Семицветье

Кто говорит со мной? Словно летний ветер коснулся щеки. Я открыла глаза. И удивилась — откуда здесь вдруг цветок? Чашечка — шесть круглых лепестков, теплых, персиковых, а запах… плакать хотелось, каким он был нежным. Я робко погладила сочный стебель — а он вдруг сам собой надломился и лег мне в ладонь. И понесла я цветок домой — и была я как зачарованная.

Долго мать пилила меня за то, в каком виде я вернулась, и впервые я не плакала — улыбалась. Бранные слова словно не касались меня, персиковый цветок окутывал ароматом, как драгоценной шалью, и гладил, и согревал душу.

Жизнь изменилась. Или это я изменилась? Я стала улыбаться людям и сохраняла в сердце хорошее, забывая плохое. Цветок мой не увядал. Я носила его с собой, даже прятала за пазухой — и ничего ему не делалось. «Какая ты хорошенькая», — стали мне говорить. А мне казалось, что все такая же… или нет? Даже матушка уже не так сильно меня допекала, ворчала, кажется, больше по привычке. А еще — я стала сочинять песни. И спела однажды вечером одну в нашем трактире, под скрипку старого Яхея. Как мне хлопали! Я опьянела от счастья.

Деревенские парни стали ко мне присматриваться. И я не знаю, что бы вышло, если бы однажды…

— Ого! — сказал Арно, подойдя к окну. — Кажется, у нас непростой посетитель, Ли.

Арно всегда ждал кого-то особенного. Не иначе, надеялся, что однажды заглянут к нам король с королевой. Но когда дверь распахнулась, и юноша появился на пороге… я поняла — он лучше короля.

Я принесла ему заказ. В этот раз руки у меня опять дрожали, просто стыд. Красивый он был — загляденье. Яркие глаза, темные кудри, стройный, легкий, движется — словно танцует. Принц? Он рассказал, что странствует, ищет пристанища… да как такое может быть?

— А вдруг, — прищурившись, произнес Раэль (так он себя назвал), — ради тебя, красавица, я в вашей деревне подольше задержусь?

Сердце забилось сильно-сильно. Я отошла к окну, чтобы успокоиться, достала из-за пазухи заветный цветок (я даже имя ему дала, по созвучью со своим — Ниэль). Ничего себе… лепестки отчего-то засветились красным! Что же тут происходит?

Но долго рассказывать нечего. Раэль и впрямь у нас остался, ходил за мной, на свидание звал. Я наконец поверила, что он не шутит, и едва с ума не сошла от радости. Согласилась с ним встретиться в домике Майри, теперь пустовавшем. Перед встречей подметала полы на втором этаже нашего трактира и пела песню, которую только что сочинила. И вдруг позвала меня из своей комнаты Неллин — жена Арно.

— Знаю я, милая, отчего тебя переполняет радость, — мягко сказала она мне своим нежным голосом. — И знаю, что от задуманного тебя не отговорить. Об одном прошу — если что-то вдруг пойдет не так, как ты мечтаешь, вспомни о моем подарке, — и протянула мне большую снежинку, связанную из тонких-тонких нитей, а сверкала она как настоящая! Я очень удивилась — что может пойти не так? Но подарок взяла.

И вот мы в хижине травника. Здесь Майри читала мне книги, рассказывала сказки, отвечала на вопросы… Но сейчас я и не вспомнила о подруге.

— Люблю тебя, всегда буду любить, — говорил Раэль, гладя меня по щеке (целовать я ему пока себя не давала, пусть и частило сердце, но что-то боязно вдруг стало!). — В жены тебя возьму… Вот только… выкини ты этот цветок, что всегда с собой таскаешь, в воду брось, а то и сожги.

Я отскочила назад и Ниэля за спину спрятала (а лепестки его красным там и мерцали!)

— Ну уж нет. Что тебе до него, Раэль? Чем он тебе помешал?

— Не нравится он мне… — и чудесные глаза загорелись еще ярче. — Но что ж такого? Это же пустяк. Говоришь, что любишь, — так докажи любовь этакой малостью. Ради любви на что угодно пойдешь, а тут всего лишь какой-то цветок.

Я покачала головой.

— Он мне в трудную минуту был послан и душу согрел. Я от той теплоты по-другому глядеть начала на свет белый, на людей… И для чего тебе губить неувядаемый цветок — единственное сокровище бедной девушки? Темнишь ты что-то, друг мой сердечный…

— Что ж, — сказал Раэль. — Права ты, Лиэн. Не совсем он цветок, так ведь и я не совсем человек. Так что отдай мне его по-хорошему, пока хуже не стало.

Он протянул ко мне руку, а я возьми да и вспомни вдруг про подарок Неллин. Вот и сунула ему зачем-то снежинку в ладонь, а едва он ее коснулся — вскрикнул, будто обжегся, отбросил от себя, но она не упала — поднялась над нами, засверкала, рассыпалась снежными хлопьями. Настоящий снег пошел в хижине травницы! Фыркнул Раэль, обернулся огромным черным лисом, махнул пушистым хвостом… только его и видели.

Снег прекратился. Прижала я к груди свой заветный цветок, села в уголке у холодной печки и горько заплакала…

«Лиэн, — услышала я. — Не плачь, Лиэн. Подними глаза. Ты видишь меня?»

И я увидела… то была женщина — неземная, полупрозрачная, с ликом прекрасным и строгим. Стан ее был строен и тонок, светлые волосы ниспадали на грудь, а за спиной трепетали белоснежные крылья.

«Ты спрашивала — видел ли кто мой истинный облик? Да. И ты сейчас видишь. Такой я являюсь отчаявшимся, чтобы дать им надежду. А теперь проснись Лиэн»

И я проснулась. Дивной женщины-птицы уже не было. Но в объятьях меня держал юноша, показавшийся не только знакомым — родным… странные зеленые одежды, волосы персикового цвета, каких не бывает у людей, круглое милое лицо — и тепло, все то же драгоценное тепло окутало меня.

— Ниэль!

— В моем мире меня зовут иначе. — Он звонко рассмеялся. — Но это имя, которое ты сделала из своего, мне тоже очень нравится.

— Но кто же ты?

— Я сын древесного духа и цветочной феи, что царствует в Семицветье в мире Лета. Я как сестру любил снежную дриаду Неллин… расскажу тебе потом больше о ней и о твоей подруге Майри — да-да! А сейчас скажу лишь, что бросил вызов Раэлю — сыну Огненной лисицы, узнав о том, что он предательски околдовал Неллин. Черный лис был сильнее, он бы меня убил, но Великая птица решила иначе — она не дала мне умереть, превратила в цветок и перенесла в ваш мир. Раэль хотел мести и последовал за мной. Его мать — одна из Древних, много знает, много видит, помогает детям перемещаться между мирами. Думаю, сейчас он домой вернулся.

Я смотрела и слушала как завороженная.

— А он… больше здесь не появится?

— Нет, если не будет на то воли богини. Черный лис ведь и цветок отобрать не смог бы, ты сама должна была отдать.

— Значит, Семиликая нас соединила?

— Думаю, она изначально знала, что мы нужны друг другу. В своем мире я такой, как ты, не встречал. Лиэн, если хочешь, я мог бы остаться здесь, с тобой. Прямо здесь. Вам же нужен новый травник, а уж мне ли не разбираться в травах и цветах…

Вот оно, счастье. Настоящее, не надуманное.

— Оставайся, конечно! А я-то удивлялась, отчего мне так хорошо… а ты вон какой! Спасибо…

И я крепче прижалась к Ниэлю. А он обнял меня еще нежнее. Никогда, никогда я больше не буду одна. Я знаю это — я видела истинный облик Семиликой птицы. Вот такая она… Крылатая богиня, дающая надежду.

История третья. Ангел и хрустальный шар

Танцевали в мире Воздуха нежные ветерки, тяжело качались располневшие облака, дивные птицы, приходящие в сны, перекликались звонкими голосами, ангелы пряли нити из золотистого света — света без солнца, без луны и без звезд, света, который всегда был и никогда не кончится.

Был День Жизни — ветерки превратились в веселые вихри, облака пролились хрустальными дождями, птицы разбились на пары — роняя перья, плясали над облаками, ангелы создали из света сияющий кокон.

Мягко притянул к себе золотистый кокон легкость ветров и пышность облаков, трели птиц и любовь ангелов — и родился из него новый ангел, Мирикки, белокурая крылатая дева.

Ангелы — все братья и сестры, но особенно полюбила юную Мирикки мудрая Лорели. Когда настал следующий День Жизни, она сказала:

— Вот и год прошел, милая сестра, как ты появилась на свет. Что я могу подарить тебе?

— Ты мудра и сильна, старшая сестра, — сказала Мирикки, — отпусти меня посмотреть на мир Воды.

— Ты еще слишком юна для путешествий в другие миры, — возразила Лорели. — Боюсь, не справишься.

Мирикки очень опечалилась.

— Наш мир прекрасен, — отвечала она. — Но я так хочу увидеть больше!

— Что ж… Среди всех созданий, что есть на свете, всегда рождаются те, кто хочет увидеть больше, чем дано изначально, — вздохнула Лорели. — И ты, видимо, из их числа. Что ж, иди. Я буду присматривать за тобой.

Призвала она облака, повелела им собраться в кольцо и сотворила из них дверь в Водный мир.

Целый год прожила Мирикки в мире Воды. Каталась на переменчивых волнах, пыталась сплетать водные струи, как сплетала ветерки, создавать ожерелья из капель, словно в зеркало смотрелась в волшебных медуз. Танцевала с ундинами текучие длинные танцы, читала стихи печальным водяным, вела ученые беседы с разумными рыбами. Спустилась на самое дно Водного мира, в мерцающий полумрак, удивляясь яркой, пестрой красоте.

Как в пещеру вошла однажды Мирикки внутрь громадной ракушки, закрыла серебристые глаза и почувствовала вдруг, что убаюкивает ее журчание этого неспешного мира, затягивает в непробудный сон. Мысленно позвала она сестру Лорели, и та услышала. На ладони Мирикки появилась крупная жемчужина. Поднесла она ее к губам — и очутилась в своем родном мире.

— Как тебе понравился Водный мир, сестра? — спросила Лорели.

— Он всем хорош, но слишком уж неспешная там жизнь. Еще немного — и заснула бы я навсегда. Но послушай, ведь прошел целый год и сегодня новый День Жизни? Сделай мне подарок Лорели, отправь меня в мир Огня.

— Как? — удивилась старшая сестра. — Ты даже не хочешь осмотреться дома, познакомиться с новорожденными ангелами?

Но Мирикки настаивала на своей просьбе.

— Что, да будет так.

И вновь открыла Лорели дверь в другой мир.

Сразу же поразила девушку-ангела красота Огненного мира. Сыпались жаркие искры с листьев пламенных деревьев, на которых зрели молодильные яблоки. В высоте над ними пылали жар-птицы, в корнях сверкали саламандры, бабочки-огоньки садились на горячие рубиновые цветы. А над всем этим возвышался посреди лавового озера великий, постоянно извергающийся вулкан… Даже не поговорила ни с кем Мирикки, почувствовала себя неладно, воззвала к сестре — и ощутила в руке лавовый камень. Подула на него Мирикки — и очутилась дома.

— Что-то ты быстро, — заметила Лорели.

— Именно так! Быстро там время летит, не заметила бы, как стала древним ангелом, а мудрости так и не набралась. Нет, там мне не место, а отправлюсь-ка я в мир Земли.

— В мире Земли живут люди, — предупредила старшая сестра. — Среди них нет такого единения, как у нас. Многие добры, но иные злее чудовищ. Но тебя, как я понимаю, не остановить? Что ж, ступай, но будь осторожна.

И опять с помощью Лорели оказалась Мирикки в другом мире. И поразилось — сколько всего вокруг! Леса и степи, поля и бездны, звери различные, птички забавные, людские селения — большие и малые… Три года прожила Мирикки в мире людей. Познавала вместе с травниками магию дарованных Землей волшебных растений, гуляла в рощах с дриадами — и лукавыми, и застенчивыми, часами наблюдала за животными — лесными, полевыми, домашними. Видела зиму, весну, лето, осень… Узнавала людей. И чем больше узнавала — тем печальнее и взрослее становилась. Проживала рождение и смерть, любовь и себялюбие, простоту и коварство, чистоту и подлость.

