костра; иногда внутри горящей куклы взрывались петарды. Золу и головни, как правило, торжественно сбрасывали в реку или погребали. Во многих местностях для костра, на котором сжигали чучело, сносили из всех домов сломанную за весь год утварь, особенно старые метлы.
Особую роль в обряде казни играют так называемые завещания Карнавала, входящие в широкий круг «шутовских завещаний», знаменитых в средневековье, но доживших и до наших дней, — сюда же входят «завещание осла», «завещание пса», «завещание старухи» и т. п.
В этих сатирических «завещаниях» дается полная свобода насмешки надо всем, что как-нибудь неугодно обществу: не только над плохими соседями, обманутыми мужьями и женами, но и над торговцами, администрацией и даже над правительством. Поэтому «завещания» запрещались властями даже чаще, чем карнавальные шествия. В современной Испании также пытаются бороться с «завещаниями Карнавала», но безуспешно.
С «погребением Карнавала» связан и другой знаменитый испанский обычай — вернее, тот же самый обряд, но в другой форме. Это — «погребение сардинки». Сардинка здесь выступает заменителем гиганта Антройдо, но подвергается тем же процедурам. В ночь с «жирного вторника» на первый день поста — «пепельную среду» — гроб с сардиной в сопровождении множества «плакальщиков», «священников», «кающихся», «факельщиков» несут на площадь. Некоторые держат в руках удочки с сардинкой, другие — штандарты с карнавальными изображениями, кресты, свернутые из бумаги, куда вместо навершия вставлена сардина. Похоронную процессию возглавлял «епископ» в бумажной митре и с метлой вместо посоха. Под погребальным звон колоколов участники процессии печально пели:
Затем произносилось надгробное слово, полное сатирических намеков, и зачитывалось «завещание сардины», составленное так же, как «завещание Карнавала», Вся сцена представляет собой, по формулировке Н. Глендиннинга, «псевдорелигиозную церемонию», «религиозный бурлеск»[178].
Поделиться книгой: