Что еще здесь важно? У существа длинные ниспадающие волосы. На переднем плане видны черепа, раскрытая книга, скелет, реторты, на стене висит магический знак, судя по всему какой-то химический или, возможно, даже масонский. Иллюстрация приглашает нас на лабораторный эксперимент, в святая святых Франкенштейна, и заставляет задуматься о том, как же Виктор оживил это существо, из каких компонентов его сделал.
На следующей странице вы видите изображение из фильма, снятого как будто к столетию издания 1831 года.
Борис Карлофф прославился исполнением главной роли в «Франкенштейне» Джеймса Уэйла. После этого за ним закрепилась репутация актера, играющего монструозных созданий. Что это за образ Франкенштейна? У него короткие волосы, хотя в романе они длинные. Фирменная для голливудского фильма спица в шее. Важно сказать, что мы все говорим обычно «Франкенштейн», но это неправильно. В романе существо ни разу не называется Франкенштейном. Оно именуется демоном, вампиром, извергом, существом, созданием, мучителем. А Франкенштейн – его создатель. Для простоты я буду и так и так говорить, сейчас это уже вполне допустимо.
Борис Карлофф в роли чудовища. Почтовая марка 1997 г.
К госпоже Шелли есть много вопросов. Не всё в романе предельно понятно и однозначно, не все вопросы, связанные с устройством существа и его созданием, сразу поддаются комментарию. Нас будут интересовать следующее:
Я постарался выбрать самое интересное из неохватной индустрии франкенштейноведения. Поверьте, это совершенно неисчерпаемые бездны книг и интерпретаций. Хочу предупредить, что мы будем говорить о монстре, хотя проблематика романа гораздо шире. В нем много разных мотивов, уходящих в сторону ниточек и тропинок, но мы будем держаться главной линии, потому что нас интересуют в первую очередь монстры. Во всяком случае, меня всегда в этом романе интересовал именно монстр.
При первом прочтении меня ждало разочарование. Дело в том, что в книге предательски мало абзацев, посвященных самому процессу формирования тела. Я ожидал, что Шелли в деталях опишет, как доктор Франкенштейн соединял фрагменты тел и как потом по жилам этого трупа потекла кровь… Но нет, ничего этого не дождался, это все было додумано уже в XX веке в адаптациях. Тем не менее нам нужно вчитаться в роман и попытаться ответить на поставленные вопросы.
Давайте начнем с самых малоизвестных фактов. О них обычно никто не задумывается, а на русском об этом практически ничего не написано. Откуда Мэри Шелли черпала свое вдохновение? Как происходило в ее сознании придумывание этого чудовища? Что стало стимулом?
Вот в какой красивой трехэтажной вилле Диодати холодным летом 1816 года Мэри Шелли вместе с лордом Байроном и своим будущим мужем Перси Биши Шелли, великим английским поэтом, проводила унылые, дождливые дни. 1816 год вошел в анналы мировой истории как «год без лета». Лишь в XX веке ученые установили его причину – самое сильное за всю историю человеческих наблюдений извержение вулкана Тамбора в Индонезии в апреле 1815 года. Оно привело не только к гибели более 70 тысяч человек, но и к понижению температуры на планете на 0,5–0,7 градуса по Цельсию, а также к болезням, потере урожая и тому, что в Альпах не таяли ледники. Байрон, Мэри, ее сводная сестра и будущий муж рассчитывали отдохнуть в июне в Швейцарии, но их ждал сюрприз: никакого лета не было.
Вилла Диодати, арендованная лордом Байроном летом 1816 года. Гравюра по картине Жана Дюбуа.
Да и весна в Швейцарии долго не наступала, снег лежал на горных пастбищах, сходили лавины; все время лили дожди со снегом, штормило. Женевское озеро вышло из берегов, и передвигаться по городу можно было лишь на лодках. Выдались неурожаи, особенно доставалось беднякам. Толпы истощенных, напоминающих скелеты нищих наводнили страну. Начались эпидемии. То же было и в других странах Европы.
Вот почему компания писателей и писательниц засела на вилле и на спор сочиняла мистические истории. Биографы Шелли предполагают, что ее воображение было взбудоражено не только этими рассказами, но и страшными картинами человеческих несчастий и страданий, которые она наблюдала вокруг.
Теперь обратим внимание на вторую часть двойного заглавия романа – «Современный Прометей».
Прометей. Рисунок Кристиана Шусселе (1824–1879).
Разумеется, монстра ни в коем случае нельзя называть Прометеем. Вторая часть заглавия отсылает к его создателю – Виктору Франкенштейну. В древнегреческой мифологии Прометей – один из титанов старшего поколения. Он прославился тем, что, по одной из версий, впрочем довольно поздней, создал людей из глины или из земли. Аналогично доктор Франкенштейн создает из частей умерших тел новое существо, которое позже получает имя своего создателя. В этом мифе важно еще и то, что Прометей был наказан Зевсом. Он его приковал на Кавказе, в Колхиде, как греки называли это место, и орел прилетал клевать его печень. Титан должен был вечно томиться там и терпеть страшные мучения. Так же и доктор Франкенштейн был обречен скитаться, пытаясь поймать потерявшее контроль существо.
Самое интересное, однако, начинается в Новое время. Комментаторы романа посвятили десятилетия поиску литературных прототипов монстра. Как мы помним из предыдущей главы, Гёте хотя бы на что-то опирался; у Мэри Шелли же прототипов для ее существа не было. С одной стороны, это потрясающе. В 1814 году Мэри Уолстонкрафт сбегает с женатым Перси Шелли в Европу (ей было тогда всего 17 лет). Через два года она оказывается на той самой вилле в Швейцарии и придумывает нового для мировой литературы монстра. Однако, на самом деле, ученым таки удалось найти один прототип, похожее существо, тоже сделанное из мертвой материи и затем оживленное, – это голе, или голем (по-разному произносят в древнееврейском фольклоре). В средневековой еврейской мифологии, возникшей примерно в XV–XVI веках на территории современной Чехии, фигурирует весьма неприятное существо из глины. Оно антропоморфно, его можно было создавать с помощью колдовства и заклинаний для того, чтобы делать определенные виды работ за людей. По поверьям, голем оживлялся при нанесении ему на лоб букв еврейского алфавита. Если эти буквы убрать, то он рассыпается в прах. Между страшным големом и Франкенштейном есть некоторые параллели, но они, конечно, неполные. Еще об одном тексте-предшественнике, в котором фигурирует голем, я расскажу позже, однако других прототипов у монстра нет.
Давайте теперь посмотрим, как сама Шелли в предисловии к изданию 1831 года описывает, как ей удалось придумать это существо:
Она вспоминает, что они с Байроном, Шелли и доктором Полидори, личным врачом последнего, соревновались в придумывании страшных историй. В один из вечеров мужчины разговаривали об оживлении материи. Этот разговор, судя по тому, как его воспроизводит Мэри, и стал источником кошмаров, которые потом посетили писательницу. Утром, проснувшись в ужасе, она стала записывать сцену, которая вспышкой осветила ее сознание. Она увидела картину, которая отчасти изображена на иллюстрации 1831 года. Дверь открывается, создатель входит в лабораторию и видит нечто совершенно жуткое, собранное из трупных, полуразложившихся остатков и как будто пробуждающееся. Из предисловия ясно, что именно научные открытия того времени стали триггером, который запустил работу ее фантазии. Кто здесь имеется в виду? Что за открытия? Что за ученые? Во-первых, Эразм Дарвин, великий просветитель, энциклопедист, писатель, ученый, мыслитель, поэт XVIII века, дедушка Чарльза Дарвина. Во-вторых, итальянский ученый-химик и естествоиспытатель Луиджи Гальвани, который упоминается в связи с обнаруженным им явлением сокращения мышц под воздействием электрического тока. Обсудим их открытия.
Сцена из фильма «Голем», снятого в 1920 году режиссером Карлом Бёзе.
Действие романа происходит в городе Ингольштадт на территории современной Баварии. Почему именно там Мэри Шелли селит Франкенштейна? Есть два ответа на этот вопрос. Во-первых, в Ингольштадте в 1776 году Адам Вейсгаупт основал общество иллюминатов. Это тайное общество улучшения нравов человека, отчасти похожее на масонство, но не идентичное ему. Оно было одним из многочисленных течений позднего европейского Просвещения. Судя по всему, это общество было хорошо известно Мэри Шелли. Во-вторых, в романе сам Виктор Франкенштейн упоминает, почему он решил поехать именно в Ингольштадт. Его мечтой были наука и грандиозные открытия. Чтобы их совершить, ему нужно было окунуться в купель современного научного знания. Поначалу он грезил о средневековых алхимических текстах. Проводником же в мир подлинной науки для него стал баварский профессор Вальдман. Он призвал Франкенштейна заниматься не какой-то алхимической дребеденью, а химией – царицей наук в университетах того времени. Без этого контекста нам никак не понять, как Виктору удалось оживить труп.
Кроме этого, есть ряд источников, о которых говорит сама Шелли. Почему она вспоминает об Эразме Дарвине? Во-первых, она читала его книги. Шелли была дочерью Уильяма Годвина и Мэри Уолстонкрафт – выдающихся интеллектуалов Великобритании. Годвин – просветитель, писатель, философ, аболиционист. Мэри Уолстонкрафт – протофеминистка, написавшая целый трактат о правах женщин. В ее семье читали всё, что выходило в то время. Мэри Шелли, судя по всему, была знакома с ключевыми сочинениями Эразма Дарвина, в которых предлагалась оригинальная концепция эволюции жизни на Земле. Это додарвиновская концепция (имею в виду его внука, Чарльза Дарвина), в которой предполагалось, что органическая жизнь возникла из одной субстанции типа клетки и потом развивалась. Это была одна из первых эволюционных концепций XVIII века, в которой не было места Господу. Жизнь зародилась произвольно, в соответствии с биологическими законами.
Во-вторых (об этом Шелли не упоминает, но в ее дневниках есть записи), за несколько месяцев до начала работы над романом она читала книжку Хэмфри Дэви, выдающегося европейского и, что главное, британского химика – «Основы химической философии». Она вышла в 1812 году, и в ней Дэви описывает самую современную по тем временам химическую теорию. Там еще нет, конечно, периодической системы Менделеева, но есть, например, глава об электрической химии. Дэви был открывателем хлорина и других веществ, его исследования наделали тогда много шума. Шелли была знакома с ними.
Наконец, следует сказать о Луиджи Гальвани и феномене магнетизма. Одно время гипнотизеры пытались использовать магнитное поле для того, чтобы заставить двигаться человеческое тело.
Эксперимент Луиджи Гальвани с воздействием электрического тока на мертвую лягушку. Гравюра 1792 г.
Гальвани и его племянник Альдини в конце XVIII века воздействовали электрическим током на мертвые тела. Дядюшка ставил эксперименты над лягушками и собаками, а племянник по его заветам в 1803 году совершил научный тур по Европе, о чем Шелли должна была знать, потому что он доехал до Лондона и устраивал представления в анатомических театрах. Как известно из британских газет, он выкупил в морге тело одного из самых страшных преступников и пропускал через его труп разряды электрического тока: «На первом применении процесса на лице челюсти умершего преступника задрожали, и прилегающие к нему мышцы были ужасно искажены, и один глаз был фактически открыт. В последующей части процесса правая рука была поднята и сжата, а ноги и бедра были приведены в движение». Британские и другие газеты буквально были наполнены отчетами об этих ужасных и завораживающих экспериментах. Можете себе представить, как реагировали свидетели на то, что тела преступников начинают оживать. Позже у Гоголя в «Вие» Хома Брут увидит, как у лежащей в гробу панночки открываются глаза. Это совершенно холодящее душу зрелище. Естественно, на волне химических открытий и экспериментов по «оживлению» образованные люди были очень обнадежены тем, что наконец-то человечество приблизилось к разгадке источника жизни внутри человеческого тела. Может быть, есть не только бессмертная душа, но и какое-то сочленение между ней и физической материей, которое вот-вот будет открыто и позволит сделать человека бессмертным. Разговоры на вилле именно на эту тему, видимо, произвели на Мэри Шелли сильное впечатление.
Как Франкенштейну удалось оживить мертвое тело? Единственное объяснение, которое подразумевается в романе Шелли, ведет к гальванизму и к экспериментам над пропусканием тока через живые тела. Никаких других объяснений в интеллектуальном арсенале того времени не было.
Теперь посмотрим, как скупо писательница описывает получившееся создание:
К сожалению, ничего больше Шелли нам не говорит. Что мы можем выжать из этого портрета? Во-первых, можно выделить элементы красоты и соразмерности, которые пытался соблюсти доктор Франкенштейн. Они, однако, контрастируют с тем, что в итоге существо вышло некрасивым и чудовищным. Почему Франкенштейн, несмотря на все свои замыслы, создал уродливого монстра? Во-вторых, следует обратить внимание на физиологические портретные черты. От какого типа людей Франкенштейн брал «детали», уж простите за такое выражение? Кем они были? Почему кожа желтая? Потому что это трупы?
Шелли намеренно описывает монстра абстрактно и фрагментарно. Почему она обманывает наши ожидания? Во-первых, это расчет на известный эффект: чем меньше нам дано, тем больше мы домысливаем и додумываем и тем больше распаляется наше воображение и мы хотим большего. Во-вторых, по литературным нормам того времени не существовало еще традиции нюансированного, детального описания монструозности. К этому мы вернемся в следующей главе, когда будем обсуждать, как выглядит Вий у Гоголя. Однако пока мы находимся в 1818 году и пытаемся разобраться, как выглядело создание Франкенштейна. Я навожу увеличительное стекло на портрет: «желтая кожа» в комбинации с черными волосами и ослепительно белыми зубами заставляют задуматься о происхождении тела и его расе. Британские комментаторы романа именно так и думают. Весьма вероятно, что существо соткано из частей тела людей небелой расы. Если мы будем разматывать эту ниточку, то она нас может привести к нескольким гипотезам. Первая: Шелли могла иметь в виду, что доктор Франкенштейн, в силу ограничений по работе с телами умерших на территории Ингольштадта, мог воспользоваться телами простолюдинов. Их кожа была смуглая из-за работы на открытом воздухе (загар в ту эпоху не был моден у богатых). Вторая гипотеза: это могли быть ласкары. Так называли индусов и уроженцев Латинской Америки, у которых кожа была не такая темная, как у африканцев, а желтоватая и которые часто служили матросами на судах, обслуживающих международные торговые линии. Естественно, такие суда заходили и в британские порты, и Мэри Шелли могла их видеть.
Ласкары на борту корабля. Фотография конца XIX – начала XX века.
Наконец, третья гипотеза, она наименее политкорректная, но тем не менее мы находимся в XIX веке. В эту эпоху повсеместной была юдофобия. Не секрет, что многие известные люди XIX века негативно относились к евреям. Возможно, желтая кожа, черные волосы и белые зубы могут отсылать к типичному карикатурному для XIX века образу еврея. Вы видите один из них. Это карикатура на банкиров Ротшильдов – одних из самых богатых людей в Европе. В XIX веке таких карикатур было море. Евреи демонизировались и наделялись животными чертами. Их часто изображали с желтой кожей, черными как смоль глазами и белыми зубами. В связи с этим некоторые исследователи предполагают, что элементы, из которых было создано существо из романа, могли принадлежать в том числе евреям. Однако это остается лишь гипотезой. Шелли не дает в своем романе прямого ответа на интересующий нас вопрос.
.
Французская карикатура на банкира Ротшильда, 1900 г.
В определенный момент существо вырывается на волю и начинает творить зло. Почему оно уничтожает семейство своего создателя? Для начала нужно сказать, что Шелли довольно подробно описывает процесс воспитания монстра. Фактически это руководство «как не нужно воспитывать». В рассказе о монстре ни в коем случае нельзя пропускать историю его встречи с семейством Де Ласи. Он находит убежище в их сарайчике в лесной местности, где они скрывались. Он за ними подсматривает, втайне учит языки, незаметно берет у них книги. Монстр проходит все стадии обучения и пытается стать таким же человеком, как и те, за кем он наблюдает. Они для него образец. Три книги, которые он берет у них, формируют его как личность: «Сравнительные жизнеописания» Плутарха, «Потерянный рай» Мильтона и «Страдания юного Вертера» Гёте. Это культовые книги, которые до сих пор, может быть за исключением «Потерянного рая», входят в джентльменский набор, а по тем временам составляли «правильный» круг чтения во многих образованных европейских семьях.
Особенно сильное впечатление производят на монстра именно «Страдания юного Вертера». Эта книга сделала Гёте мировой знаменитостью. Наполеон носил ее с собой, в частности в египетский поход, и всю жизнь хотел поговорить с Гёте. Он осуществил свою мечту во время конгресса в Эрфурте. По «Страданиям юного Вертера» люди учились чувствовать и любить. Существо пытается пройти тот же путь, оно воспитывает в себе навыки человеческих взаимоотношений. В каком-то смысле, учась чувствовать и жить как юный Вертер, монстр моделирует свой печальный конец. На самых последних страницах романа существо заявляет Уолтону, что оно намеренно себя уничтожить и избавить планету от изверга.
Сатана, Грех и Смерть из поэмы «Потерянный рай» Джона Мильтона. Картина Иоганна Генриха Фюсли. 1799–1800 гг.
Существо хочет любить. С этим связано знаменитое место в романе, где оно просит, умоляет, а потом даже отчаянно требует у Франкенштейна создать ему подругу, чтобы у него была семья. Мы видим, что существо превращается из «подростка» в зрелого человека, которому требуются любовь и жена для удовлетворения плотских потребностей. Виктор сначала вроде бы соглашается и даже едет в Шотландию на далекий остров, чтобы там запереться и изготовить по тем же рецептам ему подругу, но уничтожает ее, уже почти готовую. Чуть позже скажу почему. Вот как сам монстр говорит о своем желании счастья:
Первая беседа Вертера и Шарлотты. Гравюра по рисунку Генри Уильяма Бёрнбери, 1782 г.
Он хочет быть любимым и, видя вокруг себя счастье, сокрушается, что не может быть так же счастлив из-за своего уродства. Члены семьи Де Ласи отворачиваются от него, несмотря на то что он пытается войти к ним в доверие. Они ужасаются его чудовищной внешности, и это, в свою очередь, делает его жестоким.
Здесь мы приходим к очень важной идее романа, глубоко созвучной постулатам педагогики той эпохи: монстрами становятся, а не рождаются. Именно об этом хочет поведать нам Шелли, рассказывая, что ненависть обжигает существо, уничтожая все лучшее в нем. Будучи изначально невинным и абсолютно целомудренным, оно открывается миру и хочет быть с людьми. Оно еще не обезображено внутри – только снаружи. Тем не менее существу уготован ужасный прием. Локковское понимание ребенка как tabula rasa, чистого листа, очень характерное для XVIII века, созвучно сюжету Шелли: существо не монструозно изначально. Возникает вопрос: а кто в таком случае является монстром в романе? Может быть, Виктор?
