Помоги проекту - поделись книгой:
Двое шли молча. Мужчина надеялся, что ЭТО потеряется по дороге, и нарочно вел девушку по самому краю Крыш.
Не потерялось.
Значит, Нетакая — она, думал он, стараясь не смотреть ей в живот. Но около двери в жилой блок все же спросил:
— Зачем нам?
Девушка подумала и объяснила совсем другое:
— Когда я его назвала, мне показалось, что страшно уже не будет.
— А что это — то, как ты его назвала?
— Кис-Кис? Не знаю. Маленькое. Как Человечек.
Он постарался, чтобы им было хорошо в углу, где завтра встанет кровать. Даже с Кис-Кис было хорошо. Кис-Кис почти не мешал, лежал где-то в ногах и все так же потрескивал.
Мужчина сделал вид, что привык, и сказал ему:
— Кис-Кис.
Ему затрещали громче. А рядом доверчиво улыбнулись.
Ничего. Будет завтра, уже скоро. Будет утро, и они Семьей шагнут из Блока на Завод, девушка и шум производства поглотят друг друга навсегда, и Завод возвратит ее нормальной уставшей Женой, такой, как должно, — женщиной для порядка и покоя. Чтобы оставаться Семьей, они станут возвращаться в покой и порядок, но главное будет там, на Заводе. Там — во имя будущего — все Человечество, там язык единого, пригнанного к частицам людей труда, и все друг друга видят легко и прямо.
Без слов.
Без вопросов.
Она шагнула к окну. На уставшем и чуть опустевшем лице мелькали блики утренних лозунгов:
БЛАГО ОБЩЕСТВА — БЛАГО КАЖДОГО
Мужчина следил, неловко поджав ноги, чтобы не коснуться голым Кис-Кис. Сверху обозначили каждодневное:
ТРУД — МЕРА ВЕЩЕЙ
— Человечек… — позвала женщина тихо и куда-то.
И сделала резкое движение, будто решила взлететь.
— Только не так! — замер он. — Не удержу! Так не надо!
Это было, было уже. Он больше не хочет такой жены.
Но эта женщина не улетела. Удивленно засмеявшись, развернулась в комнату с голым на руках.
— Он падал мимо, а я успела. Теперь у нас много, теперь у нас есть почти все!
Она чему-то смеялась, прижимала голое, маленькое, человеческое, с ненастоящими ручками-ножками, к себе.
Это было преждевременно. Он предпочел бы обычный способ, но изменить сейчас он ничего не сможет. Остается просто не спорить. Личное время уже истекло. Мера вещей — труд. Она вернется другой.
Двое вошли на Завод, держась за руки, и раскололись Проходной порознь.
Мужчина обернулся. Ему хотелось запомнить, пока она не вернулась. Не хочу! — рванулась в нем кривая внезапная боль. Но Завод уже поставил боль вместе с человеком в рабочий угол и вскипел запахом высокоразвитой техники. Завод обступил углами широких окон и бодрыми словами Неба.
ЛИЧНАЯ ЖИЗНЬ ИСТЕКЛА, — напомнило Небо Человечеству. Разлился приятный повсеместный свет: ОБЩЕЕ ЗДАНИЕ — ОБЩЕЕ СЧАСТЬЕ. Человека прокололи гражданственные ритмы совместных усилий. Грянул порядок.
Глубоко под Крышами девушке показали участок, первый и на всю жизнь.
Пыльный металл. Отсеявшееся бесплодное электричество. Цикличность. Пути, удобные механизмам. Нормы. Ритмичное согласие. Общий язык труда.
Запах цеха показался приятен. Она вдохнула его целиком.
К вечеру двое встретились у своего блока. Мужчина принес легкую складную кровать.
Женщина подождала, пока новая вещь самораспакуется и разрастется до нормы. Новой вещи требовался новый порядок. Можно было сместить повыше окно. Или вырастить из стены угол, которого еще не было. Приподнять пол в подиум. Интимно приспустить потолок.
Мужчина тщательно наблюдал, решая для себя второй брак. Женщина, подчиняясь ритму малых пространств блока, использовала все механические возможности превращения прежнего жилья в семейный уют. Строго соблюдая интервалы труда, она создавала порядок.
Не надо, хрипло запросился внутрь мужчины невидимый голос. Он проглотил его, не позволив родиться слову вслух.
Дойдя до вчерашней постели, на котором Кис-Кис пело свою тихую песню голому ничейному младенцу, женщина остановилась. Лицо, не обретя смысла, изменилось напряжением памяти. Она удивленно посмотрела на мужа, но увидела только молчание. Молчание не объяснило. Тогда она обняла одеялом чужое, выдвинула в немоту окна и, разжав пальцы, без сожаления положила на воздух.
9
— Загляни в инкубаторий — свободные кюветы есть?
— Что, серия пошла?
— Нет, по плану, задел прошлого месяца.
— Из какого цеха?
— Шестой родильный, восемьдесят шесть штук.
— Опять, значит, девки.
— Какая тебе разница?
— Мужиков интереснее упаковывать, особенно когда заказ на черненьких… Ой!
— Что?
— Моргает!
— Ну и что?
— Не такой какой-то…
— Температурный режим подтяни. Опять заморозишь — бригаду без тринадцатой оставишь.
— Фу, еще и мокрый… Вечно этот шестой гонит брак!
— Ну-ка… Во дают! Он же кормленый— кто подсунул?
— Я и говорю — брак!
— Какой тебе брак, глазами лупает будь здоров!
— А я что говорю? Другие дрыхнут, а этот… Н_е_т_а_к_о_й, поняла?
— Конечно, не такой — маточный потому что.
— Да ты что?! Жуть какая…
— Вот заказик кому-то, ха-ха!
— Слушай, нельзя же! Генприемка засудит!
— Брось-ка на весы — может, до тысячи не добрал?
— Тысяча пятьдесят семь — прям как нормальный, ужас-то какой… Откуда?
— О_т_т_у_д_а, понятно!
— Ну, ты без этого, без жестов!
— Какие жесты, дура! Стерва нецивильная какая-нибудь н_о_с_и_л_а. Не доносила, струсила, вот и подбросила на Проходную. По инфору для мирового позора о таких сообщают. Слыхала небось — "мать-одиночка"!
— Фу, изврат какой — м_а_т_ь…
— Ты не задумывайся! Давай кювету!
— Штрафанут…
— А нас не за что — что дали, то и пакуем.
— А сыщики из Генофонда?
— А ты помалкивай.
— Выбросить его! Во, в форточку…
— Да? А отчетность? За восемьдесят шесть кто расписался? Сама в ведомость н_а_р_о_ж_а_е_ш_ь?
— А ты не матерись, я нормальная!
— Ну, и сунь куда-нибудь сбоку, чтоб не видно, раз нормальная.
— Спятила — сбоку! Сбоку виднее, в середину лучше… И ведь сидит же кто-то на Проходной — контрабандой протащили. Брак ведь!
— Пусть на акушерском списывают, нам-то зачем? Двигай его в автоклав.
— Ффу, стыд какой… И как решаются? Т_а_к_о_е — и чтоб в_н_у_т_р_и!
— А ты не углубляйся. Мы ничего не видели. Ничего не моргало. Нас не касается. Ясно, нормальная?
Поделиться книгой: