– Можно считать, что шестнадцать, – заулыбалась я.
– Как скажешь, – машинист вдруг посмотрел на меня мягким взглядом, который присущ его мягкому темпераменту, но в этот раз он как-то так улыбнулся, что я отчего-то смутилась.
Гудки, вызывающие железнодорожную станцию, продолжали шипеть в рации.
– Послушай… – мой давний знакомый резко начал и вдруг запнулся.
От неожиданности я вся встрепенулась и сразу же решила прийти ему на помощь:
– Да, Уилфред?
Я обратилась к нему по имени. Обычно мы обращаемся друг к другу исключительно по фамилиям – Рэйнольдс и Мур, – но я видела, каким взглядом этот мужчина, старший меня всего на год, иногда посматривал на меня. Я никогда не задумывалась об этом, конечно нет, ведь до сегодняшнего дня я была замужем! Но вот это мой последний рейс, и он не знает об этом, хотя проработал со мной бок о бок целый год, с самого момента открытия станции надземной железной дороги в Лиссабоне – мы с ним стали одними из немногих, сумевших пройти аттестацию для работы на надземном рейсе супер-класса. Через несколько часов мы прибудем в Прагу, но вместо того, чтобы привычно занять свой заранее забронированный компанией номер в четырехзвездочном отеле, я отправлюсь в Вену, и мы больше никогда не увидимся…
– Я тут подумал… Может быть, ты будешь не против выпить со мной чашечку кофе? Я знаю отличный ресторан в Праге, в котором подают чудесный ужин… Не подумай, я знаю, что ты замужем. Просто… – снова запнулся.
И я опять решила прийти на помощь:
– Что “просто”, Мур?
– Просто я услышал от Хелены о том, что ты, ну, знаешь… Ты, вроде бы, разводишься со своим мужем. Вот я и подумал, почему бы не пригласить тебя на чашечку кофе… Прости, моё предложение, должно быть, может показаться тебе крайне бестактным… Оно таким и является, – всегда отличавшийся мнительностью Мур окончательно растерялся и смутился. Смущение его было настолько велико, что внезапно перебросилось и на меня:
– Почему бы и не выпить чашечку кофе с коллегой? – вдруг улыбнулась я, почти ощутив, как к моим щекам приливает румянец.
Уилфред резко посмотрел на меня своими добрыми, чёрными глазами:
– Правда хочешь поужинать со мной или ответила так из сочувствия?
– Ну знаешь… Такие вопросы не очень прилично спрашивать у женщины перед первым свиданием, – сказав так, я окончательно порозовела, зато мой собеседник мгновенно просиял: я обозначила его приглашение официальным свиданием, да ещё и согласилась принять это приглашение! Неужели я могу быть такой смелой?! Неужели кто-то действительно может хотеть пригласить меня на свидание, да ещё при этом и смущается, и опасается моего отказа?! В груди вдруг возникло странное чувство, какого я не испытывала, кажется, целую жизнь…
Не знаю, сколько ещё я бы не обращала своего внимания на шипение в рации и не отрывала своих глаз от смущенного профиля Мура, своеобразную красоту которого я до сих пор почему-то совсем не замечала, если бы этот сладостный момент не прервал ужасный бой – кто-то с устрашающей силой колотил в дверь и требовал немедленно открыть её!
ГЛАВА 3
ОТВЕТСТВЕННОСТЬ
РЕБЕЛ ГОНСАЛЕС – 29 ЛЕТ
– Береги себя. Поезжай домой и выспись, – с этими словами я прервала продолжительное объятье с отцом, который пришел провожать меня, несмотря на то, что мой рейс отправляется в полночь, а утром ему вставать в семь часов.
– Ты тоже подремай, ведь после ночной смены отдохнула всего ничего, – замечает мой старик.
– Я обязательно посплю в пути, – улыбнувшись и потерев его по плечу, пообещала я, не подозревая о том, что сейчас даю своему самому дорогому человеку обещание, которое не сдержу.
Внешне я совсем не похожа на отца. Он низкий и крупный, а я высокая и поджарая, у него широкий нос, а мой нос совсем тонкий. Даже цвет моей кожи немногим светлее, чем у него: мой отец доминиканец, а мать пуэрториканка с ямайскими и индийскими корнями. Внешними данными я больше пошла в мать – средняя красота, зато исключительная стройность, – а внутреннее составляющее во многом скопировала у отца, хотя, конечно, он намного добрее меня.
Всю свою жизнь мой отец проработал водителем кареты скорой помощи. Может быть, по причине желания быть ближе к отцу, чтобы присматривать за ним, я в итоге и выбрала профессию хирурга. Когда я стала дипломированным специалистом и поступила на работу в клинику, он так сильно гордился мной, что даже расплакался, рассказывая о моих успехах моей крёстной матери. Чтобы дать мне это образование, он многим пожертвовал и очень много работал. И несмотря на то, что он был отцом-одиночкой, он сумел дать мне не только лучшее образование, но и достойное воспитание. Боюсь, он даже не подозревает, что я горжусь им намного больше, чем он может гордиться мной.
Мать бросила нас, когда мне было девять лет. Она взяла мою двухлетнюю сестру и сбежала с ней посреди ночи, в Парагвай, где и затерялась на долгие годы. Мы думали, что они навсегда исчезли из нашей жизни, но вдруг, совершенно неожиданно, спустя двадцать лет абсолютной тишины, мать с сестрой заявились на порог отцовской квартиры… Сначала была радость – гораздо позже пришло осознание: мы оказались совершенно разными и совершенно чужими друг другу людьми. Уже спустя неделю после внезапной встречи мать и сестра обокрали квартиру отца, и вновь испарились, на сей раз не оставив даже записки. Это произошло месяц назад, а отец до сих пор не отошел от удара в спину – он не верил в то, что восстановление отношений с матерью его детей возможно, да и не хотел подобного, но он искренне радовался нахождению моей сестры, истинное лицо которой я смогла рассмотреть слишком поздно, отчего и не сумела предотвратить урона для отца… После пережитой драмы мой старик вдруг резко осунулся: его плечи теперь всегда опущены, а в его глубоких глазах читается тягостная печаль.
– Через неделю ты приедешь ко мне в Прагу, – улыбнулась я, повторно пожав родительское плечо. – Мы будем жить в пригороде, в чудесном домике.
– Тебе точно втрое увеличили заработную плату?
– Ты ведь знаешь, что я никогда тебе не вру. В Праге хирургов ценят больше, чем в Лиссабоне. И к тому же, на днях ты продашь квартиру, так что о деньгах переживать не стоит.
– И всё же, Чехия – совсем чужая страна.
– И какая красивая! Ты ведь сам сказал, что тебе понравилась чешская весна.
– Да, понравилась. Ну ладно, ступай уж, а то проводница на нас слишком пристально смотрит.
Я ухмыльнулась мысли о том, что мой отец каким всю свою жизнь был мягкотелым добряком, таким и остался, несмотря ни на какие невзгоды. Ещё раз обняв его хорошенько, я подняла с отполированных плит перрона сумку ручной клади и отправилась к поезду.
Отдав билет пытливой проводнице, которая и вправду наблюдала за моими объятиями с отцом слишком уж пристально, я обернулась и ещё раз помахала своему старику, который всё не уходил. В этот же момент я увидела девушку в чёрном плаще, одиноко и уверенно шагающую в направлении этого рейса. Я бы могла ещё выйти к отцу, но подумала, что мешать посадке других пассажиров нежелательно, и поэтому просто ещё один раз помахала рукой продолжающему стоять на перроне родителю, после чего, наконец, вошла в вагон бизнес-класса. Место в бизнес-классе – непозволительная для меня роскошь, но не в этот раз, потому что мой переезд из Лиссабона в Прагу полностью оплачен пражской медицинской компанией. В конце концов, я считаюсь одним из лучших хирургов Европы, при этом самым молодым, да ещё и являюсь женщиной. Сказать, что европейские светила питают высокие надежды относительно моего будущего, значит преуменьшить ответственность, которая сейчас лежит на моих плечах. От меня в это время зависит не только будущее моего отца и моих пациентов, но медицинское будущее целой страны, а быть может, и целой Европы.
Надо же, в бизнес-классе для одного пассажира выделяется целый диванчик, отделанный искусственной кожей, и стопроцентная защита от нежелательных соседей – никто рядом не сидит, весь диванчик принадлежит только тебе. Круто быть богачом.
Установив ручную кладь на полке над пятым местом, я сняла с себя куртку, с удовольствием опустилась на мягкий диван и сразу же взялась за попытки расслабиться: достав из сумочки наушники и заткнув ими уши, я включила звуки океана, надеясь как можно скорее заснуть. Однако какое-то странное ощущение, похожее на необоснованное беспокойство, продолжало неприятно напрягать моё нутро. К моменту старта поезда я уже почти справилась с этой неожиданной помехой, уже начала прикрывать веки в надежде погрузиться в сон, когда по коридору мимо пронеслась явно обеспокоенная пассажирка в чёрном плаще – та самая, которую я видела издалека, когда в последний раз махала рукой отцу. В попытке не реагировать на внешние раздражители, я всё же закрыла глаза и ещё усерднее прислушалась к шуму океана, выливающемуся из моих любимых наушников, но заново поднявшаяся волна напряжения никак не желала схлынуть повторно… Я ведь выключила чайник перед тем, как отдала ключи хозяйке квартиры? Да, я сделала это. Предупредила Матильду о том, что её кошка окотилась в подвале? Да, не забыла. Я ведь оставила отцу рецепт для Сэма? Ещё утром оставила, на комоде. Что же… Что же такое…
Уловив постороннее движение, я вновь открыла глаза и увидела, как девушка в чёрном плаще и с хмурым выражением лица шагает назад по коридору – она явно чем-то недовольна или… Или обеспокоена? Я резко вынула из своих ушей оба наушника, но девушка уже прошла мимо. Разве в первые пятнадцать минут поездки разрешается ходить?.. Но раз она ходит, значит, на то должна быть серьёзная причина. На секунду я даже подумала, не подняться ли мне, чтобы пойти вслед за ней и поинтересоваться, но вовремя опомнилась: о чём поинтересоваться? Зачем? И ведь техника безопасности запрещает отстегивать ремень в первые пятнадцать минут поездки…
Позади меня вдруг раздался мужской голос – пожилой мужчина, занимающий место с противоположной стороны коридора, обращался к молодому мужчине, сидящему прямо за моей спиной:
– Слышал? Или мне показалось? Она сказала проводнику, что видела массовое самоубийство на перроне? Там что, кто-то на рельсы упал?
Моё сердце упало: отец!
ГЛАВА 4
СВЕТ ИЗ НИОТКУДА
АДРИАНА БОНД
Я и не думала возвращаться на место – знаю я этих ответственных работников: стоит отвернуться, и никто ничего не сделает, даже если перед этим были произнесены клятвы о сиюсекундном выполнении задачи. Остановившись в тамбуре между вагонами бизнес-класса и среднего класса, я вынула из кармана плаща мобильный телефон и, под аккомпанемент громкого мяуканья кота, доносящегося из вагона среднего класса, начала беспокойно вбивать в поисковую строку браузера запрос: “Массовое самоубийство на перроне надземной железной дороги Лиссабона”. В ответ я сразу же получила странные статьи со статистикой самоубийств в Португалии за прошедший месяц, и ни одного намёка на интересующее меня происшествие. Эта зияющая пустота не могла не показаться мне странной. Ведь с момента происшествия уже прошло пять минут – новости и меньших масштабов разлетаются по сети быстрее, чем пчёлы, идущие на роение. Что же это такое…
Я едва не вздрогнула оттого, что кто-то, оставшись незамеченным, приблизился ко мне и коснулся моего локтя. Подняв взгляд, я увидела перед собой молодую, смуглокожую девушку, в глазах которой откровенно плескалось беспокойство.
– Простите. Простите, я хочу узнать… Вы сказали, что видели, как кто-то упал на рельсы? Кто это был? Это ведь не был темнокожий пожилой мужчина?
– Я не знаю. Среди падающих были и мужчины, и темнокожие…
– О, нет!
– Должно быть, Вы переживаете о ком-то, кто Вас провожал? Если так, можете быть спокойны: это́ произошло на пятнадцатом перроне.
– Мы стартовали с шестнадцатого.
– Верно.
– И всё равно… Погодите. Упал не один человек?
– Нет, не один. Там была толпа… Простите, я точно не знаю, что́ это́ было.
– Да… Да, я понимаю… Благодарю за информацию, – с этими словами девушка нервно отстранилась от меня и, достав из заднего кармана своих джинсов мобильный телефон, подошла к закрытым дверям выхода из поезда и оттуда начала совершать попытки дозвониться до кого-то. Сразу же потеряв всяческий интерес по отношению к незнакомке, я вновь углубилась в интернет, и почти сразу наткнулась на что-то стоящее моего внимания. Зайдя на сайт проверенного новостного портала, я обнаружила целых пять новых статей, опубликованных за прошедший час, что уже было странно, так как обычно в ночное время суток такие новостные ресурсы молчат. У всех пяти статей были странные заголовки, все были украшены фотографиями людей с какими-то странными шарами, парящими возле их голов – точь-в-точь такие сферы я видела парящими над головами тех суицидников!
Я поспешно открыла самую свежую статью и начала с жадностью поглощать информацию. Обрывки фраз врезались в глаза и вызывали безотчетные, холодные мурашки по коже: “Это не шаровые молнии…”, “Похоже на паразитическое существо…”, “Существо или явление…”, “Сводят с ума людей, к
– Что это? – я вновь не заметила, как девушка приблизилась ко мне и теперь смотрела в мой телефон таким же испуганным взглядом, какой в эту секунду наверняка был у меня самой. – Что ещё за люксы?..
– Я… Не знаю…
– Можешь сбросить мне эту статью? – с этими словами она поспешно открыла в своём телефоне популярный мессенджер и показала мне адрес своего профиля. – Ребел Гонсалес, меня легко отыскать.
Не отвечая ни слова, я за считаные секунды нашла её контакт в своём мессенджере и переслала ей ссылку на статью. В голове в какой-то момент загудело… Что же это́ такое?.. Почему это́ случилось в Лиссабоне?.. Как обстоят дела в Праге?..
– Адриана Бонд? – Гонсалес вдруг оторвала от экрана своего телефона обеспокоенный взгляд и буквально впилась им в меня. – Ты та самая Адриана Бонд? Основательница “Honesty”? – в ответ я замерла, не зная, как реагировать на то, что меня узнали. Тем временем девушка продолжала таранить: – Я многое знаю о твоей программе. Потому что я врач… “Honesty” спасла много жизней.
– Да… Что ж… Эм… Хорошо…
– Мне очень приятно познакомиться с Вами, – с этими словами она уверенно протянула мне свою ладонь. Стоило мне в ответ протянуть свою руку, как она сразу же с силой пожала её. Я невольно отметила, что её рука обладает внушительной силой, обыкновенно свойственной противоположному полу.
Наконец вернув себе свою руку, я уже хотела поспешно ретироваться в свой вагон, но с той стороны до моего слуха вдруг донеслись такие истошные крики кота – да когда же он уже заткнётся?! – что я сразу же поняла, что мне не стоит двигаться в том направлении. Машинально посмотрев на свои наручные часы и поняв, что мы находимся в пути уже целых десять минут, а проводница до сих пор не соизволила отчитаться мне о проделанной работе, я уверенным шагом направилась в сторону бизнес-класса – выносить дверь кабины машиниста.
ГЛАВА 5
ЖЕРТВЕННАЯ ЗАБОТА
УИЛФРЕД МУР – 50 ЛЕТ
Мне было четырнадцать, когда моя мать села в инвалидное кресло. По сути, трагедия случилась из-за того, что ей было слишком тяжело: она родила меня от женатого мужчины, уже имеющего трёх дочерей и не собиравшегося разрушать свой первый брак с успешной телеведущей ради союза с молоденькой официанткой, с которой его интрижка продлилась всего каких-то четыре месяца, что и послужило причиной моего рождения. Мой отец был подлым человеком: сначала он настаивал на аборте, после не платил алименты, а когда его жена узнала обо всех его изменах – моя мать оказалась не единственной обманутой им женщиной, – и развелась с ним, не оставив ему ни цента, он начал преследовать мою мать и меня, как будто его целью стало отравление нашей жизни в отместку за то, что он собственными руками разрушил свою. Из-за его действий мать потеряла хорошо оплачиваемое место администратора в приличном ресторане, разорвала помолвку с мужчиной, с которым встречалась на протяжении трёх лет, и в придачу рассорилась с лучшей подругой, признавшейся в своей влюблённости в того, кто не давал нам спокойно жить. Ей действительно было тяжело. Именно поэтому она, однажды напившись в баре, села за руль автомобиля и, не справившись с управлением, вылетела в кювет. Машина перевернулась трижды. Мать выжила, но осталась инвалидом. Мой биологический отец сразу же оставил нас в покое – с тех пор, как мать выкатилась из больницы в инвалидной коляске, мы его больше не видели. С того же момента началась моя новая жизнь, всецело сосредоточенная на заботе о единственном близком мне человеке.
Первое время мать и сама неплохо справлялась с самообслуживанием, но годы быстро давали о себе знать и брали своё: ей всё чаще и всё больше требовалась серьёзная помощь со стороны. Только поэтому я и пошёл учиться на машиниста – машинистам в нашей стране платят так же хорошо, как докторам, в которые я совсем не годился. Мать нуждалась в дорогих лекарствах, дорогой аппаратуре, в дорогом медицинском обслуживании, продуманном комфорте, включающем в себя специально оборудованный дом, сиделку, массажиста и уборщицу. Всё это недёшево, а я никогда не был гением, так что мне пришлось потрудиться, чтобы обеспечить свою мать всем необходимым. Я закончил академию с отличием только потому, что знал, ради чего стараюсь, и справился с этой задачей очень вовремя: стоило мне получить свою первую заработную плату, как у матери начались сильные приступы. Моя жизнь превратилась в беспеременные пункты назначения: дом-работа-дом-работа-дом… Никакой личной жизни, никаких отклонений от маршрута, даже время сна было отрезано чётким лоскутом – шесть часов в сутки и не больше, чтобы сразу после сна брать очередной рейс или чтобы побыть с матерью чуть дольше, уделить ей чуть больше своего внимания и времени. Мне нельзя было болеть, чтобы не смещаться с чётко очерченного маршрута, и я этого не делал: все тридцать шесть лет, которые болела она, я ни разу не болел всерьёз – всегда был
Я не женился и не завёл детей. Был слишком занят: двенадцать часов в сутки водил поезд, шесть часов спал, еще шесть часов проводил с матерью. Конечно, моя жизнь была полноценной, так что у меня случались романы с женщинами. Их было целых три. Но естественно, что каждая из тех женщин хотела большего, чем я был способен предоставить: вся моя заработная плата уходила на заботу о матери, с которой я жил под одной крышей, и при этом я не мог уделять отношениям больше нескольких рваных часов в неделю. Так что совершенно неудивительно, что в итоге я остался в кромешном одиночестве. При таком образе жизни для меня было бы удивительно вдруг не остаться одному, наедине со своей бездонной тоской. Те три женщины, что некогда присутствовали в моей жизни, нашли себе менее занятых мужчин, обзавелись с ними прочными домами и красивыми детьми. А я… Две недели назад похоронил мать и понял, что рядом со мной никого нет. Конечно, в моей жизни присутствуют хорошие знакомые: мои коллеги и мой поезд – хотя фантомное, однако всем моим сердцем обожаемое подобие семьи. Другой семьи у меня будто бы никогда и не было. И вот, меня окружают замечательные люди, а всё же я одинок, как никогда. Прежде я был нужен матери, которая всегда ждала меня и неизменно радовалась моему присутствию в её жизни, а теперь… Теперь я никому не нужен. Две последние недели я очень много думаю об этой своей ненужности, но только сегодня ко мне пришла мысль, будто у меня всё ещё есть время, будто не всё ещё может быть потеряно. Марика Дмитроф, проводница третьего класса, сболтнула в разговоре с диспетчером Хеленой Смит, будто Хильда Рэйнольдс развелась со своим мужем. Эта новость словно током ударила меня: Хильда хотя на первый взгляд и является самой обыкновенной женщиной, в ней всегда было что-то такое, что заставляло меня смотреть на неё чуть дольше, чем на всех прочих проводниц. Должно быть, дело в той редкой участливости, которую она способна проявлять по отношению к совершенно посторонним людям. В любом случае, какой бы посредственной Хильда кому бы ни казалась, на самом деле она обладает редкой особенностью, которая может влюблять в неё мужчин, однако же, из-за заниженной самооценки, эта женщина явно не подозревает о тайной силе, вложенной в неё природой. Впрочем, быть может, всё дело во мне. Быть может, я просто мягок, а она из тех, кто способен понимать темпераменты, подобные моему… И ко всему прочему, она именно из того типа женщин, который всегда привлекал меня: светлые глаза, крашеные в светлый тон волосы, среднее телосложение, тёплый и одновременно уверенный голос.
Я был рад, что она пришла в мою кабину, пусть и по такому пустяковому вопросу, как громкое поведение подвыпившей пассажирки – лучшего повода остаться наедине и попробовать пригласить её на чашечку кофе нельзя было и придумать! Если откажется, что ж, я хотя бы попробую, а если согласится… Если такая женщина, как Хильда Рэйнольдс, согласится сходить со мной на свидание – я сделаю всё возможное, чтобы она не пожалела о сделанном выборе и чтобы всё не закончилось одним лишь свиданием! Поэтому когда я получил от неё неожиданно уверенное согласие и даже лёгкий флирт, я уже напрочь забыл думать о том, что она просила меня связаться со станцией, не обращал внимания на шипение в рации и размышлял только об одном: передо мной сейчас сидит симпатичная, умная и невероятно мило улыбающаяся мне женщина, которая только что действительно пожелала выпить со мной кофе, а я между тем последний раз ходил на свидание пять лет назад и прямо сейчас не понимаю, как умудрялся все эти годы жить без женского общества! В груди странно запульсировало, вдруг захотелось поскорее добраться до Праги, поскорее завершить этот рейс и всецело сосредоточиться на приятном волнении… Возможно, я даже заметно смутился, из-за чего не расстроился, а неожиданно обрадовался тому, что наше уединение было прервано совершенно бесцеремонным образом: кто-то с устрашающей силой заколотил в дверь с требованием открыть её. И откуда только берутся такие буйные пассажиры с расшатанной нервной системой?.. Прежде чем я успел ответить самому себе на этот вопрос, прекрасная Хильда уже поднялась со своего места, чтобы поскорее открыть дверь и утихомирить хулигана, а я наконец обратил внимание на шипение в рации… Что-то случилось?
ГЛАВА 6
ЧИСТЫЙ ВИСКИ
БРАЙАН БАРДО – 31 ГОД
Сделав три глотка из бокала, поданного мне до старта поезда услужливой проводницей, я возвращаю его в подстаканник с пониманием того, что больше не притронусь к этому напитку. Откровенно не лучшее пойло. Когда привыкаешь к лучшему, получая в своё распоряжение что-то худшего качества, сразу замечаешь это. Если в баснословном богатстве и есть минус, так вот он, в этом бокале.
Лиссабон был последним и неожиданно оказался самым несговорчивым пунктом на моей финишной прямой. Теперь, покончив с ним, мне с лихвой хватит ресурсов для своего самого масштабного и в буквальном смысле жизненно важного проекта, развернувшегося в Исландии. Спустя шесть часов после прибытия в Прагу, я вылечу прямиком в Рейкьявик, а оттуда в новое поселение на берегу Северной Атлантики, с целью остаться там навсегда. Навсегда – это очень долго. Целая жизнь. Единственное, что утешает меня в этом раскладе, так это то, что я успел посмотреть этот мир: с двадцати лет безостановочно путешествовал, как умалишенный, лишь бы увидеть как можно больше… И всё равно не успел увидеть достаточно, чтобы сейчас не сожалеть о мире, который мы теряем.
От тяжелых мыслей меня уже во второй раз отвлекает нарушающая правила безопасности девушка в чёрном плаще – она снова уверенным шагом направилась в сторону кабины машиниста. Невольно я оцениваю её внешние данные: на ней дорогой плащ последней коллекции Daorato – стоимость такого от двух тысяч долларов, если я не ошибаюсь, а я не ошибаюсь, потому что знаю автора этой коллекции, как одного из тех людей, которые уже сейчас находятся в Исландии. В бизнес-классе есть свободные места, но этот плащ явился из среднего класса… Ну и что не так с этой красоткой? А ведь она красотка. Во всяком случае, в моём вкусе: длинноногая брюнетка с роскошной шевелюрой, белокожая, ярко выраженные скулы, строгий взгляд и большущие карие глаза. Если бы я впервые в своей жизни задумался о серьёзных отношениях – выбрал бы своей целью эту девушку, либо любую другую, но именно такого типажа. Точно не остановил бы свой выбор на девушке, подобной владелице канарейки. Подумав так, я машинально кошусь взглядом в сторону этой блестящей Барби… Скольких, подобных ей, я перетрахал? Откровенно говоря, блондинок было не так уж и много, в основном это были выкрашенные в неестественные цвета, часто смуглокожие, все в большей или меньшей мере силиконовые куклы, но обязательно непохожие на таких вот белокожих натуральных брюнеток – осознанно не приближался к образу своего идеала, чтобы ненароком не запачкать его. Быть может, дело в том, что моя мать была именно темноволосой и белокожей, а я всегда мечтал об отношениях, похожих на те, что были у моего отца с моей матерью. Жаль, что до сих пор я был слишком занят, чтобы обзавестись парой, теперь же шансов останется совсем мало: сколько в Исландии будет одиноких девушек, и сколькие из них могут иметь хотя бы теоретическую возможность
Пассажирка в чёрном плаще затарабанила в дверь кабины машиниста так, как может тарабанить только уверенный в себе босс. Надо же… Обожаю такой темперамент. В чём интерес отношений с девушкой, у которой напрочь отсутствует всяческая строптивость? Строптивой женщиной особенно приятно владеть. Чем строптивее – тем слаще обладание. Поэтому до сих пор с особенно строптивыми не связывался – снова лишь затем, чтобы не марать образ своего идеала. Может, дождаться, пока она оттарабанится и уйдёт на своё место, проследить за ней, проверить, с кем едет, и, если окажется, что она путешествует в одиночку – подкатить? А вдруг и вправду сработает? Вдруг она из спонтанных, и уже завтра я отвезу её в Исландию без уточнения информации о том, что эта поездка подразумевает собой билет в один конец… Определять судьбу другого человека – вот где кроется настоящее чувство власти. Сколько миллиардов судеб я распределил за последние полгода? Не столь важно. Точнее: важно не то, сколько миллиардов я оставил за бортом, сколь важно, сколько миллионов смог взять на борт – не так много, как мне того хотелось бы.
– Откройте дверь! – вдруг поверх грохочущих стуков раздался строгий и необычайно мелодичный голос владелицы чёрного плаща – ноты этого голоса мне сразу же решительно понравились. Решено – подойду к ней, когда она немного угомонится…
– Да что же это такое! – голос явившейся на призыв проводницы прозвучал с обеспокоенной хрипотцой. Жаль, что говорящие находятся в кухонной зоне между бизнес-классом и кабиной машиниста, из-за чего нельзя понаблюдать за пассажиркой в плаще. – Немедленно вернитесь на своё место! Правила безопасности запрещают передвижение по салону в первые минуты после…
– Да плевать мне на ваши правила! От вас мне нужен только результат!
– Какой ещё результат? – голос проводницы звучит наигранно возмущённо – под возмущённостью отчётливо проступает волнение, граничащее с испугом. И это вызывает новую волну интереса – люблю женщин, способных вызывать страх у собеседников.
– Речь о чрезвычайном происшествии на перроне Лиссабонского вокзала – Вы связались со станцией?! Вам что-нибудь сказали о явлении под названием люксы?..
От услышанного я на секунду замер. Но только на секунду. В следующий момент я уже смотрел в свой телефон и не верил новостной сводке… Не может быть! Началось! На полгода раньше предполагаемого срока!
ГЛАВА 7
ПОЖАРЫ
АДРИАНА БОНД
– Немедленно вернитесь на своё место! – проводница давила на меня властным шепотом, явно не желая поднимать серьёзный шум, который мог донестись до чувствительного слуха пассажиров бизнес-класса. Однако я не собиралась отступать, а потому и на шёпот не переходила:
– Нет, я требую разговора с машинистом.
– Разговор с машинистом во время поездки?! – проводница едва не подпрыгнула на месте. – Нет!.. Нет, это категорически запрещено и невозможно! Будьте добры, немедленно вернитесь в свой вагон и займите своё место…
Прежде чем она договорила, её лицо и моё тоже, а также все стены и поверхности вокруг нас резко осветились неестественно ярким для ночного времени суток оранжевым светом. Интуитивно повернув голову вправо, я остолбенела от увиденного: за окном полыхал живым огнём крупный город – пламя подошло впритык к железнодорожному полотну! Эта картина была настолько неестественной и кажущейся совершенно неправдоподобной, что я сразу же бросилась к окну, чтобы рассмотреть всё получше… Стоило мне коснуться стекла ладонью, как я поняла, что то, что я вижу – правда: огромный город охвачен пожаром невероятного масштаба! Столбы огня взмывают к самым небесам, пульсирующие искры разлетаются в разные стороны, и хотя мы едем на очень большой скорости, я понимаю, что не вижу ни единого здания, которое не было бы не охвачено пламенем!
К горлу внезапно подкатывает неприятный ком… Я вижу толпу людей… Все они бегут в сторону железнодорожного полотна, кто-то машет тряпками над своей головой, как будто отмахивается от чего-то или… Или от кого-то. У многих людей над головами пульсируют белоснежные сферы – люксы!
Я резко отпрянула от окна, но это не помогло – картина не исчезла, мы продолжаем мчаться по краю полыхающего города… Что это значит?.. Что это такое?!
Услышав неожиданный шум позади себя, я интуитивно оборачиваюсь и сразу же вижу большого, спортивно сложенного, молодого мужчину с бронзовым загаром, густыми, слегка небрежно уложенными тёмными волосами и брутальным выражением лица. Ранее я видела его в бизнес-классе: интересный, в чёрных джинсах и чёрной рубашке, в своём распоряжении имеет недопитый бокал виски… Наши взгляды встретились – должно быть, никогда в жизни у меня не было такого растерянного взгляда, – и я отчего-то отметила, что у незнакомца глаза большие и такого тёмно-синего оттенка, какого я никогда прежде не встречала… В эту секунду он был напряжен не меньше меня – я видела это по его челюсти и желвакам, он как будто очень сильно стиснул зубы…
Со стороны бизнес-класса послышался шум – все пассажиры бросились в правую часть поезда, чтобы получше рассмотреть происходящее снаружи и основательно не поверить своим глазам… Прежде чем я успела выйти из состояния оцепенения, включилась проводница:
– Пожалуйста, мистер… – её голос предательски задрожал, как и её руки. – Вернитесь на своё место…
Он её не слушал. Не отрывая от меня взгляда, незнакомец взял лежавший на кухонной столешнице нож и, вдруг отодвинув в сторону проводницу, словно она и не являлась преградой, направился в сторону кабины машиниста. Не понимая, что делаю и с какой целью, я уверенно последовала за ним. Сердце в эти секунды колотилось так, что я была уверена в том, что эхо этого гулкого набата могу слышать не я одна.
Стоило мне только переступить порог кабины машиниста, как незнакомец резко обернулся и, протянув руку мимо моего плеча, захлопнул за мной дверь – прямо перед носом ошарашенной проводницы! Следующее, что он сделал – закрыл дверь на нижний замок. В этот момент этот странный человек стоял так близко ко мне, что я смогла почувствовать едва уловимый аромат его одеколона, и хотя этот аромат был приятен, мне не понравилось его вторжение в моё пространство, отчего я отстранилась.
– Что вы делаете?! – внезапно прозвучал мужской голос, и я наконец обратила внимание на человека, к которому прорывалась последние пять минут. Машинистом оказался загоревший мужчина лет пятидесяти, в эту секунду его взгляд неприкрыто выражал испуг… – Немедленно вернитесь на свои места и пристегнитесь!
– Меня зовут Брайан, а Вы, получается, Уилфред Мур, – произнёс незнакомец и сразу же сделал шаг в сторону машиниста. В его опущенной и слегка отведенной назад руке блеснуло лезвие ножа, взятого в кухонной зоне, и в этот момент в моих мыслях словно молния блеснула: зачем ему нож?! От этого вопроса я непроизвольно вытянулась в струнку и покосилась взглядом на запертую дверь – сбежать смогу, но ведь не стану, ведь брошусь спасать машиниста… Тем временем Брайан продолжал нависать над главным человеком в этом поезде: – Вы это видели?
– Что видел?.. Вы о пожаре? – машинист едва не подпрыгивал на месте, но ножа в руке Брайана всё ещё не замечал, явно предпочитая смотреть прямо в глаза собеседника.
Дальше Брайан заговорил не требующим, но приказывающим тоном, который едва ли мог быть уместным в разговоре с человеком, который занимается тем, что ведёт поезд, в котором все мы едем:
– Слушайте внимательно, потому как я не люблю повторять дважды: мы не должны останавливаться на следующей станции. Двери поезда не должны открываться…
– Что за вздор?! Поезд приедет на следующую станцию в назначенное время и откроет двери новым пассажирам… – Мур хотел подняться, чтобы не смотреть на Брайана снизу вверх, хотя это ему мало бы помогло, ведь его собеседник более чем на голову выше него, но Брайан не дал ему подняться – одним резким толчком в плечо он заставил машиниста вернуться назад в кресло. К моему горлу мгновенно подступил второй ком: всё идёт к недоброму…
– В таком случае, с этого момента поезд захвачен.
– Что?! – этот вопрос едва не выпалила я, но меня опередил Мур. – Что значит “захвачен”?
Вместо ответа, Брайан протянул вперёд нож и блеснул его лезвием прямо перед носом ошарашенного машиниста. Мгновенный шок приковал меня к месту: я ведь знала, что эта сцена закончится именно так – так чего тянула?! Теперь, когда дело зашло слишком далеко и набрало эмоциональные обороты, обезвредить этого безумца будет сложнее…