Позади вас – море

– Она вроде с черным встречается, так?

– Его зовут Джерон. – Чувствую себя, словно меня подставили, отправили на зачистку без оружия. – Он тоже выпускник.

– И черный?

Я не отвечаю, пробую снова.

– Он играет на скрипке, хочет сыграть для тебя «Энта Омри». Помнишь ту часть, где скрипки во всю силу вступают? Говорит, того, кто писал для Умм Кульсум, вдохновило…

– Я не затем в Америку приехал, чтобы моя дочь с черными якшалась, – рявкает отец и встает.

Выбрасывает остатки курицы в ведро, ставит тарелку в раковину, надевает куртку, проверяет, хорошо ли высыхает краска, и уходит.

А мне хочется схватить пистолет и выстрелить в стену, изрешетить ее, чтобы она обрушилась на всех нас – меня, Амаль, отца, Раеда, Деметрия и всех его подружек, Надию и даже Валида Аммара со всеми его торговыми центрами. Чтобы мы все просто исчезли под грудой камней.

* * *

Джерон стоит рядом со мной у стойки исторического факультета с сумочкой и телефоном Амаль в руках. Она с другими студентами топчется на улице в голубой мантии и шапочке, золотая кисточка болтается у щеки. Они ждут церемонии, а мы, друзья и родственники, ждем, когда можно будет им поаплодировать.

Заметив меня и Джерона, Амаль машет рукой, потом оглядывается по сторонам и понимает, что, кроме нас, никто не пришел. На секунду она сникает, и у меня становится больно в груди. Здоровой рукой я придерживаю букет – две дюжины роз, одна от меня, вторая – от мамы. Хорошо еще, я про вечеринку не стал заранее ей рассказывать. Потому что в тот день, когда отец от меня ушел, позвонила тетя Надия.

– Слушай, Маркус, – негромко сказала она. – Я не хочу оказаться между двух огней. Я же не знала про ее парня и про то, что она захочет его пригласить. Не хочу, чтобы сказали, что я ее поощряю против желания отца.

Она хотела, чтобы я сказал, ничего страшного, мол, понимаю, все сложно. Но я ответил:

– Ладно, как хочешь.

И мы впервые в жизни повесили трубки, недовольные друг другом.

– А ты принарядился, – замечает Джерон.

– Я и моюсь иногда, – отвечаю я.

У меня есть два костюма: черный для похорон и свадеб и серый, в котором я сейчас, – для торжественных случаев.

Когда Амаль выходит на сцену, мы с Джероном орем изо всех сил, стараемся за всех, кого с нами нет: за маму, дядю и тетю, папу, который утром позвонил и поставил мне чертов ультиматум. Если я буду и дальше поощрять эти отношения, он никогда больше не станет со мной разговаривать.

– Дочь я уже потерял, – сурово объявил он. – Понадобится, потеряю и сына.

В общем, вот так. Его здесь нет, он не видит, как Амаль перекидывает кисточку с левой стороны на правую. Не видит звездочку в списке рядом с ее фамилией (magna cum laude[9]), не видит, как ей вручают награду под названием «Лучший нетрадиционный студент». Амаль поднимается на сцену как чемпионка, жмет руку декану. А Джерон тут, он держит ее большую раздутую сумочку. Он фотографирует нас с сестренкой. А она прижимает к груди розы, живые розы, и улыбается так широко, что мне хочется навсегда затолкать ее себе под мышку, чтобы так мы с ней вместе и сгинули.

Мистер Аммар напивается на свадьбе

Валид Аммар

Один мужчина явился в бальный зал «Шератона» в юбке.

Мистер Аммар видел, как он подошел к буфету. Подумать только, он оказался на свадьбе, где нужно становиться в очередь и самому себе накладывать еду. А хуже всего, что это свадьба его собственного сына Раеда. Он всех уже замучил своим недовольством, но как быть, если тут все не так?

Невестка даже имени новоиспеченного супруга выговорить не может.

Он несколько раз говорил этой идиотке:

– Его зовут Раед.

А та только смеется.

– Мне нравится звать его Рэй.

Его это просто перетряхнуло! Раед означает «первопроходец», тот, кто прокладывает путь, и его сын как раз таков – умный, ученый, способный. Отказался от семейного бизнеса в пользу своего брата Деметрия. А сам пошел на юриста учиться и теперь зарабатывает четверть миллиона в год. Почему она не хочет называть его по имени, которое они с Надией так тщательно ему выбирали?

– Что еще не так? – устало спросила Надия утром, когда они одевались.

А он ответил:

– Свадьба стоимостью в годовую зарплату.

Диджей, играющий американскую музыку, отчего кажется, что ты угодил в компьютерную игру. А хуже всего то, что праздник устроили меньше чем через сорок дней после кончины его матери. Еще отмолиться за нее не успели, а внучок уже отплясывает со своей тощей женушкой да руками машет, как испуганная птица. Еще не так невестка, которая души не чает в своей белой кошке, аж на свадьбу ее пригласила. Вон она сидит во главе стола на белой подушечке, прямо-таки принцесса, самый почетный гость.

А теперь еще и этот мужик.

Рыжий, с голыми ногами, ест свинину со шпажки – и это на свадьбе сына мистера Аммара, астагфирулла[10].

Раеду на его мнение наплевать. Он столько вкалывал, чтобы оплатить сыну колледж, купить хорошую машину и красивые костюмы для собеседований. А теперь мальчик стал мужчиной и отцовские советы ему больше не нужны. А что плохого, если бы на свадьбе играла арабская музыка, спросил он сына, улучив момент, когда идиотки рядом не было.

– Семья Эллен гордится своей культурой не меньше, чем мы нашей, – заспорил Раед. – Ты должен относиться к этому с уважением.

Но у нас тоже есть своя культура, ответил он.

– У твоего брата Деметрия… У твой сестры Ламии… у обоих на свадьбах играла арабская музыка. А с твоей что не так? Я хочу танцевать у сына на свадьбе.

Тут вошла его будущая невестка – оказалось, она все слышала.

– Моя тетя играет на арфе, она специально для нас разучила одну мелодию, – заявила она, решительно глядя на мистера Аммара своими голубыми глазами.

Забавно, даже перестала притворяться милашкой, чтобы настоять на своем.

Мистер Аммар не дурак. Он прожил в Америке тридцать лет. Знает, какими нежные белые женщины бывают скользкими, арабских мужчин к ним так и тянет, как звезды к планетам, а в итоге они превращаются в красных как раки задыхающихся дураков. Он видел, как Эллен со своими розовыми ноготками, тонкими запястьями и узкой талией превратила Раеда, юриста, футболиста, его второго сына – сына, в которого он вложил всю свою любовь и энергию, сына, за которого он молился, – да неважно все это теперь, потому что эта ведьма превратила его сына из первопроходца в мула, который опускается на колени, чтобы ему взвалили на спину груз потяжелее. И вот теперь она управляет им с помощью жирно подведенных эльфийских глаз и сияющих улыбок, а сама еще и посмеивается:

– У нас с Рэем много общего, мы оба львы.

Будто это охренеть как важно! Каждый раз, когда она это говорит, мистеру Аммару хочется заорать ей в лицо: «Ну и что? Одна двенадцатая всего человечества львы».

Гости вокруг него болтали и смеялись. А ему хотелось крикнуть: у меня мать умерла! Хватит чокаться! Но они все обсуждали, каков красавец высокий темноволосый жених, а невеста – ну прямо-таки модель. Мужик в юбке снова встал в очередь к буфету и навалил на тарелку курятину, стейк и свинину. Сколько же мяса жрут эти американцы! А потом удивляются, что у них сил нет. Такого Раеду надо было за четырех гостей считать, а не за одного.

Подошла Надия, красивая, как ангел, в серебристо-голубом платье, но он-то знал, что она по-прежнему расстроена. Он говорил ей, что она чересчур наряжается. Что все гости, скорее всего, придут в джинсах. Но ей было все равно. Я, говорит, мать жениха, вырастила чудесного сына и имею право им гордиться.

– Ты есть будешь? – спросила жена, поймав его у бара, где он собирался заказать еще выпить, и подхватив под руку.

Как приятно было поговорить с кем-то по-арабски. Арабские гости на этой свадьбе слонялись по залу, поддерживали вежливую беседу, но совершенно не вписывались в компанию и наверняка это чувствовали. Конечно, им ведь тут все было непривычно – и еда, и напитки, и музыка. Почетный гость – кошка, и уважения ей выказывают больше, чем отцу жениха. А танцпол? Мистер Аммар прямо зарычал, как его увидел. На арабских свадьбах такого маленького танцпола не бывает. Там каждый дюйм помещения превращается в танцпол.

– Вид у тебя все еще злой, – тихо сообщила Надия.

– Интересно, почему это у тебя он не злой? – спросил он.

– Тебе нужно поесть, – все с той же вежливой улыбкой сказала она.

Надия была к нему очень добра, мистер Аммар это ценил.

– Вся эта свадьба… В такой спешке…

– Им нужно было пожениться до поста, – спокойно объяснила жена. – Ты же знаешь. Жаль, что так получилось с твоей мамой.

– Кстати, один мужик пришел в платье, – мистер Аммар кивнул на гостя.

– Алла ярхамха[11], я тоже скучаю по твоей маме, – сказала Надия.

– Они должны были подождать. Еще сорока дней не прошло.

– А во время поста жениться нельзя.

Таким голосом она начинала говорить, когда злилась на него, и он понимал, что пора остановиться. Иногда ему хотелось сорвать с нее эту вечную вуаль невозмутимости. Чтобы и она разозлилась не меньше его.

– Жизнь должна замирать в такие моменты. Из уважения к мертвым, – не унимался он.

– Давай положу тебе еды. Нужно что-нибудь поесть. Сколько ты уже выпил?

– Не буду я есть. – Мистер Аммар наконец заметил того мужика. – Вон он! Видишь?

Надия на его слова не обратила внимания.

– Люди смотрят.

– Видишь, что творит этот мужик?

Наконец, она повернулась.

– Вижу. Очень милый мужчина. Женат на тете невесты. Той, что играет на арфе. Нас с ней еще не познакомили.

– Почему их музыку играть на свадьбе можно, а нашу нельзя? – спросил мистер Аммар.

– Все сразу видят по тебе, что ты не рад.

– Потому что я не рад. У невесты из выреза платья сиськи торчат. Я к ней подойти боюсь, того и гляди одна выпрыгнет.

– Халас[12], – отрезала Надия, и мистер Аммар замолчал. Жена взяла его под руку. – Я положу тебе еды. А потом мы поболтаем с Раедом и, может, сделаем несколько снимков. А еще мы будем улыбаться и пожимать всем руки. Общаться. И у тебя будет довольный вид.

– Я никому тут не хочу пожимать руку.

– Приехал твой племянник Маркус. Мы должны с ним поздороваться. Я рада, что он пришел, хоть ты и не позволил мне пригласить его сестру.

– Ее родной отец с ней не разговаривает. С чего бы мне ее приглашать?

– Аллах, пошли мне терпения, – пробормотала Надия, выпустила его руку и направилась к очереди в буфет.

Мистер Аммар смотрел ей вслед и вдруг заметил, что к нему направляется отец Эллен. Тесть Раеда. Бежать было поздно, так что пока мужчина пробирался к нему, он прикончил свой стакан «Грей гус». Седые волосы отца невесты торчали во все стороны, очки сползли с мясистого носа. И похож он был на белого Хусни из фильма «Гавар», человека, которого никто не воспринимает всерьез, как бы солидно он ни нарядился.

– По-моему, нам нужно выйти вперед, сфотографироваться, Валид.

– Хорошо. Схожу за женой.

– Нет, вроде сейчас только отцы. – Он хлопнул мистера Аммара по спине и подвел к краю стола, где стояли Раед и Эллен. – Расслабляетесь?

– Да.

– Вы же не против, что на свадьбе спиртное?

– Конечно. – Мистер Аммар продемонстрировал ему свой стакан. – Я уже говорил вам, мы христиане, а не мусульмане.

В доказательство он подозвал официанта, отдал ему пустой стакан и взял с подноса полный.

– Знаете, всегда лучше уточнить. Тогда разница культур перестает быть проблемой. – Он явно слушал мистера Аммара вполуха, махал другим гостям. А не дойдя до стола, остановился и обвел зал рукой. – Например, часть ваших гостей пришли в платках. Не получится же так, что через пару лет Рэй внезапно потребует этого от Эллен?

– Мы не мусульмане. – У мистера Аммара разболелась голова. – Это наши друзья.

– Точно.

– Наших гостей никто не заставляет носить платки, – он кивнул на стоящую рядом со своим мужем доктора Хамди. – Вон та леди – педиатр. У нее своя клиника в Бэй-Вью. А их дочь играет в футбол. За команду Мерилэнда.

– А во время игры она тоже в платке?

– Да.

– С одними вещами сразу все понятно. А о других… лучше спросить. – Отец Эллен пожал плечами. – Страна меняется. Вы честный труженик. И достигли в Штатах успеха, но не все, кто сюда приезжает, такие, как вы.

Мистер Аммар подумал о своей матери. Добрая, милая, про этого человека она бы точно сказала: «Кяльб ибн кяльб»[13].

Он взглянул на своего сына Раеда, который стоял рядом с эльфоподобной женой, и подумал: «Как ты можешь так со мной поступать?»

Молодые были красивые, как чертова картинка. Подошли мамы. Фотограф сделал еще несколько фото. Мистер Аммар выпил очередной стакан, но, поймав недовольный взгляд жены, от следующего отказался. Еще каких-то людей позвали фотографироваться – коллег, друзей, двоюродных братьев и сестер. Интересно, думал мистер Аммар, кто увидит эти фотографии через десять-двадцать лет? Может быть, его внуки? А через сорок лет и правнуки? Пусть видят, что он улыбается, но не слишком широко. Ведь сына он потеряет. Он уже его потерял. И если его внуки будут чувствовать себя в этом мире потерянными, без роду без племени, пусть знают, что он это предчувствовал еще до их рождения и заранее горевал.

– Жаль, ситти[14] Фейруз нет, – мрачно сказал Раед, когда они позировали для снимка «жених с отцом».

– Э-э-э… твоей бабушки? – спросила его крошечная жена.

Раед грустно кивнул, и все сочувственно загудели, хотя только что плясали танец под названием «купидон».

Лучше бы сын этого не говорил.

Теперь мистер Аммар снова мысленно перенесся в те последние дни в хосписе, когда мать ежеминутно начинала задыхаться. Он часами сидел с ней в палате, отгородившись от всего мира. Пищали приборы, а она, принимая его за давно умершего брата, ласково бормотала: