Позади вас – море

Встречу с директором назначили в пятницу утром. Самира Авада, эсквайр, сказала, что будет лучше, если придут оба родителя. А Рания пропищала в ответ:

– Мы попробуем. Муж только что вернулся из дальней поездки. У него много работы.

– Я стараюсь не ради вас и вашего мужа. Мой клиент – ребенок, его интересы я и отстаиваю, – отрезала Самира Авада и, помолчав, продолжила: – Советую вам прийти вместе с мужем.

Именно такой арабской женщиной Рания и хотела быть – сильной, решительной. Из тех, кто может не спрашивать мужа, а просто поставить перед фактом: «Ты должен пойти – и все». До того как стало понятно, что ей нужно постоянно находиться рядом с Эдди, она работала, руководила отделом в библиотеке. Тогда она не спрашивала, а раздавала указания, и сейчас ей отчего-то казалось, что она предала себя прежнюю.

С этим адвокатом, думала Рания, у нас точно все получится. Ее никто не напугает. Еще бы, с такими-то очками!

Закончив разговаривать, Рания встала, потянулась и пошла к дивану. Эдди спал, уткнувшись лицом в подушку. Она поудобнее устроила его и принесла из спальни клеенку. Аккуратно приподняла худенькое тельце сына и подоткнула клеенку ему под попу. Эдди вот-вот должно было исполниться семь, аварий за последние три месяца не случалось, а до этого их еще полгода не было, и все же лучше было не рисковать новой мебелью.

Рания занялась ужином. После двух недель в Палестине Юсеф, должно быть, устал от арабской еды. Тетушка, наверное, каждый вечер кормила его мансафом из баранины и другой тяжелой пищей. Рания решила запечь курицу, бросила варить пасту, включила разогреваться духовку. И тут зазвонил телефон.

Мама даже не поздоровалась.

– Йа хабибти, это правда?

– Мама? Привет! Что правда?

– Ты что, не видела хештег? Не читала все эти публикации?

* * *

Вечером она заговорила об этом с Юсефом.

– Хабиби, тут по «Твиттеру» ходит одна история…

Оторвавшись от ноутбука, он сурово глянул на нее.

– Про Рашу, твою двоюродную сестру. Это ведь она умерла, пока ты гостил у матери?

– Да, я же был на похоронах. Она погибла через день после того, как я прилетел.

– Ты сказал, она упала.

– Да.

– Но там хештег…

– Какой хештег?

Муж соцсетями не пользовался. Рания же зарегистрировалась в «Фейсбуке» и «Твиттере», когда работала в библиотеке, а после много общалась в группах для родителей особых детей.

Она рассказала про #Justice4Rasha, объяснила, что в Рамалле и Иерусалиме все требуют правосудия. И в Тель аль-Хилу тоже. Показала ему публикации. Бóльшая часть была на арабском, только последние две на английском. Юсефа бросило в пот, он стянул свитер. Весь интернет пестрел фотографиями Раши – последние снимки, на которых она сидела где-то с друзьями, были сделаны незадолго до ее смерти. Пока что история бурно обсуждалась только в соцсетях, но уже успела появиться и заметка в англоязычной иерусалимской газете.

А еще какая-то блогерка с ником Афина из Палестины опубликовала на своем сайте две статьи о случившемся на арабском.

Рания прочла их, пока Эдди спал. Блогерка в резкой форме требовала правосудия. «Необходимо провести расследование, – писала она. – Иначе получится, что жизни женщин ничего не стоят». Рания передала Юсефу телефон и наблюдала, как менялось в процессе чтения его лицо, пост она знала наизусть.

Афина из Палестины утверждала, что Раша ниоткуда не падала. Это родственники забили ее до смерти, проломили череп, а после сбросили тело с утеса. На голове погибшей, за левым ухом, обнаружили частицы камня, который лежал вовсе не на склоне холма, а во дворе ее дома. По словам Афины, семья просто сымитировала несчастный случай: брат привез тело убитой Раши на обрыв и сбросил вниз. Друзья Раши рассказывают, что она была благоразумной девушкой и никогда не гуляла одна. Да и что бы ей делать на пустынной дороге? Почему бы не отправиться на прогулку в центр? Как поступают все и как всегда поступала сама Раша?

– Мы не верим в версию семьи, – провозглашала Афина. – Мы обвиняем в убийстве родственников погибшей. Требуем #Justice4Rasha!

– Какая чушь, – бросил Юсеф, телефон в его руке дрожал.

– Там есть ссылка на видео.

– Какое видео? – рявкнул он.

Рания включила ролик, который сняла соседка из окна второго этажа своего дома. Вручила телефон мужу и вышла из комнаты.

Она уже дважды это прослушала. На экране появлялось трясущееся изображение окна в доме Раши. Рания сразу узнала и крыльцо в два лестничных пролета, и богатые металлические арабески. Она бывала тут пару раз, когда они с Юсефом после свадьбы навещали его родню. Принимали ее очень тепло, угощали кофе, шаем[20], арбузом, виноградом и пирогами. Рания просто не могла заставить себя в третий раз слушать несущиеся из окна сдавленные крики:

– Господь свидетель, я не виновата! Бабá, мама, пожалуйста!

Затем хриплое измученное:

– Ма-а-а-а-ма!

И шепот соседки:

– Какого черта они там творят?

– Пойду посмотрю, – ответил ей некто невидимый.

А она ему:

– Лучше в полицию позвоним. Ее отец чокнутый.

Нет, слушать это в третий раз она не собиралась. Просто сидела в спальне и рассеянно вытирала пыль с комода влажной салфеткой, пачки которых валялись по всему дому. Водила душистым лоскутком по флаконам духов, свадебному фото в золоченой рамке и шкатулке с драгоценностями, которые не носила с тех пор, как родился Эдди. Не считая обручального кольца из белого золота с бриллиантом, который теперь казался на руке неестественно большим. Это кольцо она ненавидела, потому что продала себя за него. Первое было простым. А это ей подарили, когда она согласилась остаться дома.

Юсеф вошел в спальню и швырнул телефон на кровать.

Она боялась задавать ему вопросы. И ненавидела себя за это. За то, что так нервничает рядом с мужем. Когда она такой стала?

– Она, черт возьми, упала с обрыва и разбилась. Разбилась! – выплюнул он. – Нам и без того нелегко приходится…

– Ладно.

Рания отвернулась к комоду и принялась снова и снова вытирать салфеткой блестящую поверхность.

– Эта блогерша нарочно раздувает скандал. А соседка – сука. Пойду позвоню дяде.

Муж вышел, а Рания все сидела и оттирала с комода несуществующее пятно.

* * *

Первая статья на английском появилась в онлайн-выпуске «Бритиш дейли» в тот день, когда Рания встречалась с Самирой Авада, Эсквайром. Ссылку ей кинула Мама, приписав: «Что говорит Юсеф?»

«Говорит, они врут».

«Иншалла[21]. Надеюсь, они не виноваты».

Рания сидела в элегантной приемной с оливковыми обоями и мебелью красного дерева.

Хештег #Justice4Rasha уже гулял по всему интернету в сопровождении селфи молоденькой девушки, сделанном в книжном магазине на территории кампуса. На снимке Раша весело улыбалась, такая милая – лицо сердечком, круглые щеки и прекрасные светло-карие глаза. Еще по соцсетям ходил портрет Раши, написанный каким-то художником. Здесь глаза у нее были больше, глубже и печальнее. Оставалось надеяться, что она не всю свою короткую жизнь была такой грустной.

Секретарь адвоката оторвалась от компьютера и пообещала Рании, что ее скоро позовут.

– Разговаривает по телефону с клиентом, – вежливо объяснила она.

Рания как раз начала было вставать, но на этих словах села обратно и поблагодарила.

Она никак не могла вспомнить, видела ли Рашу лично. Может быть, мельком, в Тель аль-Хилу, когда они с Юсефом только поженились. Тем летом, когда они, незадолго до ее беременности, ездили в Палестину. Специально собрались, чтобы познакомиться со всей его родней, которая не смогла прилететь в Штаты на свадьбу. Семью Раши она запомнила – коренастый муж, маленькая жена, много детей. Четверо? Пятеро? В статье писали, что братьев у Раши было четверо. Никого из детей Рания не помнила, но тогда, десять лет назад, они, должно быть, еще в младшие классы ходили. Раша, наверное, в тот день играла в саду с братьями или помогала матери нянчить младших.

Вот дядю она запомнила хорошо – это был изможденный сердитый мужчина, проклинавший влияние Запада.

