Дымный конус

Уконти вытянул бечёвку, навязал на неё рюкзак, по-прежнему изрядно тяжёлый, отправил его в провал. Работал быстро и уверенно, сразу можно было видеть, что немало тренировался в горах, где, конечно, нет ядовитых выбросов, но полно обрывов, куда более опасных, чем склоны конуса. Ладные его движения невольно импонировали Ресту, но он по-прежнему считал, что напарник идёт на самоубийство.

— До встречи, — произнёс Уконти. — Вернусь, расскажу, что там есть.

Рест промолчал. Желать удачи он не мог и не хотел, а пророчить гибель… он уже сказал своё мнение, так зачем повторяться?

Некоторое время Рест неприкаянно торчал на вершине, то окидывал взором простор, как его в долине не увидеть, то всматривался вглубь провала. Ядовитость снизу всё ещё не поднималась, но и вестей от Уконти не было.

Жгучее нетерпение вымучивало Реста. Прямо хоть всё бросай и лезь вслед за безумцем в отравленную дыру.

Между тем, откуда-то донёсся грохот и, вроде бы, почва под ногами дрогнула, толкнув по пяткам, словно конус вздумал подпрыгнуть на месте. Рест оглянулся и молча, ахнул: соседний, третий конус, для которого вторник должен был наступить лишь завтра, покрылся ядучим облаком. Лавина ядовитости сошла на полсуток раньше положенного.

Одновременно из жерла «своего» конуса вылетел густой клуб ядовитости, который тут же рассеялся, лишь слегка припорошив склон. Ясно, что это были какие-то остатки, выброшенные толчком.

Что случилось? По уму следовало немедленно уходить и ждать окончания катаклизма, наблюдая за ним с безопасного расстояния, но Рест, проклиная всё и вся, натянул толстые кожаные рукавицы, чтобы не попортить руки, и заскользил вниз по туго натянутой верёвке.

Отвесный спуск скоро кончился, хотя склон оставался крутым. К тому же, снизу дразнился призрачный голубоватый свет. Под ногами был не камень и не металл, а то же несокрушимое вещество, из которого состояли лепестки на вершине конуса.

За какие-то пятнадцать минут Рест достиг дна. Верней, почти достиг, потому что встретил Уконти, который споро поднимался ему навстречу.

— Что там?

— Получилось! — невпопад выкрикнул Уконти. — Идём, сам увидишь.

— Объясни толком…

— Нет, это надо видеть… Время ещё есть.

Рест покорно двинулся за любопытствующим туристом, во что ни когда не поверили бы друзья и знакомые. Но только что нарушился привычный порядок вещей, и надо было узнать, что именно там произошло. Оскорблённую гордость в этом случае следует засунуть в карман. Небывалое первым обнаружил чужак, и теперь он ведёт Реста. Но, чтобы Уконти ни говорил, последнее слово Рест оставлял за собой. Но пока он принялся быстро спускаться по крутому склону, рискуя свалиться и достичь дна кувырком.

— Вот оно! — кричал Уконти. — это кем-то сделано! Это завод!

Что это было, Рест сказать не мог, но в любом случае, само по себе такое получиться не могло, здесь нужна разумная рука. На противоположном склоне были установлены непредставимого размера светильники, именно их неживое сияние редило мрак во время спуска.

Для кого изливался свет, было не понять, внизу не было ничего живого. Там стояла огромная ёмкость, вчетверо большая, чем чаша самого большого городского фонтана. Стены её были прозрачны, но помрачённый разум не мог осознать, что именно находится в чаше, наполняя её едва не на четверть.

— Бральоты! — первым произнёс Уконти, которому не приходилось ползать по конусу, в поисках крошечных камушков.

Тем не менее, это действительно были бральоты, огромные, иные с ладонь величиной. Здесь их можно было считать не каратами и не скрупулами, а десятками и сотнями пудов.

— Не может быть… — выдохнул Рест. Вся его жизнь изничтожилась при виде этого не богатства, а чудовищного изобилия.

— Вот, проверяйте, — Уконти вытащил из кармана кристалл размером с кулак. Не было сомнения, что это идеальный, ювелирного качества бральот. Такого огромного камня никто никогда не находил. Стоимость его Рест не мог представить. Но совсем рядом, на высоте трёх человеческих ростов в прозрачной чаше дразнили ярким блеском миллионы таких же и даже больших драгоценностей.

