Гувернантка

— Мисс Кроуфорд!

Мэрион познакомилась с Энни прошлой зимой. Тогда девочке было восемь, но на вид ей трудно было дать больше пяти. Ее отец — шарманщик, зарабатывающий на жизнь игрой на улицах Эдинбурга, — всегда брал малышку с собой. В тот день, когда Мэрион их увидела, было особенно сыро и холодно, и босые детские ножки на мокрой мостовой казались замерзшими и жалкими. И все же девчушка с очаровательным рвением исполнила старинную шотландскую песню про озеро Лох-Ло́монд.

У Мэрион и у самой было старое пальто, а башмаки знавали дни и получше. Но в тот день, укрывшись под навесом ближайшего магазинчика, она, делая вид, что разглядывает столовое серебро, выставленное в витрине, благодарила судьбу за то, что у нее есть хотя бы такая одежда. Когда песня закончилась и шарманщик отошел в сторонку, Мэрион, улучив момент, подбежала к девочке.

— Почему ты не в школе? — ласково спросила она и тут же нахмурилась, увидев на щуплых детских руках синяки и ссадины. На лбу, под спутанными и грязными волосами, проглядывала глубокая, но уже заживающая рана.

В глазах Энни вспыхнул страх. Она сказала, что охотно пошла бы в школу, вот только отец всегда берет ее с собой, и она должна ему помогать. Ровно в этот момент из грязного паба, расположенного по соседству, вышел сам шарманщик. У него были маленькие недобрые глазки, точно у бойцовской собаки. Утерев рот тыльной стороной перепачканной руки, он шумно ругнулся на дочку и потащил ее за собой прочь, тут же вырвав из худеньких детских пальчиков шестипенсовик, полученный от Мэрион. Девушка, не теряя времени, устремилась следом, и в конечном счете отыскала не только Грассмаркет, но и свое, как ей казалось, истинное призвание.

К счастью, сегодня шарманщика не было дома. Матушка Энни, бледная, изнуренная женщина, работавшая уборщицей, лежала на постели, прикрыв глаза. Голова у нее была обвязана грязной фланелевой тряпицей.

— У мамочки голова болит, — сказала Энни.

Мэрион с сочувствием посмотрела на женщину, жалея, что не может ей помочь. К сожалению, она вовсе не врач, и уж тем более не водопроводчик, не стекольщик, не электрик или плотник — словом, не владеет ни одним из тех умений, которые в совокупности, вероятно, помогли бы сделать эту жалкую хибару хоть сколько-нибудь пригодной для жилья. Увы, она простая учительница, притом пока даже без диплома.

Но ведь образование — это начало всему! Если Энни научится читать и писать, если она овладеет азами арифметики, то сможет найти достойную работу и вырваться из этой дыры, да и мать вытащит!

Из размышлений ее вывел нетерпеливый вопрос Энни:

— А читать мы будем, мисс Кроуфорд?

— Да, Энни, конечно! Прости! — Мэрион поспешно достала «Принцессу на горошине».

Ей вдруг подумалось, до чего же неудачно она выбрала сказку. Но Энни, казалось, и не думала сравнивать свое незавидное жилище с роскошными хоромами, описанными в книге. Картинка с изображением большой кровати с пологом и горой нарядных, узорчатых матрасов привела ее в подлинный восторг.

— То была настоящая принцесса! — прочла Энни.

И Мэрион с щемящим сердцем принялась слушать, как малышка старательно складывает слоги в нехитрые слова.

Глава вторая

Мэрион просидела с Энни куда дольше, чем собиралась, а когда наконец пошла домой, Старый город уже купался в золотых лучах закатного солнца. Здесь, в самом сердце древней столицы, острее всего ощущалась вся ее мрачная красота.

Путь девушки пролегал мимо улочки, в конце которой маячило несколько молодых людей. Они что-то громко кричали, пересмеиваясь, а присмотревшись, Мэрион с ужасом поняла, что они еще и ожесточенно пинают что-то, лежащее на земле. Или кого-то. Неужели там, за мельтешением черных штанин и блестящих ботинок, и впрямь лежит человек? Парни избивали несчастного в полную силу. Эдак и дух выбить недолго!

Не тратя времени на раздумья, Мэрион бросилась в ту сторону по улочке, густо усеянной газетами. Приблизившись, она разглядела, что под градом ударов, свернувшись клубком, лежит мужчина. Судя по виду, бедняга был едва жив.

Девушку охватил ужас.

— Прекратите! — крикнула она, не медля ни секунды.

К ней тут же обернулся один из хулиганов, стоявших неподалеку. Он вскинул кулак, и в свете фонарей сверкнул кастет. Мэрион зажмурилась, готовясь к сокрушительному удару твердого металла по своей нежной плоти и хрупким костям.

Но удара не последовало. Парень, смерив ее взглядом, пожал плечами и отвернулся. Нападавшие неохотно отступили от своей жертвы и убрались восвояси. Мужчина остался неподвижно лежать на земле. Темные волосы разметались по лицу, а на белой рубашке алели пятна. И тут Мэрион узнала его. Это был Валентин.

— Смелости вам не занимать, дева Марион, — пробормотал он.

— Скорее уж, глупости, — тихо отозвалась она.

А через полчаса они уже сидели в таверне «У городской тюрьмы», неподалеку от улочки, где Мэрион нашла Валентина. Местечко тут было мрачноватое, но Мэрион это было только на руку: когда она чуть ли не на себе втащила Валентина внутрь и заказала ему стакан виски, чтобы оправился от потрясения, никто и бровью не повел. Себе она взяла то же самое. А потом они оба повторили заказ.

Оказалось, что Валентин вовсе не в таком плачевном состоянии, как Мэрион сперва привиделось. Кровь на груди оказалась всего-навсего ярко-красным шарфом. Ему подбили глаз, рассекли губу, а щека предательски опухла, но жизненно важные органы ничуть не пострадали, как и зубы: его ослепительная улыбка по-прежнему была широка.

— Главное — свернуться клубком, как ежик, — поведал он. — Сжаться в комочек, как можно крепче.

— Говорите со знанием дела, — заметила Мэрион.

— Что поделать, издержки работы, — кивнул он на газеты, подобранные с земли. Мэрион собрала самые чистые из них и сложила в сумку, найденную у подножья городской стены. — Как-никак, коммунизм не всем по душе. А уж поклонникам Муссолини — тем более.

— Так зачем вы этим занимаетесь?

Он достал из кармана пачку сигарет и протянул одну ей. Мэрион еще ни разу в жизни не курила, но зажала бумажную трубочку между пальцев и поднесла к губам. Валентин чиркнул спичкой, и та вспыхнула. Мэрион подалась вперед, чтобы прикурить, и вдруг оказалась совсем близко от его лица. Она почувствовала запах — от Валентина пахло табаком и чем-то пряным и теплым — и торопливо отстранилась.

— Все члены партии должны продавать нашу газету.

Мэрион достала из сумки один из номеров и быстро его пролистала.

— Выглядит скучновато.

Валентин рассмеялся.

— Если вы имеете в виду, что тут нет пошлостей и веселых шуточек, которыми так и пестрит популярная пресса, то это сделано намеренно.

— Да? Но зачем?

— Чтобы не отвлекать народ от борьбы, разумеется!

— А вдруг ему нравится отвлекаться? — предположила Мэрион и еще немного полистала газету. — А у вас тут ни карикатур, ни модных новинок! Даже советов по ставкам на скачках — и тех нет!

— Ставки на скачках никак не помогут уничтожить оплот буржуазии, — уверенно заявил он. — А мода — тем более.

Мэрион закрыла газету.

— Меня вот эта ваша революция совсем не вдохновляет!

— Да? — Валентин выпустил тонкую струйку дыма. Отчего-то это показалось Мэрион ужасно соблазнительным. — А что лично вы делаете для того, чтобы вернуть обществу равенство и справедливость?

Мэрион удивленно уставилась на него. Разве ж это не очевидно?

— Я помогаю жителям трущоб. Учу читать бедняков — самых настоящих, всамделишных.

Валентин нетерпеливо отмахнулся.

— Пусть так, но за кого вы отдали свой голос на прошлых выборах?

— За Рамсея Макдональда[6].

Валентин насмешливо фыркнул:

— Ой, ну это вообще пустой номер!

Первое лейбористское правительство и вправду всех горько разочаровало — с этим невозможно было спорить. Но, что самое страшное, лейбористский премьер-министр впоследствии сделался главой национальной коалиции, в которой ровным счетом ничего лейбористского не осталось, как, впрочем, и от партии Макдональда.

Это были первые в жизни Мэрион парламентские выборы (и по совместительству второе голосование в стране, в котором учитывались голоса женщин), и когда восторг от участия в них поутих, стало очевидно, что реальность отнюдь не оправдала сказочных ожиданий. И все же соглашаться с Валентином ей не хотелось. Его самоуверенность начинала не на шутку действовать ей на нервы.

— Но это же не только вина Макдональда! — вступилась она. — Ему пришлось нелегко: чего только стоит мировой финансовый кризис! А биржевой крах?!

Но Валентин твердо стоял на своем:

— Но не обязательно было урезать госрасходы! Можно было поступить по завету Мейнарда Кейнса[7]и укрепить экономику! А не сокращать зарплаты, обкрадывая и без того бедных людей! Разве же это социализм?!

В душе у Мэрион вспыхнуло негодование. Валентин говорил так, будто сама она не имела об этом ни малейшего понятия, словно она не сталкивалась каждую неделю с живыми последствиями такой вот государственной экономии, сильнее всего ударившей по тем, кто и так не мог похвастаться богатством. «Интересно, — подумалось ей, — знает ли он вообще, какова она — жизнь бедняков, или все его разговоры о народных массах — только пустая болтовня?»

Валентин невозмутимо осушил стакан.

— Не хотите еще? Между прочим, на раз притупляет боль.

— Нет, мне пора домой, — отказалась Мэрион.

Валентин тут же вскочил.

— Я вас провожу.

— Ни в коем случае, — отрезала Мэрион, представив матушкину реакцию при виде коммуниста, насквозь пропахшего виски, да еще в синяках.

Он широко улыбнулся, точно прочитав ее мысли.

— Ну тогда дойдем до моей автобусной остановки.

— Вот уж не думала, что революционеры ездят на автобусах.

— Что поделать? Надо же как-то перемещаться.

Мэрион взвалила на плечо его сумку с газетами и взяла Валентина под руку. Он тяжело навалился на нее, а по пути то и дело горестно вздыхал и морщился от боли. Она нисколько не сомневалась, что он притворяется — пусть и самую малость.

— Лучше обнимите меня. Вот так, — сказал он и положил ее руку себе на пояс. По коже у Мэрион побежали мурашки, а руку точно огнем обожгло. В следующий миг это жаркое пламя заполыхало уже у нее в сердце. Внутри вспыхнул ослепительный свет, точно кто-то ударил по выключателю.

Они продолжили путь по темным улицам. Та самая остановка оказалась удивительно далеко.

— Мы пришли, — наконец объявил Валентин, кивнув на остановку в тени раскидистого дерева.

А потом вдруг взял и поцеловал ее. Мэрион еще ни разу никто не целовал, тем более так нежно и вместе с тем так настойчиво. Прильнув к Валентину, она ощутила, как по телу прокатилась жаркая волна. Когда они наконец оторвались друг от друга, ей показалось, что ее губы распухли, увеличившись чуть ли не вдвое. Внизу живота что-то сжалось и запылало. Она понимала, что должна оттолкнуть его, но поцелуй ей понравился, и от него это не укрылось.

Сумка звучно шлепнулась на тротуар. Валентин достал из кармана ручку, удивительно проворно опустился на корточки и написал что-то на самой верхней газете. Потом послышался треск разрываемой бумаги. А в следующий миг он вложил ей в ладонь обрывок газеты, где прямо под изображением серпа и молота значился адрес университета.

— Приходи повидаться, — сказал он, неожиданно перейдя на «ты».

Мэрион спрятала адрес в карман. Само собой, навещать Валентина она не собиралась.

Наконец подъехал автобус, и Валентин вскочил в него. Проходя мимо водителя, он что-то негромко сказал, и тот так и покатился со смеху. Автобус с ревом уехал, унося молодого человека с собой. Мелькнув в окне красной молнией, он с улыбкой помахал Мэрион.

Глава третья

Мэрион надеялась, что матушка уже спит. Но пока девушка приближалась по узенькой улочке к дому, она успела заметить полоску света между двумя занавесками на окне гостиной. Мэрион вставила ключ в замок и вошла в тесную прихожую.

— Мэрион!

Заглянув в гостиную, она увидела матушку, которая уютно устроилась с шитьем в кресле у камина; яркие лучи настольной лампы очерчивали ее фигуру. От этой столь знакомой и милой сердцу картины Мэрион захлестнула волна нежности.

— Здравствуй, мама! Прости, что опоздала.

Однако на круглом простодушном лице миссис Кроуфорд не появилась привычная улыбка. Оно было омрачено беспокойством, а во взгляде пылало возмущение.

— Ужасно опоздала! Мы не знали, что и думать!

Неприятное предчувствие мурашками пробежало по спине Мэрион.

— Мы?

— Питер заходил! Или ты забыла, что он обещал заглянуть?!

Питер! Ее приятель-старшекурсник из колледжа! Они ведь собирались вместе сходить в театр, на «Микадо»! Мэрион, простонав, опустилась в кресло напротив и закрыла лицо руками.

— Он тебя ждал до последнего, — укоризненно продолжала миссис Кроуфорд. — Но потом подумал, что ты, видимо, решила встретиться с ним прямо в театре, — и ушел.

Мэрион представила, как Питер вытягивает длинную шею в людном фойе, беспокойно высматривая ее близорукими глазами сквозь стекла очков в стальной оправе. И с губ ее сорвался стон раскаяния.

— Нет, Мэрион, в самом деле! Как тебе не стыдно так с ним обходиться? — вопросила мать. Недовольство в ее голосе сменилось гневом. — Он ведь такой милый мальчик! И так тебе предан — это уж вне всякого сомнения!

— О чем ты говоришь, мама? — отозвалась девушка. — Мы просто друзья.

Питер ей нравился, но не более того. А вот матушка горячо его любила. Серьезный, вежливый, трудолюбивый и надежный, он являл собой просто идеал зятя. Но от одной мысли о том, что придется делить с ним супружеское ложе, Мэрион передергивало.

— А Питер, по-моему, думает совсем иначе. Лучшей партии тебе вовек не найти!

Мэрион хотела было пустить в ход свою любимую отговорку — напомнить, что она вообще никакие партии себе искать не собирается и Питер ей не интересен, как и любой другой мужчина. Но потом вспомнила Валентина, и на щеках тут же вспыхнул румянец.

Матушка окинула дочь взглядом и испуганно ахнула.

— А с платьем твоим что стряслось? Оно ведь новехонькое! Это что, кровь?!

— Ну да… Понимаешь, на улице была драка, и я…

— Драка?! — взвизгнув, переспросила миссис Кроуфорд.

— Да не волнуйся, мама, меня-то никто не тронул! Просто я помогла одному пострадавшему.

На лице миссис Кроуфорд проступило неподдельное осуждение.