— Марчелло, мне нужно, чтобы ты кое-что для меня сделал, — тихо сказала она, опустив взгляд, не желая встречаться с ним глазами. — Я хочу, чтобы ты проник в офис Рафаэля и нашёл что-нибудь… что-нибудь, что подтверждает мои подозрения. Он слишком осторожен, и мне кажется, что он скрывает что-то… опасное.
Марчелло не задал ни единого вопроса. Он знал её слишком хорошо и понимал, что просьба эта — не каприз. Его чёткий, отрывистый кивок был подтверждением её доверия. Через пару минут он уже покинул особняк, его фигура растаяла в вечерней тьме, как призрак, и вскоре он бесшумно подошел к зданию офиса Рафаэля.
Офис Рафаэля был строго охраняем, но для Марчелло это было лишь дополнительным испытанием. Он наблюдал за охраной, тщательно высчитывая время их перемещений и планируя путь к двери. Час спустя он уже был внутри, бесшумно проскользнув мимо охраны и отмыкнув дверь служебным ключом, который успел умыкнуть из-под носа уборщицы. В помещении царил стерильный порядок, но его интуиция подсказывала, что настоящие секреты скрыты там, где видимость порядка превалировала.
Он начал с письменного стола — ящики были заперты, но Марчелло ловко вскрыл их при помощи тонкого ножа, который всегда носил с собой. В верхнем ящике он нашёл бумаги с печатями, обычные деловые документы, и лишь в самом дальнем ящике его глаза наткнулись на плотный кожаный конверт, который, казалось, прятали. Он развернул папку и замер, увидев фотографии. Но это не его дело…Изабелла будет решать, насколько ей это важно. Но он прекрасно понимал — что важно. И был доволен своей работой.
Когда Марчелло вернулся в особняк, Изабелла уже ждала его в кабинете. Он протянул ей конверт, его лицо оставалось невозмутимым, но в глазах мелькнула тревога. Изабелла открыла его дрожащими руками и увидела сразу две фотографии.
На одной из них был незнакомый ей мужчина в чёрной рясе — настоящее лицо падре Чезаре дель Коста. Изабелла замерла, а затем, почти ошеломлённо, перевела взгляд на вторую фотографию. На ней был Альберто, её сын, который скрывался под личиной падре Чезаре. Так вот что нарыл ублюдок. Вот какие интриги он плел за их спинами, вот о чем шептался как паук в своей норе. Сволочь, которая хозяйничает в ее доме, паразит, который предъявил права на ее дочь. Руки Изабеллы задрожали, и она с трудом сохраняла самообладание, её сердце сжималось от боли и ужаса. Она осознала, что Рафаэль знал слишком много, возможно, знал её секреты лучше её самой.
— Этот мерзавец… — прошептала она, сжимая в руках фотографии. — Как он докопался, тупой и хитрый подонок. Ему ведь все это зачем-то нужно.
Изабелла вжалась в кресло, сжимая в руках досье, которое едва не прожгло ей ладони. Бумага дрожала под её пальцами, как труп в предсмертной судороге. Грудь сдавило так, что воздуха не хватало, будто кто-то сжимал её горло холодной стальной хваткой.
Изабелла глухо застонала, как раненое животное. В её груди всё клокотало от ужаса, гнева и горького, парализующего страха. Её собственная кровь оказалась замешана в самой грязной игре. И теперь Рафаэль — этот гнилой ублюдок, этот шакал, который не знает, что значит любовь и верность, — собирается сдать её сына. Прямо в пасть зверю, который ждёт только одного — разорвать его в клочья.
Но хуже всего был не Рафаэль. Хуже всего был человек, который охотится на Альберто. Человек, имя которого застывало в её голове, как ледяной нож:
Она машинально потянулась к сигарете, не отрывая взгляда от страницы с именем Лоретти. Руки тряслись так, что пришлось глубоко вдохнуть, чтобы не швырнуть всё это досье к чертям. Воспоминания о Джузеппе вернулись к ней с неумолимой яркостью, как внезапный ожог. Тридцать четыре года назад, когда она была ещё наивной дурой, полной мечтаний и глупых надежд. Чёрт бы её побрал за ту наивность. Что мешало ей быть верной мужу и не лезть в проклятую авантюру.
И он подчинял её с первой минуты. Он овладел её разумом, её телом, её душой. Они были как огонь и бензин — их страсть вспыхнула мгновенно, ярко, неумолимо, пожирая их обоих. Его поцелуи оставляли следы на её теле, как клеймо. Его руки сжимали её так, как будто он мог раздавить её одним движением — и чёрт побери, она хотела этого. Хотела, чтобы он сжёг её, чтобы он оставил следы на её душе, потому что знала: он — единственный мужчина, который может это сделать.
Но страсть не могла длиться вечно. Он был слишком опасен, слишком жесток, слишком непредсказуем. И однажды, так же стремительно, как всё началось, их связь оборвалась. Ей нужно было выбирать между мужем и этим страшным опасным типом. Она выбрала мужа и спокойствие, размеренную жизнь и будущее. Только оказалось, что тайная грязная связь принесла плоды…Каким-то образом Лоретти узнал об этом. Он словно впился в этого ребенка, вцепился клещами, одержимый мыслью о сыне. Но она хотела покоя, хотела уверенности в завтрашнем дне.
Она родила Альберто, не сказав никому, чьим он был сыном. Ни один человек на свете не знал правды. Никто, кроме неё. Лоретти было сказано, что мальчик умер. Все. История была окончена.
Сейчас, держа это досье, Изабелла чувствовала, как та страсть, та боль, те ужасные воспоминания возвращаются к ней с новой силой. Чезаре, её сын, тот, кого она так старательно скрывала и обрела так недавно оказался в ловушке, которую приготовил его собственный отец.
Сигарета обожгла ей пальцы, и она, чертыхнувшись, бросила её в пепельницу. Марчелло, стоящий рядом, безмолвный, как верный пёс, внимательно смотрел на неё, ожидая её распоряжений. Она знала, что он понимает её без слов, знает, что он готов сделать что угодно ради неё и её сына.
— Ты знал об этом, Марчелло? — хрипло прошептала она, подняв на него тяжёлый, усталый взгляд. — Ты знал, что Лоретти ищет Альберто?
Марчелло чуть качнул головой, затем тихо произнёс, не глядя ей в глаза:
— Да. Я выяснил и то тоже. Лоретти думает, что Альберто украл у него бриллианты… легендарную коллекцию, которую они выкрали у одного француза. Теперь Лоретти намерен вернуть их и отомстить за предательство.
Изабелла прикрыла глаза, чувствуя, как внутри неё что-то рвётся. Она уже знала, что Альберто — не святой, знала, что он прошёл по жизни, оставляя за собой трупы и разрушения, уже поняла, что он вор, что он преступник, но разве это не ее вина? Разве не она отдала своего мальчика первой встречной. Но теперь, когда он стал Чезаре, когда он пришёл в её жизнь, она видела в нём другого человека. Или хотела видеть. И теперь его отец, её бывшая любовь, тот мужчина, который когда-то владел ею полностью, собирался убить их сына.
— Лоретти приехал, синьора, — добавил Марчелло, будто нож вонзил ей в сердце. — Он остановился в гостинице рядом с Сан-Лоренцо. Он здесь, чтобы завершить начатое.
Эти слова, как ядовитая игла, впились в её сознание. Лоретти был здесь, всего в нескольких кварталах. Её прошлое. Её любовь, её боль, её страх. Всё это снова навалилось на неё, обрушившись, как лавина. Она знала, что он — монстр, не знающий пощады. Она знала, что этот человек никогда не оставлял недоделанных дел.
Изабелла резко поднялась, едва удержавшись на ногах. В голове гудело. Ей нужно было увидеть его. Она должна была встать перед ним и сказать правду. Она пойдёт к нему и скажет ему, что Альберто — его сын, их сын, что он не имеет права поднимать на него руку. Это её единственный шанс спасти Чезаре, единственный шанс вырвать его из лап смерти, которая дышит ему в затылок. Боже…Чезаре или Альберто…А ведь это она дала ему это имя и сказала тогда той женщине, что его зовут Альберто.
— Я пойду к нему, — твёрдо сказала она, глядя на Марчелло с решимостью и подхватилась с кресла.
Марчелло нахмурился, его лицо помрачнело. Он знал, что это безумие. Он знал, что этот разговор может обернуться трагедией. Но он не мог возразить ей, не мог остановить её.
— Он вас убьёт, — тихо сказал Марчелло, но в его голосе не было страха, лишь холодная констатация факта.
Изабелла усмехнулась, и в этой усмешке было больше горечи, чем в любом проклятии.
— Он не тронет меня. Или тронет — какая разница? Если он прикоснётся к Альберто, он потеряет всё. Свою последнюю каплю человечности, своё право называться отцом. Он должен знать.
Она посмотрела на Марчелло, на его преданное лицо, на тень страха в его глазах. Она знала, что он не одобряет этого. Но это её решение. Её бой. И она пойдёт до конца.
Когда Изабелла ворвалась в гостиницу, её сердце стучало прямо в горле. Она была уверена, что найдёт его здесь — Джузеппе, ее любовника…мужчину, которого она так и не забыла. Но когда она подошла к стойке и требовательно спросила о Лоретти, портье лишь растерянно пожал плечами.
— Синьор Лоретти? Он уехал рано утром, — пробормотал тот, пряча глаза, видимо, чувствуя ту леденящую ярость, что исходила от неё.
— Он сообщил куда поехал? — сухо спросила она, сверля портье взглядом, который, казалось, мог бы прожечь дыру в его лбу.
— Нет, синьора… Он ничего не сказал, просто ушёл, — пробормотал портье, будто боялся, что она сейчас набросится на него и задушит.
Она выдохнула, сдерживая ярость, и развернулась, готовая уйти, как вдруг услышала за спиной обрывок разговора двух постояльцев.
— Ты слышал, что начались раскопки старых катакомб? Говорят, что-то нашли под Сан-Лоренцо…
Её сердце забилось быстрее. Катакомбы. Естественно…катакобы. Она вспомнила всё, что ей рассказал Марчелло о планах Рафаэля и Лоретти. Чёртовы бриллианты.
А ведь он даже не знает об этом. Она представила, как Рафаэль поджидает его там, в темноте, с Лоретти — отцом, который пришёл, чтобы прикончить собственного сына.
Она стиснула руки в кулаки, так что ногти впились в ладони до боли, до крови. Она должна добраться до него раньше, чем они. Но что она скажет ему? Как объяснить всё это — бриллианты, мафия, Лоретти? Как объяснить, что его жизнь в опасности…как объяснить почему для нее это важно? Неужели вот оно время вскрывать старые раны и грязные грехи. Признаться сыну что она бросила его…предала ради своего спокойного будущего.
Но у неё не было времени раздумывать. Она должна была идти. Должна была предупредить его — даже если ради этого ей придётся вывалить все тайны, все ужасы, которые она так старательно хоронила.
Глава 20
Анжелика исчезла из моей гребаной жизни, и будто кто-то выключил кислород. Мир стал пустым, блеклым, лишённым смысла. Я выходил на улицы, метался, словно зверь в клетке. Вглядывался в окна её дома, выискивал её лицо среди толпы. Прохожие мелькали мимо — чужие, ненужные. Их лица размывались, растворялись в сером мареве. Я искал только её. И каждый чёртов день, как последний дурак, ждал, что она появится. В церкви, на узких улочках старого города, в том заброшенном парке, где мы встречались, когда ещё было чувство, что весь мир принадлежит нам. Но её нигде не было. Ни следа. Словно провалилась в бездну. И это сводило меня с ума. Она не выходила из дома. Неужели этот ублюдок запер ее там? Что он делает с ней? Трахает ее…она поддалась? Позволила ему? Разве не поэтому она постоянно пыталась меня бросить?
Сначала я думал, что это временно. Ну, подумаешь, решила уйти на пару дней, переварить всё, разобраться в себе, как она всегда говорила. Что наш роман — ошибка. Неправильный выбор. Ложная дорога. Чушь. Она мне принадлежит. И я просто ждал момента, когда мы сможем забрать бриллианты. Но дни шли, и её отсутствие жгло меня, как кислота, разъедало изнутри, расползалось по венам. Мы были не просто любовниками. Её тело принадлежало мне. Только мне. Но что-то изменилось, будто она разорвала невидимые нити, что связывали нас. Словно взяла и выбросила меня.
Забыть? Она решила забыть меня? Меня?
Не позволю. Она моя! Моя Женщина, которая застряла в моей голове, как заноза. Я пытался её вырвать. Бессонные ночи, пустые попытки. Но её отсутствие только усиливало мою одержимость. С каждым днём это становилось больнее, невыносимее. Как яд, отравляющий сознание. Хочет забыть меня? Чёрта с два. Я напомню ей, кто я для неё. Напомню как она корчилась в моих руках, как отдавалась мне, как стонала мое имя, как сама пришла ко мне и сказала, что любит меня. ОНА САМА ПРИШЛА! Так какого черта дает задний ход?
Был один способ заставить ее прийти… единственный. Странник.
Да. Этот образ, эта маска, в которую она влюбилась. Загадка. Тьма. Призрак. Она поддалась этому, я видел, как её манил этот мрак. Если она отказывается видеть меня как Чезаре — так тому и быть. Я снова стану Странником, и тогда она не сможет отказаться. Она придёт.
В ту ночь я стоял под её окнами, стиснув в одной руке красную розу, в другой — клочок бумаги, на котором было нацарапано несколько слов. В темноте я сливался с тенями, как призрак, — именно так мне и хотелось себя ощущать. Призрак, фантом, что приходит по ночам. Чёртов Странник. Маска, которую я создал для неё и которая теперь душила меня самого. Я чувствовал себя дураком. Нет, хуже — подростком, которому не хватает ни смелости, ни слов, чтобы выразить своё желание. И эта слабость, это беспомощное ожидание сводили меня с ума.
Стук сердца отдавался в висках, словно барабанный бой.
Я знал, что это единственный способ. Знал, что если она увидит записку, если увидит розу, она придёт. Она не устоит. Анжелика тянулась к Страннику, как мотылёк к огню, и эта тьма — моя, её, наша общая — была моим спасением и одновременно проклятием. Я жаждал её, но и боялся, что она увидит во мне нечто иное. Чувствовал себя смешным, мелочным, слабым, но не мог остановиться. Слишком далеко зашёл, слишком глубоко погрузился в эту игру, где главная ставка — она.
Я прицепил записку к розе и бросил в окно её спальни. Внутри сжалось всё: страх, ожидание, ревность к самому себе, к Страннику, которого она возможно любила больше, чем меня. В записке — всего одно предложение, ничего лишнего. Слова, которые должны пробить её, как стрела:
С этими словами я оставил её выбирать.
Прошло несколько часов, а я уже проклинал себя за это решение. В голове бурлили мысли, отравленные ревностью. Что я делаю? Почему вынужден использовать эту маску? Почему я не могу просто встретиться с ней, как Чезаре? Почему она бежит от меня, от настоящего меня, но тянется к этому мрачному образу, к таинственному незнакомцу, которого я создал ради неё?
Меня переполняла горечь. Как ни старался, не мог избавиться от этой ревности — ревности к самому себе. Чезаре не был для неё достаточно хорош. Чезаре не был тем, кто мог разжечь в её глазах этот огонь. Но стоило мне надеть маску, стоило мне превратиться в Странника, и она забывала обо всём, растворялась, отдавалась полностью.
Я стоял в парке, прячась в густых тенях деревьев. Тёмное крыло парка — место, где я её ждал. Небо было чёрным, как смола, и только редкие огни фонарей дрожали вдалеке, как мёртвые звёзды. В воздухе витала напряжённая тишина.
Я слышал её шаги ещё до того, как увидел её. Она пришла. Чёрт возьми, она пришла. Мои пальцы сжались в кулаки, а сердце забилось быстрее, сдавливая грудь, как тисками. Она выбрала Странника. Она выбрала не меня, не Чезаре. И от этой мысли мне стало невыносимо больно, а вместе с болью накатила горячая волна ревности и желания.
Когда она приблизилась к центру парка, я вышел из тени. Она замерла, почувствовав моё присутствие. В этот момент в её глазах мелькнула искра, та самая, которую я искал. Она всё ещё не могла сопротивляться этому образу.
Я подошёл к ней медленно, как хищник, крадущийся к своей жертве, и молча обнял её сзади, крепко, жёстко. Она попыталась вырваться, но вскоре остановилась, затихла, словно признала своё бессилие перед этим мрачным образом, передо мной.
— Ты скучала по мне, Анжелика? — прошептал я ей на ухо, и она содрогнулась. Измененный голос, шепот, хрипота…Снова игра. Только меня она больше не заводила, а причиняла боль.
Я ощущал её дыхание у себя на шее — неровное, прерывистое. Меня переполняла ревность, злость, обида, и всё это — к самому себе. Она пыталась отстраниться, но я удерживал её, крепко, как будто не собирался отпускать никогда.
— Зачем ты пришла? — тихо спросил я, но в голосе чувствовалась стальная нить, колкая и острая. — Тебе не надоело играть с мужчинами, Анжелика? Сразу с тремя, м? Не устала разрывать сердца? Или тебе просто нравится смотреть, как мы все страдаем?
Она молчала…только тяжело дышала и прижималась ко мне своей дрожащей спиной.
— Ты даже не думала обо мне, да? — Я слышал собственный голос, глухой, напряжённый. — Забыла, как будто между нами ничего не было. Как будто ты могла просто стереть всё из памяти.
Анжелика выпрямилась, её губы сжались в тонкую линию.
— Да, я забыла, — произнесла она холодно, каждый слог её слов ударял по мне, как пощёчина. — Всё это — иллюзия. Ты сам знаешь. Ты тоже иллюзия. Тебя ведь нет на самом деле…У тебя даже имени нет.
Эти слова пронзили меня, как нож. Она видела, как я внутренне содрогнулся, но, словно ей этого было мало, она дернулась, чтобы высвободиться из моих рук. Моя ревность вспыхнула, как огонь. Ослеплённый этим чувством, я схватил её за плечи, разворачивая к себе, притиснул её спиной к ближайшему дереву.
— Иллюзия, говоришь? — прошептал я ей в лицо, чувствуя, как наше дыхание смешивается. Мое из-под маски, а ее…ее такое свежее, ароматное, сводящее с ума так, что член заныл от дикого возбуждения — Тогда почему ты дрожишь?
Она отпрянула, но я стоял слишком близко. Мы оба знали, что она могла сопротивляться только до определённого момента. Её тело не лгало, как бы сильно она ни пыталась притвориться. Это была наша вечная игра — страсть, которую она пыталась заглушить, и огонь, от которого я сам не мог отказаться.
Мои руки скользнули по её талии, и я чувствовал, как она напрягается под моим прикосновением, но не отстраняется. Наоборот — её дыхание стало тяжелее, а в глазах вспыхнуло то же безумное желание, которое я видел прежде. Это было, как капкан: мы оба понимали, что не можем, не хотим остановиться.
— Значит, ты забыла? — прошептал я, приближаясь к её шее, к её кожe, ещё тёплой от прикосновений. — Тогда почему ты пришла? Зачем? Ответь, Анжелика.
Она замерла, её глаза потемнели. На её лице отразилось столько противоречий, столько боли и желания, что мне стало почти больно от этого зрелища. На меня…на Чезаре она смотрела так же. Кто ты, Анжелика? Ты ведь изменяешь каждому из нас! Но я не отпускал её, напротив, только прижимал крепче, чувствуя, как в груди бурлит и клокочет та ревность, что отравляла меня с самого начала.
— Скажи мне, что ты действительно забыла, — прошептал я, практически касаясь её губ своими под маской. — Или ты просто хочешь в это верить?
Она пыталась что-то сказать, но я знал, что слова не нужны. Всё было и так ясно.
Я стоял перед ней в образе Странника — мрачного, загадочного, того, кто приходит к ней только по ночам, как призрак из тьмы. Она смотрела на меня с тем же трепетом и напряжением, которые когда-то пробудили во мне желание создать эту маску. Она не знала, что я и есть Чезаре, что мы — одно лицо, одна сущность. Для неё Странник был чем-то запретным, чем-то, что волновало её и привлекало, и этим она разжигала мою ревность до безумия.
Её взгляд, полный страха и влечения, был для меня одновременно проклятьем и благословением. Она смотрела на меня, как на чужого, как на опасность, которой не могла противиться. И это сводило меня с ума.
— Зачем ты пришла? — мой голос прозвучал хрипло, почти шёпотом. Я видел, как её плечи дрогнули, как взгляд её метнулся в сторону. Она пыталась притвориться спокойной, но не могла.
— Ты позвал, — ответила она тихо, но её голос выдал её. В этом звуке было что-то, что я не мог не заметить. Ожидание. Желание. И я не мог сдержать горькой усмешки.
— Значит, ты приходишь ко мне, потому что я позвал, а не потому что ты этого хочешь? — спросил я, чувствуя, как во мне поднимается ярость. — Ты боишься меня, но приходишь. Ты говоришь, что забыла меня, но стоишь здесь, прямо передо мной. Чего ты хочешь на самом деле, Анжелика?
Она попыталась отстраниться, но я держал её крепко. Видел, как её глаза блестят от напряжения, как она сдерживает себя, чтобы не поддаться. Эта борьба между нами была вечной, но сегодня я не собирался отступать. Сегодня я был готов пойти до конца.
Я почувствовал, как её дыхание участилось, и этого было достаточно, чтобы моя ярость смешалась с диким, необузданным желанием. Она пришла к Страннику, не к Чезаре и сегодня ее будет трахать Странник. Мне хотелось заставить её понять, что это не просто маска, не просто образ.
— Ты думаешь, я позволю тебе забыть? — прошептал я ей в лицо, так близко, что мог почувствовать её дыхание на своей коже. — Думаешь, что сможешь притвориться, будто ничего не было?
Она отвернулась, но я не позволил ей скрыться. Схватил её за плечи, притянул к себе, чувствуя, как её тело напрягается от близости. В её глазах я видел бурю чувств — ненависть, влечение, страх, всё смешалось в одну опасную смесь. И в этой смеси я видел и свою собственную одержимость.
— Странник, — прошептала она, и её голос дрожал, хотя она старалась казаться уверенной. — Ты — как призрак, который приходит только в темноте. Но в свете… ты исчезнешь. Исчезнешь, как мираж, оставив меня снова в одиночестве.
В её словах была правда, и она жгла меня изнутри. Для неё я был не человеком, а тенью, фигурой, которая появлялась лишь в ночи, чтобы потревожить её покой. Она думала, что может запереть меня в этом образе, как будто я был чем-то временным, чем-то, что можно просто забыть, когда наступит утро.
Я почувствовал, как внутри меня поднимается волна горечи и ярости. Как будто она пыталась убежать от той силы, которую я представлял. Её слова, это холодное равнодушие, только разжигали во мне желание завладеть ею полностью — без остатка, без жалости, чтобы она никогда не могла забыть, кто я для неё.
— Призрак? — я усмехнулся, и в этой усмешке было больше презрения, чем она могла бы вынести. — Может быть, я и призрак, Анжелика. Но только потому, что ты сама прячешься от реальности. Ты боишься признать, что тебя тянет ко мне, что ты хочешь меня так, как никто другой. Ты приходишь ко мне в темноте, потому что только там можешь быть собой.
Я сделал паузу, глядя, как её лицо меняется, она бледнеет и судорожно цепляется за мои плечи, но я завожу ее руки за спину. Пока что рано срывать маски.
— Но знаешь, что самое забавное? — продолжил я, склонившись к её уху, шепча так, чтобы каждый мой звук проникал ей под кожу. — Это то, что ты никогда не сможешь от меня избавиться. Как бы ни пыталась. Потому что я — часть тебя. И ты знаешь это.
Она стиснула зубы. Её тело откликалось на мои слова, её дыхание участилось. Она стояла передо мной, как жертва перед хищником, и мы оба знали, что она не может уйти.
— Признай это, Анжелика, — прошептал я, не отрываясь от неё. — Признай, что тебе нравится эта тьма, это ощущение опасности. Признай, что ты не можешь без этого жить. Ты не можешь жить без меня.
Она ничего не ответила, лишь смотрела на меня с каким-то странным, болезненным выражением. Мне казалось, что в этот момент я наконец-то сломал её. Я видел, как её защита рушится, как маска гордости трескается, открывая ту самую уязвимость, которую она так тщательно скрывала.
И это был момент, когда я понял, что она моя. Развернул спиной к себе, прижал к дереву, все еще удерживая ее руки, задрал на ней платье. Она сопротивляется, но я сжимаю сильнее, проникая в ее тело сразу двумя пальцами. Вдалбливая их по самые костяшки во влажную мякоть. А ведь она потекла…там не сухо, там сочно и горячо. Первые толчки и она стонет, запрокидывая голову, оттопыривая свою аппетитную попку, словно подставляясь под мои пальцы. Я дразню подушечками острый, твердый клитор дразню до тех пор пока она не начинает жалобно всхлипывать, а потом со всей ярости вхожу в нее своим голодным, горячим членом. От наслаждения сводит скулы. Я долблюсь быстро, сильно, глубоко. Ощущаю как она начинает сокращаться вокруг моего члена, все сильнее и сильнее… и в этот момент я совершаю ошибку отпустив ее руки. Один рывок и она сдирает с меня маску….и кричит содрогаясь в оргазме и в каком-то диком ужасе, а меня уже сорвало и я извергаюсь внутри ее тела…Наши лица открыты. Теперь она знает кто такой Странник.
А потом…она отчаянно отталкивает меня от себя. Она воет и стонет как ненормальная, она буквально рвет на себе волосы. И я не могу понять…неужели это потому что ей открылось кто такой Странник….неужели именно это свело ее с ума. Она рыдает, бьет меня в грудь, по лицу.
— Никогда…никогда не подходи ко мне! Никогда не подходи! Нельзя понял! Нельзя!
Схватил ее за шиворот притягивая к себе.