Волков. Велесова ночь

— А кто ж еще? — Шеф негромко щелкнул чем-то, зажигая керосинку. — С прислугой тут, как видишь, не очень.

Небольшое помещение за дверью, похоже, служило складом всякого второстепенного барахла, этаким «предбанником». Я разглядел в полумраке здоровенную бочку, пару металлических стульев и несколько ящиков, подозрительно похожие на те, что мы с Иваном отыскали в подземном бункере.

— Тут осторожнее. — Шеф поднял керосинку чуть повыше и первым зашагал вниз по лестнице. — Ступеньки скользкие. Растет дрянь зеленая, хоть что ты с ней делай.

— Без света — и растет? — удивился я.

— Ей много не надо. Воду хоть из земли, хоть из камня тянет, а упустишь — все сожрет: и дерево, и железо, и припасы, и керосин… И тебя самого сожрет.

Раньше я не слишком-то задумывался о таких нюансах, но сейчас сообразил, что истинным владыкой этого мира после катастрофы стала вовсе не зубастая фауна, а флора. Безобидная на первый взгляд, однако в конечном итоге ничуть не менее хищная. Она когда-то захватила город и уже долгие годы понемногу превращала в руины все, до чего мог дотянуться. И остатки… нет, пожалуй, даже останки цивилизации сохранились только глубоко под землей, где света не было совсем, и даже запредельной жизненной силы склизского мха все-таки становилось недостаточно.

Видимо, поэтому шеф и поселился в этом подвале. Когда очередная дверь за нами закрылась, вдоль стен одновременно вспыхнули огоньки керосиновых ламп, всего около дюжины. Сработал какой-то хитрый самопальный механизм… А может, и магия. Шеф никогда не был по-настоящему силен в колдовстве, но с местным уровнем энергии такое заклятье, пожалуй, осилил бы.

Я огляделся по сторонам и первым делом направился к стойке с оружием. Явно местного производства, сделанные еще до катастрофы, в родном мире шефа таких игрушек еще не придумали. Одна подозрительно напоминала снайперскую винтовку, а две других — то, из чего меня чуть не прикончили полчаса назад.

Старина «Калашников» изменился. Приобрел перфорированный кожух ствола, как у ППШ, слегка раздулся и округлился в области затвора, подрос в длину и обзавелся прямоугольной формы магазином. Слишком уж массивным по сравнению с привычным — похоже, промежуточный патрон в этом мире так и не успели изобрести.

Но зато рукоять, приклад и цевье из дерева оказались не просто похожими, а абсолютно теми же. Одного прикосновения к прохладной лакированной поверхности хватило, чтобы тут же снова ощутить знакомый вес оружия, его баланс, расположение всех рычажков… Я ничуть не удивился бы узнав, что и здесь автомат сошел с конвеера того же самого завода в Ижевске. Что над его созданием корпели те же самые люди, в моем мире создавшие символ чуть ли не любой войны второй половины двадцатого столетия.

— Понравилась? Забирай, у меня еще есть.

Понравилась — она. Видимо, шеф про себя называл оружие винтовкой, а не как-то иначе. Хотя объективно это скорее был пулемет, пусть и компактный, в несколько раз меньше здоровяка «Максима», который в конце прошлого века перевозили на артиллерийских лафетах.

— И где ж ты добыл такое богатство? — поинтересовался я.

— Схроны уцелели, три штуки на весь город. Может, больше, я пока не нашел. — Шеф уперся прикладом автомата в пол и тяжело опустился на скамью у стены. — Винтовки, пистолеты, патроны. Бинты с лекарствами, керосина пара бочек. Вода вся протухла, зато консервы… Гадость, конечно, но нам с тобой есть можно, не помрем.

Все примерно как я и ожидал: в подземных убежищах, куда не добрались ни Упыри, ни зеленая зараза, кое-что сохранилось. Не слишком много, но все же достаточно для одного неприхотливого и сверхчеловечески выносливого старца. Шеф сумел раздобыть все необходимое и выжил там, где без следа пропали несколько отрядов отборных солдат, которые император Александр отправил изучать этот мир.

Обычный человек на его месте, пожалуй, имел бы достаточно причин гордиться собой. Но для древнего воителя побег через Прорыв и два с лишним года бесцельного ожидания стали… Нет, даже не пыткой — такие, как мы, умеют терпеть любую боль и выносить тяготы. Однако вынужденное бездействие ломало шефа сильнее дюжины палачей, а вина засела глубоко под кожей и терзала гниющей занозой. Он говорил размеренно, и все же я почти физически ощущал, каких усилий ему стоит снова ускользать от больной темы.

На его месте мучился бы любой из нас. Кто-то непременно попробовал бы заткнуть голос долга резонными размышлениями о собственной шкуре или о бессмысленности драки, которую в принципе невозможно выиграть… и все равно бы не смог.

А для шефа все это оказалось в сто, в тысячу раз тяжелее и сложнее. Не знаю, когда именно сложилось так, что он стал… нет, не то, чтобы главным или самым крутым — просто первым среди равных старикашек, которые никогда и никому не подчинялись напрямую. Я родился на два с лишним века раньше и превосходил в колдовской силе любого из себе подобных. Среди нас были те, чья физическая мощь потрясала горы — почти в буквальном смысле. Кто-то умел сражаться на любом оружии, кто-то овладел необычными способностями, а кто-то обладал даром вести за собой остальных.

Но никто из них не стал народным героем еще до того, как прожил отпущенный простому смертному век. И даже когда большую часть наших истинных имен давно забыли, шефа всегда называли первым. Ему порой приписывали и чужие подвиги, и те, которых никто и никогда не совершал вовсе. И пусть в персонаж из древнего фольклора в конце концов осталось не так много от ныне здравствующего прообраза, это… пожалуй, это обязывало — куда больше, чем обязывало прочих из нас.

Для любого бегство стало бы позором. Для шефа — было многократно хуже смерти.

— Думаешь, я здесь прячусь?

Глаза напротив сердито сверкнул в полумраке, отражая огоньки керосинок. Нарыв, который назревал чуть ли не самой нашей встречи, лопнул. Без шума и спецэффектов — шеф просто перестал сдерживать то, что бурлило внутри, и на мгновение меня затопило чужой тоской. Холодной, густой и черной, как жижа, что хлещет из мертвых Упырей и Жаб.

— А ты думаешь, я здесь для того, чтобы читать нотации? — Я поставил автомат обратно на стойку. — Или обвинять тебя в трусости или еще в чем-то?

— А я себя, Владимир, уже сам во всем обвинил. И сам приговор вынес… Казнить только пока не получается. — Шеф нервно усмехнулся. — Но ничего, рано или поздно Леший…

— Я тебе сам сейчас голову отгрызу, — буркнул я. — Без всяких Леших.

— Может, оно и лучше было, если б отгрыз. Все одно помирать, так хоть весело, а не гнить, пока эта гнида там бал правит.

Шеф указал куда-то вверх, в потолок, однако явно явно имел в виду не улицы мертвого города над убежищем, а свой родной мир. Где действительно торжествовал очередную победу и правил бал… скажем так, наш общий знакомый.

— Вот про гниду ты мне и расскажи подробнее. — Я подхватил с ящика керосинку и шагнул вперед. — Только без помирания и прочей трагедии, медленно и обстоятельно. Торопиться нам с тобой, брат, уже некуда.

Глава 12

— В Петербурге после войны появился колдун.

— Это я уже знаю. К сожалению, — вздохнул я. — То ли сразу за Прорывами, то ли чуть раньше. Очень могущественный и древний, старше тебя. А может, и меня тоже… Откуда он вообще мог вылезти?

— А откуда они обычно вылезают? — Шеф мрачно усмехнулся. — Спал. Или сидел где-нибудь в Сибири, в самой глуши. Копил силу триста лет, а потом выполз на свет, как таракан. Сам знаешь, как это с ними бывает.

Я молча кивнул. В моем родном мире наука за сотню лет не раз шагнула вперед, и в моем арсенале прочно укрепились тезисы вроде «избыточная энергия требует точки приложения» или «энтропия системы, однажды начав, продолжит возрастать до экстремального значения». Однако грузить шефа знаниями не было никакого смысла, тем более, что суть он, разумеется, понимал не хуже меня: колдун, впитавший мощь хаоса, должен непременно пустить ее в ход. Или его просто-напросто разорвет, как перебравшего крови комара.

— Колдун появился, а я его про… прозевал. — Шеф явно хотел выдать что-то покрепче, но в последний момент все-таки сдержался. — А мог еще во время войны догадаться. Когда в конце девятьсот четвертого тебя снарядом убило, а через неделю…

— Еще одного из наших, — кивнул я. — А потом еще троих, последнего в Петербурге около двух лет назад. Этот гад уже тогда подчищал, поляну себе готовил. Знал, зараза, что мы его достанем.

Теперь, когда в моей дважды простреленной из «нагана» голове лежала вся нужная информация, картина складывалась легко и непринужденно. Можно сказать, сама собой, и от шефа я ожидал разве что каких-нибудь подробностей. Воспоминаний человека, который, в отличие от меня, прожил в мире за Прорывами не одну сотню лет — с самого рождения. И лично наблюдал творящийся там бардак. И пусть последние два года ему пришлось провести здесь, среди нечисти и руин, я определенно не отказался бы от подсказки.

Хоть чего-то, способного пролить свет на истинную личность колдуна… Или хотя бы на его цели.

— Вон как ты все красиво разложил… Голова, — вздохнул шеф. — А я, дурак, не догадался даже, пока меня самого не нашли.

— В Муроме, — подсказал я. — Ты видел колдуна?

— Если бы видел — пожалуй, сейчас бы с тобой тут и не сидел… Шпиков он за мной отправил, из самого Петербурга. Они, наверное, сами меня найти не ожидали, случайно в тот кабак зашли. И приказа брать, наверное, не было. — Шеф поморщился. — Так нет, полезли зачем-то… Куда им вдвоем против меня?

— Муромский потрошитель, — вспомнил я газетный заголовок. — Наслышан, наслышан.

— Да тьфу на тебя! Я поначалу и вовсе не заподозрил даже. Ну, надо государевым людям бумаги проверить — значит, надо. А потом гляжу, пока один с паспортом моим ковыряется, второй уже финку достал. И заходит со спины, паскуда…

— А ты чего? — зачем-то поинтересовался я.

— А я его на пол, второго мордой об стол — и бежать. — Шеф пожал плечами. — Чего еще делать было?.. Только потом узнал, что обоих насмерть положил.

— После этого тебя стали искать по всей стране. — Я на мгновение задумался, вспоминая вырезки из газет и полицейские записи, которые мне раздобыли Фурсов с Петропавловским. — Полагаю, примерно тогда ты и задумался, кому могло понадобится избавиться от стариков вроде нас.

— Ты меня уж совсем-то за дурака не держи, — буркнул шеф. — Об этом я задумался раньше, еще до того, как вернулся из Японии. Но сыскарей-то за мной прислали из Петербурга, а слухи всякие тогда уже ходили, с полгода точно.

— Один плюс один — это два. — Я плюхнулся на скамейку рядом. — Наш колдун как раз тогда вовсю подминал под себя столичную знать. И заодно понемногу убирал всех, кто мог представлять для него опасность… Даже удивительно, что тебя нашли одним из последних.

— Меня не так просто найти, — отозвался шеф. — Особенно когда я сам этого не хочу. Но после Мурома я очень даже хотел.

— И приехал в Петербург, насколько мне известно.

Боевой старец, несмотря на сотни лет за плечами, не всегда соображал быстро. Порой слишком уж верил в лучшие человеческие качества и за всю свою немыслимо долгую жизнь так и не научился хитрить, обманывать и разгадывать чужие планы. Случалось ему оказываться и чересчур медлительным, но когда доходило до дела, остановить шефа было уже невозможно. Он действовал в лоб и предпочитал переть напролом, дополняя запредельную силу запредельным же упрямством.

Расколов нехитрый ребус с подосланными шпиками, шеф тут же направился в столицу. Где его, конечно, уже ждали: я не стал уточнять детали, однако почти не сомневался что георгиевцев подняли по тревоге на Прорыв чуть ли не в первую же ночь. Туда же, где сыскари искали страшного Муромского потрошителя.

По странному стечению обстоятельств.

Вряд ли тогда колдун уже носил личину Геловани — иначе все, пожалуй, сложилось бы иначе. Но в ту злосчастную ночь от рук шефа пострадал еще настоящий Виктор Давидович. И около дюжины полицейских и солдат.

— Осторожнее надо было, — поморщился я. — Знал ведь, небось, что ловушка — и все равно в самое полымя полез. Как всегда.

— А мне, Владимир, терять тогда уже нечего было. Я еще в Муроме решил, что эту гадину достану и удавлю — и сам богу душу отдам. — Шеф сжал кулаки. — А на деле оно вон как вышло…

— И тогда ты удрал в Прорыв. — Я потер отросшую щетину на подбородке. — Разумный ход, я бы и сам лучше не придумал… Но почему остался здесь? Почему не вернулся, почему не нашел остальных, почему…

— Некого там искать, Владимир.

Шеф оборвал меня тихо, почти незаметно. Без криков и злобы, без всего того, что обычно бросают в ответ на несправедливый упрек. Не огрызнулся, а просто констатировал факт и дальше продолжил так ровно, будто все это случилось не с ним, а с кем-то другим — невесть когда.

— Никого из наших не осталось. Всех сожрал, паскуда, — проговорил он вполголоса. — А я до него так и не дошел. Он ведь не просто так, а за людьми прячется. Я как сейчас лица этих солдатиков помню, которые меня брать приходили. Совсем пацаны еще, мы таких в каждую войну в атаку водили… Они же как дети мне все! Наши, свои люди, понимаешь⁈

Под конец шеф все-таки сорвался. Не перешел не крик, не начал трясти кулаками, даже голоса почти не повысил — но чем-то невидимым и неслышным хлестнул так, что у меня в груди тут же поселилось тоскливое чувство… Будто кто-то крохотный, слабый и беспомощный, но очень упрямый вдруг принялся скрести коготками изнутри по ребрам.

— Понимаю, — так же тихо ответил я. — У нас ведь тоже такое было, Игорь… Через восемь лет только.

— Революция? — догадался шеф. — Про которую ты рассказывал?

— Она самая. — Я оперся лопатками на чуть влажную холодную стену. — Одни против других, и все свои, со всеми бок о бок и в японскую войну, и с немцами тоже… Знатно тогда нас трясло, Игорь. Из одной семьи братья уходили: старший за белых, младший за красных, а средний — в лес с обрезом.

— А ты за кого? — Шеф рывком поднялся и, подхватив автомат, зашагал к стене напротив. — За этих за других?

— Да ни за кого. — Я пожал плечами. — Когда в Петербурге брали штурмом Зимний, я на фронте был, под Галичем. Там и остался, даже когда мир подписали.

— В Галиче? — зачем-то уточнил шеф.

— В Бресте. Сначала в госпиталь лег, демобилизовался по ранению… Женился даже, — усмехнулся я. — Почти год прожил тихо. По тем временам, считай, как целый век.

— Тоже, выходит, удрал от греха подальше. А еще у меня спрашиваешь — зачем, зачем… Затем. — Шеф смерил меня недовольным взглядом и снова отвернулся. — А дальше что было?

— А дальше обратно в ружье. — Я встал с лавки и направился следом за шефом, который как раз устроился за верстаком и принялся лязгать металлом, разбирая автомат. В девятнадцатом году наши с поляками по-новой закусились.

— Наши? Это которые?

В голосе шефа прорезались ехидные нотки. Впрочем, он не собирался подначивать меня — похоже, действительно хотел узнать, чью сторону я в конце концов выбрал после того, как бывшая Российская Империя раскололась на куски и с головой нырнула в омут гражданской войны. Еще со времен киевских князей мы старались не участвовать в междоусобицах.

Будто это хоть когда-то бывало возможно.

— Наши — это наши, — буркнул я. — И надо мне тут. Два года бодались. Потом Афганистан, потом Китай, потом снова немцы…

— Да уж. Чудное дело, Владимир. Это что ж, получается, у нас тоже все это будет?

— Не хотелось бы, — вздохнул я. — Только сейчас нам с тобой и без поляков с немцами работы хватит.

— Да какая уж тут работа. — Шеф легонько ударил ребром ладони по ствольной коробке, вытряхивая застрявшую деталь. — Мне в тот мир обратно ходу нет.

— Да не ищет тебя там никто! Давно уже мертвым объявили, даже в газетах писали. — Я уселся на край верстака. — Еще в седьмом году. Вылезешь обратно — не заметят даже.

— Заметят, Владимир. И искать не перестали. — Шеф отодвинул железки и грузно облокотился на столешницу. — Думаешь, ты первый по мою душу сюда пришел?

Я прикусил язык. И в очередной раз пообещал себе еще раз этак десять думать перед тем, как снова начать себя самым умным, хитрым и проницательным. Колдун — то ли уже в личине Геловани, то ли пока без нее — не тратил времени даром и быстро «похоронил» Муромского потрошителя. Однако полагаться на удачу все же не стал. И, видимо, уже не раз отправлял в этот мир охочих до заработка следопытов, чтобы если не убить, то хотя бы отыскать последнего уцелевшего защитника мир по ту сторону Прорывов.

Спрашивать о судьбе этих несчастных я, конечно же, не стал.

— Ну… Может, и ищут, — проворчал я. — Но не сидеть же здесь, пока и у меня седая борода не вырастет.

— Резкий ты стал, Владимир. Как курьерский поезд. — Шеф наклонился и принялся греметь чем-то в ящике под верстаком. — Ну вернемся мы обратно — а дальше-то что?

— А дальше найдем этого гада. — Я легонько ударил кулаком по стене. — И упокоим, как положено.

Глава 13

— Красота-то какая. Прям душа радуется.

Я шагнул вперед, вжимая в плечо приклад, и снова нажал на спуск. На этот раз получилось чуть лучше, но все равно неуклюже и жестковато. Сказалась и непривычная конструкция, и явно избыточные габариты винтовки. И вес — чуть ли не вдвое больше того, что по-хорошему годится для работы на близкой дистанции.

Будь у меня выбор, я бы предпочел укороченную модель. И с меньшим калибром, может, даже пистолетным — ничего похожего на броню у Упырей, конечно же, не имелось, а дожидаться появления крупной нечисти мы с шефом не собирались.

Нам повезло только на восьмой день. Дверь между мирами открылась совсем рядом с убежищем, ночью и в глухом дворе среди развалин. Достаточно далеко от перекрестков с городовыми и оживленных улиц, где ее непременно заметили бы бдительные прохожие.

Сборы и спуск из наспех оборудованного наблюдательного пункта на чердаке заняли минуты четыре, а не зачистку Упырей ушло вдвое меньше. Сердито громыхали винтовки, зубастые головы разлетались, как перезрелые арбузы, и уже скоро в наполненным запахом пороха дворе снова воцарилась тишина.

— Ну, пошли, старый. — Я убрал опустевший магазин в сумку на боку и потянулся за новым. — Пока еще не набежали.

— Старый… А сам-то постарше меня будешь, — проворчал шеф. — Ты уж третью сотню разменял, когда я и не родился.

— Зато сейчас погляди. — Я оскалился во все тридцать два зуба. — Молод и свеж.

— И дури заново набрался. — Шеф закинул винтовку за спину и с явным сомнением в глазах шагнул к Прорыву. — А если там уже капелланы набежали?

— Тогда не забывай, что к священнослужителю положено обращаться «ваше преподобие».

То ли короткая схватка с Упырями, то ли несколько дней, проведенных бок о бок со старыми знакомым всколыхнули внутри… что-то. В первый раз за все время, проведенное в теле Володи Волкова, я мог не притворяться. Сбросить, наконец, маску, которая уже чуть ли не намертво приросла к лицу. И снова стать самим собой — раз уж шеф все равно видел не безусого юнца-гимназиста, а меня настоящего: такого же как и он сам доисторического старикана. Усталого, упрямого и недоброго. Того, кого он имел сомнительное удовольствие наблюдать сотни лет подряд.

И если и ценил, то уж точно не за безупречные манеры и кроткий нрав.

В последний момент осторожность все-таки напомнила и себе. Словно кто-то поймал за шиворот у самого Прорыва и легонько потянул назад. Я даже чуть замедлил шаг и попытался только слегка высунуться в соседний мир, чтобы посмотреть…

И не смог. Лицо и кожу на голове неприятно кольнуло, будто электричеством, волосы встали дыбом, и через мгновения я снова стоял во дворе. Таком же прохладном и темном, только теперь окруженном целыми и невредимыми зданиями. Похоже, грань между мирами работала не хуже клапана, и если уж цепляла что-то, то сразу выбрасывала. Шеф едва слышно проворчал что-то за моей спиной, а потом я услышал еще голоса — совсем близко.

— Сюда, быстрее!

Я без раздумий метнулся в сторону от Прорыва, выбрав самый темный угол. И вовремя — под аркой блеснул свет, и по земле и стенам поползли вытянутые черные тени. Кто-то спешил сюда и, судя по голосам, уже знал, что именно случилось во дворе.