Поначалу Мирикки показывалась людям, а потом перестала.

Сидела она однажды у озера, капли дождя стекали по полупрозрачным крыльям — а девушка-ангел словно и не замечала. Сидела и думала.

— Любовь в этом мире больней и острей, потому что может пройти. И дружба ценней, потому что могут предать. И чем сильнее страх одиночества — тем теплее чувство. Но одиночество… почему?..

И закрыла глаза, полные грусти, потому что в этом мире она была одиноким ангелом. А когда вновь открыла — оказалось, что дождь прекратился. Веселая, нежная радуга сияла над землей — и озарила семицветная красота ангельское сердце Мирикки. Как же случилось, что за эти три года она до сих пор не увидела радугу?

— Какое чудо… После печали дождя — словно образ надежды этого мира.

И притянула Мирикки кусочек радуги к себе в ладони, и без помощи других ангелов вернулась в родной мир.

— Как ты изменилась, сестра! — удивилась Лорели. — Ты стала взрослой. Неужели в мире Земли время тоже спешит?

— Нет, — ответила Мирикки. — Просто я увидела другую сторону жизни.

— Я так и полагала, — задумчиво кивнула Лорели. — Но неужели и на следующий праздник ты отправишься куда-то?

— О нет. Но попрошу у тебя подарок, сестра. Подари мне хрустальный шар.

И вот настал новый День Жизни. Ветерки превращались в бойкие вихри, облака проливались чистыми дождями, птицы разбивались на пары, ангелы созидали из света сияющий кокон… Мирикии лежала в пушистом облаке и смотрела в хрустальный шар. Раз — и радуга из мира Земли расцветила шар семицветьем, и родились внутри него семь разноцветных островов, парящих в пустоте. Два — и жемчужина из мира Воды упала из ладони ангела на шар, стукнулась о него, растворилась, проникла сквозь хрусталь и явилась пятью новыми островами, призрачно-зыбкими, непостоянными. Три — и лавовый камень из мира Огня, войдя в шар, сделался великими островом, на котором — так решила Мирикки — будут соседствовать зима и весна, лето и осень. И вырвала девушка-ангел перо из своего крыла и дунула на него. Легко скользнуло перо сквозь прозрачную поверхность шара и обернулось белой птицей. И тогда Мирикки вселилась в тело птицы, взмахнула белыми крыльями — и стали расти крылья, и разбился шар, разбрасывая по облакам хрустальные осколки — и освободился новый мир, увеличился, расширился, устремляясь в новое, незанятое еще пространство, туда, где Создатель Всех Миров оставил достаточно места для творений своих детей — новых мироздателей.

Снова стала ангелом Мирикки, но теперь она могла обращаться в птицу семи обликов — создательницу и богиню мира Семицветья, мира радуги, мира надежды…

— Что ж, — задумчиво произнесла Лорели. — Путешественники по мирам, те, кому тесно в своем, порой вот так и заканчивают. Хотя о чем это я?.. для нее ведь все только начинается. И ведь красиво получилось!

И Лорели, поймав плавающий меж облаков осколок хрустального шара, играючи превратила его в прозрачную крошечную птичку.

История четвертая. Колокольчики Сельны

У людей существует поверье, что если срубить дерево, у которого есть дриада-хранительница, то она погибнет. Мне нравится, что они так думают. Кого-то, может, это заставит воздержаться от бессмысленного уничтожения лесов. Но на самом деле люди неправы. Они нас просто не знают. Не подозревают, что деревья мы себе избираем сами, силой своей магии создаем связь. Да, иногда она и впрямь становится настолько сильной, что лишившись своего друга, дриада погружается в глубокий сон, мало чем отличимый от смерти. И все же чаще всего, поплакав и погоревав, мы просто выбираем себе другое дерево.

