Илона Волынская, Кирилл Кащеев
Ведьма и компания
История первая
По Слову моему…
Глава 1
— Ищщщи-и-и-и…
Протяжный вздох волной покатился по неоглядному травяному морю. Воздух наполнился гудением — рои крохотных существ взвились над травами невесомой серебряной дымкой.
— Ищщщи-и-и-и…
Черный смерч вынырнул из-за горизонта и полетел над равниной, разрезая полотна лунного света. Смерч несся к Большой Воде, перемалывая парящее над степью невесомое серебро, и оставляя за собой черную полосу полегшей травы. И вдруг свернул, ринувшись к бредущему в траве стаду мамонтов.
— Аа-а-аргх! — смерч распался и вынырнувшее из него приземистое кривоногое существо с куцыми крыльями угрожающе зашипело, скаля клыкастую пасть.
— У-у-ургу-гуу! — старая мамонтиха вскинула хобот и яростное трубное гудение понеслось над равниной. Качнулись две громадные шерстяные горы — сыновья встали рядом с матерью и гудение их хоботов подхватило грозный напев. — У-у-у-у-гуууу! — задрали хоботы молодые мамонты и даже малыши, старательно раздувая пушистые бока, выдували свой вызов. Ноги, похожие на стволы деревьев, ударили в землю и стадо двинулось вперед.
Крылатая тварь угрожающе заверещала и плюнула — желто-зеленый плевок ляпнулся на густую шерсть, и медленно испарился, наполняя воздух запахом жженого волоса, перемешанного с вонью мертвячины и болота. Мамонты шли. Тварь попятилась перед надвигающимися на нее живыми горами, хрипло и зло каркнула и… шумно молотя крыльями, взвилась прямо из-под нависшей над ней гигантской тени. Закружилась, скандально вереща над ухом у невозмутимо бредущей мамонтихи. Удар хобота был стремителен, как бросок змеи. Тварь ухватили за крыло… и с размаху шмякнули об землю. Та пронзительно заверещала и канула в высокую траву как в воду. Стадо неспешно двинулось дальше.
Над качающейся травой, загребая одним крылом, медленно поднялась тварь. Долго, но молча плевалась мамонтам вслед — там, где падали ее плевки, возникали черные вонючие островки выжженной травы. Наконец плюнула в последний раз, зашипела, и снова окуталась черным вихрем. Вихрь покатился прочь, то и дело сплющиваясь, и выписывая замысловатые загогулины.
— Ищщщи-и-и-и…
Высокие стебли раздвинулись, из травы поднялись закутанных в шкуры мужчины. Молодой охотник тесно свел брови: если так сделать, старые-картинки-в-голове становились ярче и словно бы не такими старыми:
— Макуша! — он ткнул вслед мамонтам каменным наконечником копья.
Вождь качнул головой — запрыгали по плечам вплетенные во всклокоченные волосы камушки, пестрые перья, яркие травинки:
— Меховая гора… — обронил он, не отрывая настороженного взгляда от уносящегося прочь смерча.
— У-у-у! — замотал головой молодой охотник. — Макуша! — и снова потыкал мамонтам вслед.
— Макуша. — терпеливо пояснил вождь и для наглядности скруглил руки перед грудью. — Меховая гора. — пальцами показал подобие бивней и помахал рукой как хоботом. Жалостливо поглядел на молодого, неспособного отличить девку от мамонта. Какой из него охотник?
За спиной у молодого давились смехом остальные.
— Вввррх! — молодой аж подпрыгнул от злости. — Макуша не давать бить мохнатую гору! Давно! — махнул рукой за спину, будто указывая нечто, оставшееся позади.
Теперь уже вождь посмотрел вслед бредущим мамонтам и не только сдвинул брови, но еще и почесал в волосах, заставляя старые-картинки-в-голове разгореться. Картинки появлялись плохо: давний мамонт заходил в живот, выходил из живота, чего ему в голове делать? Живот забурчал, напоминая, что вот тот мамонт в живот так и не зашел, и картинка-в-голове сразу стала яснее. Было. Давно: Макуша выпрыгнула на тропу и замахала руками, не давая толстому мамонту подойти к выкопанной в земле яме. Ту яму все охотники рыли, пока глядящий сверху Горячий Глаз не сменился Холодным. Вождь Макушу побил. Потом отвел Макушу к Ведающей, и та ее тоже побила. А не оставляй племя без еды. Потом Макуша отвела племя к большой деревянной колоде, полной белого-вкусного, какое течет из мамонтих, и все пили. Макушу били еще, но нового белого-вкусного не появилось и бить Макушу перестали — зачем, раз съестного от того не пребывает? Только Ведающая с тех пор как глядела на Макушу, сдвигала брови.
— Та меховая гора убежала. Нету. — вождь покачал головой. Зачем мамонт, которого давно нет? Они ловят Макушу.
Молодой закрутился на месте, не зная, как передать вождю то, что долбилось в его голову как птенец изнутри в скорлупу:
— Гора — убежала! Макуша — убежала!
Ну что непонятно? Была Макуша — убежал мамонт. Теперь убежала Макуша — а вон они, мамонты!
Вождь снова нахмурился…
— Ищщщииии! — взвыло над равниной, заставляя травы колыхаться, как под самым сильным ветром.
Вождь с криком схватился за виски — на голову будто мамонт наступил, только изнутри. Хлюпнул носом, подбирая кровавую струйку, и призывно взмахнув копьем, побежал в сторону, противоположную умчавшемуся вихрю. Молодой охотник вместе с остальными бежал следом: Ведающая злиться, надо искать! Про мамонтов он уже забыл.
Стадо добрело до Большой Воды. Высокие стебли недовольно зашелестели, когда мамонты вломились в осоку и сгрудились, погрузив хоботы в воду. Между стеблями вдруг начало медленно всплывать что-то округлое, темное… Громадный полый пень от выломанного Очень Большой и Страшной Водой дерева закачался на прибрежных волнах. Шерсть на боку старой мамонтихи зашевелилась… и в хлюпающую на дне полого пня воду полетел сшитый из шкур мешок, а следом соскользнула юркая человеческая фигурка в обмотанной вокруг тела скобленой шкуре. Один из мамонтов сунул хобот в пень и принялся высасывать воду. Пень всплыл еще больше, а стоящая на дне фигурка потянулась к старой мамонтихе и обняла ту за хобот обеими руками.
— Фрррр! — ласково выдохнула мамонтиха. — Фрр-фрррр!
«Дитя, вскормленное моим молоком… — говорила мамонтиха — ее слова почтительно слушал и мотал на кончик хобота каждый в стаде. — Дитя, спасшее и меня, и моих сыновей, и все стадо — куда теперь идешь ты? Оставайся с нами, мы сумеем защитить тебя.»
Крепкий кулачок отер зареванное личико, покрытое разводами грязи, смешанной с кровью из многочисленными ссадин. Хотя даже под этой коркой можно было разглядеть пухлые губы, вздернутый нос и громадные зеленые глазищи с длинными ресницами — внутри полого пня стояла девчонка. Она еще раз обняла хобот и решительно помотала головой.
«Как знаешь». — шумно вздохнула мамонтиха и хоботом оттолкнула пень от берега. Скребя по дну корнями, пень неловко отплыл от берега. Еще толчок хобота, могучий мамонт размахнулся… Девчонка, сдавленно ойкнув, кувыркнулась на дно, а пень, вертясь и покачиваясь, медленно поплыл вдоль берега. Девчонка проводила уходящих мамонтов взглядом и уселась на мокрый мешок, то поглядывая на берег, то запрокидывая голову к Большому Черному Пологу с рассыпанным по его полотнищу сверкающими камнями.
Пень сильно качнуло, будто на полощущие в воде корни навалилось что-то тяжелое… Он завалился на бок, чуть не ложась на воду — едва не вывалившаяся наружу девчонка отчаянно уперлась ногами в стенки из коры… Бледные ладошки с силой ухватились за стенки пня, и в отверстие заглянуло мерцающее, как лунная дорожка, и полупрозрачное, как вода, девичье личико. Зеленые пряди вились вокруг него будто колышущиеся под водой водоросли.
— Вижу тебя! — невнятно прогундела зеленоволосая сквозь зажатую в острых клыках рыбешку. Неподвижные круглые глаза уставились на прячущуюся в пне девчонку, а измазанные чешуей и бледной рыбьей кровью губки растянулись в жуткой улыбке. — Тебя по всей земле ищут? А ты на воде! — она сплюнула рыбешку, остренькое личико стремительно вытянулось — и зубы громадной щуки щелкнули над рухнувшей на дно полого пня девчонкой. И замерли, зажав между челюстями… лохматую заячью безрукавку. Щучья морда медленно втянулась, снова сменившись девичьим личиком.
— Мне? — недоверчиво спросила зеленоволосая. — Дай! Дай! — черные когти схватили пушистый мех и зеленоволосая пропала. Пень снова накренился, бьющаяся на дне рыбка дернулась и вывалилась наружу.
Девчонка осторожно выпрямилась, выглядывая сквозь отверстие. Свернув в кольцо раздвоенный хвост, зеленоволосая сидела на полощущихся в воде корнях и самозабвенно крутила в перепончатых руках безрукавку: когти пощелкивали по нашитым у ворота костяным бусинам, теребили бахрому из беличьих хвостов. Наконец с восторженным писком она натянула безрукавку и сиганула в воду, только раздвоенный хвост плеснул. Вынырнула позади пня — мех безрукавки был мокрым насквозь и обвис, часть бусин оторвалась, но восторга хвостатой это не уменьшило: поверх безрукавки теперь красовались бесчисленные низки из ракушек. Гордо выгнув хвост и выпятив грудь, она закачалась на воде, предлагая на себя полюбоваться. Выглядывающая из пня девчонка судорожно закивала головой.
— Чего хочешь взамен? — хвост звучно хлестнул по воде.
Девчонка молча указала рукой. Там, вдалеке, посреди Большой Воды, громоздилось что-то мрачное, грозное, в темноте похожее на громаду облаков.
— Нельзя! Запрет! — хвостатая метнулась в сторону — ее полупрозрачное личико исказил ужас. Девчонка молчала. Хвостатая подплыла обратно, искоса поглядела на девчонку, потеребила бахрому безрукавки. — Хочешь рыбки? А ракушку? — зашипела сквозь оскаленные клыки, когда девчонка покачала головой. Метнулась туда-сюда и наконец неохотно процедила. — До берега не повезу, только до прибоя.
Девчонка кивнула, хвостатая зашипела снова, уперлась обеими руками в стенки пня и стремительно заработала хвостом. Взбивая корнями пену, пень рванул поперек Большой Воды к далекой темной громаде. Девчонка снова свалилась на дно и на всякий случай уперлась ногами в стенки.
— Сестрица! Сестрица-водяница! — разнесся над водой голосок, похожий на журчание воды в ручейке. Девчонка чуть не взвыла в своем убежище.
— А что ты тащишь? А зачем? — прожурчало совсем рядом, за стенкой пня и послышался скрежет, будто толстый чешуйчатый хвост потерся об кору. Пень качнуло и тут же раздался пронзительный визг. — А это у тебя что-что-что? Где взяла? Дай! Дай!
— Не дам! Мое! — завизжала в ответ хвостатая. Пень закружило, девчонку внутри перевернуло, чуть не поставив на голову. Громадный рыбий хвост поднялся над отверстием и с грохотом обрушился на пень. Едва успев вцепится в мешок, девчонка вылетела в воду. Темная вода захлестнула с головой, залила глаза, нос, раззявленный рот, девчонка отчаянно забила руками и ногами. Ее вдруг схватили за ворот и выдернули из воды. Вторая хвостатая, не с зелеными, а ржаво-бурыми волосами, прошлась когтями по стянутым на плече шкурам.
— Дай! — взвизгнула эта вторая водяница. — Хочу-хочу-хочу! — вытянутые рыбьи челюсти щелкнули у самого лица девчонки.
Над водой разнесся клекочущий вопль… и черный смерч сорвался с далекого берега, втянул в себя воду, и понесся по лунной дорожке прямо к полуутопленной-полузадушенной девчонке. Из сплошного кружения воды и ветра высунулась оскаленная клыкастая рожа, протянулись когтистые лапы…
— Куда лезешь? — заверещала водяница. — Я нашла! Мое! Пошло вон! — водяница отшвырнула девчонку… гам! — прыгнула и щучьей пастью вцепилась твари в рожу. Смерч рухнул, точно затянутый под воду, а тварь заорала.
Девчонка замолотила руками по воде… Волна, похожая на холку мамонта, пронеслась навстречу бегу Большой Воды, приподняла и поволокла к берегу. Девчонка успела оглянуться — водяница и тварь из смерча сцепились в неразрывный клубок: летели во все стороны ржаво-багровые патлы, молотили куцые крылья твари и от пронзительного визга обеих бурлила вода. Уносящая девчонку волна взвилась, здоровенный рыбий хвост наподдал под спину и девчонку швырнуло в пенную кромку прибоя.
— Отдарилась! — выкрикнула водяница в мокрой меховой безрукавке, взмывая в прыжке. — Больше не попадайся — съем! — и рухнула в воду, только раздвоенный хвост мелькнул.
Девчонка поднялась на четвереньки, отчаянно отплевываясь от водной пены, вскочила и что есть духу помчалась к нависающим над водой черно-багровым камням. Прыжок! Белкой она взметнулась на скальную стену, и быстро и ловко полезла наверх, цепляясь за выступы и ставя ногу в зазоры между камнями.
За спиной раздался пронзительный жалобный крик, и тут же победно взвыла тварь из смерча. Оглядываться девчонка не стала — она и так знала, что черный вихрь уже кружит на поверхности воды, вот он становится плотнее, выше, несется все быстрее… Урррр-урррр! — вихрь ринулся к прибрежной скале, на которой, словно приклеившись тощим животом к камням, распласталась девчонка. Рррррр! — утробно рыча, вихрь поднялся над водой… Девчонка отчаянно рванулась вверх и в один миг перемахнула скальный карниз. Вихрь с воем впечатался в камни.
Девчонка изо всех сил понеслась к возвышающейся невдалеке плотной стене деревьев — мешок из шкур подпрыгивал у нее на спине, точно подгоняя.
— Аууууурррр! — черный смерч мчался следом, из его кружения потянулись шишковатые, похожие на сухие сучья лапы, и сомкнулись у девчонки на плече… Молча, без крика, та рванулась… кровь обильно хлестнула из располосованного плеча. Девчонка упала на колени, вскочила, нырнула, уворачиваясь от щелкнувшей у нее над головой лапы — когти полоснули по мешку — и с разбега вломилась в высокие кусты, усыпанные круглыми сиреневыми венчиками. Черный вихрь ринулся за ней… и вдруг завис перед сплетением колючек, то взлетая, то опадая до самой земли и пронзительно визжа. Наконец сдался, и понесся обратно, сиганув с высокого скального берега вниз, на Большую Воду.
Девчонка раздвинула ветки, поглядела вслед твари, потом перевела внимательный взгляд на колючие кусты, и наскоро перетянув отодранным клочком шкуры разорванное плечо, двинулась вглубь леса. Затрещало. Девчонка метнулась за широкий древесный ствол, морщась от боли, сунула руку в мешок и принялась растирать что-то по рукам и лицу. Запыхтело… мимо протопали громадные медвежьи лапы — судя по этим лапам медведь в холке доставал до нижних ветвей деревьев. Лапы остановились… Раздалось сопение — медведь принюхивался. Девчонка скорчилась за стволом — между пальцев у нее сыпалась мелкая травяная труха. Медведь громогласно чихнул — сухие иголки и старая листва шумно осыпались с деревьев — и потопал дальше. Девчонка выползла из-под кучи опавших иголок… и прижимая пропитанную кровью тряпку на плече, опрометью помчалась через лес. Нога скользнула на влажной листве… она кубарем покатилась вниз по невысокому лесному склону… и выкатилась из-под прикрытия деревьев прямо на открытую небу круглую поляну.
На поляне колыхались под ветром ровные ряды налитых зерном колосков. А вокруг, точно собрались на танец, выстроились невысокие крепкие яблоньки. На самых хрупких и молоденьких висели обычные лесные яблоки: твердые, как камешки, и мелкие, размером с мужской ноготь. Зато на остальных… может, то была обманка лунного света, но яблоки были… просто огромными! С целый детский кулак! И такие призывно-зеленые, что рот сам собой наполнялся слюной!
Вокруг деревца с самыми крупными яблоками, полностью закрывая его своими огромными тушами, сидели чудовища: два крылатых змея с радужной чешуей и еще одно, похожее на степного пса, только огромное и с торчащими из лопаток рябыми крыльями. Чудовища медленно повернули огромные головы. Одно, переливающееся, словно цветная галька в роднике, кинуло в пасть полную горсть крупных зеленых яблок и принялось жевать, задумчиво глядя на скорчившееся у его лап тельце. Девчонка тихо охнула… и провалилась во тьму.
Глава 2
— Хлююююп… Хлююююп… — что-то влажное и шершавое прошлось по коже.
— Ты ее сейчас как кусок соли слижешь. — насмешливо хмыкнул глубокий, очень красивый мужской голос.
— У нее кровь вкусная. — ответил второй, с раскатистой рычащей хрипотцой — и мокрое-шершавое снова прогулялось от пяток до кончика носа.
Кровь? Ее сейчас съедят! Девчонка замерла неподвижно — вдруг примут за дохлую? Вдруг они дохлятину не едят? Но предательская дрожь охватила тело, заставляя зубы мелко постукивать.
— Кажется, оно замерз-с-с-ло. — прошипел женский голос. — Разожги огонь, Кингу Велес.
— Воля Владычицы… — ответил глубокий мужской голос, что-то зашипело…
Огонь? Нет, только не огонь, не здесь! С хриплым криком девчонка взвилась на ноги и кинулась к покачивающимся под ночным ветерком колосьями, будто собираясь их обнять широко распахнутыми руками… Словно толстая змея обвилась вокруг ее щиколотки, ее дернуло и поволокло животом по траве, она повисла вниз головой… глядя в лицо черноволосой женщине. Или… и не женщине вовсе? Она совсем не походила на баб племени: разметавшиеся по узким плечам (как с такими-то коренья копать?) волосы смахивали на змей, лицо было резким и каким-то… острым, как каменный скребок, а глазищи огромные: в выгоревшей под Горячим Глазом степи сухой травой да пылью как дунет — не проморгаешься!
— Что это она? — с любопытством спросила женщина.
Девчонка покачивалась в воздухе, потом начала медленно вращаться… вокруг ее щиколоток и впрямь обвивался толстый змеиный хвост. Гибкий, сильный, покрытый радужной чешуей, он изгибался в траве… и заканчивался женскими бедрами.
— Эй, ты! — змеиный хвост встряхнул девчонку за ноги… а… второй змеиный хвост повернул ей голову так, чтоб женщине было лучше видно. — Тебя как зовут?
— Ты и впрямь надеешься услышать от зверька имя, Супруга моя и Владычица? — насмешки в глубоком красивом голосе прибавилось. — Я уже видел этих существ — обычные животные. У здешних водяниц хоть хвост есть, почти как у тебя, дорогая. И разговаривать с ними можно, хотя они изрядно приулитковаты… — за плечом у женщины появился… ОН! И уставился на раскачивающуюся в воздухе девчонку такими же громадными глазищами, прорезанными узким золотым зрачком.
В животе у девчонки стало тяжело и холодно, будто туда вошел наконечник каменного копья, а потом вдруг сразу горячо. Он был… он был… он был… Она и не знала, каким ОН был, она только хлопала глазами, как если бы глянула в Горячий Глаз! Это ночью-то!
— Выходит, смахивают на Мать нашу не только хвостом? — раскатисто расхохотался второй, появляясь за другим плечом женщины. Лохматый, всклокоченный, глаза раскосые, обычный, словом, хоть и с крыльями…
— Не дерзи! — второй хвост исчез и раздался сочный шлепок, как от подзатыльника, лохматый-крылатый покачнулся и снова рычаще расхохотался.
— Макуша! — вдруг выпалила девчонка, не отрывая глаз от того, первого (у него волосы черные, а на лице ничего, и на груди шерсти нет, и на руках!) — Не зверек. Имя знает.
— А-ай! — хвост судорожно дернулся и Макуша отлетела прочь. — Оно разговаривает! — и женщина как по дереву скользнул по НЕМУ, обхватив ЕГО руками за плечи, а хвостами обвившись вокруг пояса.
Макуша вскочила, сжимая и разжимая кулаки — куда эта змея ручонки свои слабосильные тянет? Когтистые такие ручонки… И отблескивают… странно. Макуша шумно выдохнула и с трудом оторвав взгляд от НЕГО, обвела глазами поляну. И тут же позабыла обо всем, даже… даже о НЕМ. Она медленно опустилась на корточки, уткнулась лицом в колени и заплакала, не слушая голосов над головой.
— Плачет, видишь? — прошептала женщина, разжимая пальцы на шее темноволосого красавца. — Она не зверек.
— Лани плачут, Владычица. — возразил лохматый.
— И разговаривают?
— Все звери разговаривают! — искренне обиделся лохматый. — Надо только понимать об чем с ними говорить. Волку, к примеру, об меде не интересно, ему бы об мясе. А о мирах, да судьбах богов…
— Об этом уже никому не интересно! — резко оборвала его та, которую называли Владычицей. — Сейчас я хочу знать, почему плачет вот оно… она… Нет, еще раньше я хочу знать оно это или она! Эй ты, отвечай! А то по тебе не очень-то видно!
Обида пробилась даже сквозь владеющее Макушей отчаяние. Она оторвала зареванное лицо от коленей, бросила завистливо-пренебрежительный взгляд на Владычицу.
— Все понятно, оно самочка. — хмыкнула Владычица и самодовольно выпятила грудь.
— Девка я. — процедила Макуша и принялась оглядываться. — Шкура-то моя где? — нечего тут всяким змеюкам — сравнивать!
— Это не твоя, это оленья… Аррр, тут еще и волчья! — лохматый вертел в руках ее промокшую и изодранную рубаху.
— Моя! — Макуша вырвала шкуру у него из рук. — Я их сама скоблила! — она замоталась в шкуры, помогая себе зубами, стянула разорванные завязки на плече.
— Зачем она это делает? — Прижимаясь плечом к НЕМУ, прошептала женщина-змея, с любопытством глядя на Макушу.
— Мерзнет, наверное… — неуверенно ответил ОН.
— И натягивает на себя… чужую шкуру? — изумление в голосе лохматого было глубоким как Большая Вода. — Ей своей мало?
— Она у нее… какая-то драная. — разглядывая царапины на Макушиных плечах, хмыкнула женщина-змея.
— Ничего не драная! В шкурах все ходят! А у тебя живот во… как земля ровный! — Макуша для наглядности топнула пяткой по земле. — У нас в племени бабы есть, у которых брюхо, знаешь, как висит! — и с гордостью помахала руками чуть не у самых колен. Зажмурилась в ожидании удара — за такое не сама змеюка, так мужики ее враз прибьют! Ну и хорошо.
— Все… ходят? — переспросил ОН. — Любопытно…
Макуша приоткрыла один глаз. Нанесенную ею смертную обиду как и не заметили? Может, они слабые — иначе чего не бьют? Макуша с сомнением поглядела на НЕГО и… Ух-ху! Рот у нее изумленно приоткрылся. От его живота, словно проступая сквозь кожу, расползалась чешуя: полоса синяя, как вода, желтая, как огонь, бурая, как земля, и почти прозрачная, как марево в жаркий день над Большой Водой. Чешуя покрыла грудь и захлестнулась на одном плече, точно как завязки Макушиной шкуры.
— На меня погляди! — подскочил лохматый — теперь его покрывал мех! Гладкий плотный собачий мех на человечьем теле — также сходящийся на одном плече! На одном — людская кожа, а на другом — мех… растет! Как на настоящем псе! Макуша попятилась.
— Совсем безголовые! Смотрите, как надо! — женщина изогнулась, так что черные, похожие на извивающихся змей, пряди мотнулись по земле, крутанулась на хвостах… Макуша ахнула и даже про страх позабыла, и что прибила бы змеюку, дай только способ. От хвостов и до подмышек, оставляя только человечьи плечи, змеюку закрыла чешуя… но какая! Многоцветные чешуйки складывались в узоры, от которых глаз не отведешь! По бедрам ровненькие завитки голубой волны, на спине дерево, по рукам волки бегут, а на пупке, на пупке-то — мамонт!
— Красота! — восхитился лохматый.
— Ты прекрасна, как всегда, дорогая, и в то же время — как никогда! Ты — извечная тайна! — склонил голову к плечу ОН — глаза его смеялись.
— Ты всегда знаешь, что сказать, Змей мой и Супруг! — растроганно вздохнула змея и Большая Вода на ее груди вскипела волной и рассыпалась серебряной пеной. — Эй-эй, а ты, зверушка, прими руки! Уберите ее от меня! — отгоняя Макушу, будто одно из тех мелких-кусачих, что кровь пьют, Владычица поджала хвосты.
Макуша только рыкнула и вцепилась ей в ладошку — вот уж где и вовсе непонятное, даже на когтях чего-то! — и тут с высоты донеслось протяжное, торжествующее гудение: у-у-у-у! Будто неслось оно над вершинами деревьев… Макуша застыла, только и успев подумать: Ведающая племени, она ведь всегда так… отвлечешься, тут она и появится, да палкой по дурной башке, чтоб не держала в той башке лишнего, а работу сполняла — шкуры скребла, али мясо рубила. Вот и сейчас… Макуша подняла полные отчаяния глаза — туда, где мрак был еще гуще, словно что-то черное закрыло блестящие камешки на Черном Пологе… и метнулась к НЕМУ.
— Беги! — закричала она, толкая ЕГО обеими руками в чешуйчатую грудь. — Быстро беги!
— Дикая совсем зверушка! — хватая ее за запястья, пробормотал ОН.
Макуша рванулась — остальных-то двоих пусть едят, что ей, а ЕГО, ЕГО она спасет!
Черный вихрь, торжествующе завывая — нашел, поймал, заглочу! — рухнул с крон деревьев на поляну.