– Вот и ты носишь американские джинсы и говоришь по американскому телефону, – заявил он Юсефу, недовольно качая головой.

Все в комнате незаметно закатили глаза. Рании он пожал руку и глянул на нее так, словно видел перед собой очередное юсефово колониальное приобретение.

Когда Ранию наконец вызвали к адвокату, она встала и, как ребенка, прижала к груди толстую папку. В ней помещалась вся ее жизнь, тщательно рассортированная и размеченная наклейками: «Медицинские заключения», «Отчеты учителей», «Закон о праве на бесплатное школьное образование», «Устав школы» и так далее.

Самира Авада, эсквайр, высокая грозная женщина, крепко взяла ее руку в свои.

– Давайте-ка посмотрим, что у вас здесь.

Разбирая бумаги, она задавала вопросы, время от времени просила найти тот или иной документ и, наконец, спросила:

– Вы хотите, чтобы он перешел в первый класс, так?

– Психолог считает, что он готов.

– А вы как считаете? Готов он? С социальной и эмоциональной точки зрения?

Да, Рания считала, что сын готов. Но доказательств у нее не было.

Зато вчера на детской площадке Эдди неловко подобрался к компании девчонок, лазавших по перекладинам. Сначала те не обращали на него внимания, но потом все же приняли в игру, и вскоре он уже вместе со всеми раскачивался на турнике. Рания строго следила, чтобы девочки не издевались над сыном, а просто играли с ним вместе (так все и было). Она всегда знала, что Эдди просто нужно предоставить больше возможностей. Больше контактов с детьми его возраста.

– Если вы настроены серьезно, я готова бороться.

– Как думаете, мы победим?

– Уалю? – оскорбленно ахнула Самира.

Рания рассмеялась – забавно было снова услышать это многозначное словечко. В данной ситуации его, наверное, можно было перевести как излюбленное американское: «Вы хоть понимаете, с кем имеете дело?»

Пока Рания сидела в кабинете, Самира позвонила в школу и поговорила с директором.

– Я представляю интересы Эдварда Махфуза и его родителей.

Встречу назначили на следующую неделю.

– Ваш муж придет?

– Я спрошу.

– Спросите, пожалуйста.

* * *

В последний раз они с Юсефом были счастливы в день, когда родился Эдди.

Странно, но поначалу ей даже нравился его угрюмый характер. Познакомились они в северной Виргинии на фестивале арабской культуры, из тех, где грохочет музыка, а на танцполе все танцуют дабке, извиваясь, как змеи. Рания, хоть и выросла в большой шумной семье, на таких мероприятиях всегда подпирала стену в уголке и лишь наблюдала за всеобщим весельем. Там ее и нашел Юсеф. И они вместе удрали от громкой музыки и танцев во двор выпить пива.

Его густые курчавые волосы постоянно падали на глаза, передние зубы слегка находили друг на друга. После свадьбы Юсеф признался ей, что ужасно этого стесняется, но в Рамалле у него не было возможности ходить к дантисту.

– Так сходи здесь, – убеждала она, но он только отмахивался.

Говорил, в Америке нельзя швыряться деньгами, нужно вкалывать и копить на будущее, еще и сердился, будто она предлагала какие-то глупости. Нужно всего лишь пореже улыбаться, и дело с концом.

Родителям Юсеф понравился; правда, бабá огорчался, что он не слишком разговорчив.

– Сидит тихо, как мышка. Ты ему скажи, надо быть пообщительнее.

– Просто он интроверт.

– Слишком уж он серьезный.

– Бабá, отстань от Юсефа. Он хороший парень.

– И одевается слишком серьезно. Всегда в темном.

– Теперь у него есть фиолетовая рубашка, – отшутилась она. – Я подарила на Рождество.

Когда родился Эдди, муж переменился. Стал еще мрачнее. Рания тогда решила уйти на полставки, чтобы проводить больше времени с ребенком, этим он и объяснял свое дурное настроение.

– Я просто беспокоюсь из-за денег.

– Зато мы отлично экономим на детском садике. Я бы всю зарплату за него отдавала.

– Знаю. Ты огромную работу делаешь. Невероятная мама, – постоянно повторял он.

Но как только стало ясно, что Эдди отстает в развитии, она перестала быть невероятной матерью.

– Ему уже пора буквы знать. А он даже карандаш правильно держать не умеет. Чем ты с ним целыми днями занимаешься?