Помоги проекту - поделись книгой:
И даже схватив меня за локоть он каким-то непостижимым образом сохранял хорошие манеры и этакую аристократичную грацию. Наверное, дело было в трости с костяным набалдашником, которую его благородие или даже сиятельство держал в свободной руке, уперев кончиком в мостовую. Будто бы невзначай — однако она помогла бы незнакомцу сохранить равновесие, вздумай я сейчас рвануться изо всех сил.
— Отлезь. — Я дернул плечом, пытаясь освободиться. — Я с вашим братом дел не веду.
— Ну чего ж ты так сразу? — Господин улыбнулся и чуть склонил голову. — Я тебе, может, доброе дело сделать хочу.
— Иди другим делай. А меня не трожь! — Я демонстративно сунул руку в карман. — Финку в бок ткну — мало не покажется.
— А вот этого, любезный, я бы на твоем месте делать не стал.
В голосе господина прорезалась сталь, и благодушный облик начал стремительно преображаться. Голубые глаза потемнели, наливаясь густой чернотой. Лицо вдруг заблестело на солнце, будто кожу на нем сменил то ли металл, то ли что-то на него похожее. А пальцы на моей руке сжались с такой силой, что кость жалобно хрустнула, уступая мощи чужого Таланта.
Владеющий. И не из последних — если и послабее Горчакова с покойным Юсуповым, то уж точно ненамного. Трансформация, пусть и неполная, заняла всего несколько мгновений, и даже намек на боевую форму господина выглядел в высшей степени убедительно. Всех моих нынешних способностей вряд ли хватило бы одолеть его в поединке.
А нищему бродяге и вовсе полагалось дрожать перед ним, как осиновый лист.
— Простите… Виноват, ваше благородие! — пролепетал я, неуклюже пытаясь изобразить поклон. — Не признал!
— Ну вот, теперь другой разговор. Так бы сразу! — Господин снова добродушно заулыбался, возвращая себе обычный человеческий облик. — Ты, я погляжу, парень шустрый, хваткий.
— Может, и шустрый, — осторожно отозвался я. — Но по чужим карманам лазать не обучен. Матушкой клянусь, ваше благородие — за всю жизнь ни разу чужого не взял!
Актер из меня был так себе, но, пожалуй, примерно так и должен вести себя хулиган или карманник, попавшийся на горячем грозному и бдительному гражданину благородного происхождения. Лебезить, отнекиваться, давить на жалость…
Господина моя слабенькая игра, похоже, убедила.
— Чужого нам и не надо, — усмехнулся он. — А скажи-ка, любезный — как тебя звать?
— Пашкой… Павлом Максимовым. А еще Воробьем кличут, — сочинял я на ходу. — Меня на Апраксином дворе все знают. Любого спросите, ваше благородие — скажут, что человек честный и…
— Ладно, ладно. Верю! — Господин легонько тряхнул меня за плечо. — А заработать ты, Воробей, хочешь?
— Так кто ж не хочет, ваше благородие? — Я изобразил на лице довольный и жадный оскал. — Вы только скажите, чего надобно — вмиг исполним!
— Добро! Значит, ты-то мне и нужен. — Господин выпустил мою руку и полез за пазуху. — Надо записку человеку одному отнести… Крестовский остров знаешь?
— Знаю, ваше благородие, — кивнул я. — Отсюда через реку сразу, потом мимо крепости на Каменный, а там вдоль Ждановки… Пешим ходом часа с полтора будет, а на извозчике…
— Обожди, Воробей. — Господин огляделся по сторонам и, чуть понизив голос, продолжил: — Ты, главное, не спеши. Иди вечером, как стемнеет. За мостом до Кольской улицы и дальше налево, пока опять до реки не дойдешь. Там вдоль нее дачи…
— Знаю, — снова закивал я. — Случалось уже бывать там. Красивые дома… Богатые.
— Это поначалу только. А тебе в самый конец острова, считай, идти, там и дороги — одно название, не всякий автомобиль проедет. Но ты так по реке и двигай, пока не увидишь дом, где в окне красный фонарь горит.
— Красный фонарь, — послушно повторил я. — Девица там живет, что ли?
— Нет. Не… Не твоего ума дело, Воробей. — Господин строго погрозил мне пальцем. — Вот в этот дом ты и стучись. Не знаю, кто уж там откроет, но письмо мое отдашь его светлости лично в руки — так и говори, пусть хоть резать тебя будут. Понял?
— Понял, ваше благородие. Его светлости лично в руки, а больше никому.
Разумеется, я никакого понятия не имел, как выглядит этот самый «светлость», но спорить не стал. Вряд ли господин ожидал от пойманного на площади бродяги какой-то особенной сообразительности, и его «лично в руки» наверняка было чем-то вроде шифра, который поймет только тот, кому письмо, собственно, и адресовано.
— И чтобы ни одна живая душа тебя там не видела. А если полезешь читать — я тебе лично голову отверну. — Господин для пущей убедительности потряс кулаком у меня перед лицом. — Вот этими самыми руками.
— Да разве я прочитаю, ваше благородие?.. Мы ж воробьи простые, грамоте не обучены, — на всякий случай соврал я. — А письмо ваше непременно доставлю, в лучшем виде.
— Вот и славно. — Господин снова огляделся по сторонам и украдкой передал мне сложенную вчетверо бумажку и снова полез за ворот пиджака. — Вот тебе за труды, Воробей. Авансом, так сказать… А как донесешь — втрое больше дадут.
— Втрое больше? — вытаращился я. — Это что ж получается такое…
Красная десятирублевая купюра наверняка была в портмоне господина одной из самых мелких, однако нищему пареньку с Апраксина двора показалась бы чуть ли не целым состоянием. А за возможность заработать полторы зарплаты рабочего на заводе всего-то прогулявшись ночью на Крестовский он, пожалуй, продал бы и душу, и всего себя с потрохами.
И уж точно даже не подумал бы отнести загадочное послание в полицию, хоть вся эта история и источала весьма сомнительный душок. Даже купив мою лояльность за баснословные сорок рублей господин все равно изрядно рисковал… А значит, делал это вполне осознанно. И не случайно выбрал место, где быстро пробраться сквозь толпу не смог бы и самый проворный и ловкий из столичных шпиков. Гомон вокруг глушил все детали нашего разговора, и со стороны все это выглядело как скучноватый и обыденный воспитательный процесс: Владеющий поймал за руку то ли попрошайку, то ли карманника, запугал, но вместо того, чтобы тащить в полицию или сдавать городовым, решил проявить милосердие и ограничиться нотацией.
— Втрое больше. Слово дворянина.
Господин держался уверенно и спокойно, можно сказать, безупречно… почти. Вряд ли даже шеф заметил бы хоть что-то, но мои чувства успели обостриться до предела, и я все-таки ощутил отголоски эмоций, пробившиеся сквозь ледяную броню.
Мой таинственный визави нервничал — и чем дальше, тем сильнее. Наша беседа, хоть и недолгая, все же затянулась достаточно, чтобы шпики успели что-то заподозрить. А если кого-то из них приставили следить специально, он мог даже заметить, как в мой карман перекочевала сначала записка, а потом и купюра в десять имперских рублей. С каждым мгновением тучи над нашими головами сгущались, и спектакль следовало заканчивать незамедлительно.
И я, признаться, не очень-то представлял, как именно это нужно сделать, но помощь пришла, откуда не ждали.
— Ах, вот ты где, паршивец!
Белый китель городового вынырнул из-за чьих-то спин, и крепкая рука схватила меня за шиворот. Господин дернулся было, чтобы помочь, но вовремя одумался и отступил в сторону, изображая непричастный вид. А потом боком протиснулся между парой старушек и исчез, успев напоследок заговорщицки подмигнуть.
Я бы не поленился ответить ему тем же, но меня настырно тащили в другую сторону.
— Опять за старое взялся? — Шеф отвесил мне увесистый подзатыльник и ускорил шаг. — Еще раз тут увижу — до осени в каталажке сидеть будешь, дурья твоя башка!
— Переигрываешь… — прохрипел я, пытаясь пальцем хоть немного ослабить передавивший горло ворот. — Пусти уже, никто ж не смотрит.
Глава 17
Опасность действительно как будто миновала, однако шеф еще чуть ли не половину площади волок меня, попутно награждая увесистыми тумаками и подзатыльниками. То ли мстил за какую-нибудь мелкую былую обиду, то ли просто ерничал и от всей души веселился. Впрочем, спектакль работал: публика вокруг и раньше расступилась перед внушительной фигурой городового, а исполнение служебных обязанностей добавляло втрое больше почтительности и буквально расчищало на нашем пути этакий коридор. Который тут же смыкался за широкой спиной шефа, перекрывая дорогу шпикам.
Если они вообще пытались за нами идти. Не так уж просто вертеть головой, когда тебя силком тащат за шиворот, однако кое-что рассмотреть я все же успел: несколько фигур явно следовали в нашем направлении с полсотни шагов, но потом как-то ненавязчиво расползлись в стороны и, забирая полукругом, вернулись обратно к Александровской колонне и дальше, в толпу.
Видимо, попрошайки, бродяги и карманники не слишком-то интересовали нынешнего владыку столичного сыска, и его покорные слуги переключились обратно на, скажем так, профильные задачи. И отправились отрабатывать основные цели… или цель
К примеру — того таинственного господина, который тайком сунул мне письмо. Спектакль он провернул на славу, однако импровизации определенно было куда больше, чем толкового сценария. Пришлось действовать быстро и почти наугад, доверив послание чуть ли не первому встречному, а не другу или кому-нибудь из преданных слуг, которые у человека такого положения наверняка имелись.
Значит, проделать что-то подобное он мог только в толпе. Может, боялся, что сыскари повяжут его сразу после того, как трубы и барабаны чуть стихнут, и процессия двинется дальше. Или заметил слежку за домом, из которого без ведома тайной полиции не проскользнула бы и мышь.
Или имел какие-нибудь другие причины. Неизвестные мне, однако достаточно весомые, чтобы так сильно рисковать. А ее величество судьба, похоже, решила подшутить над нами обоими, если уж обложенный ищейками аристократ из всех тысяч ушлых оборванцев на площади выбрал фальшивого.
Я на всякий случай даже еще раз опустил руку в карман и кончиками пальцев нащупал помятый край письма, но так и не почувствовал ничего необычного… в самой бумаге. Никаких следов магии, разве что едва заметный отпечаток Таланта владельца, навести на который следящее заклятье вряд ли смог бы даже сам колдун. Наша встреча с таинственным господинам действительно была самой обычной случайностью, а не хитрой ловушкой или работой сыскаря высшего класса, подосланного искать выходца из могилы.
А вот ее последствия…
Воскрешение и дни, проведенные в мертвом городе, изрядно «прокачали» мои способности, и умение заглядывать в будущее не стало исключением. До подробных картинок или схем вероятностей я, конечно, пока не дотягивался, но теперь интуиция подбрасывала не просто ощущения или маркеры по принципу «горячо-холодно», а целые куски информации, которые разум мог хоть как-то переварить.
Я прикрыл глаза, снова взялся за уголок бумажки и тут же почувствовал его
Другом? Союзником? Противником?
Заглянуть дальше пока не получалось — слишком уж массивным оказывался груз возможных событий. Бумажка в кармане была всего лишь крохотным поплавком, а леска уходила вниз, в глубину. Громадная рыбина крепко сидела на крючке, но вытянуть ее ближе к поверхности и рассмотреть как следует я не мог никак. От любого движения снасти тут же цепляли целый ворох тины вероятностей, грозивший не только сломать хрупкую удочку, но и заодно и утянуть в пучину меня самого.
— Ты что, заснул там? — Шеф еще раз тряхнул меня за ворот и, наконец, отпустил. — Или паясничаешь?
— Так… задумался, — отозвался я, потирая многострадальную шею.
— Я уж испугаться успел. Молчишь, глаза закрыл и бормочешь что-то себе под нос… — Шеф огляделся по сторонам. — Нас заметили?
— Не думаю. — Я пожал плечами. — Тут шпиков как будто нет.
Пока я болтался в омуте грядущего, шеф успел выбраться за арку Главного штаба и дотащил меня чуть ли не до самого Невского проспекта. Здесь тоже хватало народа, однако почти все спешили в противоположную от нас сторону — на площадь, чтобы успеть хоть одним глазком взглянуть на процессию. Солдаты и полицейские соглядатаи остались позади, однако смутное ощущение тревоги почему-то до сих пор не отпускало.
— А колдун? — Шеф будто прочитал мои невеселые мысли. — Почуял?
— Не знаю, — честно признался я. — Наверное, заметил что-то, но чтобы вот так сразу узнать?.. Это ж какая силища нужна.
Я еще с утра повесил на нас достаточно защитных заклятий и несколько «обманок», способных отвести чужую магию, но уверенности все равно не хватало. Мы все-таки подобрались слишком близко, а колдун вполне мог иметь в арсенале незнакомые даже мне фокусы.
— Силища ему как раз не занимать, — вздохнул шеф. — Ну да ладно, чего уж теперь… Давай рассказывай, чего видел.
— Больного человека… Или не совсем человека, — на всякий случай поправился я. — И очень старого.
— Мы с тобой тоже не очень молодые, Володя. И совсем не здоровые.
— А этот — еще старше. — Я на мгновение задумался, выуживая из памяти образ высохшей мумии под капюшоном из темной ткани. — И победил меня не без труда. Что-то в нем все-таки треснуло. Личина уже разваливается.
— Да он уже весь, собака, гниет. — Шеф сплюнул на тротуар. — Наверное, поэтому сам за мной в Прорыв и не пошел. Там зараза крепкая, даже нас с тобой чуть не сгрызла, а его бы за три дня в труху сожгла.
Я молча кивнул. Мне уже случалось наблюдать что-то похожее в родном мире, да и шеф наверняка не раз встречался с колдунами, шагнувшими на кривую дорожку. Хаос многократно усиливает магические способности, но с телом обходится без всякой пощады. Человеческий организм в принципе не способен удерживать больше определенного количества энергии, а если перебрать ее в десятки раз, не выдержат даже самые выдающиеся возможности в самолечении. Тело начнет гореть — можно сказать, почти в прямом смысле, и клеточная регенерация рано или поздно уступит разложению. Органы начнут отказывать один за другим, понемногу превращая своего обладателя в ходячий полутруп с весьма и весьма ограниченным сроком годности.
— А ведь ты прав, Игорь, — усмехнулся я. — Он уже умирает.
— Может, тогда и господь с ним? — без особой уверенности отозвался шеф. — Не будем лезть, подождем пока. А там он, глядишь, и сам… того. Раз уж все равно недолго осталось.
— Мысль, конечно, хорошая. Но есть нюанс. — Я покачал головой. — Недолго — это в его и нашем с тобой понимании. Может быть, год. А может быть, десять или даже сто лет гнить будет. И ждать никак нельзя — времени уже и месяца не осталось.
— До чего?
— Чтобы я сам знал, — вздохнул я. — Но наш дорогой друг задумал какую-то огромную гадость. И провернет ее не позднее, чем ночью с тридцать первого октября на первое ноября.
— Велесова ночь. — Шеф негромко выругался и даже чуть втянул голову в плечи. — Ох ты ж… И что делать будем?
— Пока не знаю. — Я замедлил шаг и выудил из кармана письмо таинственного господина. — Для начала попробуем воспользоваться подсказкой.
Послание явно писали наспех. Не пером и чернилами, а угольным карандашом. Смазанные крупные буквы стояли друг за другом криво, а строчки плавали так, будто их выводили на ходу. Возможно, прямо там, на площади, среди толпы. Господин в спешке допустил несколько ошибок, кое-где бумага уже протерлась чуть ли не насквозь, часть слов пришлось и вовсе угадывать из контекста, и все же общий смысл оказался понятнее некуда.
Шифр, конечно же — причем подозрительно похожий на тот, что я использовал для звонка Горчакову в тот день, когда получил две пули в голову. Таинственный господин, вручивший мне бумажку, перестраховался еще раз — на тот случай, если его посыльный попадется сыскарям. Не называл имен, да и в целом изобразил что-то совершенно обыденное.
Да и никакого дяди у него, вероятно, и вовсе не было.
— Что там такое? — поинтересовался шеф, заглядывая через плечо.
— Нечто весьма занимательное. — Я убрал письмо обратно в карман. — Полагаю, сегодня вечером нас ждет небольшая прогулка на Крестовский остров. Нанесем визит его светлости.
Глава 18
— Мы на месте… Как будто. — Я огляделся по сторонам. — Только какой из этих домов?..
— А ну-ка дай посмотреть! — Шеф выхватил у меня затертую уже чуть ли не до дыр записку и принялся всматриваться так, будто где-то в ней могла таиться подсказка. — Темнота-то какая — не разобрать…
— Не спеши. Да и вообще — можешь оставить себе, — усмехнулся я. — Подозреваю, до письма у нас разговор так и не дойдет.
— Это почему? — Шеф убрал бумажку куда-то за пазуху. — Ты что, уже знаешь, что это за светлость нас ждет?
— Нет. Однако догадки имеются. — Я развернулся и неторопливо зашагал дальше вдоль берега. — Только для начала нужно отыскать дачу с красным фонарем.
Задачка, которую ненароком подкинул на площади таинственный господин с рыжими бакенбардами, на деле оказалась куда заковыристее, чем я думал. Мы уже давно миновали мост и забрались в дальнюю часть Крестовского острова, однако ясности если и прибавилось, то совсем немного.
Когда я в последний раз был здесь — в том мире, да еще и через сто с лишним лет — все выглядело иначе. От густых зарослей осталась лишь причесанная и окультуренная парковая зона, а над кронами деревьев возвышалась сияющая огнями громадина стадиона, за которым виднелся пешеходный мост. Парковки, дорогущие отели, рестораны, выстроившиеся вдоль асфальтированных дорог и чуть дальше — дома, о квартирах в которых простые смертные могли только мечтать.
Впрочем, обителью толстосумов Крестовский стал куда раньше, чем ушлые дельцы отгрохали всю эту красоту. Остров с самого начала прошлого столетия принадлежал династии князей Белосельских-Белозерских, и стройка началась еще тогда. Правда, по большей части там, где мы с шефом прошагали с полчаса назад. В моем мире полноценный мост вместо лодочной переправы появился только в тысяча восемьсот пятидесятом году, но здесь, похоже, управились раньше.
Или за полвека с небольшим успели буквально заставить всю восточную часть острова каменными домами и усадьбами. Из знакомой мне географии прослеживались только три проспекта, расходившиеся лучами от «парадного» въезда — Константиновский, Морской и, собственно, Крестовский, по которому мы с шефом и шли до до того места, где в полноводную Неву впадала крохотная и мелкая Чухонка. Большого Петровского моста не имелось вовсе, зато Лазаревский — конечно же, если он в этом мире так назывался — появился на полвеке раньше положенного срока.
И как раз он-то и отделял условно-культурную часть острова от безусловно дикой.
Сначала из-под ног исчез асфальт. Не закончился, обрываясь там, где его перестали класть, а как-то постепенно ушел под землю. Выглядело это так, словно природа ползла навстречу цивилизации. Неторопливо, зато уверенно — и сдаваться в этой схватке явно не собиралась. И будто бы нарочно растаскивала редеющие постройки в разные стороны, норовя спрятать их за деревьями и друг от друга, и от случайного гостя, решившего наведаться на Крестовский.
И чем дальше мы с шефом уходили за Чухонку, тем больше упорядоченная застройка напоминала хаотично разбросанные по самому обычному лесу то ли хутора, то ли вовсе хижины отшельников.
Однако нужную нам я пока еще не мог отыскать.
— Ты хоть правильно запомнил все, Володька? Тут и дороги то уже, считай, нет. — поинтересовался шеф, для пущей убедительности легонько постучав каблуком сапога по земле. — Ну какой князь в такую глушь поедет?
Тот, которому надо спрятаться в укромном месте. Но при этом остаться достаточно близко и к столице, и даже к ее центру. Чтобы, в случае чего, быстро вернуться и… И, вероятно, поучаствовать в очередной дворцовой интриге, мятеже или тому подобной гадости. Если я хоть что-то соображал в повадках высшего света Петербурга, на Крестовском острове нашел пристанище опальный аристократ. Потерявший былую власть и расположение императора, однако сохранивший немалый политический вес.
Впрочем, судя по тексту послания, дела у бедняги шли из рук вон плохо. Таинственный господин Л. толсто намекал своему «дяде», что его здоровьем заинтересовался сам государь. И что это самое здоровье требует незамедлительного отбытия на курорты Швейцарии или Баден-Бадена.
Поделиться книгой: