Руина шаттла развернулась в воздухе, погромыхивая мятыми створками люка грузового отсека, и могучий кран бережно опустил поднятый со дна корпус в обширный трюм…
…Негабаритную находку, размером с железнодорожный вагон, перегрузили на трейлер в порту — поздним вечером, подальше от любопытствующих бездельников. Темной ночью, пока на автострадах затишье, довезли до ранчо.
Два месяца ушло лишь на то, чтобы тщательно «раскидать» довезенное — отбросить лишнее, а нужное починить, да собрать по новой схеме. Теперь преобразователь пространства работал не вовне, а вовнутрь, транспозитируя тесную кабину, одноразовую, вроде капсул «Аполлона» или «Союза»…
— Сеньор! — в полуоткрытую дверь амбара заглянул Мигель. — Хозяин звонил, сказал, что задерживается до завтра. Велел передать, чтобы без него не начинали!
— Разумеется, Мигель, — Рон вежливо склонил голову. — Я только проверю все системы… Ступай.
Дверь со скрипом затворилась, пригашая свет.
«Задерживается, значит? — подумал Карлайл. — Вот, и отлично…»
Он, в принципе, и не собирался запускать ретранслятор в присутствии Дейва — амбар не выдержит инверсии, горящие доски раскидает по всему ранчо…
А уж переходить в «Альфу» вместе с Валькенштейном, как тот мечтал, и вовсе глупость. На параллельно-сдвоенную транспозитацию просто не хватит энергии.
«Это элементарно, Ватсон!»
Нет уж, домой, в родимое альфа-пространство, он переместится в одиночку! И Дейв, если что, уцелеет — перерасход мегаватт выжжет всё, что горит. И амбар, и дом, и худущего Мигеля на пару с безобразно жирным Патриком…
«Да и фиг с ними…»
Недрогнувшей рукой Рон замкнул подачу. Загудел трансформатор. Пугая низким воем, включились накопители.
Подбежав к двери, Карлайл выглянул наружу. Никого. Притворив створку, он без шума задвинул засов. Бегом вернувшись к пультам, повключал все блоки.
«Транспозитация. Первый цикл» — вспыхнуло табло.
Время у Рона имелось, минуты две или три, как минимум, но в кабину он не вошел, а ворвался, захлопывая люк. Потому и не увидал, как затряслась дверь под ударами кулаков и сапог.
Монитор пискнул, и вывел на экран:
«Транспозитация. Второй цикл».
— Прощай, «Гамма»… — пробормотал Карлайл, прикрывая глаза ладонью…
Разъяренный Мигель ворвался в амбар, потрясая «кольтом». Замер на мгновенье, словно зачарованный узорами пультовых огоньков, и кинулся к щитам управления, обеими руками колотя по кнопкам и клавишам. Поздно.
Инверсионная вспышка полыхнула сверхсолнечным сиянием.
Цилиндрическая кабина шлепнулась на землю с высоты человеческого роста, опрокинулась и покатилась, пока Рон не догадался открыть люк. Упершись крышкой в травянистый склон, капсула качнулась и замерла.
«Станция конечная, просьба освободить вагоны…»
Чертыхаясь, Рон вылез, встал, отряхивая колени, и оглянулся.
— Ну, и где я? — пробормотал он.
Кабина транспозитировала на зеленую полянку в окружении великанских елей. Испуганные нежданным вторжением птахи возобновили свой концерт. Где-то за деревьями шумела река.
Подложив под выпуклый бок капсулы пару камней для страховки, Карлайл сунулся внутрь. Потормошил компьютер, и дисплей выдал короткий доклад.
Рон прочел — и облизал пересохшие губы. Десинхронизация какая, боже ж ты мой… А это что? Аварийное отключение успокоителей!
— Т-твою ж ма-ать… — выдохнул Карлайл.
Мигель постарался, больше некому. Прервать подачу энергии во втором цикле! Еще бы пару секунд, и…
Да к черту все! Он в «Альфе», и это главное. Он — дома!
Прикинув дистанцию, Рон сообразил, что переместило его куда-то в Азию. Сибирь? Похоже…
«Да и ладно! Раскручусь на исторической родине…»
Ну, в любом случае, следов лучше не оставлять. Сняв крышку люка, «возвращенец» докатил кабину до обрывистого бережка лесного озера, и сбросил ее в зеленую глубь. Следом, подняв веер брызг, отправилась вогнутая крышка. Концы в воду.
— И куда теперь? — пробормотал Карлайл, оглядываясь. На восток? На запад? Куда? Может, так и шагать вдоль во-он той речушки, что вытекает из озера? Куда-то же она впадает…
Звонкий выстрел из ружья пустил гулкое эхо. Палили где-то во-он за тем бором на юге… Нет, скорее, на юго-западе.
И Рон бодро зашагал в ту сторону. Хорошо еще, что сосновый лес — чистый, сибирские кедры не терпят подлеска. Минут через пять быстрой ходьбы снова пальнули.
Осклабившись, Рон чуток изменил курс. Вскоре лес поредел, а впереди обозначилась фигура человека в камуфляжном костюме.
— Эге-гей! — заорал Карлайл, искренне радуясь встрече.
Охотник удивленно обернулся. Его лицо поражало наивной, немного детской открытостью. Наверное, именно потому стрелок отпускал усы и бородку — хотел казаться старше, мужественней.
— Ничего себе! — весело воскликнул он. — А я думал, тут никого на сто километров вокруг!
— Да это всё… знакомый мой! — выдохнул Рон, на ходу сочиняя «легенду». — Фу-у-у… Еле угнался за вами! Представляете, этот придурок решил меня разыграть. Я спьяну похвастался, что выживу в тайге с одним ножом, так он меня забросил на вертолете в самую глушь! С утра блукаю, не знаю даже, куда идти…
— Тут рядом — озеро Тенис! — с готовностью заговорил охотник. — Оттуда километров двадцать пешком до поселка — и на автобусе, с пересадками, до самого Новосибирска!
— Вот спасибо! — обрадовался Карлайл. — А к озеру — это куда? Туда?
— Да, на восток! — незнакомец тут же обеспокоился: — Только поздно уже, куда ж вы пойдете? Давайте, лучше… — он закинул свою вертикалку на плечо. — У меня тут зимовье неподалеку. Переночуете, а утром вместе двинем!
— Ну, если не стесню! — заулыбался Рон. Вот только глаза у него оставались холодными.
Он оценивающе поглядывал на «первого встречного» — подходящий рост, и комплекция, и размер ноги… Лицо чуть иное, это верно, но если и ему отпустить усы да бороду…
— Пойдемте, пойдемте! — заторопился охотник. — Меня, кстати, Аркадием кличут. Выбрала же мама имечко…
— Что, не нравится? — ухмыльнулся Карлайл. — А мне каково? Позвольте представиться: Арон Шкляренко!
— Аркадий Панков!
Засмеявшись дуэтом, оба дружно зашагали к озеру Тенис.
* * *
Зимовье крепко сидело, приткнувшись к паре огромных замшелых валунов. Сложенное из толстых бревен, оно хорошо хранило тепло в морозы, а летом, когда по тайге плыла духота, в его стенах держался прохладный воздух. Никаких кондиционеров не надо.
Лежанка, застеленная медвежьей шкурой, громоздкая печка-каменка, лавка да грубо вытесанный стол — вот и вся обстановка.
— Я сам из Дубны, — повествовал Аркадий, ловко растапливая печь. — В Новосибирск переехал буквально две недели назад. Хочу устроиться в Институт ядерной физики, но еще даже документы не подавал. Всё некогда было…
— Так вы физик? — изобразил Рон приятное удивление.
— Кандидат наук! — небрежно фыркнул охотник. — Разменял свою двушку в Дубне на трешку в Академгородке. Тоже кооперативная, и место хорошее… Ну, пока прописался, пока устроился…
— А вы один переехали, — подобрался Карлайл, — или с супругой?
— Какая супруга, что вы! — заливисто рассмеялся Панков. — Один я! Тридцать восемь лет холостякую!
Рон успокоился, повеселел даже.
«И „семейное положение“ подходит, и возраст… Как всё удачно складывается… То ли везет мне, то ли я что-то упускаю из виду… Хотя… У меня что, большой выбор? Или, может, объявиться, как есть, на радость КГБ?»
— Садитесь жрать, пожалуйста! — ухмыльнулся Аркадий.
Дичи «охотничек» не набил, но тушенкой запасся. Вместе с гостем умял большую банку. А на десерт подавали крепкий чай, приправленный травами, и сгущенное молоко. Оба пили, да покряхтывали.
Заболтались до ночи, приняв «для пущего релаксу» по сто грамм НЗ, в смысле ХО — крепкий коньяк еще пуще развязал язык охотнику, и тот выложил кучу подробностей своей одинокой жизни.