Над чашей были проложены балки, кажется, металлические, по ним передвигались механизмы, снабжённые большими ковшами, и без всякого бережения сгребали драгоценные бральоты и пересыпали их в тачки, подвешенные на стальных канатах. Полные тачки двигались к отверстию в стене, откуда появлялись порожние.

— Это завод, — повторил Уконти. — Здесь выращивают бральоты.

— А мы, словно мыши, подбираем упавшие крошки, — убито добавил Рест.

Найденный кристалл он протянул Уконти.

— Держи. Ты его нашёл, он твой.

— Оставьте себе на память. Скоро такие кристаллы ничего не будут стоить, а этот всё-таки, первый.

— Этого я и боюсь.

— Вот уж чего не следует бояться. Наберём по мешку бральотов, тех, что помельче, и будем потихоньку продавать, пока цена держится, и никто не знает, что здесь творится. Заработаете столько, что за всю жизнь потратить не удастся. Не придётся лазать на конус, дышать ядовитостью, станете на курортах здоровье поправлять.

— Я — да. А все остальные? Рано или поздно, мешок бральотов собьёт цены, и старатели пойдут по миру. Кстати, откуда ты взял этот кристалл, где собрался нагрести два мешка драгоценностей? На чашу нам не подняться, надо строить лестницу, а времени на это нет. Так откуда камушек?

— Из третьего конуса. Туда есть проход. Если мне не изменяет интуиция, проходы связывают все шесть конусов.

— И что в третьем? Вторник у него должен быть завтра, но я видел, лавина сошла только что.

— Правда? Я даже не ожидал, что так отлично получится.

— Что ты там натворил? — рявкнул Рест.

— Свалил чашу, — с обезоруживающей улыбкой ответил Уконти.

— Как можно свалить такую громаду?

— Взорвал одну из опор, и весь реактор повалился набок. Чаша треснула, трубы и рельсы, по которым тележки ездят, вниз повалились. Я уж думал, мне живым не быть, ядовитостью удушит, но её всю как вышвырнуло наверх. Представляю, что на верхушке конуса творилось. Сам же говоришь, лавина сошла прежде времени.

Уконти говорил, захлёбываясь радостью, словно что хорошее сделал.

Старатель, отправляющийся на вершину конуса, не должен давать волю чувствам. Даже, когда мир рушится, словно ядучая лавина, надо оставаться спокойным и сначала думать и лишь потом действовать. В крайнем случае, думать и действовать следует одновременно.

— Как ты мог взорвать опору? Для этого нужно несколько пудов пороха и оболочка бомбы, иначе порох безвредно фукнет, а взрыва не получится.

— Есть другие взрывчатые вещества, о которых вы не знаете. Жизнь за пределами долины конусов не стоит на месте. Я взорвал опору совершенно иным зарядом, который вдесятеро мощней чёрного пороха.

— Зачем? — с трудом сдерживаясь, спросил Рест. — Ты оставил без заработков не только старателей третьего конуса, но и всех жителей долины. Бральоты — наше единственное богатство. Если разболтать, что ты здесь увидел и сделал, разорены будут не только старатели, но и ювелиры, владельцы гостиниц и таверн, и даже крестьяне, потому что некому будет покупать их хлеб. За пятьсот верст на рынок не поедешь, а здесь наступит всеобщая нищета.

— Я вижу, вы способны думать не только о себе, но и о людях вообще. Это признак мудрости. В таком случае, не скажете ли вы, сколько вам лет?

— Причём здесь возраст? Мне двадцать три. И как, это что-нибудь меняет?

— Меняет, — ответил Уконти и надолго замолк.

Проход к основанию третьего конуса оказался широк, так что по нему можно было ездить в повозке. А вот света в соседнем зале не было. Уконти включил фонарь, дающий сильный луч. Прежде Рест таких не видел. Хотя, городские привозят много диковин.

— У меня электрический фонарь, — пояснил Уконти, — их стали делать совсем недавно. Здешний свет, по всему судя, тоже электрический. Вы прежде встречались с таким?

— Сам не встречался, но слышал. Туристы любят похвастаться новинками. А у меня дома масляная лампа, и свет она даёт ничуть не хуже.

— Это я понимаю. Не понимаю другого. Ни одна электрическая лампа не может светить тысячу лет без перерыва. Она попросту перегорит. А здешние светят, и в третьем конусе свет погас, только когда падающая чаша оборвала провода, подводящие электричество. Хотелось бы знать, кто, когда и чего ради, создавал этот адский завод? Мы и сейчас не умеем ничего подобного, а они делали это тысячу лет назад.

— Почему тысячу?

— Потому что легендам, в которых упоминаются конусы, больше тысячи лет.

— Конусы были всегда.

— И, по-вашему, всегда тележки ездили над чашей, и в них грузились бральоты, настоящие, а не та мелочёвка, что вы собираете на склонах… Нет уж, это сделано искусственно, не знаю, людьми или древними гигантами. А теперь производство заброшено и никому не нужно. Я, своим взрывом только ускорил агонию.

Широкий проход кончился, Рест и Уконти вошли в зал, располагавшийся под третьим конусом. Фонарь не мог осветить его весь, но и то, что Рест увидел, поразило его в самое сердце. Гигантский котёл, в котором варились бральоты, расколотый лежал на боку. Драгоценные кристаллы толстым слоем покрывали пол. Их было больше, чем сумели добыть люди за все годы старательской работы. Балки, по которым бегали вагонетки, погнулись, а тележки попадали вниз, довершив разгром.

— Да-а… — мрачно протянул Рест. — Это не починить.

На россыпи драгоценных камней он, кажется, не обратил внимания.

— Полагаете, это следовало бы чинить? Я думаю, нам надо подвезти побольше аммонала и в ближайшие недели взорвать остальные конуса.

— Ты не много на себя берёшь? — пресловутое спокойствие оставило Реста. — Тебе мало этих камней? Хочется ещё? Но ведь они ничего не будут стоить…

— По мне, так лучше, чтобы бральотов вовсе на свете не было.

— Кто бы тогда стал жить здесь? Жизнь держится на добыче бральотов.

— Не жизнь, а смерть. Вы все, даже те, кто ни разу не поднимался на конус, отравлены ядовитостью. Вы говорите, вам двадцать три года, но при этом выглядите стариком. Я вдвое старше, мне сорок восемь, но никто в долине не даст мне таких лет.

— Не может быть. Сорок восемь — столько не живут, разве что самые древние старцы.

— Это у вас не живут, рядом с конусами, где младенцы отравлены ещё в утробе матери, а в иных землях людям бывает и шестьдесят, и семьдесят лет, а порой и больше.

— Я слышал эти сказки. Даже если это правда, я в них не верю.

— Это правда, веришь ты или нет. А всему виной дымящие конусы. Ядовитость не просто лежит на склонах или осыпается вниз. Ветром её разносит по окрестностям. Она в вашем воздухе, воде, хлебе. Недаром ваш хлеб никто не покупает. У вас всё пропитано ядовитостью, а в других местах — чистота. Так вот, я хочу, чтобы у вас было также чисто, чтобы ваши дети жили долго и не кашляли по ночам.

— Теперь я, кажется, знаю всё, — твёрдо сказал Рест. — Есть железное правило: никогда не действовать, не узнав истину и не подумав, как следует. Сперва надо выслушать противную сторону, понять её доводы и только потом поступать, как считаешь нужным. Я выслушал и понял тебя. Ты сказал всё, что хотел. Жаль, что ты начал делать прежде, чем говорить. Теперь пришло время моих поступков.

Острым концом альпенштока Рест ударил недавнего собеседника в горло.

Уконти захрипел и упал на россыпь бральотов, сияющих в свете фонаря. Трудно сказать, хотел ли он закричать или произнести что-то, пробитое горло не позволило этого.

— Ты хорошо говорил, — произнёс Рест, обращаясь к умирающему, — но ты забыл главное. Бральоты, которые крадут наше здоровье, взамен дарят свободу. Кем бы мы были в твоих чистых землях? Нищими, меняющими здоровье на кусок хлеба. Так чем твоя жизнь, лучше нашего прозябания? Твоя главная ошибка — ты решил нас облагодетельствовать, не спросив, надо ли нам твоё благодеяние. Подумай над этим, пока у тебя есть полминуты жизни.

Рест бросил на грудь напарнику полученный от него бральот, после секундного колебания поднял с пола несколько других, но точно таких же кристаллов, забрал упавший фонарь и, не оглядываясь, побежал по проходу к залу, расположенному под вторым конусом. Надо было успеть подняться наверх, прежде чем из жерла конуса вырвутся первые клубы благодетельной ядовитости.