– Вы их спрашивали в Штамхайме?
Райндерс/Фрич: Да, но мы должны были оставаться незаметными. Однако наши всё поняли. Пришел ответ: «Мы знаем о дюжине акций по освобождению, но берлинское болото определенно не вписывается в эту схему». Через две-три недели они еще раз всё обсудили между собой и попросили нас сообщить им о наших намерениях. Потом новая проблема, от которой мы схватились за голову. От женщин RAF, а также от нашей Ины Зипман, которая тогда сидела в женской берлинской тюрьме на Лертерштрассе, пришел ультиматум: всех или никого! Результатом наших споров и размышлений было решение: прекратить обсуждения с заключенными RAF и никого их в список не вносить. Такое решение было мотивировано также тем, что, как нам стало известно, RAF сама готовила акцию по освобождению.
Вильфрид Бёзе от Революционных ячеек (RZ) был тогда в Берлине и в свою очередь пытался провернуть совместную операцию «Движения 2 июня», RAF и RZ. Мы не знали, что речь идет о Стокгольме. Всё это произошло незадолго до операции по Лоренцу. Их акция была в значительной степени подготовлена, и они хотели, чтобы в ней участвовали двое-трое наших людей. Мы отказались. Во-первых, из-за способа решения задачи, во-вторых, из-за формы акции. Они хотели две операции одновременно: одну в воздухе, одну на земле. А это означало похищение самолета и захват посольства. Мы сказали: «Мы это не делаем принципиально».
– Почему вы не хотели участвовать?
Райндерс/Фрич: Похищение самолетов тогда практиковали прежде всего палестинские группы. Мы тогда спорили об этой тактике и пришли к единому мнению, что такими акциями они хотят привлечь всеобщее внимание к своему особенному положению, а мы не можем себе позволить быть осужденными за подобные акции. Мы исходили из собственного разумения. Отказывались выдать имя будущего заложника третьему субъекту, не участнику акции, а они держали нас за контрреволюционеров. Кроме того, при захвате посольства добавляется то обстоятельство, что враг знает, кто мы, может нас окружить и не позволит уйти.
Но вернемся к нашей акции. Сначала мы думали освободить тех заключенных, которые сидели в Берлине. Мы не знали, какая инстанция в госаппарате принимает решение по обмену заложников. Позднее выяснилось, что в Бонне есть главный «кризисный штаб», в котором были две линии. Это линия Штраус/Коль, которая была готова к обмену, и линия Шмидт/Вернер, которые заявили: «Мы этого не делаем» – жесткая линия. На это правящий бургомистр Западного Берлина Клаус Шютц сказал: «Если федеральное правительство не захочет договариваться, то я предлагаю местное решение в Берлине, поскольку хочу поддерживать с вами рабочие отношения». Таким заявлением он добился успеха в «кризисном штабе».
– Что за различные фракции, из которых были заключенные?
Райндерс/Фрич: Прежде, чем называться «Движение 2 июня», мы проводили акции под различными вывесками. Например, до этого мы назывались «Тупамарос Западного Берлина». Товарищи в Мюнхене называли себя «Тупамарос Мюнхена», а в Рурской области – «Красная армия Рура». Рольф Хайслер происходил из «Тупамарос Мюнхен» и в тюрьме политически сблизился с RAF. Но существенной причиной, почему мы внесли его в список, было то, что он был самым изолированным заключенным в ФРГ. Баварцы его полностью изолировали. У него было восемь лет за нападение на банки. Рольф Поле тоже был от «Тупомарос Мюнхен». Он сидел за изготовление оружия и всякие мелочи – например, за владение фальшивой академической степенью. У него было шесть лет. Хорст Малер был одним из основателей RAF. Он был приговорен к двенадцати годам тюрьмы за нападения на банки и членство в RAF. Он ориентировался на компартию Китая.
Габи Крёхер Тидеманн происходила их тех, кто основал «Красную армию Рура». За перестрелку с полицией она была приговорена к 8 годам тюрьмы.
Верена Беккер и Ина Зипман были наши. Ина была приговорена к тринадцати годам за нападения на банки, Верена – к семи годам за нападение с применением бомб.
Мы думали о том, сколько человек должно быть в списке. Освободить больше пяти-шести мы считали нереальным. Должны были не шесть, так как были заключенные с пожизненными сроками. Решение давалось тяжело.
– Вы не спрашивали других членов Движения, хотят ли они выйти?
Райндерс/Фрич: Мы спрашивали Петера-Пауля Цаля. Он получил четыре года. Сказал, что не хочет, так как не заслуживает этого. Позднее, при пересмотре его дела, он получил пятнадцать лет. Ему действительно не повезло.
Мы говорили также о Зигурде Дёбусе(4). Но единственный из нас, кто его знал, ужасно его ругал: он якобы был сталинистом, уверял, что тот после освобождения без оглядки будет заниматься другими делами, которые могут представлять для нас риск. Впоследствии оказалось, что всё это было не так и что в таких делах нельзя полагаться на мнение только одного человека.
– Заключенные, которые были вами освобождены, перед этим сообщали вам, что согласны с вами?
Райндерс/Фрич: Мы не со всеми могли связаться.
– На сколько человек вы решились?
Райндерс/Фрич: Ну, приблизительно от шести до пятнадцати. – Расскажите о планировании.
Райндерс/Фрич: То, что мы возьмем Лоренца, было ясно с самого начала. По опросам выходило, что Лоренц, как главный кандидат от ХДС, выборы выиграет. Делался вывод, что правящей СДПГ непросто будет устранить вероятного победителя. Мы спорили также о Луммере. Это было очень нервно. Есть люди, которых ты просто не можешь упустить. Кроме того, нам нужен был успех. Лоренц оценивался многими в ХДС как слишком либеральный. Луммер же, наоборот, заплатил своим друзьям в Национальной партии Германии, чтобы они написали ему лозунги на плакаты ХДС. Луммеру повезло в том смысле, что он не был проходным кандидатом. Похищенный Лоренц был крупным по габаритам, поэтому мы не смогли бы упаковать его в картонную коробку, в то время как Луммер был небольшим. Если бы мы похитили Луммера, то наверняка повезли бы его в картоне.
– Когда же всё по-настоящему началось?
Райндерс/Фрич: Конкретно на Рождество 1974 года. Все, кто должен был участвовать в операции, собрались на рождественский митинг. Сначала мы зажарили рыбу и гуся. Затем уселись и еще раз прочитали книгу «Мы Тупамарос», в первую очередь историю о похищении. Это была история о том, как в отношении одного типа не применялись средства одурманивания, поскольку он был алкоголиком. В него влили под завязку, а он так и не перестал болтать, то есть дошел до кондиции. После того, как Лоренц оказался у нас, мы поняли, чтó автор имел в виду. На следующий день мы проиграли весь план с помощью игрушечных машинок. Это была уже сформированная группа. К тому времени мы в общих чертах слепили всю схему операции и частично определили участников.
А затем подготовленная группа чуть не раскололась. Причина была в двух людях, которые были очень своевольны и подгадили нам. Один не сделал того, что ему было жестко приказано сделать по плану. Другой пришел с пушкой в молодежный центр и устроил там шухер.
– А что произошло дальше?
Райндерс/Фрич: Ну, обоих мы подвергли критике. Однако у нас была объективная проблема: в нашем распоряжении было еще восемь недель, и было достаточно людей, с которыми можно было переговорить. Но эти двое были уже посвящены и получили задания. В январе мы освободили все квартиры, поскольку считали, что преследование будет жестким. Многие вещи спрятали – например, всё оружие, которое нам было не нужно; мы его закопали. Впоследствии трудно было его найти – ведь деревья со временем растут.
Позднее, в тюрьме нас спрашивали, где мы что закопали. Объясняли: где-то в лесу. Один такой склад, который устроил наш швейцарский коллега Зойберт(6), мы как-то сами разыскивали. Он был так запрятан, что мы уже хотели отказаться от поисков. Но сказали себе: это же швейцарец, надо искать! И действительно, мы уже думали, что сейчас пойдут грунтовые воды, – и тут наконец склад показался! Зойберт был очень аккуратный.
После рождественских праздников мы зафиксировали все пути Лоренца. В местности, где он жил, было непросто. Каждый день процесс был один и тот же. Водитель приезжал и недолго ждал перед дверью. Потом выходил Лоренц и садился рядом с водителем. Это всегда шло как часы. Но в день похищения он, как нарочно, задержался на час. Мы всё время видели его на удалении. Оценили, что его рост сто восемьдесят – сто восемьдесят два, вес – около восьмидесяти килограммов. Это нам надо было знать, чтобы запихать его в ящик. И когда мы наконец его взяли, это была действительно проблема. Он был огромный и такой тяжелый, как свинья, что ящик не подошел; хотя он шел нам навстречу, но нам было грех на него обижаться, так как он был покладистый.
Было много технических проблем. Как нам остановить машину? Или как успокоить Лоренца уже в машине? Были и проблемы медицинского характера – из-за средства для отключения объекта. Никто из нас в этом абсолютно не разбирался. После долгих медицинских изысканий и консультаций с… э-э… специалистами мы выбрали галоперидол, так как он должен был сохранять естественные рефлексы, и чтобы Лоренц проглотил язык. Для остановки машины мы по поддельным документам арендовали небольшой грузовик.
Затем была психологическая проблема: как, собственно, вытащить водителя из машины? Грузовик выезжает из переулка и останавливает автомобиль. Сзади на него наезжает женщина – красивая блондинка. Водитель, как все подобные типы, выходит из машины в позе мачо, смотрит на жертву с таким выражением лица: «Ну, и что вы тут натворили?»
У нас же чуть не случилась такая лажа. Наша машина, которая должна была ехать за машиной Лоренца, была оснащена рацией и по рации должна была предупредить водителя грузовика о том, что Лоренц подъезжает. А тут как раз проезжал черный «мерседес», но приказа по рации не было. Водитель грузовика подумал, что с рацией что-то случилось, и выехал. А в этой машине ехал Шерц, председатель районного суда, который стал потом начальником полиции. Позднее он рассказывал, что всё произошло так странно! Грузовик выехал на главную дорогу, затем обратно, задом в проулок. То есть мы чуть не взяли не того человека!
После того, как водитель Лоренца получил по башке, четверо наших залезли в машину Лоренца: двое сзади, один за руль, один на переднее сиденье, на колени Лоренца. Мы поехали в подземный гараж. Для пересадки взяли классный подземный гараж на улице Канта. Водитель в этом гараже должен был нас ждать на час больше. Он вообще не знал, что происходит, поскольку рации у него не было.
– Как реагировал Лоренц?
Райндерс/Фрич: Сначала он кричал о помощи, начал сучить ногами, выдавил ими переднее стекло, но всё произошло быстро. У него были чертовски длинные ноги. Он сразу получил по носу; ему сказали, что он должен вспомнить Дренкмана и успокоиться. Ну, он сказал «хорошо, хорошо» и успокоился. Затем один из нас разрезал ему штанину и всадил укол в ногу. Лоренц сидел на переднем сиденье, один из наших прямо на нём, а еще один сзади обвязал ему голову полотенцем. От этого он выглядел еще больше. И еще получил пощечину.
– То есть вы ехали с этим типом, его голова обвернута полотенцем, один сидит у него на коленях, всего пять человек, и без лобового стекла?
Райндерс/Фрич: Да. На скорости сто шестьдесят через Авус. Позднее объявился один очевидец, который ехал нам навстречу. Он сам ехал на скорости километров сто двадцать. И утверждает, что узнал того, кто сидел на водительском сиденье: на нём был красный галстук.
На автобане нам нужно было остановиться рядом с радиомачтой. На нас никто не обратил внимания, хотя рядом стояли машины. В подземном гараже всё было спокойно. Была только проблема с автомобилем прикрытия. Хотя этот угнанный автомобиль был совершенно новый, но сцепление у него было ужасное.
– Лоренц был в отключке?
Райндерс/Фрич: Нет, средство на него еще не подействовало. В подземном гараже мы поместили его в чемодан и в другой автомобиль. Мы выбрали такой маршрут, чтобы до Кройцберга не ехать по главным дорогам. Думали, что на главных дорогах будет установлен сплошной контроль, как только поступит сигнал тревоги.
Ну это была и поездочка! «Шпигель» тогда писал: «Через несколько минут после похищения полиция устроила такую масштабную акцию преследования, какой еще не знала история Западного Берлина: пять вертолетов, двести автомашин ДПС, 10 000 преследователей, сто тысяч марок вознаграждения и еще пятьдесят тысяч от “Правого союза свободной Германии».
– Вы что-нибудь заметили из этого?
Райндерс/Фрич: В первый момент – нет. Один из нас всё время пытался успокоить Лоренца, А из того шел словесный поток, как водопад: что это с ним сейчас происходит? и т. д. Он, вообще, довел нас до белого каления.
Позднее буйволы искали роскошный лимузин с большим багажником, в который могли бы спрятать Лоренца. Это был опыт после нападений на банки, когда буйволы останавливали все большие автомашины. Затем мы поехали к кладбищу в маленьком проулке в Кройцберге, где всегда был виден главный вход в полицейскую охрану на Фризенштрасе. Там стоял транзитный «форд», мы загрузили Лоренца в ящик. Это было около 9:30. Затем мы подъехали к магазину на Шенкендорфштрассе. Наступил самый ответственный момент: ящик необходимо было занести в магазин. Там, у магазина, стояли три старушки и, как водится, болтали. Ящик был достаточно тяжелый, да еще этот тип в нём! Ну, я тебе скажу, и это может любой подтвердить: революционная работа – это не самая тяжелая работа. Мы были не все, так как машину прикрытия надо было поставить в гараже в Нойкёльне. А тут еще открылась крышка ящика, так как Лоренц там внутри нервничал. К счастью, он уже больше не болтал – вероятно, укол начал действовать. С момента, когда мы ему сделали укол, прошло не меньше часа.
– А что вы сделали с бабушками?
Райндерс/Фрич: Вообще ничего! Ждать их? Мы могли их ждать вечно. Мы просто прошли мимо.
– Ящик вы несли вчетвером?
Райндерс/Фрич: Да. В магазине нам надо было спускаться по лестнице. Мы там сделали лаз, через который проходили в подвал. Подвал состоял из двух помещений. Одно было очень низким, и в него можно было попасть только через лаз в полу. Это помещение мы отделили от другого стеной. Другое помещение мы отделали: сделали проход на кухню, постелили ковер.
– Во время похищения вы были вооружены? Что бы вы делали, если бы водитель стрелял в вас?
Райндерс/Фрич: Вот поэтому мы сразу съездили ему по голове, чтобы он вообще не хватался за ствол. Кроме того, мы обыскали водителя, чтобы спокойно уйти. Один из наших стоял там с оружием – в случае чего он мог бы нас прикрывать. По нашему плану стрельба у нас вообще не была предусмотрена. Если бы с самого начала были трупы, то шансы на обмен были бы минимальны.
– А удар железной палкой?
Райндерс/Фрич: Мы долго обсуждали это. Но тут вообще ничего не надо обсуждать.
– Вы как-то тренировались?
Райндерс/Фрич: Вообще-то, это не так просто – ударить так, чтобы человек не откинул копыта. Мы нашли одного, у которого был в этом опыт. Он был боксер и знал, как можно красиво ударить. Он мог хорошо дозировать удар. Когда мы оказались в магазине, то лишь тогда смогли как следует рассмотреть Лоренца. Тот заявил, что хочет говорить с шефом или командиром… ну, что-то вроде этого. Мы ему сказали, что здесь нет шефов.
– Вы были неузнаваемы?
Райндерс/Фрич: Мы были в комбинезонах. Такие синие комбинезоны фирмы «Блауман», с длинными рукавами. Капюшоны сами сделали из простыней, с кисточками и разрезами. Во время акции мы все были так одеты и с бородами. Но Лоренц так и так был слепой. У него очки были за семь, как у Фрица Тойфеля. Хотя мы этого не знали, так как он часто носил очки из простого стекла для фото на агитационных плакатах.
В подвале была кабинка с проволочной сеткой и красной шторкой. Когда ему надо было в туалет, мы деликатно прикрывали шторку. Впереди была прихожая, где была лестница наверх. За ней была маленькая кабинка, где сидела охрана. У него была полевая кровать, программа гимнастических упражнений на стене, а также стол и стул. То есть это была нормально оборудованная тюрьма.
У него была еще лампа, даже две. Была политическая литература для чтения. Он получал газеты, пропущенные через нашу цензуру: всё, что касалось непосредственно его, вырезалось. Это делалось для того, чтобы он не мог получать ненужную информацию, которая могла там быть. По существу, он получал вырезки с небольшой рекламой. Всё это было похоже на клочки. Это было единственное, на что он потом жаловался: по его мнению, это было не очень хорошо. А так он получал информацию о том, как идет его поиск. От этого у него был страх. Больше всего он боялся того, что буйволы нас найдут. Эти денщики! Он всегда их называл так: «денщики».
– Это был его самый большой страх?
Райндерс/Фрич: Да. Он даже не так боялся нас, как того, что когда буйволы нас найдут, то грохнут всех, включая и его.
– Когда Лоренц был в подвале, вы сказали ему, кто вы?
Райндерс/Фрич: Да. Мы сделали еще это фото. Он, правда, немного сопротивлялся, не хотел держать рамку. Нам тогда было тяжело, так как все были больны. Один из наших заразил всех гриппом. После всего потом Лоренц выразительно подчеркнул, что мы с ним обращались хорошо.
Вечерами, когда ему было скучно – мы ведь ему запрещали смотреть телевизор, – он занимался тем, чем было можно: смотрел театр Онезорга(8) вместе с охраной. Он там что-то узнал, над чем мы тоже смеялись. Об этом он позднее рассказывал в суде. Мы ему пришили пуговицу, отремонтировали брюки («Вы мне их испортили»). Кроме того, он получил новое нижнее бельё. Играли с ним в шахматы.
– В подполье играли с ним в шахматы?
Райндерс/Фрич: Да. Его в суде спросили: выигрывал ли он? Он ответил: иногда выигрывал, но у него создалось впечатление, что мы ему подыгрывали.
– А что вы сделали после фото?
Райндерс/Фрич: Мы писали обращение. Двое были наверху, двое внизу, и мы бегали вверх-вниз, так как все хотели это обсудить. Мы написали: «Сегодня вооруженные женщины и мужчины “Движения 2 июня” захватили Петера Лоренца, председателя берлинского отделения ХДС, который является главным кандидатом на выборах 2 марта. Похищение было вооруженным, так как Лоренц к такой акции был подготовлен – его шофер и телохранитель был с оружием. Петер Лоренц является пленником “Движения 2 июня». В этом качестве его не будут истязать и с ним не будет негуманного обращения в противоположность 60 000 заключенных в тюрьмах ФРГ и Берлина. Нашему пленному будет лучше, чем заключенным в государственных тюрьмах, хотя комфорта его целлендорфской виллы у него не будет. Петер Лоренц будет допрошен. Он должен будет рассказать о своих связях в деловых кругах, с шефами и с фашистскими режимами.
Лоренц похищен нами как представитель реакционеров и бонз – он ответственен за травлю и слежку на рабочих местах, за создание заводской охраны и антипартизанских групп, за запреты на профессии и новые права на демонстрациях, ограничения прав защиты и поддержание дискриминационного параграфа 218.
Как шеф ХДС, он, приезжая в Израиль и делая там пожертвования деньгами, превратился в пропагандиста сионизма – агрессивной и захватнической политики Израиля в Палестине. Он принимает участие в преследовании и подавлении палестинского народа. Он также участвует в кровавом путче Пиночета в Чили. Это его партия денежными пожертвованиями позволяет хунте проводить репрессии, которая безжалостно преследует любые свободолюбивые убеждения и кроваво подавляет тысячи чилийцев в концентрационных лагерях, истязает их и удерживает свою власть благодаря кровавой бойне.
Наши требования: 1. Немедленное освобождение, то есть аннулирование приговоров тем заключенным, которые были арестованы и осуждены за участие в демонстрации по поводу убийства революционера Хольгера Майнса. Это требование должно быть выполнено в течение 24 часов.
2. Немедленное освобождение Верены Беккер, Габриелы Крёхер Тидеманн, Хорста Малера, Рольфа Поле, Ины Зипман, Рольфа Хайслера, которые схвачены в Западной Германии. Товарищей Крёхера, Поле и Хайслера необходимо в течение 48 часов доставить в Западный Берлин. “Боинг 707”, полностью заправленный, должен стоять наготове с четырьмя членами экипажа в Западном Берлине. Названные товарищи сопровождаются до их цели путешествия одним лицом, известным широкой общественности. Это лицо – пастор и бургомистр Хайнрих Альбертц. Кроме того, каждому товарищу выдать по 20 000 марок. Эти требования должны быть выполнены в течение 72 часов.
3. Опубликовать это обращение в форме официального сообщения в следующих газетах….
4. В течение всего времени его плена мы требуем абсолютного неприменения оружия со стороны полиции, ее неприсутствия на улицах, никаких контроля, обысков, арестов, развешивания фото, попыток преследования населения. При неисполнении этих требований, обмане безопасность пленного будет под угрозой.
Все требования одинаково важны, и никаких тайных переговоров. Сообщения госаппарата в наш адрес и процесс освобождения названных лиц, включая их отлет, должны передаваться по телевидению и радио.
При точном выполнении всех требований безопасность и освобождение пленного Лоренца гарантируются. В противном случае последствия, как это было в случае с Дренкманом, неизбежны.
К товарищам в тюрьме: мы бы с удовольствием вызволили бы и больше товарищей, но не можем это сделать при нашей сегодняшней численности.
К населению Берлина: в ближайшие дни государственные органы развернут против нас мощную кампанию. Они будут пытаться втянуть вас в преследование. Не оказывайте им помощь. Оставьте полицию, бонз и прессу друг с другом.
Свободу всем заключенным «Движения 2 июня!»
– Как вы передавали это сообщение и другие?
Райндерс/Фрич: Частично мы работали через «мертвые» почтовые ящики. В старых домах, где это не бросалось в глаза, мы дополнительно повесили почтовые ящики, которые использовались только нами. Один из нас выходил из Шенкендорфштрасе к одному такому ящику, а оттуда наши сообщения передавались дальше. Первое сообщение пошло в полицию, но не одно. Все сообщения посылались минимум по трем адресам: сначала в СМИ, потом в адрес Лоренца, который мы нашли в телефонной книжке. А также священнику.
Мы исходили из того, что если ты что-то положишь под коврик и если пять текстов распределишь правильно, то можешь рассчитывать, что четыре из них направятся дальше. В первом сообщении мы приложили две фотографии Лоренца в очках. Он настоял на этом. И тут он себя по-настоящему подставил.
– Выслеживался?
Райндерс/Фрич: Да, но гражданскими. Сначала они хотели выиграть время. Это понятно. Потом они хотели удостовериться, что он жив. Ведь на фото мог быть и труп.
– Что произошло потом, в четверг, когда было похищение?
Райндерс/Фрич: Дальше ничего. Вечером Лоренцу всё стало понятно. Мы пытались сделать допрос. Составили список вопросов о его деятельности в ХДС и его махинациях с берлинской строительной мафией. Поставили магнитофон, затем должен был последовать допрос.
Но мы не следователи, и через час перестали. Мы не хотели применять жесткие методы, чтобы что-то из него вытягивать. А он отказывался говорить. Но на следующий день Лоренц стал разговорчивее, мы уже не ставили магнитофон. Так, он рассказал о «пути страданий» христиан-демократов в Чили. Относительно палестинской проблемы он выразил мнение, что израильский народ должен жить в мире. Мы были того же мнения, но их благополучие не должно строиться на костях палестинцев.
То, что он рассказывал от себя, было преимущественно пошло. Он сидел внизу в подвале, и все его видели. Всё было согласовано.
– Кто должен был его грохнуть, если бы весь план не удался?
Райндерс/Фрич: По этому поводу высказались все. Но среди нас не оказалось ни одной свиньи. Наивно!
– А на следующий день?
Райндерс/Фрич: Ну, у нас были бумажник Лоренца и… как звали этого типа… Клинбайль. От него был чек на десять тысяч марок – пожертвования на выборы для ХДС. До того времени Клинбайль был известен как абсолютный сторонник СДПГ, поскольку он получал от них все строительные подряды. Затем мы нашли документы о запланированном повышении платы за проезд в автобусе, о котором тогда еще не было известно. Были документы о запланированном увольнении работников с предприятия DTW (фирма – производитель запчастей в ФРГ – Б. Е.). Кроме того, были еще письма от одной матери с ребенком с ограниченными возможностями. По этому пункту он ничего не сказал. Мы вынуждены были закрыть один почтовый ящик, поскольку в пятницу в Гамбурге арестовали Райнера Хохштайна, который имел контакты со многими нашими. Он знал только один «мертвый» почтовый ящик. Мы отказались с ним сотрудничать. Поэтому позднее он использовался федеральным судом как главный свидетель. Это был идиот – по крайней мере там, где он был.
– Что вы предусмотрели на тот случай, если буйволы накроют ваш магазин?
Райндерс/Фрич: Мы на такой вариант вообще не рассчитывали. Самое большое, что мы сделали – это продумали, что можем забыть о своих требованиях и будем пытаться убежать. Но это было очень щекотливо.
– По магазину были еще какие-то меры безопасности?
Райндерс/Фрич: Мы чувствовали себя в абсолютной безопасности. Магазин был с видеокамерой, и у охраны всегда была картинка с пространством перед входом в магазин.
Второе сообщение было написано в пятницу. Оно пошло к Марианне Лоренц, к руководству земли ХДС, в полицию, к пастору Шарфу, в Сенат Берлина. Это второе послание ссылалось на первое, которое было отправлено по почте. Второе письмо имело, собственно, смысл, что мы еще живы и активны. В письме для жены Лоренца была прикреплена дополнительно его личная приписка: «Полиция сделает всё, чтобы я вышел целым. С любовью, твой Петер».
«Мы требуем от вышеназванных лиц и организаций сделать всё для того, чтобы наше первое обращение в полицию и Сенат было зачитано не позднее чем в вечернем обозрении новостей, а также зачиталось один раз во всех дневных обозрениях. Одновременно должно быть продемонстрировано фото Лоренца в плену. Вы должны начать действовать, чтобы все перечисленные в первом сообщении требования безотлагательно были выполнены, если вы заинтересованы в без ущербном освобождении Петера Лоренца. Если же эти условия не будут выполнены, то в субботу в 12:00 поступит ультиматум. “Движение 2 июня».
Мы хотели от Лоренца, чтобы он назвал нам человека, которому он доверяет, и это был (остроумно!) «Пеппер». Мы ему позвонили – спросили: может ли он что-либо сделать для Лоренца? А тот просто положил трубку. То есть не хотел в это вмешиваться. «Ну, я ему это припомню!» – сказал после этого Лоренц.
– Как вы связывались с полицией и кризисным штабом?
Райндерс/Фрич: Через СМИ. Иногда они нам сообщали: сегодня вечером будет кое-что в вечернем обозрении. В субботу, 1 марта, в 00:05 по радиостанциям SFB (радио «Свободный Берлин», в настоящее время – радиостанция «Берлин-Брандербург» – Б. Е.) и RIAS было распространено сообщение полиции: «Настоящим полиция обращается к похитителям Лоренца. Лица, которые были арестованы в связи с участием в демонстрации по поводу смерти Хольгера Майнса, уже давно находятся на свободе. Оба названных – Этора Канелло и Гюнтер Ягдманн – выпущены 1 марта 1975 года около 10:00 из заключения. Второе: вы должны нам предоставить убедительное доказательство того, что Лоренц жив. Третье: мы со своей стороны прилагаем усилия, чтобы жизни и здоровью Лоренца ничто не угрожало. Во избежание недопонимания необходимо прояснить некоторые вопросы. Например: как вы представляете безопасную передачу Петера Лоренца? Что делать, если один из названных вами людей откажется от участия в процессе обмена? Четвертое: предоставьте нам доказательства того, что мы ведем переговоры с настоящими похитителями. Например, No личного документа Петера Лоренца».
– Откуда вы знали, что это будет передано в 0:05?
Райндерс/Фрич: Ты что, думаешь, что мы могли бы выключить радио хотя бы на пять минут? Об этом было объявлено заранее и еще повторялось. Эти сообщения передавались поздно ночью. А на четвертую ночь они дошли до того, что все почтовые машины ездили по городу, так как они надеялись, что в четыре утра немногие будут сидеть перед телевизором. Но тогда весь город уткнулся в телевизоры. Единственными, кто не пялился в телевизор, были мы.
Мы были настолько измождены, что даже охрана спала. В субботу в десять утра они освободили из тюрьмы последних заключенных по демонстрации Хольгера Майнса. Правда, тут они немного не уложились по времени, но это уже не играло никакой роли.