Помоги проекту - поделись книгой:
Мужчина огляделся. Не понимал. Остальные тоже вдруг стали просыпаться, озираться. Какая-то женщина запустила пальцы в собственные влажные волосы, словно не веря, что они действительно намокли. Поляна мигом ожила. Кто-то стал шутить, кто-то полез проверять в кастрюле вчерашнее застоявшееся мясо. В воздухе повисла неловкость от происходящего. Впрочем, Галке этого хватило, и она ушла.
Родители тоже как раз проснулись. И тоже сейчас выглядели так, будто не соображали, что вокруг происходит. Папа слишком долго чистил зубы, уставившись в собственное отражение в зеркале. Мама долго собирала настольную игру обратно в коробку, а игра никак не умещалась, но мама монотонно перебирала фигурки, карточки, кубики, совала, совала, а ничего не умещалось.
– Мам, дай мне.
Галке вдруг захотелось сделать что-то такое, чтобы поскорее растормошить это сонное царство. Ей самой спать перехотелось совершенно.
– Поплыли на острова! – сказала она. – Втроём, и давайте прямо сейчас, а?
– Мы ведь ещё не завтракали, – буркнул папа.
– Кофе в термос, бутербродов захватим и сосисок с котлетами. Пюре не нужно. Поплыли! Пока снова дождь не пошёл! Посмотрите, какая на улице погода!
– Может, сначала прогуляемся вместе в столовую?
– Не выйдет. Так. Сидите здесь, я сама всё организую. Одевайтесь пока. Там ведь красота, радуга, капли дождя. Мы же этого хотели, мам, пап? Мы же на природу выехали, а не спать целыми днями!
– Положим, я собрался спать, – сказал папа.
Но Галка уже не слушала. В порыве энергии она сбегала в столовую, налила в термос кофе, набрала сосисок и хлеба в целлофановый пакет, потом ещё несколько яблок и пачку йогурта с земляникой. Она очень боялась застать родителей спящими. Вокруг кострища уже толпились люди. Кто-то пытался разжечь промокшие угли.
Заплакал ребёнок. Издалека, где-то из-за домиков. Перекрыл строй лягушек. Опытный плакальщик.
Папа уютно развалился на гамаке и дремал. Но был одет. Мама тоже прихорошилась, намазала губы, веки, брови, румяна всякие на щёки. Хотя, казалось бы, ты же на лодке к безлюдному острову плывёшь. Но этот мамин вид Галку даже немного успокоил. Галка никак не могла понять, почему она так сильно тревожится.
– Отправляемся к причалу! – Она изобразила проводника, высоко задрав над головой пакет с едой. – Опаздывающих буду сбрасывать! Кто из вас хочет в ледяную воду нырнуть?
– Она тёплая даже после дождя, – сказал папа, с трудом вываливая себя из гамака. – Тут подводные течения, как Гольфстрим. Я это читал. Купаться можно и в октябре.
– Я тебя специально сюда привезу в октябре! – пообещала Галка.
– Не знал, что у нас дочь настолько проникся нашим отпуском.
Папа поворчал еще немного, но последовал за Галкой прямо к причалу.
С каждым шагом её внутренняя тревога немного отступала. Когда они сели в лодку и папа начал грести, Галка вроде бы успокоилась окончательно. Или ей тогда так показалось.
Глава шестая
День шёл хорошо.
После завтрака Галка плавала с родителями по озеру в лодке. Озеро было лёгкое, серебристое. Потом пошёл мелкий дождь, как будто остаточный, тучи баловались. Под этим дождём и родители баловались тоже, роняли друг друга в тёплую воду, лодка в эти моменты бешено раскачивалась, а Галка кричала, но не от страха, а от веселья. Её звонкий смех разбегался над прозрачной водой, как зыбь, и растворялся где-то высоко в соснах, хотя эхо не затихало потом ещё долго.
Потом они подплыли к большому острову, который находился недалеко от причала. Галка забралась по плоскому камню на живописный берег, отправилась за ягодами и чтобы поглазеть на змей, не ядовитых. Только сандалии, конечно, испачкала. После дождя ходить тут было не очень удобно. Всюду грязь и мох, наполненный холодной влагой, как губка. Зато запах! Лесной, густой. Ради запаха Галка забралась ещё дальше, вглубь острова, и там нашла очень много старых гнилых стволов, мелкие озера, ручейки, густые заросли зелёного папоротника. Много разных троп, вытоптанных туристами, и они вились в разные стороны. Галка выбрала одну наугад и пошлёпала вперед. Родители пошлёпали за ней. Папа нашел несколько грибов и прихватил их с собой, чтобы пожарить.
– Я их в масле и с картошечкой. На мангале, – говорил он, причмокивая для пущего эффекта. – Капусты бы солёной ещё найти.
Вообще, после сумрачного утра родители стали довольные. Выспались, видимо. Работа наконец-то отпустила.
Гуляли по острову часа два. За это время полностью ушли тучи, стало сначала душно от испаряемой влаги, а потом жарко. Лягушки где-то заверещали. Со стороны причала отплыли ещё лодки и несколько сапов. Потянулись хвосты дыма от разных домиков, люди восполняли потерянное время.
Папа предложил сплавать к дальним островам и потом дальше, на открытую воду, чтобы гладь и тишина вокруг были, полное единение с природой. Взялся за вёсла и долго выгребал далеко-далеко, когда и правда вокруг осталась только вода. Слева они обогнули ещё один большой остров, третий по счёту от берега. Левая его сторона была из голого камня, покрытого сверху небольшой шапкой засохшего рыжего мха.
– Хорошо! – сказала папа. – Тишина.
Он лёг на корме, подставив лицо солнцу. Никого отсюда им не было слышно, время как будто замерло в этот жаркий послеобеденный день, и Галка почувствовала внутри себя какое-то странное, совсем не свойственное ей спокойствие. Все дела остались там, на берегу. А здесь… здесь нужно поскорее закрыть глаза и задрать нос повыше к небу. Нос обгорит и облупится, ну и пусть. Зато останется память. Обгоревшая кожа слезет, а память останется потом ещё надолго.
Спокойствие не отпускало, когда они вернулись обратно. На Галку накатила дикая и вялая усталость, она не хотела ничего монтировать, писать блог или какие-либо заметки. Хотела лечь подремать или хотя бы хоть немного просто поваляться в гамаке.
А потом всё вдруг в момент испортилось.
Сначала Галка услышала протяжный и громкий детский плач и вспомнила, что Юлия вроде бы хотела отсюда уехать, но так и не уехала. Потом со стороны двухэтажного хозяйского дома резко заработал автомобильный гудок. Раз, другой. Коротко, как-то протяжно, с паузой, снова коротко.
Родители сразу же вышли на крыльцо. Папа уже переоделся в шорты и футболку, а мама не досушила волосы, так и держала в руках фен. Галка тоже вышла. Она увидела у шлагбаума, где всё ещё стоял автомобиль Юлии, Клима Палыча. Его хорошо было видно по прямой. Клим Палыч открыл дверцу автомобиля и размеренно нажимал на гудок.
– Пьяный, что ли, – недовольно буркнула мама.
Остальные жители глэмпинга тоже вышли на улицу из домов.
Гудок. Ещё один. Длинный. Короткий. Разрезал уже подступающий вечер. Галка увидела близнецов с их родителями, они вышли со стороны большого кострища. Марк или Добрыня, издалека не разобрать, раздобыл где-то палку и обтачивал один её конец маленьким ножичком. Для охоты на дичь.
Закончив терзать несчастную баранку, Клим Палыч, пошатываясь, пошёл по дороге к озеру. Он что-то кричал и размахивал руками. Сначала ничего не было слышно. И ещё плач младенца. От какофонии звуков Галке захотелось спрятаться или закрыть поплотнее уши. Папа и мама тоже морщились, но наблюдали.
– Валите все отсюда! – кричал Клим Палыч. Это он в это время уже почти подошел к их домику. – Живее, друзья! Прыгайте в машины и бегите, пока есть возможность! Я бы свалил хоть сейчас, да уже не могу. А вам можно! Быстрее, дурачки! Быстрее!
– Почему? – спросил кто-то.
– Потому что вы не понимаете! Дурачки, говорю же!
Клим Палыч точно был пьян. Его сильно пошатывало. Он нелепо вертел головой из стороны в сторону. Футболка промокла от дождя или от пота и прилипла к телу.
– Зачем уезжать? Проверка, что ли?
– Беда! – кричал Клим Палыч. – Я же вам говорю, беда пришла! Вы не поняли, что ли? Это все сон. Подменный сон вокруг вас. Наступает. Пока не угодили, можете сбежать. Но некоторым уже поздно!
Галка слышала и раньше про подменный сон, но не сразу вспомнила, где и от кого.
Клим Палыч поравнялся с их домиком. Вот сейчас он резко повернётся, ткнет в Галку пальцем и скажет что-нибудь зловещее и обязательно пророческое. Но он запнулся немного и пошлёпал по гальке и пыли ещё дальше в сторону причала. Продолжал кричать одно и то же, будто у него где-то в мозгах заело:
– Валите отсюда, кому говорят? Бегите, пока есть возможность! Пока можете! По машинам! Семь километров не расстояние! Бегите!
И ещё плач этот.
Галка тогда и вспомнила про подменный сон.
Возгласы Клим Палыча оборвались резко. Он дошёл до причала, свернул к лодке, которая торчала в кустах, перешагнул через высокий борт, уронил своё большое тело внутрь и там и остался.
– Помер, – сказал мама трагическим голосом.
Папа отправился посмотреть на него вместе с несколькими мужчинами. Вернулся, сказал:
– Спит, слюни пускает. Упился вконец.
Младенческий плач всё ещё разносился над лагерем.
– У женщины явно нет материнского инстинкта, – сказала мама снова трагическим голосом. Она если заведётся, то потом не может никак остановиться. – Ну можно же убаюкать, книжку почитать, например. Соска, молоко. Разные есть способы. Ты вот у нас вмиг успокаивалась, когда я тебе КВН по телику включала.
– Мама, это лишнее, – сказала Галка.
– Может, колыбельные спеть, – продолжала она. – Разные бывают способы.
Папа, который начал возиться с мангалом, чтобы пожарить на нём грибы, зевнул.
– Мне спой, – сказал он. – Люблю колыбельные. Это бабушка мне привила. Постоянно пела всякие интересные, успокаивающие. Ай-люли, и вот разные. Если бы мне пели колыбельные каждую ночь перед сном, я, может, и не такой бы нервный потом с утра на работе был.
Младенческий плач то затихал, то повторялся вновь. Из-за этой прерывистости Галка никак не могла к нему привыкнуть и хоть немного расслабиться. К тому же в глэмпинге началась суета, стало тревожно. Люди уезжали. Не все, но некоторые из них. Скорее всего, из-за нервов.
Галка вынесла на улицу пластиковый стул и села поближе к мангалу. Ей было хорошо видно, как поднимают пыль колесами выезжающие отсюда машины. Шлагбаум подняли, он торчал в небо, как указательный палец. До ужина уехало трое. Ещё в двух домиках люди собирали вещи. Клим Палыч знатно распугал окружающий народ, хотя, казалось бы, это была просто пьяная выходка.
Или нет?
Галка снова вспомнила его фразу про подменный сон. И женщину, похожую на Юлию, ночью в своей комнате. Пальцы, проталкивающие ей в рот ткань. Запах болота. Может, люди тоже что-то такое видели или чувствовали?
Ребенок затих. От мангала вкусно запахло грибами, но картошки папа раздобыть так и не смог. В столовой ему сказали, что на ужин сегодня будет крупа, а картофель привезут только завтра. Получался неполноценный ужин. Мама призвала всех сходить и поужинать нормально, но папа был упорный, папа хотел жареные грибы. У него нашёлся хлеб, потом соус и какие-то огурцы с помидорами, завалявшиеся ещё с первого дня приезда. Один помидор с левого бока уже немного подгнил.
– Я тут останусь, поем как нормальный и правильный турист! – провозгласил папа. Он всегда был упрям, сложно было переубедить.
– А мы, пожалуй, поужинаем как обычные и нормальные люди, – ответила мама.
В столовой было совсем уж безлюдно. То есть сидела всего пара человек, старик-фронтовик у своего граммофона и женщина за раздачей. Играло что-то из незабываемой классики. Крупа была, конечно, не очень вкусная, но зато ещё к столу подавали свежую окрошку. Тут, кстати, можно было бы и задать важный вопрос насчёт картофеля, но Галка промолчала. Она взяла окрошку, чёрный хлеб и компот. Мама же налила себе две чашки крепкого кофе. Глаза у мамы, к слову, были красные и усталые.
– Ещё бы поспала, – сказала она, когда они присели за деревянный стол на веранде. – Что-то на меня так воздух влияет, постоянно хочется спать. И сны такие хорошие, интересные. Не про работу. А то мне последние месяцы только работа и снится. Сегодня, представляешь, сон был, будто я в кроватке детской лежу, свернулась клубочком, и кто-то меня так нежно гладит по волосам. Мама в детстве всегда так делала, когда мне снились кошмары. Хорошо, слов нет.
Скрипнула пластинка, будто с неё резко убрали иглу. Музыка мигом прекратилась. Галка обернулась и увидела, что старик ковыляет на улицу между пустующих столов. Уверенно так ковыляет, с определённой целью. Клюка гулко стучала о пол. В левой руке у него был зажат разноцветный пластиночный конверт.
Галка в страхе вжала голову в плечи, ожидая, что вот сейчас старик подойдёт прямо к ней, остановится возле их стола и скажет что-нибудь… что, например? Про ту страшную фигурку, которую она у него не взяла, про шутки с близнецами, про ещё что-нибудь. Был бы человек, а обвинение для него всегда найдётся.
Но он протопал мимо них, остановился на краю крыльца, вынул пластинку из конверта и швырнул ее в темнеющее небо. Пластинка кувыркнулась в воздухе несколько раз, совсем не грациозно, и плашмя ударилась о бок Юлиного автомобиля. С громким хрустом разломилась надвое, упала и потом разломилась ещё. Теперь лежала в грязи у грязного же колеса, в виде маленьких кусочков, и Галка подумала, что это действительно очень печальное зрелище. Была музыка, вон там, в тех чёрных полосочках, извлекаемая иглой, средневековая какая-то магия и необыкновенность на самом деле. И всё – разломалось в один момент. Хрупкая магия оказалась беззащитной в руках старика.
– Зачем вы это сделали? – не удержалась она от вопроса. – Пластинка-то в чём виновата?
Старик повернулся к ней. Глаза у него были тоже красные, как у мамы.
– А, девочка из Питера. Я думал, вы уже тоже отсюда уехали. Не знаю, милая. Конкретно про эту пластинку ничего не знаю. Мне другая нужна. С другой мелодией. Которую я уже целую неделю ищу…
– Вы лучше не кидайте их, – посоветовала ему мама. – Дети ведь могут пораниться осколками. Они босиком бегают иногда.
– Детей здесь давно нет. В шестьдесят втором последнего увезли. Борька. Или Петька, не помню уже точно. У его родителей была лошадь и две хороших коровы. Ценное хозяйство. А они в ночь собрали пожитки, оседлали лошадь и ускакали отсюда подальше. Коров оставили. Всё оставили, как и другие.
Старик оборвал непонятную речь и побрёл обратно к старому граммофону. Галка лишь пожала плечами.
– Он странный.
– Потому что старый, – сказала ей мама. – Увы, старость иногда затуманивает ум. Кажется, что вот только что ты наизусть читал Бродского и Пастернака, а вот уже даже не можешь вспомнить, какой сейчас день недели.
– Вообще, мне кажется, что у него там какой-то мир в голове, у старика. Он постоянно о чём-то своем говорит, из давнего прошлого.
– Многие из взрослых живут прошлым.
– Мам, ты зануда.
– А я тебя и рожала именно для того, чтобы потом кому-то говорить умные и полезные мысли. Потому что твой папа устал уже один их слушать. Куда мне их девать? Только передавать по наследству.
– Я тоже уже устала, между прочим. – Галка показала маме язык, но не зло, а так, развлекаясь.
У крыльца показались Марк и Добрыня, без родителей. Увидев Галку и её маму, они напустили на себя серьёзность и оба вежливо поздоровались. Мама тоже поздоровалась вежливо, хотя Галка увидела в её глазах небольшие искорки смеха.
– До сих пор так и не спите? – уже по привычке спросила Галка.
– Не спим, – подтвердил Добрыня. Как оказалось, это он тогда затачивал палку. Держал её сейчас в руке, острым концом вверх.
– И даже неохота, – добавил Марк, но было видно, что им обоим ещё как охота спать. – Видали Клим Палыча? Чудит по полной. Мы думаем, что это часть его очередного представления.
– Какого?
– Ну, для антуража. Чтобы туристы побольше о его лагере говорили, отзывы интересные ставили. Классный антураж, мистический.
– Тут ещё только что старик пластинками кидался, – сказала Галка. – Вон, осколки возле машины валяются.
Старик, к слову, поставил уже новую пластинку и раскрутил ручку. По первому этажу поплыла тихая мелодия – клавиши, саксофон и что-то струнное. Убаюкивала потрескиванием.
– Я же говорю, антураж. – Марк почесал шрам между бровями. – Какой-то продуманный и живой спектакль. И эта сумасшедшая скульпторша в нем замешана, я уверен. Может быть, она его родственница. Живёт и привлекает сюда гостей. Бизнес.
– Не нужно наговаривать на людей просто так, – сказала ему мама. Она допивала вторую чашку кофе. – Если у людей что-то не в порядке с головой, то им нужно всегда помогать, а не придумывать всякое.
Марк вдруг насупился.
– Я другое имел в виду. И вообще, сумасшествие – это не выдумка. У них вся семейка…
– Мам!
Поделиться книгой: