Какими мы стали

Решительности Варе не занимать. Вик бы мялся, соображая, кого, куда и как, – а она бросает сумку в кресло, по-хозяйски берет за руку и уводит на кухню. Громко просит остальных работников:

– Ребят, не суйтесь пока, ладно? – И запирает дверь. Надо же, Вик и не замечал, что тут задвижка; как раз для подобных случаев?..

Маленького окошка под потолком хватает, чтобы рассеять темноту до полутьмы. Большего, пожалуй, не надо; и Варя разделяет это мнение – выключателем не щелкает.

– Готов? Или тебе надо сперва поговорить, настроиться, что-нибудь такое?

– Готов, – пожимает плечами Вик. И потирает неожиданно ледяные пальцы.

Вообще-то он был бы не против настроиться – но зачем зря время тратить? Жрать, в конце концов, не ему, а ведомым всегда быть проще.

Выставив на середину кухни два стула, Варя кивает:

– Садись.

Теперь они почти соприкасаются плечами – но Вик не чувствует ни капли чужого волнения. Зависть впивается мелкими зубами: какая Варя лихая, это ж скольких она сожрала, раз ей ничуть не страшно? Ужасно хочется так же – но как?..

Варя берет за руку, переплетаясь пальцами, закрывает глаза. Вик тоже зажмуривается – нервно, судорожно, как ребенок, сбегающий в сон от подкроватного монстра. Опомнившись, отвешивает себе мысленный щелбан: эй, успокойся, ты же сам хотел, чего начинаешь?

А потом его окутывает чужая тень, обнимает плотным одеяльным коконом; и сначала кажется: он не может дышать, он тонет, он умирает в самом буквальном смысле!.. Но мгновение спустя дыхание возвращается, только воздух на вкус совсем иной. Теневой. Хтонический.

Когда жрал других – не обращал внимания; не сожрали бы самого – и не заметил бы.

Вик пытается осмотреться, не открывая глаз в реальном мире; но Варя тянет за руку:

– Вставай.

И он встает в темный лес. Под ногами – цветущий мох и опавшие шишки; ели тянут колючие лапы, жадные до прикосновений: кто ты, где ты, какой ты?.. И шорохи – будто прямо за спиной, не оглядывайся, не надо.

Варя кокетливо щелкает клювом:

– Потанцуем? – И в ее бездонных глазах вспыхивают болотные огоньки.

«А я могу отказаться?» – усмехается Вик.

Танцевал только с Лией, никогда не считал, что действительно умеет, но сейчас… Сейчас это неважно, ведь танец – не столько танец, сколько…

Варя ведет, Вик послушно подстраивается и больше не думает – ни о чем. И когда лес смыкается над головой, остается только улыбнуться: вот и меня наконец-то сожрали.

Зубы стучат о кружку. Глоток, еще глоток: вяжет во рту, сводит горло – много разом не выпьешь. Как успокоить дрожащие руки? Даже во время болезни так не знобило.

– Ты пей, – повторяет Варя. – Не пытайся говорить, просто пей. Сейчас полегчает.

Вик послушно пьет, смотря вроде бы в пол, но на самом деле – в никуда. Ровно это и нужно.

Во время пожирания растворилась тревога, которая перетирала зубами нервы последние две недели, – и оказалось, что за ней скрыта целая куча эмоций. Восторг от километров новых знаний, постепенно укладывающихся в голове; восхищение изнанкой работы агентства; радость от того, как понятно и живо объясняют Валерия и Гор: знал об этом, но забыл, а когда снова столкнулся – всплыли воспоминания об ужасных преподавателях, у которых лекции превращались в колыбельные.

И даже наивное, но искреннее желание сделать мир лучше – думал, оно ушло вместе с юностью, ан нет. А ведь сейчас и ходить далеко не надо, инструменты под рукой – бери да пользуйся.

Все это, вырвавшись, взорвавшись, захлестнуло волной – яркой, бодрящей, будто залил в себя пару литров кофе и теперь готов полгорода за час обежать. И почти сразу отступило, оставив внутри привычное, совершенно нормальное спокойствие – на фоне эмоций показавшееся беспощадной глухой пустотой.

От таких сумасшедших горок затрясло. Варя, обняв крыльями, вывела в реальность, убедилась, что падать в обморок Вик не собирается, и поставила чайник. А Вик сидел, обхватив себя за плечи, и машинально подмечал: в шкафчике – травяной сбор; в холодильнике – свежий лимон; у Вари на платье – ягоды и еловые ветки, надо же, совсем внимания не обратил; значит, вот как чувствуют себя люди после пожирания?..

На курсах, конечно, проводили через хтоническую тень – но тогда все прошло легче. А сколько лет назад это было?.. То-то же.

Вик допивает травяной чай, ни капли не пролив; хотя зубами стучал так, что на футболке должны были оказаться как минимум полкружки. Вдыхает и выдыхает: вокруг полутьма, я сижу на стуле, рядом стоит Варя, все хорошо. И поднимает голову.

– Это было потрясающе.

– В прямом смысле? – усмехается Варя.

– И в прямом тоже. – Помолчав, Вик предлагает: – Пойдем обратно? Я почти в норме, но полежать не повредит.

Конечно, Варя не отказывает. И берет с собой чайник и кружку – на всякий случай.

Гор отмахивается от извинений: «Отдыхай, конечно; считай, что это часть обучения – разрушение привычной картины мира». Поэтому Вик, щелкнув зубами перед носом у совести, чтобы не грызла, забирается в кресло и прикрывает глаза. Не засыпает – слушает, потому что Варя подмигнула: «О тебе я слышала, а вот ты обо мне – вряд ли; сейчас и узнаешь».

Ну как остаться равнодушным к такой уверенности?

Варя – чистокровная хтонь; понятно теперь, почему бесстрашно и лихо сожрала: чистокровные небось не боятся, что из-за наполовину человеческой природы что-то сделают не так. В агентство она пришла три месяца назад, не через сайт с вакансиями и не по знакомству – все было куда интереснее: проходила мимо этого офиса, почуяла, что здесь собралось неожиданно много хтоней, и полезла узнавать – это совпадение, загадочный хтонический кружок или…

– Так к нам еще не приходили! – смеется Гор. – Вот ты бы смог устоять?

Вик качает головой: конечно, не смог.

Услышав о пожирании, Варя заявила: «Я хочу». Отработала испытательный срок – и Гор отправил ее на курсы. Еще бы не отправить: такая хтоническая тень!

Да и Гор – это Гор, он для работников готов что угодно сделать. Вот сегодня, например, принес домашний лимонад – а ведь мог купить пару пачек сока и не париться.

На работу – да и вообще по городу – Варя ездит на электросамокате; перепробовала все, которые можно взять в аренду, и, кажется, даже выбрала любимый бренд.

– А, – ухмыляется Вик, – ты из тех, на кого матерятся?

– А ты как думал! Я коллекционирую осуждающие взгляды, это одно из хобби. Но если серьезно, я вообще-то соблюдаю правила; и убила бы всех, кто не соблюдает.

Сколько жестокости, надо же. Пускай и только в словах.

За сектантами Варя наблюдает с искренним удовольствием: «Такие они очаровательные в своей слепой ненависти; ужасно интересно, куда их эта дорога заведет». Вслух Вик ничего не говорит, а мысленно – кривится: странное развлечение, дались ей сектанты, будто без них скучно жить.

Но все равно Варя слишком прекрасна, чтобы в нее не влюбиться – так же, как в город, агентство, Лену и еще целую кучу знакомых, друзей, мест, событий…

Однажды в сердце закончится место, и оно разорвется так, что никто не зашьет. Если подумать, не самая плохая смерть – от бесконечной любви; дали бы выбирать – выбрал именно такую.

Но пока… Пока сердце продолжает биться, и места в нем хватает всем.

– Как тебе? – интересуется Гор, когда Варя уходит («Вообще-то у меня выходной, я так, в гости забежала!»).

Вик молча кивает, потому что слов тут не подобрать: и Варя, и ее хтоническая тень такие… ну, в общем, такие. Что тут еще сказать?

– Надеюсь, она у нас задержится. Классная хтонь, чем-то на тебя похожа.

На него, серьезно? Хотя, если подумать…

У Вари тоже яркая хтоническая природа, и дело не в чистокровности: Лютый вон запросто за человека сойдет. Наверное, ей тоже важно быть чудовищем, проявляться как чудовище; а человеческий облик носить как маску – чтобы проще было жить среди людей.

– Варя здесь работает или на другой точке? – как бы невзначай уточняет Вик.

– Пообщаться хочешь? – тут же раскусывает Гор. – Здесь, да. Следующие два дня у нее как раз смены будут; я тебя с радостью отпущу, иди общайся.

– Ты лучший начальник. Серьезно.

– Стараюсь, стараюсь, – он шутливо кланяется.

Перебравшись из кресла на подоконник – поближе к свежему воздуху, – Вик пишет Лии: «А меня сегодня жрали;)». Она отвечает тут же – видимо, заказов нет: «Ты хочешь, чтобы я ревновала?»

«Да;)».

«Ну приезжай после работы, устрою тебе таку-ую сцену ревности…»

О, какой интересный планируется вечер! Отличное завершение интересного дня.

Хорошо, что все-таки согласился стать замом. Даже если провалится, если вернется на роль обычного работника – бесценный опыт никуда не денется. Когда бы еще его получил?

Гроб, гроб, кладбище; все такое

К ночи похолодало – хоть какое-то облегчение! – но окна в комнате все равно нараспашку. Обниматься, даже лежать рядом, сейчас не лучшая идея.

Но Лия утыкается лбом Вику в плечо и прикрывает глаза.

Обещанную сцену ревности она устроила на пороге – как только Вик выглянул из комнаты, прищурилась: «Ах так, значит, тебя там жрут? Ты для этого в замы сбежал? Мои когти под ребрами тебя уже не устраивают?» Полная глупость, даже в шутку такое предъявлять не хочется. Поэтому продолжать Лия не стала, махнула рукой и рассмеялась.

С чего ей ревновать? Она доверяет Вику как самой себе, зная: он сдержит обещание, сохранит секрет, а если и заденет словами, то исключительно по неосторожности. И то, что он флиртует со всеми подряд и всем раздает по кусочку своего сердца, вовсе не означает, что в этом сердце больше нет места для Лии.

Жениться и съезжаться они не спешат: две квартиры – это разнообразие. Можно выбирать, где валяться на диване после работы, на чьей батарее сушить промокшие под дождем джинсы, у кого оставаться на ночь. Тем более что на полгода отношений они вручили друг другу копии ключей – не хуже, чем обменяться кольцами, правда? И теперь необязательно подстраивать графики минута в минуту: берешь и приходишь, когда тебе удобно; конечно, если другой не против.

А еще две квартиры – это одиночество. Не губительное, наоборот: иногда сводит с ума даже молчаливое присутствие кого-то постороннего, пускай этот посторонний и самая прекрасная в мире хтонь. В эти перегруженные дни можно разойтись не то что по комнатам – по квартирам и друг от друга отдохнуть.

Бывает и наоборот: на плаву держит только знание, что в трех станциях метро живет Вик, а значит, если встать и выйти из дома… Но это же надо сначала встать и выйти!

В такие моменты до боли в стиснутых кулаках хочется, чтобы однажды «К тебе или ко мне?» превратилось в «К нам». И Вик был не в трех станциях метро – в трех шагах.

Может, однажды будет?..

В морозилке ждет мороженое, в холодильнике – две пачки сока. Они никуда не денутся, поэтому пока Лия выбирает лежать рядом с Виком.

И вспоминает – невольно, – как лежала после столкновения с сектантами.

Это был холодный октябрьский вечер. Вик отвез ее домой, проводил в комнату; зашторил окна, зажег свечи – ничего не поясняя. Лия, впрочем, и не спрашивала – опустилась на кровать, подтянула колени к груди и уставилась в блаженно пустой темный угол. Не хотелось ни цепляться за что-то взглядом, ни о чем-то думать. К счастью, не думалось; только пульсировала в висках равнодушная мысль: «Все закончилось. Все позади».

Она ведь и правда спровоцировала сектантов. Да, ради благой цели: отомстить за Лютого и Тори, заставить их понести наказание, но… Может, стоило выдохнуть, остудить голову и попробовать иначе – например, для начала заявить в полицию?

Теперь уже поздно: что случилось, то случилось. Что будет, то будет.

Проследив за взглядом, Вик пошутил: «Ты прямо как котик – тоже таращишься в никуда». Лия мотнула головой: пожалуйста, ничего не говори, не сейчас.

Он понял; лег рядом, обнял, и так они молчали, наверное, до полуночи. А потом Лии стало легче – и она, прошептав: «Спасибо», отключилась.

Сейчас молчать необязательно, просто и так слишком хорошо, чтобы говорить. А вот у Вика всегда найдется история-другая.

– Я тут любовался на отсутствие балконов – ну, на эти железки, торчащие из стен. Каждый раз, когда их вижу, вспоминаю, как учитель при мне вышел покурить.

Про учителя Лия знает: это хтонь, к которой Вик ходил в юности, чтобы научиться контактировать со своей хтонической частью. У полукровок все индивидуальнее, чем у чистокровных: кто-то остается человеком до конца жизни, лишь иногда случайно проявляясь по-хтонически; кто-то легко принимает вторую природу и становится полноценным чудовищем; а кто-то мучается, не в силах склониться ни к какой из сторон, как мучился Вик.

Хорошо, что все позади.

Но вот про курение и балконы Вик раньше не рассказывал!

– Это было на третьем, что ли, занятии… Мы сидели-сидели, я дико вымотался; ну учитель и объявил перекур. Спросил, не против ли я, если он правда покурит – на балконе, конечно; открыл дверь… Я сунулся посмотреть – а там нет балкона, только эти железки. А он преспокойно садится на одну из них, будто внизу – не три этажа, и поджигает сигарету. В общем, если я раньше думал, что он нормальный, просто со странностями, тут я понял, что он странный с некоторыми нормальностями.