Когда наступает время

- Ты создаешь такой грохот, словно пентера, севшая на рифы, - спокойно произнес сын Лага, продолжая покачивать свесившейся с подлокотника ногой.

- Слушай, Птолемей, я уже не знаю, что и думать! Похоже, он окончательно рассудок потерял!

Птолемей встал, обнял товарища за плечи и дружелюбно, но в тоже время достаточно жестко усадил в свое кресло. Кассандр попытался немедленно встать, но  Лагид, повелительно надавливая ладонью на его колено, прошептал в самое ухо:

- Т-ш-ш.  Не шуми. Нельзя. Я тебя и так слышу.

Кассандр еще раз попытался встать, но Птолемей и в этот раз удержал его.

- Если ты хотел, чтобы тебя слышали все, не стоило так далеко ходить. Ты мог бы крикнуть из того конца коридора.

- Послушай, Птолемей…

- Я именно этим и занимаюсь.

Кассандр грудью подался к другу.

- Александр тронулся рассудком.

- Боги! Какая свежая мысль! Что на этот раз?

- Он решил нас окончательно добить. То ли в Гедроссии с ним что произошло, то ли…Он хочет жениться.

- Тьфу ты! Я уж думал, чего похуже. И кто же избранница?

- Статира, Дариева дочка.

- Слава богам! Ты так орал, что можно было думать, ты скажешь, что это Багой.

- Честное слово, и то было бы лучше.

- Лучше?! Тогда скажи, что хуже.

- Хуже то, что его Эги переехали сюда. Мало нам Роксаны, как теперь это. Можно подумать, у нас мало баб, чтоб он собирал их по всему свету! Мы-то думали, что завоевываем все это для себя, а оказалось, они завоевали нас нашими же руками. Завтра он окончательно сотрет Македонию, бросив ее под ноги варварам.

- Кассандр, ты о чем? Ничего не пойму.

- Буквально завтра, Птолемей, он объявит о своем желании жениться во всеуслышание и будет рад, когда мы последуем его примеру.

- В смысле?

- Узнаешь сегодня на военном совете. Короче, придется нам сеять семена в персидскую землю, чтобы родившиеся полукровки полуварвары навсегда связали нас нежными дружескими отношениями, - на последних словах Кассандр чуть не захлебнулся в гневе.

Птолемей разогнулся и застыл.

- Действительно, куда уже хуже. Погоди, Кассандр, давай все с начала.

- Ты думаешь, от этого что-нибудь изменится?

- Измениться-не изменится, но я хотя бы в голове все по кучам разложу.

Птолемей помолчал.

- А ты с чего это, собственно, решил? Тебе что, откровение явилось?

- Боги! Я бы сам не додумался! Услышал тут между делом.

- Между делом, - задумчиво произнес Птолемей, продолжая размышлять. – Его что, Роксана перестала удовлетворять? – и тут же ответил сам себе: «Не думаю».

Кассандр нервно откинулся на спинку кресла.

- Это всё? – вдруг как-то загадочно спросил Птолемей, поглаживая кучерявящуюся бороду.

- Этого мало?! – почти вскрикнул Антипатрид.

- Да нет. Более чем достаточно. Однако все не так плохо, как ты думаешь.

- А что тогда должно произойти, чтобы стало плохо?!

- Погоди…Кассандр, погоди. Давай выпей вина, только помолчи  немного. Сейчас я тебе все объясню.

Птолемей медленно ходил по залу, попеременно поглаживая то подбородок, то широкую основательную шею. Кассандр наблюдал за ним, не поворачивая головы и следуя только взглядом.

- Роксана бесится, - наконец не выдержал он.

Птолемей резко остановился.

- Она знает? Что ж, хорошо. Меньше сюрпризов.

- О том, что она знает, уже вся Персия знает. Она шипит и бросается на все, что движется, брызжа ядом. На вечернем совете Александр изложит нам свой план.

- Кассандр, расскажи мне еще разок поподробнее, не упуская деталей.

Птолемей внимательно слушал, повторяя несколько раз одну и ту же фразу: «Очень…очень хорошо».

- Роксана, говоришь, бесится. Чудно. При умном подходе все разрешится как бы само собой. Надо бы повидать царицу.

Кассандр опешил.

- Что ты задумал, Птолемей?

- Ничего особенного. Просто вызовусь сопровождать ее на завтрашней прогулке. Ее телохранитель сегодня неожиданно переломает ноги, так что все законно и никаких подозрений. Нет лучшего оружия, чем уязвленная женщина, а уязвленная царица горячих кровей – идеальное оружие.

Кассандр замер молча, потом, проглатывая ком, медленно кивнул. Птолемей никогда не принимал скоропалительных решений, и Антипатрид хорошо знал об этом.

Роксана в бактрийском платье для верховой езды выглядела настоящей скифской царицей. Великолепный гнедой конь мидийских кровей, высокий для своей породы сиял на солнце начищенной шкурой. Царица сидела верхом, закинув стопы  на спину лошади, горделиво выпрямив спину и вскинув голову. Появление Птолемея нисколько не удручило, а напротив даже обрадовало женщину. Македонец славился искусным наездником, и царице нравилось иногда посоревноваться с ним в скачках. Сорокалетний гетайр проявлял к ней дружеские чувства, и, не будь Роксана столь высокого положения, она, пожалуй, даже могла бы увлечься им. Она считала Птолемея образованным и знающим человеком, и часто с присущим ее восточному темпераменту  воодушевлением вела с ним беседы. Александр был не против, радуясь, что стремление жены к познанию его культуры, не требует от него усилий. Говоря на греческом и македонском уже достаточно хорошо, но, все же делая ошибки, Роксана всякий раз с благодарностью принимала поправки македонца.

Степь распахнула объятья, приветствуя царицу теплым настоянным на травах воздухом. Роксана гикнула, хлестнула коня по крупу и понеслась вперед без оглядки. Казалось, еще немного, и конь со наездницей вот-вот взлетит, предаваясь радости полета. Растерявшийся немного Птолемей мчался следом, не в силах догнать соперников. Отставшая свита едва могла различить беглецов о клубах взметнувшейся пыли. Вдруг Роксана натянула поводья, и конь вздыбился, оседая на задние ноги и перебирая в воздухе копытами, а потом опустился и замер как вкопанный.