Стурлур – место, где все началось

Прекхард, настоящий ветеран, переживший множество сражений, впервые столкнулся с подобным хаосом в Стурлуре. Он привык сражаться на песчаных дюнах, засушливых холмах или равнинах, и только в крайних случаях — рядом с открытыми деревнями и поселениями. Теснота огромного города непривычно давила на него.

Трупы и кровь его не смущали, но то, что различные силы сражались между собой, вызывало недоумение. Он слышал и видел, как истерлинги сражались с местной стражей вариагов на улицах и крышах, повсюду… Банды умбарских пиратов разгуливали по городу, убивая как граждан, так и стражу вариагов, а также истерлингов. Некоторые его соотечественники, как и он сам, стремились объединиться с легионом любыми средствами.

Черных нуменорцев, с которыми ему пришлось столкнуться в таверне, он видел реже, но те, кто попадался ему на пути, не щадили никого, кроме пиратов. «Что же это творится? Откуда взялись эти пираты с темными латниками? Впрочем, какая мне разница. Нужно как можно скорее добраться до своих», — думал Прекхард. Даже сквозь пыль он ощущал запах крови. Горожане — мужчины, женщины, дети — лежали порубленные на земле за каждым поворотом, их трупы напоминали безжизненные куклы в мрачной игре судьбы. Этот кошмар заставил даже закаленное в горниле войны сердце Прекхарда сжаться несмотря на то, что он неоднократно становился причиной типичных ужасов войны.

Среди обломков зданий и торговых лавок тела были разбросаны по улицам. Взгляды их глаз, лишившихся света жизни, были наполнены ужасом и бессилием. Стражи вариагов — защитники Стурлура — лежали с открытыми глазами, чьи взоры теперь потускнели. Их тела были покрыты пылью и кровью, а руки тщетно тянулись к оружию, которое они уже не могли использовать. Разбросанные доспехи воинов поражали своим бесполезным блеском на фоне общей трагедии. Женщины и дети, лишенные защитников, стали жертвами беспощадного зверства. Их беззащитные фигуры, окруженные обломками разрушенных зданий, создавали апокалиптическую картину. Раны и порезы на их телах свидетельствовали о бесчестии и садизме тех, кто их нанес. Дети лежали рядом с игрушками, которые теперь казались чуждыми и нелепыми в контексте страшных событий. Вся улица была пропитана горьким запахом смерти, а звуки битвы переплетались с плачем и стонами раненых.

По пути Прекхарду, несмотря на его стремление избегать сражений, пришлось столкнуться с несколькими противниками. Сначала на него напали истерлинги, а после того, как они были повержены, легионеру пришлось сразиться с парой стражей вариагов. Решимость любой ценой добраться до своих сыграла свою роль — ни те, ни другие не могли сравниться с его боевым опытом и не стали серьезным препятствием на его пути.

«Еще немного, совсем чуть-чуть», — повторял про себя Прекхард, когда до квартала, где находился его легион, оставалось всего несколько домов. Звуки битвы, доносившиеся с той стороны, разительно отличались от грохота, который он слышал с других улиц. Там, позади него, чаще раздавались мольбы о пощаде, крики боли и лишь изредка звон оружия. Но оттуда, где должны были находиться его соотечественники, Прекхард слышал боевые кличи, приказы и звуки отчаянного сражения.

Добравшись наконец до нужного места, Прекхард остановился, прислонившись к стене одного из домов. Звуки битвы подтверждали его худшие опасения — схватка была ожесточенной и, судя по всему, масштабной. Он осторожно обошел здание и перед его глазами предстала картина, от которой сердце закаленного воина сжалось.

Прекхард увидел ту же самую резню, что оставила свой след на улицах Стурлура, но теперь жертвами были не беззащитные горожане или местная стража, а его собственные люди. Несколько сотен легионеров-харадрим, гордость армии вождя Кхузаймаха, сражались на территории, некогда бывшей городским рынком. Просторная площадь между зданиями позволяла разместить весь легион, а старые хозяйственные постройки, заброшенные и полуразрушенные, служили укрытием. Однако сейчас это место превратилось в поле ожесточенной битвы между харадрим, истерлингами и группой черных нуменорцев, которые заняли обособленную позицию в стороне.

Большая часть легионеров уже пала. Оставшиеся в живых воины были загнаны в угол ветхих строений, отрезанные от пути отступления. Истерлинги, охваченные яростью, наступали на них со всех сторон. Лучники вариагов, устроившиеся на крышах, посылали град стрел как в сторону харадрим, так и истерлингов. Но черные нуменорцы, их десяток рыцарей, стояли в стороне, выстроившись в стену щитов, защищаясь от атак. Они заняли столь выгодную позицию, что вражеские лучники не могли до них добраться. Эти загадочные воины, казалось, не были заинтересованы в исходе битвы — они больше наблюдали за происходящим, словно наслаждаясь хаосом вокруг.

Прекхард остался незамеченным, скрытый среди развалин. С крыши над его головой доносились голоса и свист стрел, выпущенных варягами. Он был отрезан от своих людей толпой истерлингов и понимал, что одному воину не под силу прорваться сквозь такую массу врагов и изменить ход битвы.

Его опыт подсказывал, что легион обречен. Это, вероятно, понимали и те немногие, кто оставался в живых, зажатый между домами. Но ни один из них не опустил меч, ибо честь, гордость и воинская доблесть не позволяли им сдаться. Они готовы были сражаться до конца, осознавая свою неизбежную гибель.

Горечь охватила Прекхарда. Он чувствовал себя униженным, бессильным наблюдателем, видя, как его легион тает на глазах. Но, удержавшись от отчаяния и желания броситься в бессмысленный бой, он вдруг заметил что-то знакомое под ногами одного из истерлингов. Стяг его легиона! Прекхард едва удержался от крика, когда узнал родные цвета.

Пасть смертью храбрых рядом с теми, с кем Прекхард прошел через множество битв, казалось ему достойным финалом. Как он мог смотреть в глаза боевым товарищам, если бы сохранил свою жизнь? Кем бы он стал в их глазах, если бы обратился в бегство, как трус?

«Да, я готов встретить свою судьбу вместе с братьями», — сказал Прекхард, сжимая саблю в предвкушении последней схватки. «По крайней мере, несколько ублюдков я заберу с собой», — утешал он себя мыслью.

И вот, когда оставалось сделать лишь шаг к своей судьбе, его взгляд снова упал на стяг, лежащий в пыли, затоптанный сапогами вастаков. Но даже в таком состоянии, знамя племени — черный змей на багрово-красном фоне — словно шептало ему: «Легион не падет, пока рука держит его гордое знамя».

«Нет, мой легион не закончит здесь свою судьбу так бесславно», — сказал себе Прекхард. «Пусть многие сочтут меня трусом, пусть позже я пожалею, но я не позволю последнему легионеру пасть. И этим легионером буду я».

Преодолев гордость и чувство оскорбленного достоинства, Прекхард затаился среди обломков и тел, выжидая момент, когда позиция вастаков сместится достаточно, чтобы попытаться спасти знамя с черным змеем. Он с болью в сердце наблюдал за гибелью своих товарищей, но каждый раз сдерживал порыв броситься в бой. И вот, наконец, расстояние от знамени до ближайшего врага растянулось до метра.

Задняя линия истерлингов, прикрывая своих товарищей от града вариагских стрел, стояла прикрывшись щитами от летящих снарядов, лицом к стягу. Этого хватило, чтобы Прекхард, не теряя времени, бросился спасать знамя. Риск был столь же велик, как и если бы он остался в бою, но легионер принял решение. Истерлинги, пораженные неожиданностью, на мгновение ощутили панику, полагая, что сзади может быть засада. Они предупредили своих товарищей, заняв оборонительные позиции.

Но их изумление усилилось, когда стало ясно, что Прекхард был один. Летящие вариагские стрелы удерживали истерлингов от искушения нарушить строй и атаковать смельчака. Лучники также заметили бегущего Прекхарда, одинокая фигура на поле боя представляла заманчивую цель. Но легионеру повезло: лишь одна стрела отрикошетила от его доспехов, не нанеся серьезной раны.

Встретившись с изумленными взглядами врагов, Прекхард вновь ощутил искушение броситься в бой, но сдержался. Знамя, словно взывая к нему, напомнило о долге. Подняв стяг, он, мысленно попрощавшись с товарищами, ринулся обратно в переулок, откуда пришел.

Прежде чем броситься обратно, Прекхард на мгновение встретился взглядом с несколькими товарищами по легиону через ряды истерлингов. Некоторые харадрим заметили его, и если бы он задержался хотя бы на мгновение, то, возможно, увидел бы в их глазах искреннее уважение и одобрение.

Прекхарду удалось спасти знамя своего легиона. Хотя древко было сломано, ткань осталась целой. Обмотавшись стягом, словно плащом, он задумался над словами Алатара: «Не позволяй событиям, которые ты не можешь контролировать, потушить твой дух». «Может быть, именно это имел в виду тот волшебник?» — размышлял Прекхард. «Я не смог спасти никого… лишь бездушный символ. Но что ж… Пока знамя легиона остается в руках его воина, легион не падет», — произнес он про себя.

Теперь его цель стала ясной и безоговорочной: Прекхард намеревался найти своего вождя и, несмотря ни на что, обеспечить ему защиту. Спасенное знамя станет символом чести и доблести их легиона, доказательством того, что он, последний из легионеров, все еще в строю!

Прекхард направился к дворцу. Змеиной гвардии не было в стане харадрим, что означало, что Великий Змей, вероятно, находился во дворце Великого хана Юватхи. Последние слова Алатара перед их расставанием оказались не пустыми. Синий маг наделил Прекхарда интуитивным знанием пути через извилистые закоулки города, ведущего к дворцу. Не осознавая этого дара, Прекхард был готов, если потребуется, пробиваться с боем к своему правителю.

§3. Дворец Хана

Разойдясь с Прекхардом, оставшаяся часть отряда — Володус, Малдуст, Цедрус, Гром, Алатар и единственный уцелевший стражник Малдуста, истерлинг по имени Бэррон — благополучно добрались до стен дворца хана Юватхи.

Дворец занимал обширную территорию в другом конце Стурлура от его единственных врат. Между ними простиралась самая широкая улица напрямик. Стены дворца, включая его придворье, выстроенные по всему периметру, были украшены башнями с золотыми куполами, сверкающими на солнце. Само здание дворца величественно возвышалось над остальными, подчёркивая свою непреложную власть и могущество. На его вершине возвышался огромный купол из чистого золота, сверкающий столь ярко под лучами солнца, что издалека мог казаться вторым светилом, видимым с любой точки города.

Войти на территорию дворца можно было через главные ворота, точно также, как и в город. К счастью, эти врата, ведущие в подворье всегда были открыты для горожан, и даже в этот день, несмотря на хаос, творившийся в городе, они оставались распахнутыми. За воротами раскинулся просторный внутренний двор, примыкающий к фасаду дворца. Окружённый высокими каменными стенами, этот двор использовался для общественных мероприятий — от публичных казней до собраний. Пространство было настолько огромным, что могло вместить целую толпу.

Из-за доступности этого места хан не уделял особого внимания его благоустройству. Со временем двор утратил своё величие и стал напоминать обычную городскую площадь с несколькими торговыми палатками и неказистыми хозяйственными постройками, больше похожими на заброшенные сараи.

Алатар с группой укрылись у стены неподалеку от ворот. Перед ними, словно на ладони, раскинулся весь двор. У самого здания дворца возвышались широкие каменные ступени, ведущие к громадным воротам самого здания. На каменной площадке, расположенной перед воротами, могли свободно разместиться несколько десятков человек.

Сейчас на этой площадке стояли вожди племён истерлингов, приглашённые на совет. Среди них выделялся Улдор, глава племени Дракона, с которым Малдуст был связан последние тысячу лет. Вместе с ним присутствовали Великий змей Кхузаймах, верховный правитель Харада, и сам хан Юватха, правитель степных вариагов и Стурлура. Возле них находилась личная стража — змеиная гвардия Кхузаймаха, отборные воины Вастаки у истерлингов и гвардия вариагов у хана Юватхи.

Перед вождями властно расхаживал высокий черный нуменорец. Его статная фигура в рваном красном плаще и вычурном железном шлеме, напоминавшем корону, придавала ему ещё больше надменности. Он обращался к собравшимся вождям не как к могущественным лидерам Юга и Востока, а как к несмышленым мальчишкам.

«Что ты здесь устроил, Юватха? С каких пор ты решил, что вправе созывать подобные „советы“ без одобрения Темного Властелина? Неужели ты полагаешь, что Великое Око ослепло? Или думаешь, что у него не хватает времени следить за своими же землями? Ты глупец, хан, и за твою глупость сегодня кровью платит твой город», — произнес нуменорец низким, угрожающим тоном. Его властный голос разносился по двору, доходя до Алатара и его спутников.

«Я… я исполняю все свои обязательства перед Всевидящим Оком, нашим господином, нашим владыкой», — с дрожью в голосе ответил Юватха.

«Наши предки заключили союз с Сауроном тысячи лет назад. Мы, племя Дракона, верно храним эти традиции. Уже сотни лет его посланники не посещали Мистранд, но мы помним условия союза. Темный Властелин гарантировал неприкосновенность правителям, присягнувшим ему на верность. Ты не посмеешь поднять руку ни на Юватху, ни на кого-либо из присутствующих вождей», — смело воскликнул Улдор, вождь истерлингов. Он единственный не дрожал перед черным нуменорцем.

Улдор краем глаза заметил Малдуста, наблюдавшего за ним издалека. Их взгляды пересеклись, и вождь тонким жестом дал понять, что Малдусту не следует вмешиваться. Малдуст, хорошо знавший своего старого ученика, сначала колебался, но затем решил последовать совету и оставаться в тени.

Гром, даже со спины, узнал черного нуменорца. «Агандаур… Чудесно. Похоже, жизнь становится всё веселее,» — подумал он с сарказмом, вспоминая приказ о баллистах. Теперь его временные союзники из таверны были для него единственным шансом на спасение из Стурлура.

«Чего мы ждём? Где выход?» — прошептал Цедрус.

«Нас отделяет от него всего лишь несколько десятков элитных воинов и этот, чертов здоровяк», — ответил Гром, обращая особое внимание на того, кто отправил его в этот город.

«Ну и что? Проскользнём мимо них или перебьём», — уверенно ответил Цедрус, с лёгкой ноткой высокомерия.

«Ты смерти ищешь, „Цитрус“? Иди вперёд, а я с удовольствием посмотрю на твою глупую кончину в безопасном месте», — усмехнулся Гром, нарочно перековеркав его имя.

«Смотрите, вон там, на земле, лежит человек в синем балахоне, в точности, как у тебя, Алатар», — вдруг заметил Володус, указывая на бездыханное тело.

На дворе, помимо тела, на которое указал Володус, лежали десятки других безжизненных тел простых горожан, среди которых он также заметил торговца, с которым прибыл в город. Очевидно, многие надеялись на защиту своего правителя во время хаоса, что охватил город, но горькая истина была в том, что и он сам нуждался в защите не меньше остальных.

«Это Палландо», — тихо произнес Алатар.

«Он жив?» — с тревогой спросил Малдуст.

«Не уверен, похоже, не дышит», — ответил Володус, склонившись к телу.

Тем временем Агандаур, полностью проигнорировав слова Улдора, продолжил свою речь, обращаясь к остальным вождям:

«Вы все — жалкие марионетки. Ваша власть иллюзорна, а жизнь скоротечна. И на твоём примере я это докажу», — произнёс он, устремив свой презрительный взгляд на Великого хана Юватху.

После этих слов Юватха рухнул на колени, его дрожащая фигура вызывала отвращение у других вождей, привыкших видеть правителей равными себе. Казалось, что в этом унижении хан окончательно утратил своё достоинство. Но неожиданно внимание Агандаура переключилось на другого — Великого Змея Кхузаймаха, вождя Харада. Черный нуменорец указал мечом в его сторону, и, кивнув, велел змеиным стражам обнажить оружие. Подчинившись безмолвному приказу, стражи с холодной решимостью пронзили своего предводителя. Кхузаймах, истекая кровью, рухнул на колени, ещё живой, но тяжело раненый.

Правители южных и восточных земель не могли осмыслить случившееся. Что было более поразительным: внезапный гнев черного нуменорца, который внезапно обратился на Кхузаймаха вместо Юватхи, или то, что элитная личная стража Великого Змея предала его по одному лишь знаку Агандаура?

Из всех присутствующих только Улдор, вождь истерлингов, не испугался, а ощутил праведный гнев.

«Что ты себе позволяешь⁈ Наш народ не простит ни тебе, ни твоему господину этого предательства!» — в ярости выкрикнул Улдор.

«Народ?» — с едва заметной насмешкой и презрением повторил Агандаур. — «Люди верят в то, что видят, но часто ошибаются. Сегодня они увидели, как Великий Змей, приглашённый на мирный совет, привёл с собой не только змеиную гвардию, но и целый легион харадрим. Они также услышали и запомнят звук его боевого горна, разнесшегося по всему городу. История запомнит этот день как неудачную попытку подлого змея Кхузаймаха предательством расширить свою власть. Однако, благодаря доблестным вариагам, поддержке истерлингов и преданным „чести“ змеиным стражам, которые не могли вынести подлость своего вождя, этот заговор был предотвращён. Так вы будете рассказывать об этом дне своему народу. Так эти события войдут в летописи.»

Некоторые вожди сразу поняли смысл этих слов и приняли его, другие колебались, не решаясь возразить. Лишь Улдор продолжал пылать негодованием, ясно показывая, что не забудет и не простит произошедшего. Агандаур, посчитав, что один Улдор не представляет серьёзной угрозы, и что его смерть лишь усложнит ситуацию, продолжил игнорировать его.

Затем черный нуменорец перевёл взгляд на воина в чёрном балахоне, скрывающем его лицо.

«Хашшарий, покончи с ним» — приказал он.

Воин, до этого стоявший неподвижно, скрестив руки на груди, обнажил два изогнутых клинка, спрятанные под одеждой, и подошёл к истекающему кровью Кхузаймаху. Возложив клинки крестом на его плечи, он взглянул на Агандаура, ожидая подтверждения. Нуменорец едва заметно кивнул, и клинки Хашшария мгновенно разрубили шею предводителя Харада.

Голова Кхузаймаха с глухим звуком упала на землю, а его тело несколько раз дёрнулось в последних судорогах. Кровь хлынула из раны, окрашивая каменную площадку и ступени в алый цвет. Так завершилась жизнь Великого Змея, став трагическим и неожиданным финалом для того, кто был символом могущества южных земель.

Хашшарий сумел перехватить корону с головы Великого Змея, прежде чем она успела упасть на землю, и немедленно передал её Агандауру.

«Прекрасно, что среди харадрим все ещё есть достойные вожди, ценящие нерушимые узы союза», — произнёс Агандаур с усмешкой, подозвав к себе харадрим, покрытого разноцветными татуировками. Это был вождь племени укротителей муммакилов, которому он вручил корону Кхузаймаха. «Хараду нужен верховный вождь. Мы же не хотим погружать страну в хаос, только что объединившуюся после племенной вражды», — добавил он, хищная улыбка не сходила с его лица.

«А вы!» — произнёс Агандаур, проводя остриём меча в сторону каждого из вождей. — «Запомните: Великое Око всегда ближе, чем вы думаете. Надеюсь, пример змеиной гвардии не даст вам об этом забыть. Избавьтесь от этого тела», — он указал на обезглавленного Змея, — «и захватите синего мага, что лежит во дворе. У меня на него особые планы».

Агандаур, сопровождаемый вождями и их стражей, направился во дворец, куда также были отнесены тела Кхузаймаха и Палландо. Во внутреннем дворе остались лишь десяток пиратов Умбара и несколько потрёпанных боем черных нуменорцев.

Малдуст сурово посмотрел на Алатара и произнёс:

«Это то, чего ты добивался, мудрый волшебник? Надеюсь, гнев Саурона ограничится этим городом и не обрушится на земли моего народа! Иначе считай, что кровь всех убитых будет на твоих и твоего друга Палландо руках!»

Его слова были произнесены шёпотом, чтобы не привлечь внимание, но даже сквозь него можно было ощутить едва сдерживаемый гнев.

Алатар не скрывал своего смущения. Он принимал на себя всю тяжесть ответственности за то, что всё так обернулось.

Из различных уголков города доносились звуки битвы, смешанные с паническими криками горожан. Внутренний двор почти опустел после того, как правители и Агандаур покинули его. Ворота дворца выглядели намного крепче, чем главные городские.

Внезапно Грому пришла в голову идея.

«Они ушли, это наш шанс. Эй, фокусник», — обратился он к Володусу. «У меня есть план. Твои фокусы способны на большее, чем просто привлечение неприятностей?»

«Что ты имеешь в виду?» — спросил Володус, удивлённый.

«Внутри осталось много корсаров. Я не знаю, под чьим они командованием, но, если я смогу выдать себя за одного из них, возможно, мне удастся выманить их оттуда. Тогда нам останется лишь разобраться с остальными. Но для этого плана мне нужно выглядеть так, будто я чудом уцелел после боя», — изложил Гром.

«Могу ударить тебя по лицу, если нужно. Или… Хм…» — его глаза начали излучать зелёное свечение, и он медленно поднял руки. Из кончиков его пальцев начали вытекать язычки зелёного дыма, обвивая тело Грома. На одежде пирата появилась свежая кровь, а его лицо выглядело так, словно его жестоко избили. Однако всё это было лишь иллюзией, созданной магией Володуса. — «Думаю, получилось неплохо», — удовлетворённо заметил он.

«Замечательно, остается только сделать малое», — произнёс Гром. — «Ух, в последнее время мне часто приходится разыгрывать сценки», — подумал он, вспоминая, как вмешивался в конфликт между стражами вариагов и Володусом при их первой встрече.

«Тайный проход находится в одном из зданий на западной стороне», — заметил Алатар. — «Нам потребуется время, чтобы его найти, и я не знаю его точного местоположения».

«Почему ты не сказал об этом раньше? Но ладно, уже не важно», — отозвался Гром, выходя из укрытия. Он, притворяясь раненым, хромая, подошёл к одному из черных нуменорцев. — «Там… бой, на нас напали, моему отряду нужна помощь», — протянул он жалобным голосом.

Нуменорец обернулся и равнодушно взглянул сквозь щель забрала на Грома.

«И что? Мне плевать на ваше пиратское отродье. Делайте то, зачем вас наняли. Вы здесь сами по себе. Иди к своим и не отнимай моё время», — произнёс он с холодным презрением.

«М-да-а, вы мне еще по пути в Стурлур показались теми ещё ублюдками», — подумал Гром, вспоминая путь из Умбара в составе каравана.

Иллюзия, наложенная Володусом, выглядела убедительно. После неудачной попытки повлиять на нуменорца он подошёл к группе пиратов, стоявших у колодца, и произнёс:

«Мужики, там, в двух кварталах отсюда, наши попали в засаду, нам нужна помощь», — протянул он, изображая страдания.

Незнакомые корсары смущённо повернули головы в его сторону.

«А ты к чьей команде принадлежишь? Кого там атакуют?» — спросили они. Ни пираты, ни Гром не узнали друг друга.

«Эх, наверное, не стоило скрывать свою личность по пути сюда», — размышлял он про себя.

«Да твою ж налево… В задницу этот маскарад, лучше как в старые добрые», — с небольшим разочарованием, но с большим энтузиазмом подумал и решил Гром поступить иначе.

В этот момент он решил не продолжать игру и взять инициативу в свои руки. Отвечая на вопрос корсаров о том, «кого же там бьют?», он лаконично произнёс:

«Вас!»

Пират ловко метнул кинжал из-за пазухи, и лезвие вонзилось прямиком в глазницу одного из корсаров. Оно проникло глубоко, повредив глаз и пронзив мягкие ткани внутри черепа. Это была смертельная рана, и корсар мгновенно рухнул на землю.

«Что ж, признаюсь, у меня и не было надежды избежать боя», — произнёс Алатар, обнажая меч и держа в другой руке посох. Глаза синего мага наполнились синеватой энергией, и остальные спутники ощутили прилив решимости. — «В бой, друзья!» — с небывалой для своего старческого вида отвагой он ринулся вперёд.

Во внутренний двор уверенно ворвались союзники из таверны. Впереди, к черному нуменорцу, устремился страж Малдуста, вступив в схватку с ним и двумя пиратами, стоявшими рядом. Алатар последовал за ним. В двадцати метрах справа находились Малдуст и Володус, а Цедрус занял позицию между ними, соблюдая равное расстояние между союзниками. Один из черных нуменорцев забежал на деревянный подиум и укрылся за щитом, подавая знак другой группе пиратов атаковать Малдуста и Володуса. В ответ на это на него было направлено огненное заклинание старейшины истерлингов.

«Ого, я тоже так могу, старичок», — с задором произнёс Володус и метнул сгусток пламени в след. Огненные снаряды пронзили воздух, оставляя за собой ярко-красные хвосты, и с громким ударом ударили в щит и шлем черного нуменорца. При контакте с латами раздался свистящий звук, за которым последовал хлопок и треск пламени. Затем, вспыхнувшие бурые дымные облака начали кружиться вокруг нуменорца, окутывая его взгляд пылающими огнями. Щит вибрировал реакцией на удар. — нуменорец не упал и не отступил; он стойко впитал в себя огонь противников, словно стена, несмотря на ожоги под доспехом.

Остальные черные нуменорцы не спешили вступать в ближний бой, как одичалая толпа. Их дисциплина и умение требовали предварительно оценить обстановку и ударить скоординировано, как единая боевая единица. Даже опытные солдаты иногда теряют боевой дух, сражаясь лицом к лицу с черными нуменорцами, но на этот раз каждый устоял духом, даже Володус.

Цедрус обнажил изящный, изогнутый клинок эльфийской работы и был готов сразиться с любым из противников, но при этом не торопился приближаться первым.

Грому пришлось остаться вдалеке от своих товарищей и сразиться с двумя оставшимися корсарами в одиночку. Сначала ему было непросто противостоять тем, кто владел той же техникой боя, что и он, особенно на суше, а не на палубе. Но он быстро адаптировался к новым условиям, сначала разделавшись с одним из них, нанеся режущие удары клинками, и завершив проникающим уколом в шею. Второго ему удалось лишь ранить, и, истекая кровью, тот в панике скрылся в ближайшем ветхом здании.

В сторону Малдуста и Володуса уже почти подбежала группа из трёх пиратов. Веселый фокусник встретил их с сюрпризом.

«Эй, старик, смотри сюда и береги бороду», — обратился Володус к Малдусту, направив свои соединённые ладони к пиратам и растопырив пальцы. Из его ладоней вырвался конус пламени, который охватил и поджёг группу врагов. Пираты вспыхнули, и огонь моментально охватил их одежду и кожу. Они закричали от боли, пытаясь потушить пламя, но было уже поздно. Они падали и кувыркались, пытаясь отогнать огонь, но конус пламени быстро догонял их, пока они не превратились в живые факелы.

Один из них оказался настойчивее и не спешил так просто мириться со своей судьбой. Несмотря на то, что Володус мог бы легко покончить с ним, Цедрус метнул арбалетный болт, окончив терзания, которые причинял огонь.

«Если ты собираешься только казаться полезным, а не быть им на самом деле, то продолжай в том же духе, Цитрус,» — крикнул Володус, подчеркивая, что ему не требовалась помощь.