Мы скоро вернемся к этому вопросу. Посмотрим на еще одну реплику существа:
Если в некоторых кинематографических воплощениях Франкенштейн становится настоящим монстром, то у Мэри Шелли это драматически сложный персонаж с неоднозначной судьбой.
Обложка издания 1882 г.
Итак, кто же является монстром? В какой-то момент становится понятно: тот, кто совершает одну ошибку за другой. Это Виктор. Мало того что он создает существо, выпускает его, так еще и уходит от ответственности. Каждый раз, когда я перечитывал роман, меня поражало совершенно неправдоподобное, ужасно инфантильное бездействие Виктора. Существо убивает его брата Уильяма – вся вина ложится на служанку Жюстину, и ее казнят. Существо убивает Элизабет, невесту Виктора, во время брачной ночи – он опять молчит. Какая у него отговорка? Виктор все время считает, что ему никто не поверит. Он повторяет как мантру: «Да, я думал всем рассказать, но кто бы мне поверил, поэтому я продолжал хранить молчание».
Теперь уже я, автор книги о монстрах, понимая все условности и намеренно прикидываясь немножечко наивным читателем, задаю Виктору вопрос: «Почему не поверят? Попробуй, объясни другим, ведь ты создал существо и располагаешь всеми доказательствами этого!»
Здесь, мне кажется, работает любопытный феномен, который можно назвать приостановкой доверия. Виктор совершенно утратил ощущение, что он виновен, и именно это показывает нам Шелли. Именно это заблуждение приводит его каждый раз ко все более катастрофическим последствиям. Существо продолжает убивать. Виктор молчит и не хочет признать своих ошибок. Да, после того как погибает его невеста Элизабет, он дает клятву во что бы то ни стало уничтожить существо. Погоня за ним приводит его на Северный полюс. В финале романа мы видим истощенного Виктора на корабле экспедиционера Уолтона. Не в силах продолжать погоню, ученый умирает на руках у капитана. А почему? А потому что он совершил фатальные ошибки, которые привели к череде катастроф и убийству самых близких людей.
Давайте попробуем разобраться, что еще, помимо сказанного, стоит за фигурой Франкенштейна. Теперь его уже так можно назвать, потому что он из безымянного существа превращается в существо, которое получает фамилию своего создателя. Они как бы сливаются в одно целое. Мы понимаем, что доктор Франкенштейн неотделим от своего создания. Из-за совершенных ошибок он намертво привязан к нему и обречен нести этот крест до конца своих дней.
Что символизирует существо? Прежде всего саму человеческую природу. Это самая банальная, но в то же время парадоксальная мысль, потому что, конечно, мы воспринимаем существо не как человека. Однако сам текст романа кричит нам его устами: «Очнитесь, я такой же, как и вы, я такой же человек, просто у меня уродливое лицо; да, я крупнее, я больше двух метров, но внутренне такой же, как и все люди». За этим существом стоит сложная диалектика красоты и уродства. Не столько от него, сколько от тех, с кем он общается, зависит, в какой пропорции уродливое и прекрасное будут в его образе сосуществовать.
Читая этот фрагмент, мы понимаем, что чувственный мотив на самом деле постоянно звучит во внутренних монологах самого существа. Он хотел отзываться на любовь и ласку, но в итоге ожесточился и сам себя сделал орудием мести. Обратите внимание, он говорит об очень противоречивых чувствах, которые испытывает человек, кладущий свою жизнь на алтарь мести. Это можно назвать ресентиментом, то есть чувством обиды и желанием во что бы то ни стало отомстить человеку, который, как тебе кажется, унизил тебя. Это очень сложный комплекс переживаний. Ничто человеческое не чуждо созданию Франкенштейна, как и ничто монструозное и чудовищное не чуждо самому человеку, самим нам.
Сцена из основанного на книге Мэри Шелли спектакля 1823 г. «Самонадеянность, или Судьба Франкенштейна». Гравюра по рисунку Томаса Вейджмана.