— Прошу вас, несса Грейван, — кисло выдавил мэтр Факрайт.
Ему не нравилась Люция, как и многим другим учителям в замке. Она «всего лишь смертная девчонка без роду и племени», а они благородные
Важно, что она человек. Никто. Прислуга.
И учится здесь, наравне с детьми джентри, только по дозволению самого Императора.
Но её прилежание и острый ум не могут оставить равнодушными даже высокомерных мэтров. Люц вызывает у них досадную злость. Ибо детишки-террины к знаниям не стремятся, затраченных усилий не окупают, филонят и большую часть уроков прогуливают. В общем, позорят свой род как могут.
В отличие от Люции.
Тихо скрипнув стулом, Люц поднялась с места и, не гладя в конспект, отчеканила:
— Короли принесли Магнусу Ванитасу нерушимые магические клятвы верности и подписали позорные пакты о вхождении королевств в состав империи Ригель и об ограничении магии всех их подданных. Чем навсегда лишили себя возможности поднять восстание, по крайней мере, под предводительством королевских семей…
Люция подавила тонкую улыбку.
Она, как и все в замке, прекрасно знала, что за жизнью ненавистного императора по сей день идёт охота, ведь клятвы, данные правителями, распространяются лишь на них и их семьи, то есть на терринов одной крови, а все прочие… гм, подданные, могут сколько угодно покушаться на жизнь императора и устраивать бунты.
Наёмные убийцы регулярно проникают в его покои, пытаясь застать врасплох и прикончить. Но Магнус не зря прозван сильнейшим из терринов, и не красивыми глазами он мир завоевал. Ещё никто не сумел убить его. К сожалению… а может к счастью, ведь Люции нужно отомстить. Лично. А не приклеиться к чужому успеху.
— …Император пытался и пытается сделать магию привилегией доверенных лиц, — завершила она.
— Отлично, — прикрыв глаза, закивал остроухий мэтр. — Можете ещё что-то добавить, юная несса?
Люция замялась на секунду и осторожно вымолвила:
— В своей политике он жёстко разделял существ на врагов и друзей. Руководствовался правилом: «Либо вы со мной, либо против меня» — и предлагал всем встреченным в походе племенам присоединиться к его армии. Всех, кто отказывался, — безжалостно истреблял. Даже нейтральные кланы, даже редкие, малочисленные и вымирающие. Из-за… — «Магнуса Ванитаса» — с ненавистью подумала Люция. — …этой войны, с Терры навсегда исчезли некоторые расы терринов, а императору всё равно.
«Ему плевать, — шипела про себя Люц. — Этому жестокому ублюдку-Ванитасу плевать».
Гнев и презрение, видимо, отразились в сомкнутых губах, напряжённых челюстях или взгляде, потому что мэтр занервничал.
— Г-хм, г-хм! — прокашлялся в кулак Факрайт, намекая, что человечке стоит прикусить язык и вспомнить в чьём замке и по чьей милости она живет, ест, спит и даже учится. — Прошу вас, несса, воздержитесь от оценок и предположений. Мы не знаем, как к данной ситуации относится Его Величество и почему именно выбрал столь радикальные меры. Так было надо. И… это война, а не пикник на природе. На войне всегда есть жертвы, главное, чтобы они окупали результат. Вы поняли меня, несса?
Он предостерегающе посмотрел на неё, и Люция всё поняла. Как тут не понять, когда почти в лоб твердят: «Помалкивай коли жизнь дорога»? Да-а… с бунтовщиками Магнус расправляется также жестоко и без капли сожалений, как с несогласными племенами.
— Конечно, мэтр Факрайт, — мило улыбнулась Люц.
Седовласый, немолодой но подтянутый террин с низким магическим потенциалом смерил её пристальным взглядом, тяжело вздохнул и плюхнул на её одноместную «парту» стопку бумаги.
— Здесь домашнее задание для вас и ваших… гм, друзей. Прошу, возьмите себе и передайте остальным. А ещё…
Люция с показным вниманием выслушала все требования учителя истории и политики, раскивалась как прилежная ученица, раскланялась и отправилась на поиски неучей, решивших в очередной раз послать к прадедам все уроки, мэтров и совесть.
Ей не грезилось работать почтальоном у этих высокородных жлобов, но воспитание и конспирация не позволяли открыто проявлять несахарный характер. А ещё хотелось увидеть рожи… к-хм, то есть, лики свиты и принца, когда они узнают, что от домашки и гнева преподов им всё равно не отвертеться.
Узнать у мимо проходящих служанок, где засел шестой принц Далеон и с кем, не составило труда. А уж покои вообще отыскались сразу. Люция знала этот путь наизусть, хоть и жила в другом отсеке замка, со слугами. Но ей повезло иметь отдельную спальню, а не ютиться в общей комнатушке. За какие заслуги ей перепала такая честь — до подле не известно. А любые выводы, которые так и напрашивались на язык, портили Люции настроение похлеще любых принцев.
Люц замерла у резных дверей гостиной. Левое плечо оттягивала холщовая сумка набитая тетрадями и учебниками, в правой руке ютилась кипа исписанных листов. Ей безумно хотелось распахнуть дверь с ноги. Пинком; чтоб ставни отлетели, чтоб грохотнули об стены так, что камни посыпались.
Таким лютым гневом полнилось её сердце. А от вида этой комнаты и вовсе зубы сводило. Слишком много гадких воспоминаний, слишком много унижения…
Люция ненавидела Далеона и его шайку. Будь её воля вообще бы их за лигу стороной обходила, но совместная учёба и тренировки обязывают. И Люц терпит.
Неведомо, из каких сил.
Так бы всех поубивала во сне, переловила поодиночке: в купальне, в таверне или на пике возлияний. За годы удобных моментов подворачивалась тьма. Но ни один безумный порыв Люция не исполнила — сдерживала конечная цель. А клятва, незримо припекающая кожу над грудью, служила напоминанием.
Она здесь ради мести Магнусу. И вытерпит всё, чтобы исполнить свой дочерний долг, долг последней выжившей фарси.
А травля и насмешки каких-то зарвавшихся лэров — мелочи. Бывает и хуже.
Поглубже вдохнув, Люция прислушалась к приглушённым весёлым голосам за дверью, жалея, что не имеет столь же чуткого слуха как остроухие террины (иначе бы давно с удовольствием занялась шпионажем), коротко постучала и, не дожидаясь ответа, толкнула дверь.
Просторная голубая гостиная ослепила её светом из широких окон, занимавших почти всю стену. Мыски остроносых замшелых туфель уткнулись в мелкие пестрые подушки, разбросанные по коврам из звериных шкур. Как в какой-нибудь восточной стране, где все сидят не на стульях, а на полу. Только шкуры, характерные для севера, выбивались из антуража.
Впрочем, и здесь нашлись любители подметать полы ягодицами да юбками: Меридия и Сесиль. Шквальная рыжая амфибия и призрачная, светленькая «химера». Стерва и чокнутая. Обе в сверкающих тончайших платьях с легчайшим шлейфом, как у каких-то нимф, расположились возле камина с крупными гадальными картами в руках и, кажется, пытались ими играть. М-да.
Напротив них, с другой стороны от низкого столика, на крупной синей подушке с кисточками расселся Орфей с лирой в руках и вдохновением на лощеной физиономии. Он щеголял в дублете из изумрудного бархата, в белых портках и добротных сапогах с острыми загнутыми мысками. И являлся зеркальным отражением сестрицы-Сесиль.
Сочетание разных эпох и стилей в обстановке комнат и костюмах придворных могло вызвать оторопь у неподготовленного зрителя, но для замка Ванитасов такой кавардак в порядке вещей. Здесь правит какофония цветов. Хаос времён. Резонанс культур.
Двор Моды, конечно, задаёт тенденцию на неделю или меньше (или больше), но придерживаться её или нет — каждый житель замка решает сам. Слуги обычно не участвуют в «играх с переодеванием» — нет денег — и носят одежду простых горожан. А вот придворные с охотой подыгрывают принцессе Эстель в её выдумках.
Люц подозревала, что причина — в смертельной скуке. Когда живёшь почти вечность, всё надоедает, а дружная смена гардероба каждую седмицу — неплохое развлечение, если кошели ломятся от золотых статэров[1] и драгоценностей.
— День добрый, сиятельные лэры! — Люция присела в насмешливом книксене, отдавая дань манерам. Лишь бы не нарваться на «оскорбление монаршей особы»… то есть высокомерного придурка-принца.
Ведь и такое случалось за семь лет их жизни под одной крышей.
Однажды Люция отказалась кланяться перед ним и угодила в темницу. Благодаря мольбам и унижениям Изабель перед Магнусом обошлось без десяти плетей. Впрочем, голодная ночь и бессонница под писк и шебаршение крыс быстро выучили Люцию лицемерному пиетету, как принц и хотел. Добился своего, паршивец, и ещё долго сверкал довольной рожей, глядя на её склоненный затылок. Даже не понял, какой важный урок преподал — выучил выжидать.
— Ты, — тоном Далеона можно было заморозить реки. Не удивительно, что Люция поёжилась.
Принц стал венцом картины воплощенного порока. Развалился в центре на кушетке за столом, как дьявол на троне. В самом непотребном для аристократа виде: с голыми ступнями, растянутыми на коленях брюками, в расстегнутой до пупа рубашке и с взъерошенными волосами. Словно только что встал с постели, хотя время близилось к позднему обеду.
Но что самое противное — небрежность и заспанность ничуть его не портили. Наоборот подчеркивали бунтарский нрав и хищную красоту. А эти порочные пунцовые губы…
Он запустил пятерню в шелковистую черную копну, даже не пытаясь исправить хаос на голове. В другой руке унизанной перстнями блеснул серебряный кубок с гравировкой в виде сюжета охоты и темное недопитое вино.
Замечательно. Он пьян уже с утра! Теперь ясно чем занималась свита вместо занятий с мэтрами — разгулом. Впрочем, как всегда.
— Зачем пожаловала, чужачка? — с ленцой, высокомерно вопросил шестой принц, цепко разглядывая её, словно искал за простой одеждой оружие, каким сегодня она планирует ударить по его настроению. И не находил. Да оно и не нужно — Люция прекрасно убивает словами.
И все также, не моргая, Далеон пригубил вино, будто глоток дурмана мог отрезвить и стереть мерзкий мираж Люц из комнаты. Не стёр.
— Вот, — резким движением Люция швырнула на стол кипу бумаг. Листы рассыпались, заскользили по отшлифованной до блеска поверхности из дерева и замерли у края.
Люц украдкой отметила серый, как у мраморной плиты, оттенок кожи Далеона, хрупкие ключицы за распахнутым воротом рубашки, тонкие черты лица, высокие скулы, хищные сапфирово-синие глаза.
Принц бросил вниз небрежный взгляд и тут же поднял его на Люцию, словно не желал выпускать врага из виду ни на секунду.
— Что это? — он поддел чёрным когтем краешек листка.
— Домашние задания от всех мэтров. Они передавали вам и вашим друзьям пламенный привет и просили напомнить, что ждут штрафные рефераты к концу седмицы. Особенно с вас, принц Далеон: мэтр Факрайт так и не дождался вашего прошлого эпистолярного шедевра по политике альянса амфибий и деймонов, но не волнуйтесь, задал ещё один.
В гостиной раздался дружеский мученический стон, и все поспешили заглушить горе глотком крепленого ягодного вина. Все кроме Люции.
И хотя огорчение ненавистных терринов подняло ей настроение, долго это не продлилось. Один беспечный вид Ванитаса всё испортил.
Она так и стояла напротив стола и с презрением взирала на шестого в окружении закусок и выпивки. И вроде бы просьбы мэтров выполнены, можно уходить, но отчего-то Люц не могла сдвинуться с места, словно приросла к полу. Даже защитный браслет из сапфировых бусин на запястье проверила, вдруг кто-то из свиты додумался наложить на неё чары.
— Желаешь вина, смертная? — предположил принц, а в его звериных глазах заискрились лукавые огоньки.
Люция передёрнула плечами и внезапно, даже для самой себя, выдала:
— Желаю, чтоб вы взялись за ум и меня перестали путать с вашим личным секретарём, принц.
— Удивительно, что тебя ещё со служанкой не путают. В таком-то прикииииде. — Язвительно протянула Меридия и выразительно оглядела Люц с ног до головы. Сесиль хихикнула, прикрыв улыбку веером из роскошных чёрно-золотых карт.
— Ничего, — с ухмылкой успокоил подружку Далеон, не сводя с Люции цепких, презрительных глаз. — Она и без этого статуса хорошо нам прислуживает… — выразительная пауза, — игрушкой для битья.
— Кто ещё кого бьёт, — буркнула Люц, с самым невинным видом разглядывая каменные барельефы над камином. Надеяться, что никто не расслышит, было глупо — у терринов абсолютный слух. Особенно у одного коронованного придурка.
Его бурлящий гнев почти физически ощущался на коже, а взгляд полный лютой злобы прожигал во лбу дыру. Он требовал внимания, ответа за опрометчивые слова…
И Люция, приосанившись, встретилась с ним глазами.
Оба взора горели ненавистью, такой глубокой и жгучей, словно не семь лет враждовали они, а много, много больше — всю жизнь. И ещё несколько прошлых жизней. И в мир этот являлись снова и снова только чтобы сойтись и опять возненавидеть друг друга. Уничтожить или…
Люц впилась ногтями в ладони.
Рядом с ним она задыхалась, будто вязла в липком зловонном тумане.
— А не слишком ли ты осмелела, убогая? — гадюкой прошипела Меридия и заизвивалась на месте, будто правда змеюка перед прыжком.
Её стройное тело обтягивало лёгкое усыпанное жемчугом платье цвета морской волны, точёные черты лица пленяли идеальной красотой, а покачивание гладких коралловых волос завораживало.
Но какая же гадина скрывалась за блистательной оболочкой принцессы амфибий. Самая мерзкая баба из всех.
— Думаешь, — едко продолжила она, вставая, — поднялась чуть выше прислуги и уже ровня нам?! Да если б не милость Императора, гнить тебе в подземельях, человечка! Я бы лично тебя пытала, содрала кожу и убила. Да за одно хамство Леону тебе надо выр!..
— Меридия, — осадил её принц. Рыбёшка-с-ногами потупилась и села на место, капризно поджав алые губки. — Чужачка просто забыла нашу маленькую шалость с вином. Видимо, хочет повторить. Хочешь, Люц? — почти нежно спросил он и проникновенно заглянул в глаза. Словно они не враги, а нежные друзья или любовники! Даже имя её озаботился вспомнить, хотя, Люция уверенна, оно песком царапало ему нёбо.
Скрипнув зубами, девушка мотнула головой.
Вопрос с «винной шалостью» — не тот, который можно проигнорировать с гордо задранным подбородком. Люц до сих пор лишь от одной мысли о той ночи покрывается липким потом и дрожью.
Она совершенно не помнит, что случилось. Лишь, как её насильно опоили коварным терринским вином и погнали куда-то. Дальше — пустота. Нашла себя Люция уже утром, в лесу, босую, в ободранном грязном платье с прорехой на груди. Шею и грудь покрывали красные пятна, словно следы от укусов слепней, а всё тело ломило.
Она чуть не поседела от переживаний, пока добиралась до комнаты, а после — отмокала в корыте. Пока осматривала себя в зеркале — все ногти сгрызла.
Люц боялась, что потеряла девичью честь и теперь ждёт «подарочек» в утробе непонятно от кого. Боялась, что могла сболтнуть лишнего в пьяном угаре и выдать свою полутерринскую суть. Боялась беспечно раздать магические клятвы или угодить под чары.
Боялась разоблачения.
Этот пробел в памяти — позорное клеймо на её репутации. Репутации перед собой, разумеется, остальным до неё дела нет. Ну, кроме Изабель. Перед ней Люции до сих пор стыдно. Ведь она так и не призналась, где пропадала ночью и по чьей милости, а Иза так волновалась…
А что на самом деле сотворила с ней в ту ночь свита принца, так и осталось для Люции загадкой. Да она и не желала знать.
— Ха-ха-ха! — звонко рассмеялась Сесиль и взмахнула веером из карт. — И правда забавный случай! Помню, как она удирала от наших собак. Чья это была идея? Устроить охоту?
— Моя. — Меридия гордо выпятила почти нулевую грудь. — Жаль не мои шавки её поймали, иначе бы чужачка сейчас не мозолила нам глаза.
— А чьи? — Люц выгнула тёмную бровь.
Зелёные глаза Орфея вспыхнули. Он весь подобрался и приготовился ответить, но Далеон его опередил:
— Не чьи. Собаки тебя не поймали.
И возразить ему никто не посмел. Ванитасы всегда говорят правду — это их проклятие. Потому в двойне больно выслушивать от Далеона оскорбления.
«
Далеон сунул руку в миску с любимыми конфетами и закинул пару мутно-зелёных горошин в рот. Разгрыз острыми клыками, не сводя с Люции пристального взгляда. Приятно запахло мятой, шалфеем и ещё каким-то травами, но нежный флёр быстро перекрыли алкогольные пары от щедрого глотка «Осеннего вина».
Люцию бы такой сразу с ног свалил. Ну почему ж ей не досталась от бессмертных предков переносимость к ядам и чародейским винам?!
— Чужачка… — Далеон внезапно посмотрел на Люц странным затуманенным взором, который совсем ей не понравился, и подался вперёд. Неловко взмахнул рукой, точно хотел дотянуться, но в итоге смахнул пиалу с конфетами. Хрусталь разбился об пол, горошины со стуком брызнули в разные стороны.
Повисла гнетущая пауза. Все с каким-то оцепенелым интересом наблюдали, как одна дражешка закатывается под книжный шкаф. Стук. Всё.
— Забыли, что хотели сказать, Ваше Высочество? — едва сдерживая ехидную улыбочку, спросила Люция, вновь оборачиваясь к принцу. — Старость не в радость?
Он сидел и с каким-то потрясённым видом таращился на разбитое ажурное стекло под босыми ступнями, словно не миску расквасил, а себя. Поднял взор и цыкнул:
— Язва.
Люц слегка поклонилась, как актриса на представлении. Орфей закашлялся, скрывая смех, Сесиль прятала улыбку за картами, Меридия недовольно поджимала тонкие губы. А Далеон откинулся на диване в прежней спесиво-расслабленной позе и натянул паскудную усмешку в лучших традициях картонных злодеев.
— Станцуй чечётку и можешь идти. Это приказ.
Н-да. Насмешки он не простил.
Люция протопала бойкий произвольный ритм, хлопнула в ладоши и взмахнула кудрявой гривой, откидывая её с плеча. Всё это с каменным лицом и невозмутимым достоинством в осанке.
Книксен.