Иногда нас называют древесными феями. Когда я стала немного разбираться в человеческих понятиях, то решила, что это, пожалуй, верно. Как и другие феи, мы рождаемся от союза мужчины и женщины. Сходимся с древесными духами, когда они принимают обличье прекрасных юношей. А иногда и с людьми, но так бывает редко.

Настоящие же дриады рождаются из древнего ствола, который сам собою раскалывается, отдавая дочери последние свои силы. Таких люди боятся и называют лесными кикиморами, ведь они совсем дикие — ходят растрепанными и нагими, ярко зыркают глазами и едва умеют разговаривать.

Говоря откровенно, сейчас я была бы рада обществу и такой сестры. В этом лесу кроме меня живет древесный дух, связанный с дубом, что растет у самой северной опушки, но с ним мы так долго существовали здесь вместе, что просто друг другу надоели. Когда-то нас было больше. Но одни погрузились в вековой сон, другие просто истаяли от старости. Мы все-таки тоже не вечны. Я и сама несколько раз ложилась вздремнуть ненадолго — лет на двадцать-тридцать. И чем старше становилась, тем яснее понимала — мы умираем, потому что надоедает жить.

Но мне не надоело. Может быть, потому еще, что я давно уже изучаю людей. Если порой в моих волосах распускаются цветы, моя кожа — цвета вишневых лепестков, а в жилах течет древесный сок, это же не значит, что я не способна понять других существ? Правда?

Ночь. Из трактира доносятся звуки скрипки. Трактир — это такой дом, где останавливаются путники, а местные приходят по вечерам, едят, пьют и веселятся. Я и сама люблю невидимкой затаиться у окна, слушать музыку. Деревья тоже ее любят. Если бы люди знали, может, они приходили бы в лес играть для них?

Я бы и сама сыграла для людей, но боюсь. Они, вроде, и неплохие, но кто их знает, что сделают, услышав вдруг звуки ниоткуда? А раскрываться и того опаснее… И потому я жду и уже совсем глубокой ночью вхожу в дом Тэнго — молодого мастера-кукольника. Он мне нравится, он любит лес, а еще — вырезает игрушки из коряг и частиц упавших стволов. Хорошо, когда умирающей части древа дается новая жизнь… Вот они, стоят на полке — мои любимцы! Кот и кошка. Гладкие, округлые, блестящие, пестрящие веселыми разводами. Котик светлый — ольха, кошечка темнее — дуб. В них внутренняя красота древесная, глаз не отвести. И я начинаю свою магию.

Хорошо поработал мастер Тэнго, вложил душу, вновь пробудил жизнь, мне надо лишь дать ей раскрыться. Как почке на ветке. Тихо-тихо запеваю я песню. Она ни о чем и обо всем. Люди, наверное, сочли бы ее сходной с легким, веселым шелестом листвы… Но вот эти кошки, которые сами были деревом, понимают — это песнь весны, песнь пробуждения. И они оживают. Шерстка блестит, подрагивают ушки, легко ступают мягкие лапки. Светлый кот сразу прыгает с полки мне под ноги и начинает о них тереться. Темная кошечка ждет, лениво потягивается, потом надумает и наконец делает изящный прыжок вниз и также подходит ко мне. А молодой мастер спит, и, наверное, слышит во сне мою песню. Но он не проснется, я этого не хочу, моя магия не даст.

Мне нравится этот дом, пахнет деревом, пахнет травами. И не чувствуется зла. И я начинаю играть. Хотя я с рождения — покровительница вишневых деревьев, но сейчас у меня в руках три стебля с гроздьями розовых колокольчиков. Они волшебные, разных размеров, и издают переливы чистейших звуков — ни у кого больше нет такого инструмента. Кот и кошка начинают мяукать — подпевают мне, ходят кругами. Весело!

Надоедает играть, и я сажусь на теплый дощатый пол. Луна ярко светит в окно. Кот и кошка садятся рядом, я глажу их пушистые спинки.

— Что, друзья, хотите узнать, откуда у меня эти колокольчики? — спрашиваю я их.

— М-р-р, — отвечает кошка.

— Мя-а… — отвечает кот.

— Тогда слушайте.