Обратная сторона долга

— Красиво здесь, — сказала я.

— Противно здесь, — отчеканила Аня. — Не будь это место для развлечения немцев, я безумно бы любила его, а так это просто мучение и не более.

— Аня, сколько лет Алексу? — спросила я, примеряя смешной рыжий кудрявый парик.

— Тридцать шесть.

— Вдвое старше меня, — протянула я.

— Ну, так это же твой конек, мужики падки на молодость. А если учесть, что ты очень похожа на его почившую женушку, то раз, два, и вуаля, он у тебя…, — Аня не успела договорить.

— Между ног, — закончила я фразу за нее.

Аня посмотрела на меня строгим взглядом:

— Под каблуком я имела ввиду. Но на самом деле не все так просто, как может казаться. К нему нужен особый подход.

Я нервно ответила:

— Будет ему подход особый, будь он неладен. Скоро мы поймем, что все пойдет как надо или провалится ко всем чертям. А сейчас мне нужно опробовать инструмент.

— Хорошо, идем, познакомлю тебя с нашим красавцем.

Я села за фортепиано и положила свои руки на клавиши. Черно-белые полоски мне маленькой казались такими красивыми, а чарующий звук, который они издавали, находил отклик в самых отдаленных уголках моей души. И как я могла знать, что именно этими клавишами я сыграю мелодию своей дальнейшей судьбы, когда Аида Львовна увидит меня, худенькую девчушку в платье в горошек с двумя смешными косичками на концерте в детском доме в Москве? Мои раздумья прервал громкий шепот моей новоиспеченной подруги:

— Катя! Пять минут до открытия! Быстро за кулисы!

Печально проведя пальцами по дорожке из клавиш я пошла в гримерку. Аня была уже одета в открытый костюм для танцовщиц кабаре, а рядом стоял высокий молодой человек с орлиным носом в костюме солдата.

— Это Александр, ну или просто Сашка, он мой напарник. Замечательный человек, прекрасный артист и музыкант, — торжественно представила она мне его. — Я вкратце посвятила его в тонкости нашего дела, — уже шепотом добавила Аня.

Я смотрела на молодого человека, а он в это время заливался ярким румянцем, который с головой выдавал тот факт, что я ему понравилась. Мне стало неловко. Чтобы как-то разрядить обстановку, пока Анька доводила до совершенства свой грим, я спросила у нового знакомого:

— Вы здесь уже давно, расскажите мне что-то о Алексе фон Рихтере. Любая мелочь может мне помочь.

Сашка быстро пришел в себя и уже со всей серьезностью сказал:

— Да что тут скажешь. На крупного зверя замахнулись. Занимает высокую должность в главном штабе. Раз в две недели конвой привозит документы в немецкий штаб, бумаги явно особого рода, раз возят с таким сопровождением. Он, оберст и еще один офицер подписывают их и конвой уезжает. Пару раз в месяц ездит куда-то, обычно по понедельникам, возвращается в среду. В этот вечер среды он сюда не приходит. У нас есть человек, который наблюдает за главным штабом. Так вот он это все докладывает — кто, к кому и когда. Как человек отличается особой сдержанностью, лишнего никогда не болтает, жестокостью не славится. Просто солдат, а не член банды головорезов, коими являются офицеры СС, например.

Сашка пару минут молчал и затем добавил:

— Катерина, что касается личной жизни майора, поскольку я думаю это главная часть твоего задания, то здесь могу сказать одно — никого. Ни постоянных, ни разовых женщин. Мужик ли он, — скривив губы в презрительной улыбке злобно проговорил парень.

Зазвучала музыка и Сашка с Аней вышли на сцену. А меня продолжили терзать мрачные мысли о том, смогу ли я справиться с этим заданием. Полгода работы с психологом при штабе! Были ли они? Сейчас мне предстояло встретиться лицом к лицу с мужчиной, на фотографию которого я смотрела за это время чаще, чем на себя в зеркало. И девочка в глубине души, несмотря на психологическую подготовку, начинала тихо плакать. Я подошла к столу, на котором стоял недопитый Аней бокал красного вина, и сделала глоток. Приятное тепло разлилось по телу и нервное напряжение немного отступило. И тут я услышала, как Анька, закончив свой номер, объявляет мой выход:

— А сейчас, уважаемые дамы и господа, я хочу представить вам изюминку нашего сегодняшнего вечера, юное дарование, мадмуазель Катерину. Она сыграет на фортепиано отрывок из пьесы Вагнера «Феи».

ГЛАВА 4

Занавес поднялся и я вышла на сцену. Странное чувство непреодолимого страха охватило меня. Оно длилось всего мгновение, но было настолько пронзительным, что я невольно закрыла глаза. По залу пробежал шепот и прозвучала насмешливая реплика:

— Наверное, мадмуазель поняла, что тонкая игра великого композитора ей не под силу.

Немцы так любили Вагнера, что мне было просто невыносимо противно играть эту тяжелую музыку. Я великолепно музицировала, чему была обязана моей строгой бабушке, которая при малейшей ошибке била меня по рукам. Когда я была малышкой, мне это казалось кощунством. Но теперь, о, бабушка, как я тебе благодарна! Я гордо вскинула подбородок и на чистом, без малейшего оттенка акцента языке, прекрасно отшлифованном в штабе подготовки разведчиков, бросила в зал фразу:

— Я сыграю, а кто усомнится в моем таланте после прослушивания, прошу на сцену проявить себя в том же качестве.

Сидевший за столиком в первом ряду немолодой офицер поднял бокал и громко сказал:

— Достойный ответ для такой юной особы. Давайте поддержим ее аплодисментами.

Все захлопали, а я заняла место возле фортепиано. Музыка всегда меня успокаивала. Раньше, когда становилось тяжело на душе, я садилась за старенький рояль в детском доме и под звуки мелодии уносилась в такое дорогое для меня прошлое. Туда, где не было войны, где я с братом сидела на кухне и уплетала мамины пирожки, а бабушка ворчала, что если я буду столько есть, то обязательно стану толстой, как тетка Марфа, бабушкина сестра, и меня никто не возьмет замуж. Я смеялась и игриво протягивала руку за следующим пирожком, а мама гладила по голове и говорила, что из меня в любом случае вырастет красавица независимо от количества съеденных мной пирожков. Сколько времени прошло! Как же это было мучительно больно вспоминать. И вот я здесь, среди ненавистных мне и моему народу фрицев играю не только музыкальное произведение, но и одну из самых сложных партий в моей жизни. Клавиши под моими пальцами запели волшебную мелодию. Я никогда не любила партии Вагнера, они был слишком тяжелы для моего восприятия. Но как нельзя кстати пригодились мне. Кто б подумал! Я нахмурила брови. Рояль был плохо настроен, для неискушенного уха музыка, которую он издавал, была безупречна. Но не для меня. Я поморщилась, подумав, что бы сказала моя бабушка, услышав игру такого инструмента. Ход моих мыслей был прерван в считанные секунды. Кто-то резко взял меня за подбородок и молниеносным движением заставил подняться, тем самым прервав выступление. Вслед за молчанием рояля в зале тоже воцарилась тягостная тишина. Все смотрели на сцену. Опомнившись я подняла свой взор на человека и встретилась взглядом с невероятного небесного цвета глазами, в которых читалось сразу несметное количество обуревавших их обладателя чувств. Там был и гнев, и печаль, и надежда, ненависть, что только я не увидела в этих глазах за то короткое мгновение. Передо мной стоял Алекс собственной персоной. Его пальцы крепко держали меня за подбородок, не давая опустить голову или отпрянуть в сторону. Кожей я чувствовала, как его рука едва уловимо дрожала.

— Простите, господин офицер, если вам не нравится, я могу сыграть что-либо другое, — придя в себя тихим голосом проговорила я.

Но немец молчал, пристально изучая мое лицо.

Из зала послышался оклик:

— Алекс, оставь барышню в покое. Дай ей доиграть. Черт бы тебя побрал! Чего ты выперся на сцену?

— Алекс наконец присмотрел себе девку, — хмыкнул другой, уже изрядно пьяный голос.

Молодой офицер отпустил меня и медленно окинув с ног до головы взглядом, который будто говорил мне, что наше знакомство продолжится, покинул сцену. Меня колотила дрожь. Я совсем, оказывается, не была готова так резко столкнуться с ним лицом к лицу. Доиграв это проклятое произведение я встала и сделала реверанс. Кто-то из немцев подарил мне цветы. В зале стоял громкий шум аплодисментов, который совершенно не заглушал гул от пульсировавшей крови в ушах. Я поклонилась и зашла за кулисы. В гримерке сидела Аня и нервно курила. Увидев меня она подскочила и обхватив за плечи защебетала:

— Ну, дорогуша, я такого не ожидала. Видать ты и правда, как две капли воды с его женушкой. Видела бы ты его в тот момент, когда вышла на сцену. Он стал бледным, как полотно. У меня прям колени подкосились от радости, что зацепило его так быстро. Это же успех, Катька. Ну, держись, немчура чертов, теперь!

Анька была явно довольна тем, что я прошибла эту броню непоколебимости, которой славился гордый офицер вермахта.

— Где он сейчас? — спросила я.

Анька украдкой выглянула в зал.

— Не знаю. В зале его нет, вышел, наверное. Слушай, у меня сейчас еще два выступления. Потом я зайду переодеться и нужно же будет представить тебя Фридриху. Выйдем, посидим у него за столиком, я познакомлю тебя с офицерами, затем пойдем домой. А пока сиди в гримерке. Соберись с мыслями. Дверь запри и не открывай. А то мало ли.

— Да, конечно, — ответила я.

Анька под громкие аплодисменты выбежала на сцену, а я села на небольшую софу в углу комнаты и придалась мыслям о человеке, о котором так много слышала и которого только сейчас смогла увидеть вживую. Алекс был хорош собой, этого у него не отнять. Высокий, стройный, он был выше меня на целую голову. Тонкие черты лица, волевой подбородок и небесно-голубые глаза выдавали в нем чистокровного арийца. Какое-то невероятно теплое ощущение наполняло меня изнутри и придавало умиротворения. «Благо, что он хоть на жабу не похож, это облегчает мне задачу», — подумала я и улыбнулась. Звуки музыки стихли и зал взорвался аплодисментами. Аньку явно любили немцы. Это было немудрено. Яркая, веселая, с звонким смехом она приковывала взгляд любого, с кем оказывалась рядом.

— Фух, — выдохнула она и как легкая бабочка впорхнула в гримерку, затем плюхнулась на стул и потянулась за сигаретой. — Дай мне пару минут, кошмар как устала,

Сделав пару затяжек и бросив мне небольшой тюбик сказала:

— Алекс, кстати, вернулся. Он за столиком с Фридрихом и еще некоторыми офицерами. Подкрась губы, совсем помаду всю съела.

Пока я красила губы и приводила себя в порядок, Анька успела переодеться в красивое черное платье с длинными кружевными рукавами и глубоко открытым декольте.

— Красота — страшная сила, — удовлетворенно проговорила она, довольным взглядом окидывая себя в зеркало, потом придирчиво осмотрела меня. — Подожди, последний штрих, — она достала из ящика стола небольшой стеклянный пузырек и брызнув пару капель себе на запястье протянула его мне. — Настоящая мадмуазель должна благоухать дорогими духами.

Я нанесла несколько капель на декольте и блаженно закрыла глаза, ощутив, как пьянящий аромат окутал меня с ног до головы.

— Идем, — Анька ободряюще сжала мою ладонь и мы направились в зал, где за столом, богато уставленном разнообразными закусками сидели немцы.

— Жрут, скоты, и не давятся, — прошипела мне Анька, и с широкой улыбкой добавила, подойдя к столу, — господа офицеры, позвольте.

Один из них поднялся и галантно помог занять нам места. Мне досталось место напротив Алекса, Анька же села слева от меня.

— Я хочу познакомить вас с моей родственницей, Катериной. Девочка чрезвычайно талантлива, музицирует, танцует. Настоящая находка для нашего театра.

— Чистой воды бриллиант, — проговорил сидящий справа от меня офицер.

Мне стало неприятно от его пристального взгляда.

— О да, господин Габриель фон Вольф, вы, как ценитель истинной женской красоты, верно подметили, — и уже обращаясь ко мне проговорила: — господин майор славится тягой ко всему утонченному и дорогому. А это, Катюша, похититель моего сердца, господин Фридрих фон Штейге, непревзойденный игрок и ловелас, — Анька бросила на немца игривый взгляд и подала ему руку для поцелуя, которую тот довольно прижал к своим губам.

«Падок на лесть», — вспомнила я слова Ани.

— Ну а это, — не унималась моя спутница, переводя взгляд на Алекса. — О, детка, это самый загадочный и неукротимый посетитель нашего великолепного заведения, господин Алекс фон Рихтер.

Надо отдать должное, Анька была великолепной актрисой. В любой момент она могла начинать смеяться и кокетничать, даже если на душе скребли кошки. Я же в этот момент сидела и испуганно хлопала своими длинными накрашенными ресницами и совершенно не понимала, как себя вести среди этих красивых и сильных молодых мужчин, которые с несказанным интересом смотрели на меня.

Алекс же сидел напротив, небрежно откинувшись на спинку стула, и с пристрастием наблюдал за мной. После первого впечатления, которое я на него произвела во время игры на рояле, он, казалось, совершенно оправился и теперь, как ни в чем не бывало, взирал на меня. Мне этот взгляд был неприятен, поскольку его магнетизм поднимал во мне волну непонятных мне чувств.

— У вас прекрасный немецкий, — продолжил разговор Габриель фон Вольф, наливая нам с Аней шампанское в фужеры. — Я бы даже сказал, что чересчур идеальный для русской девушки.

Я посмотрела на него и ответила:

— Моя бабушка преподавала немецкий в институте, она была невероятной женщиной, любила доводить все до совершенства. Не исключением стал и мой немецкий.

— А игра на фортепиано тоже ее заслуга? — не унимался он.

Чтоб прервать допрос я, опустив глаза, тихо прошептала:

— Ее, и она бы много чему меня научила еще, если бы не погибла во время бомбардировки, — закончила я, гневно сверкнув взглядом в сторону фон Вольфа.

— А мадмуазель с характером! — присвистнул Фридрих.

Анька же поперхнулась шампанским и больно ткнула меня носком в ногу.

— Люблю строптивых женщин, — произнес фон Вольф, прищурив глаза.

— Меня не надо любить, — приняла я его вызов, чувствуя, что с этим офицером у меня будут проблемы, и наигранно потупив взор добавила: — Будет достаточно, если вы будете приклонять колени исключительно перед моим талантом.

Фон Вольф многозначительно повел бровью и закурил сигарету. Алекс же слегка улыбнулся, ему явно понравилось то, как я поставила на место известного бабника.

— Как вы относитесь к великому Третьему Рейху? — к допросу подключился Фридрих.

— Я всего лишь слабая женщина, — прощебетала я, — которая хочет мира и покоя. Великая игра меня мало волнует.

Я изо всех сил старалась строить из себя глупенькую молоденькую девочку с широко раскрытыми глазами, полными восхищения, склоняющую голову перед сильными мира сего, коими представляли себя немцы. Но моя рука так крепко сжала ножку фужера с шампанским, что побелели костяшки пальцев. Фон Вольф взглядом уловил этот мой жест и усмехнулся. Ответ же полностью удовлетворил Фридриха и он переключил внимание на Аню. Я перевела взгляд на Алекса и в его глазах увидела, что он понимал, что я не настолько глупа, как хочу казаться, и ему это явно нравилось.

— Я хотел бы принести свои извинения, — проговорил Алекс, закончив рассматривать меня. — Я вас, наверное, порядком напугал сегодня.

— Да, не каждый день меня вот так выдергивают из-за рояля, — ответила я.

— А правда, Алекс, что это было? — Фридрих пытливо посмотрел на своего приятеля.

— Мадмуазель Катерина очень похожа на одну женщину, мне на минуту даже показалось, что это она, — Алекс взял бокал и залпом выпил его, чем выдал свое скрытое напряжение.

— О, Алекс, никогда бы не подумал, что ты можешь так среагировать на появление женщины, — не унимался офицер.

— Полно те, Фридрих, у каждого свои тени прошлого, — Алекс недовольно посмотрел на приятеля.

— Вы даже не пригубили шампанское, — обратился фон Вольф ко мне. — Вы брезгуете пить с нами за столом?

— Нет, что вы! — ответила я и пригубила немного тягучего напитка, пузырьки которого ударили мне в нос и я поперхнулась, залившись при этом краской стыда. Я никогда не пробовала шампанское.

Анька засмеялась:

— О, господа офицеры, не смущайте Катерину, она еще совсем ребенок и право никогда не пробовала шампанское. Но ничего, — похлопала она меня по руке, — пройдет немного времени, и ты станешь разбираться в винной карте не хуже любого сомелье.

— Пройдет немного времени и мадмуазель станет разбираться во всем, в чем должна разбираться молодая красивая женщина, — заметил Габриель с видом упыря, который нашел свою жертву.

Алексу это явно не понравилось и он оборвал речь друга:

— Мадмуазель сама решит, в чем ей нужно разбираться, а в чем нет.

— А когда она это решит, я буду рядом, — не унимался фон Вольф, который своей репликой явно бросал вызов Алексу.

— Господа офицеры! — вздернув нос, проговорила я. — Что и когда я решу не касается ни одного человека, находящегося за этим столом!

Алекс смотрел на меня и, скорее всего, все более убеждался, что девочка, сидящая перед ним не так проста, как кажется.

Зазвучала музыка и фон Вольф обратился ко мне:

— Разрешите пригласить вас на танец, — проговорил он, галантно вставая с видом, явно не принимающим отказ.

Танцевать с ним совершенно не хотелось. Но, поскольку мне нужно было налаживать контакты среди этих богом забытых людей, я кокетливо подала ему руку и приняла приглашение.

Габриель фон Вольф был немногим выше меня. Чисто выбрит, с густыми темно-русыми волосами, аккуратно подстриженными по последней моде, и пронзительными серыми глазами. Правую бровь рассекал неглубокий шрам, что придавало его виду некую демоничность. Сильный волевой подбородок украшала небольшая ямка, которая немного сглаживала его беспощадный облик. На вид ему было около тридцати пяти или сорока лет.

Уверенным движением руки он прижал меня крепко к себе и мы закружились в танце.

— Вы красивая девушка. Слишком красивая и юная особа, чтобы долго оставаться без покровителя, — нагло заявил он.

— И вы хотите предложить себя в качестве него? — я дерзко, может даже слишком дерзко для женщины в моем положении, с вызовом ответила, прямо смотря в холодные серые глаза.

— А почему бы и нет? — с деловой хваткой, как будто покупает кобылу на базаре, проговорил он, еще крепче прижимая меня к себе.