Странник (СИ)

— Нет. — Он сказал это спокойно, но твёрдо, и она замолчала, не находя, что ответить.

Рита никогда не была хороша в том, чтобы благодарить, и он знал это. Она всегда считала себя выше всех, и её манера общения была пропитана этим высокомерием. Но сейчас её гордость отошла на задний план, уступив место удивлению и… чему-то ещё, чего он не мог понять.

Начо шёл к своей машине, держа её на руках, и чувствовал, как его переполняет странное тепло. Её хрупкое тело было таким лёгким, но он знал, что внутри этой девушки скрыта сила, которая удивила бы любого. Сила и холод. Он чувствовал, как её пальцы невольно вцепились в его рубашку, когда он случайно дотронулся до её больной ноги.

— Тебе больно? — он спросил, но она не ответила сразу, лишь покачала головой.

— Ты слишком грубый, — пробормотала она, её голос звучал почти жалобно.

Он не смог удержаться от лёгкой улыбки. Какой-то момент Рита была почти… милой. Не той надменной девицей, что могла унизить одним взглядом, а почти настоящей. Она пыталась сдерживать свой гнев и благодарность, но ему было видно, что она смущена. И это смущение делало её живой, человечной.

— Прости, я просто не привык носить таких… как ты, — он произнёс это с лёгкой усмешкой, стараясь придать разговору лёгкость, но сразу же понял, что сказал что-то не то. Её глаза сузились, губы сжались в тонкую линию, и он заметил, как она напряглась.

— Таких, как я? — повторила она, её голос был натянут, как струна, готовая порваться. — Что ты имеешь в виду?

Он замер, не зная, как объяснить это, чтобы не задеть её ещё сильнее. Но вместо того чтобы оправдываться, он просто посмотрел ей в глаза, и сказал честно:

— Тех, кто так старается казаться сильным, что забывает, как это — быть слабым.

На мгновение Рита замолчала, и в её взгляде промелькнуло нечто. Она не ожидала такого ответа, не ожидала, что он увидит её так. Не ожидала, что кто-то сможет так просто рассмотреть её маску. Губы Риты дрогнули, но она не сказала ничего в ответ.

Когда они доехали до её дома, он аккуратно опустил её на землю. Она стояла перед ним, опираясь на машину, и наконец смогла взять себя в руки.

— Спасибо, — произнесла она, её голос был сухим и натянутым, но в нём была искорка благодарности. Её губы чуть дрогнули, словно она не знала, как правильно сказать эти слова.

— Не за что, — ответил он, смотря на неё, и не мог не улыбнуться.

Но в её глазах уже опять светилась та же высокомерная холодность. Она смотрела на него так, словно он был просто инструментом, чем-то временным, чем можно воспользоваться. Она скользнула по нему взглядом, словно он был просто частью интерьера, мелкой помехой, которая неожиданно оказалась полезной. И всё же, несмотря на её холодность, он увидел там что-то ещё. Она не такая какой хочет казаться…там на дн ее глаза прячется униженная испуганная девочка, которая отличается от всех и очень страдает. Он не понимал, почему его так тянет к ней. Может, её скрытая сила, её уязвимость, которую она так тщательно скрывала.

Он помог ей подняться по ступенькам, затем открыл дверь, и заметил, как её рука коснулась его пальцев. На мгновение они замерли, и он ощутил лёгкое прикосновение её кожи к своей. Глаза встретились с его, и в этом взгляде была какая-то странная смесь горечи и смущения.

— Тебе не нужно было этого делать, — сказала она, но её голос звучал уже тише, мягче.

— Мне хотелось, — ответил он просто, и увидел, как она снова замерла, как будто не знала, что ответить.

— Госпожа Маргарита! — воскликнул дворецкий и тут же подхватил ее под руку.

А Начо завёл машину и тронулся с места, чувствуя, как его сердце стучит сильнее. Он не знал, что это было — просто желание помочь или что-то большее. Но он хотел увидеть её снова. Хотел понять, что скрывается за этим взглядом, что заставляет её быть такой холодной и колючей. Он не знал, что она думала о нём, пока они ехали, но чувствовал, что эта встреча что-то изменила. Может быть, не для неё. Но для него — точно.

Глава 17

Рафаэль стоял у окна и смотрел на пустынные улицы Сан-Лоренцо, скрытые под покровом ночи. Всё в этом городе раздражало его: тишина, старые дома, узкие улочки, эти выжженные, покосившиеся здания. Здесь не было ничего, кроме грязи, лицемерия и… неё. Анжелики. Его жены. Которая, чёрт побери, никогда не была ею по-настоящему.

Тупая девчонка. Она была обязана принадлежать ему — он всё для этого сделал. Заплатил её матери, подтёр грязное прошлое, вывел их из долгов. И что он получил взамен? Холодную, неприступную куклу с глазами, полными отвращения. Каждый раз, когда он подходил к ней, она замирала, как животное, которое готово сбежать при первом движении. Твою мать. Это его бесило до дрожи.

И вот, как будто этого мало, появился он. Падре Чезаре. Рафаэль замечал, как на него смотрит Анжелика, когда этот «святой отец» стоит в церкви, разводит свои бла-бла-бла о прощении и покаянии. Как будто он действительно был кем-то важным. Как будто он, Рафаэль, не её муж, не единственный, кому она должна принадлежать. Нет, она смотрит на этого ублюдка в рясе, как будто тот единственный человек в её жизни, кто её понимает. И не просто смотрит, а смотрит с похотью, с диким желанием. Или у него, мать вашу, галлюцинации.

Рафаэль сжал зубы, чувствуя, как в голове поднимается тёмная волна. Он бы разорвал Чезаре на месте, только бы уничтожить этот блеск в глазах Анжелики. Чтоб она знала, на кого ей можно и нельзя смотреть.

С каждой новой мыслью о Чезаре его ярость становилась всё более невыносимой. Этот проклятый падре. Человек без лица, без истории, но с каким-то странным, леденящим взглядом, которым он так часто окидывал Рафаэля, будто видел его насквозь. Как будто знал о нём всё. Рафаэль чувствовал, что за этой маской смирения и святости прячется кто-то другой, и эта мысль свербила в его мозгу, не давая ему покоя.

Ну и кто же ты, падре? Ты не такой, каким себя выставляешь. Не святоша. Не праведник. Ты — заноза в моей заднице.

Прошло несколько недель с тех пор, как Рафаэль отправил Мауро, своего единственного человека, который умел оставаться незамеченным и приносить интересные новости. Рафаэль не мог доверить это никому другому. Мауро был не просто подчинённым — он был его "Тенью". Человеком, который всегда оставался незамеченным и тихим, но знал, как выудить правду даже из самых упрямых ублюдков. Если кто-то и мог вырвать секреты из закромов Конгрегации Священной Истины — высшего органа духовенства, который, словно паук, держал в своих сетях информацию о каждом священнике, — так это был Мауро.

Рафаэль был готов на всё, чтобы узнать правду о Чезаре. Платить, угрожать, давить на слабых и шантажировать сильных. Лишь бы добыть эту истину, которая свербила в его сознании, как гвоздь, забитый прямо в мозг. Какого чёрта этот "священник" понадобился Анжелике? Что она видела в нём? И почему, при каждом взгляде на этого ублюдка, у Рафаэля внутри начинало клокотать животное, бешеное желание уничтожить его? Взгляды Анжелики, украдкой брошенные на падре, её бледное, загадочное лицо… Нет, он не мог это терпеть. Он не мог позволить, чтобы какая-то хрень в рясе нарушала его контроль.

В конце концов, через несколько дней, когда его терпение уже было на грани, Мауро вернулся. Рафаэль заметил его в дверях, и сердце его резко забилось: он знал, что Мауро пришёл не с пустыми руками. В руках "Тени" была тонкая, казалось бы, непримечательная папка. Но Рафаэль чувствовал, как напряжение внутри него усиливается с каждым шагом Мауро по комнате. Внутри этой папки было нечто весьма интересное.

Мауро молча положил досье на стол и, как всегда, растворился в тени, оставив Рафаэля наедине с его одержимостью. В комнате повисла тишина — густая, тягучая, как мёд, и невыносимая, как яд. Только его собственное дыхание, тяжёлое, резкое, вырывалось в пространство.

Рафаэль провёл пальцами по обложке папки. Он мог бы поклясться, что чувствует её пульс — как будто эта бумага была живой, как будто она трепетала под его ладонью, обжигая, подчиняя его себе. Он откинулся назад в кресле, закрыв глаза на мгновение. Соберись. Ты получишь ответы. Ты сорвёшь маску с этого Чезаре, кем бы он ни был. Ты вытащишь его потроха на свет, если придётся.

Открыв глаза, он резко распахнул папку и начал просматривать страницы. Бумага, по которой мимо мелькали строки. Даты, названия городов, формальности, сухие факты — он пробегал по ним взглядом, не замечая ничего, не задерживаясь, будто был зверем, чующим добычу и готовым ждать сколько угодно ради финального броска. В его сознании пульсировала единственная мысль: должно быть что-то ещё, где-то здесь, за этой бумажной завесой прячется правда.

И вот он наткнулся на фотографию.

Его дыхание резко остановилось. Лицо на снимке — лицо настоящего падре Чезаре. Мужчина лет пятидесяти, с усталым взглядом и тяжёлыми веками. Такой священник, возможно, и мог бы завоевать доверие горожан, но этого человека Рафаэль никогда не видел в жизни. Этот человек — не был тем Чезаре, который приехал в Сан-Лоренцо.

И тут до него дошло. Глаза его сузились, вены вздулись на висках. Этот ублюдок, который носил рясу и смеялся ему в лицо, был кем угодно, но не настоящим падре Чезаре. Самозванец. Фальшивка. Ложь, проникшая в его жизнь, укрытая под маской святого отца. Рафаэль почувствовал, как в груди что-то рванулось, словно хищный зверь, стремящийся на свободу. Его подозрения оказались правдой. Он всегда знал, что этот человек — чужак, что в нём нет ни грамма святого. Он чувствовал это в каждом взгляде, каждом слове этого самозванца.

Рафаэль сжал зубы, скрипнув ими, и ладонью сжал фотографию так, что она едва не порвалась.

Ты, мерзавец. Думаешь, можешь прийти сюда и обмануть меня? Думаешь, можешь забрать у меня то, что принадлежит мне по праву?

Он стиснул кулаки, едва сдерживая себя. Как он мог позволить этому лжецу так близко подобраться к Анжелике? К его жизни? Эта мысль поджигала его изнутри, как раскалённое железо, впивающееся в плоть.

Теперь ты от меня не скроешься, думал Рафаэль. Теперь я раздавлю тебя, как червя, я припечатаю твою смазливую рожу.

Этот самозванец, который носит чужое имя и чужую рясу, уже который месяц водит его за нос. Делает вид, что служит Богу, — а на самом деле? Чего он хочет? Почему он здесь?

Все те мысли, что терзали Рафаэля эти последние недели, вдруг обрели зловещую ясность. Он никогда не ошибался: этот падре — фальшивка. Фальшивая личина, маска, скрывающая под собой нечто гораздо более тёмное. Он чувствовал это с первой минуты, но теперь у него были доказательства.

Рафаэль сжал руки в кулаки, и фотография чуть не смялась в комок в его пальцах. Он видел его насквозь. Чезаре был как призрак, который проникает в чужие дома и ворует то, что ему не принадлежит. Но он ошибся, выбрав для этого Рафаэля.

Ты, сукин сын, думал Рафаэль, скрипя зубами. Ты думал, что сможешь просто так обмануть меня? Прийти в мой город, к моей жене, играть роль святого отца и надеяться, что я не замечу? Ему хотелось сейчас же бросить всё и побежать к этому ублюдку, вырвать его из церкви, выволочь на улицу и заставить смотреть в лицо своим грехам.

Что этот мерзавец делал рядом с Анжеликой? Почему его жена, его собственная жена, смотрела на этого человека так, будто он был её последним спасением? Она не любила Рафаэля. Никогда не любила. Но она должна была быть его, полностью, без остатка, она должна была принадлежать ему, и никому больше. И если она не может его любить, то она хотя бы должна бояться его настолько, чтобы не дерзнуть изменять ему даже мыслями.

Но этот падре… Этот лжец, этот лицемер — он сломал правила. Он украл её взгляд, украл её мысли. И Рафаэль собирался выжечь его из её жизни, как выжигают заразу, как избавляются от яда, разъедающего плоть изнутри.

Рафаэль тяжело дышал, его грудь вздымалась от ярости. Весь мир для него сжался до этой папки, до этого снимка, до этого осознания, что перед ним не просто враг. Нет, перед ним был обманщик, вор, человек, пытающийся захватить то, что принадлежало Рафаэлю.

Ему не оставалось ничего, кроме как выяснить всё до конца.

Глава 18

Рафаэль вышел из кабинета, захлопнув за собой дверь так, что стёкла в рамах дрогнули. Он шагал по коридору, как разъярённый бык, едва сдерживая ярость, которая требовала немедленного выхода. В голове пульсировала одна-единственная мысль: Этот падре — самозванец. И он за это заплатит.

Мауро, его безмолвная Тень, стоял у двери, ожидая распоряжений. Его лицо было непроницаемо, как всегда, глаза не выражали ничего — ровный, пустой взгляд, человек, привыкший принимать приказы и исполнять их беспрекословно. Для Мауро не было ничего странного в этой ситуации, он знал, что Рафаэль ненавидел падре Чезаре с первой же минуты. Но даже ему, хладнокровному и невозмутимому, было понятно, что сейчас этот человек, его босс, был как пантера, загнанная в угол. Готовый порвать всё на своём пути, если его осмелятся удержать.

Рафаэль остановился перед Мауро, глядя на него с неприкрытой яростью, и, не дав себе ни мгновения, чтобы успокоиться, отдал приказ:

— Каждый чёртов день этот мерзавец завтракает в том маленьком ресторане у церкви. Ты дождёшься, пока он уйдёт, и заберёшь стакан, с которого он пил. Отпечатки должны быть чистыми. Ты меня понял?

Мауро кивнул, коротко и молча, без единого вопроса. Он знал, что Рафаэль не простит ему ошибок. Сегодня особенно. Он чувствовал, как этот приказ, словно раскалённый металл, отрезает всё лишнее, превращая его в простое задание. В его мире не было места для сомнений. Задание, план — и холодный, методичный расчёт.

Рафаэль знал, что может доверить это только Мауро. Тень был безупречен. Человек без совести, без эмоций. Идеальный инструмент для выполнения грязных дел.

* * *

На следующее утро Мауро стоял в тени, у стены маленького ресторана, и наблюдал за Чезаре. Он знал, что священник всегда садится за один и тот же стол у окна, заказывает чай и пьёт его неторопливо, как будто растягивая это ритуальное время. Казалось, что он сам ловит мгновения, чтобы укрыться от чего-то, невидимого для других. Его лицо оставалось бесстрастным, спокойным, и в этом спокойствии была пугающая, почти зияющая пустота.

Мауро наблюдал за каждым его движением, не выдаваясебя, не давая ни малейшего повода заподозрить что-то неладное. Всё в этом человеке, называющем себя падре Чезаре, раздражало Мауро до глубины души. Его размеренные, точные движения, словно он продумывал каждый шаг заранее, каждый жест — как марионетка, подвешенная на невидимых нитях. Он был будто пустой оболочкой, в которой прятался кто-то другой. Мауро привык видеть людей насквозь, но с этим типом что-то было не так. Он был как зеркало, которое отражает пустоту. Как будто перед ним — только маска, а за ней ничего нет.

Чезаре медленно отпил чай, поставил стакан на стол, склонился к книге, которую держал в руке, словно забывшись. Всё вокруг него казалось каким-то постановочным, фальшивым, как будто он играл роль святого отца в дешёвом спектакле, где ни один зритель не понимает, что перед ним — театральная бутафория. Мауро следил за ним, отмечая, как в каждом его движении сквозит уверенность, словно он действительно считает себя выше всех.

Когда наконец Чезаре встал, небрежно кивнул официанту и покинул ресторан, Мауро молниеносно двинулся к столу. Он осторожно подхватил стакан, замотал его в чистую салфетку и спрятал под куртку, чувствуя, как поверхность стекла остаётся тёплой от прикосновения падре. Отпечатки — те самые следы, которые раскроют, кто этот мерзавец на самом деле, — теперь были у него.

Мауро двинулся к выходу, так же незаметно, как и вошёл. Всё прошло идеально. В этом деле не должно было быть ни малейшего следа. Рафаэль получит свои отпечатки, а значит, и свои ответы. Остальное его не касалось.

Вернувшись в особняк, Мауро передал стакан Рафаэлю, как и было приказано. Он стоял перед своим боссом, глядя на него с бесстрастной покорностью, но внутри знал: этот стакан может изменить всё. Рафаэль взял его осторожно, словно это был не просто кусок стекла, а проклятие, заключённое в крошечной капсуле. Он смотрел на стакан с холодной улыбкой на губах, чувствуя, как в груди нарастает мрачное удовлетворение.

Теперь ты мой, падре, подумал он, глядя на отпечатки, оставленные на стекле. Он мог представить, как эти отпечатки отпирают для него двери к правде. Теперь этот священник больше не скроется. Теперь он не спрячется за рясу, не укроется под именем «Чезаре дель Коста». Он передаст это своим людям, и они выудят всё, что скрыто за этим «святым» именем.

Рафаэль передал стакан Антонио, старому знакомому из криминального мира, человеку, который умел рыть землю и находить любую информацию. Антонио знал все лазейки в базах данных, умел находить сведения, которых не должно было существовать. Рафаэль не жалел денег на это дело — он готов был заплатить любую цену за ответ, потому что знал, что каждый вложенный цент вернётся сторицей. Он вложил бы даже душу, если бы это помогло узнать правду.

Дни тянулись мучительно медленно. Рафаэль чувствовал, как его одержимость затягивает его всё глубже, как тьма проникает в его мысли, питаясь его ненавистью, его нетерпением, его бешеным желанием уничтожить этого мерзавца, притворяющегося падре. Он больше не мог нормально спать, не мог думать ни о чём другом, кроме этой тени, укрывшейся за рясой. Чёрт побери, он едва не сходил с ума.

Каждый раз, когда он думал о Чезаре, когда представлял, как этот мерзкий лжец с бесстрастным лицом общается с Анжеликой, в его груди вспыхивала ярость, горячая, как раскалённый металл, и смешанная с презрением. Этот тип был насмешкой над ним, воплощённой издёвкой, и он не мог этого стерпеть. Он представлял, как схватит его за горло и вырвет из него всю эту ложь, слой за слоем.

И вот, наконец, настал момент, когда зазвонил телефон. Это был Антонио.

Рафаэль схватил трубку, сдавливая её так, что костяшки побелели. Его дыхание замедлилось, а в голове уже билась одна-единственная мысль: Скажи мне правду. Скажи, кто он такой, чёрт возьми.

— Антонио? Что ты узнал?

На том конце провода наступила тишина, густая, как предчувствие грозы. Рафаэль слышал, как Антонио делает глубокий вдох. Затем раздался его голос, глухой и напряжённый:

— Этот человек. Его настоящее имя — Альберто Лучиано.

Рафаэль замер. Альберто Лучиано. Имя, словно удар по мозгам. Альберто, которого ищет Лоретти. Хитрая, скользкая и опасная мразь, которая перешла дорогу самому главному мафиози Сицилии. Человек, вокруг которого кружили тёмные слухи, словно мухи вокруг гниющего мяса. Это он — Странник. Сто процентов. Рафаэль в этом больше ни секунды не сомневался.

Рафаэль чувствовал, как в нём что-то взрывается, как понимание нахлынуло на него, как прилив, захлёстывая с головой. Перед ним не просто священник-самозванец.

Но Рафаэль не боялся. Нет. Наоборот, он ощутил прилив адреналина, будто в его жилах закипела кровь. Эйфория, сладкая и пьянящая, затуманила разум и заставила его губы растянуться в кривой усмешке. В его руках был ответ, который мог изменить всё.

Рафаэль сидел в своём кабинете, освещённый лишь мягким, тусклым светом лампы, которая бросала странные, дрожащие тени по углам комнаты. Он держал сотовый в руке, и пальцы, сдавливающие трубку, были бледны от напряжения. На губах застывала кривая, хищная усмешка. В этот момент он ощущал себя тем, кем и был на самом деле — охотником, наконец настигшим добычу после долгого, изнурительного преследования.

Альберто Лучиано. Имя звучало в его голове, как заклинание, как ритуал, пробуждающий что-то древнее, животное, скрытое глубоко внутри него. Этот человек был не просто врагом. Он был тенью из прошлого, тем, кто посмел прикинуться святошей и вторгнуться в его жизнь, в его дом и в мысли его женщины. Рафаэль никогда не позволит себе проиграть. Этот Альберто, прячущийся под рясой, ещё поймёт, что выбрал не того врага.

Сейчас у него был выбор — уничтожить Чезаре самому, прикончить его прямо здесь, в Сан-Лоренцо, разорвать на части. Но Рафаэль был умнее. Он знал, что прежде, чем расправиться с этой грязной мразью, нужно забрать то, за чем Альберто пришёл сюда. Бриллианты. Сокровище, спрятанное в катакомбах. Бриллианты, которые Альберто предательски утаил, чтобы потом исчезнуть и "воскреснуть" уже под личиной смиренного падре.

Рафаэль понимал, что для этого ему нужен Лоретти. Рафаэль знал, что у Лоретти есть такие же права на этого человека, как у него. Нет, даже больше. Для Лоретти Альберто был не просто врагом — он был тем, кто предал клан, кто унизил их всех, кто выкрал у них из-под носа добычу. Они вместе возьмут бриллианты, а потом Лоретти разберётся с Альберто, и каждый получит свою долю. Ему даже не нужно было обдумывать план. Всё в голове выстроилось чётко и ясно, как сцены в безумном, яростном спектакле, и он знал, что сейчас — момент, которого он ждал. Без промедления он набрал номер Лоретти, и его сердце забилось сильнее, пока телефонные гудки тянулись в тишине.

Звонок длился всего несколько секунд, но за это время Рафаэль почувствовал, как в его душе нарастает страх, который сливается с яростью, переплетается с жаждой мести и превращается в нечто большее. Это было чувство превосходства. Предвкушение момента, когда он наконец увидит, как все детали этого грязного пазла сложатся воедино.

На том конце трубки наконец раздался голос Лоретти, низкий, грубый, с тем металлическим отголоском, который всегда несёт в себе приговор.

— Лоретти, — произнёс Рафаэль, чувствуя, как слова выходят из его рта, как струя яда, — у меня новости.

Тишина повисла в трубке, густая, напряжённая, как будто мафиози уже почувствовал, что в этих словах скрыто нечто важное.

— Говори, — произнёс Лоретти. Его голос был низким, но в нём проскользнуло напряжение, едва уловимое, как звук натянутой струны перед разрывом.

Рафаэль замер на секунду, чувствуя, как в его груди разливается мрачное удовлетворение. Он медленно улыбнулся, зная, что сейчас передаст ему то, чего тот ждал все эти месяцы.

— Я нашёл его. Альберто Лучиано, — произнёс он, смакуя каждое слово, словно оно было сладким ядом на языке. Он знал, что имя это прозвучало, как выстрел, прямо в сердце Лоретти, и услышал, как на другом конце Лоретти задержал дыхание.

Снова наступила тишина, в которой Рафаэль мог слышать, как Лоретти обрабатывает услышанное, как всплывают на поверхность месяцы ненависти, горечи, ярости. Он знал, что Лоренцо — человек с железной выдержкой, но сейчас даже он, вероятно, испытал то, что испытал бы зверь, почуявший запах крови.

— Где он? — выдохнул Лоретти, и в голосе его была та звериная ненависть, которая поднималась из глубин, из самых тёмных уголков души. Где он?

Рафаэль позволил себе на мгновение промолчать, наслаждаясь этим ощущением власти. Но он знал, что сейчас не время для игр. У них был общий враг, и он знал, как заставить Лоретти работать на него.

— Он здесь, в Сан-Лоренцо, — продолжил Рафаэль спокойно, его голос звучал, как удар молотка. — Носит рясу, прячется за чужим именем. Прикидывается падре. Этот ублюдок, этот трус… он думает, что может скрыться под личиной святого, и никто его не найдёт. Падре Чезаре дель Коста — это Альберто Лучинано.

Лоретти молчал. С другой стороны трубки доносилось тяжёлое дыхание. Рафаэль мог себе представить лицо Лоретти — его застывшее выражение, глаза, в которых горит ненависть.

— Мы уничтожим его позже, — сказал мафиози, и его голос звучал уверенно. — Но сначала… мы заберём бриллианты.

Бриллианты, спрятанные в катакомбах под Сан-Лоренцо, были не просто сокровищем. Они были символом всего, что Альберто у них украл. Их объединённая жадность и жажда мести должна была вести их, как факел, через тьму. Рафаэль усмехнулся, чувствуя, как в нём нарастает решимость. Всё, что он сделал, что планировал эти долгие месяцы, наконец, стало обретать форму. Теперь они с Лоретти будут действовать вместе, как две клинка одного меча, и ничто не сможет остановить их.

— Ожидаю твоих приказов, Лоретти, — добавил Рафаэль, глядя в темноту перед собой. — пора ставить точку в этой истории.

Тишина снова повисла в трубке, но это была другая тишина. Тишина, полная зловещего предвкушения. Они оба знали, что Альберто Лучиано не уйдёт живым из Сан-Лоренцо.

Рафаэль медленно отключил звонок, чувствуя, как в его груди закипает ярость и предвкушение. Он получил то, что искал.

Глава 19

Изабелла стояла у окна, глядя на угасающий закат, её руки были сжаты в кулаки, а взгляд напряжённый, как натянутая струна. В последние дни она почти не спала: что-то в поведении Рафаэля настораживало её, каждый его холодный взгляд какие-то вечные звонки за закрытыми дверьми внушали ей сомнения, с каждым часом росло беспокойство. Изабелла прекрасно понимала — этот человек, её зять, хранил в себе угрозу. Человек, который шантажом заставил отдать ему ее собственную дочь…Она никогда ему не простит ни этого шантажа, ни той правды, которую он знает.

Наконец, она приняла решение. Она знала, к кому обратиться. Лишь один человек был рядом с ней десятки лет, лишь ему она могла доверить любую просьбу — Марчелло, её верный слуга, который знал её слабости и страхи, но никогда не предавал.

Марчелло — высокий, крепко сложенный мужчина, с серебристыми прядями в густых тёмных волосах и морщинами, вырезанными временем на его загорелом лице. В его глазах отражалась стойкость и преданность, и даже спустя почти сорок лет службы он смотрел на Изабеллу с уважением, всегда понимая её с полуслова. Сейчас ему было чуть за шестьдесят, но он оставался надёжным, с отточенными движениями, словно оружие, которое не утратило своей остроты. Пришло время вспомнить как когда-то он выполнял для нее самые разные и опасные приказы… и как покрывал ее свидания с…Лоретти.

Изабелла повернулась к мужчине, стоявшему позади нее, стараясь скрыть напряжение в голосе.