Спать Аркадий не лег, а завалился — градус опрокинул его на топчан. Карлайл скромно устроился на широкой лавке, подстелив хозяйский спальник. Сонно моргая на звезду, что заглядывала в крохотное оконце, он прокручивал в голове услышанное, привыкал к настоящему, строил планы на будущее, и в какой-то момент даже бросил ругать Мигеля, испепеленного в «Гамме» — похоже, что сегундо, сам того не желая, вывел его на верный путь.
«Светлый путь!» — улыбнулся Рон, и закрыл глаза.
Спал он крепко, и сны ему снились хорошие. Встав рано утром, на заре, Карлайл снял с гвоздя ружье Панкова, старенький «зауэр стерлинг», вынул патрон с дробью, и зарядил жакан. Охотник как раз начинал стонать и ворочаться. Рон навел ствол, почти касаясь дулом спутанных волос Аркадия, и выжал спуск.
От громкого выстрела зазвенело в ушах. Карлайл, морщась, глянул на расколотый череп Панкова, и начал собираться.
В новенькой куртке убитого лежал паспорт и аж три «билета» — охотничий, военный и партийный; в карманах штанов — рублей сто, в рюкзаке — разные бродяжьи причиндалы.
Полтора литра керосина для лампы пошли на «растопку» — огонь загулял по зимовью, пожирая и топчан, и стены, и труп.
Рон, щурясь от дыма сигареты, пристроился неподалеку, оседлав обкорнанный ствол поваленного дерева. Пламя гудело, пожирая охотничью хижину снаружи и внутри.
Когда прогоревшая крыша рухнула, и файер-шоу пошло на убыль, убийца встал, закинул на спину рюкзак, да и зашагал к озеру Тенис.
«Рон Карлайл умер, — скупо улыбнулся он. — Да здравствует Аркадий Панков!»
Глава 2
На весь день «оторваться от коллектива» — великое благо. Надо, надо хоть иногда побыть одному! Обдумать преходящие моменты жизни не на бегу, в вечной суете, а спокойно, наедине с самим собой. Да и просто отдохнуть от лихорадочной круговерти будней! Опять-таки, не подстраиваясь под детей и подруг, а по своему хотению.
— Что, котяра, жратеньки потянуло? — бодро спросил я Кошу, красноречиво тершегося об ноги.
Зверюга едва не закивал лохматой своей башкой.
— Лопай! — изрядный ком кошачьего лакомства плюхнулся в миску.
Питомец с урчанием приступил к трапезе, а я поднялся в кабинет. Мягкого кресла и телика вполне «необходимо и достаточно» для достойного финала дня, воистину выходного.
Баба Лида с дедом Филей похитили дочек на все ноябрьские. Лея умотала с незамутненной радостью в очах, а Юлиус немного нервничала — ее страшили перемены в судьбе. Невеста!
Антон явился к нам тридцатого сентября, в мой день рождения, и церемонно попросил «руки вашей дочери и родительского благословения». Я посмотрел на Юлю — каюсь, с оттенком грусти, — и спросил: «Ты согласна?» Доча выдохнула: «Да!»
Рита, как водится, всплакнула, Инна тоже захлюпала…
Алёхин растерялся даже. Думал, наверное, что я смотрю на него осуждающе. Вот, дескать, довел!
А мне виделось совсем-совсем иное, далекое от матримонии — Антоха здорово походил на молодого Адриано Челентано, только худущего, светловолосого и сероглазого…
Свадьбу назначили на март.
Я меланхолически вздохнул. Течет житие, течет…
Вот и Юлька, девочка моя, вступает во всеобщее человечье кружение — тот извечный биологический цикл, раскрученный и заповеданный нам эволюцией, что смахивает на сценарий всякой жизни — человек рождается, растет, влюбляется, женится, старится…
Мне будет не хватать Юлиуса. Конечно, она будет навещать родню, бывать частенько, но и отдаляться тоже начнет — своя семья, свой дом обязательно изменят «дочечку», ставшую замужней дамой. Хорошо бы осталась в ней привязанность к папе с мамой, а больше мне и не о чем просить великие небеса, черные и голубые…
Пусто дома.
И непривычно тихо. Ни снизу, ни с мансарды не доносятся высокие звонкие голоса моих любимых — оставили жёны своего султана… С осени стали пропадать, и подолгу. То вдвоем, а то и всем трио.