Красное сафари на Желтого Льва

Запыленное созвездие не приближалось. Полет становился бессмысленным.

"Я так никогда не прекращусь", — посожалела женщина и, зажмурившись, попыталась закончить себя, и в себе — безумный видимый мир.

В зажмуренных глазах Космос стал внезапен и близок, и увиделись чужие дальние крылья. Опираясь на пустоту, белая Птица медленно уносила Яйцо.

"Вот как надо!" — поняла женщина.

Но так, как надо, уже не успела, сознание раздвоилось, и она родила над Городом мальчика.

8

Двое, чтобы поверить, что счастье — совместно, обняли друг друга. Замерев в неподвижном углу подоконника, они смотрели в бездонное небо, которое отражало столь же бездонно сияющий Город. Мужчина мечтал сказать девушке величественное, с чего стало бы сразу возможно объяснить любовь и семью.

Мужчина нашел:

— Мы отражаемся в мире.

И остался доволен — прозвучало величественно в достаточной степени.

Между верхом и низом уплывали в горизонт окна. В каждом ожидало счастья по два человека. Реклама, играя, множила миражи.

— Сейчас нас видит все Человечество, — продолжил мужчина. И, чтобы девушка не заскучала, вовремя добавил: — Как неоновы твои волосы!

Реклама остановилась напротив огненными нагими словами:

СЧАСТЬЕ СЧАСТЬЕ СЧАСТЬЕ

Через миг счастье рассыпалось в созвездия. Потом вспыхнуло новое:

ПЛАНЕТА — НАШЕ ОБЩЕЕ ЗДАНИЕ

Мужчина обрадовался знамению:

— Мир бесконечен, как Здание. И разумен, как Здание.

Девушка тоже хотела семью и если получится, то и любовь, и поэтому согласно кивнула вещам, столь очевидным. Она чуть отстранилась от лозунгов, обняв плечи оконным проемом.

Небо объявило:

ТРУД — МЕРА ВЕЩЕЙ

— Смотри, как прямо во все стороны и в угол комнаты легко входит угол стола, и на стул я тоже сажусь углом. Нам всегда удобно. — Он засмеялся словам в небе и девушке рядом. — Я тоже придумал, послушай: КАЖДОМУ ЧЕЛОВЕКУ КОМНАТУ, НО КАЖДОЙ КОМНАТЕ ДВА ЧЕЛОВЕКА. Как думаешь, там, наверху, примут? — Неуверенная улыбка в ответ продолжила в нем фантазию: — У нас появится дополнительный Призовой Выходной Для Двоих. И абонемент в Комнату Развлечений.

Двое помолчали, наблюдая небесные слова.

— Ты меня любишь? — спросила девушка. Мужчина обрадовался простому вопросу:

— А в углу поставим кульман. Я придумаю что-нибудь сверхчеловеческое, и мы уедем в Призовой Отпуск на Нижний Этаж.

— Кроватке в углу будет удобнее, — чтобы сообщить о главном, не согласилась девушка.

— Кровати, — поправил обещающий сверхчеловеческое.

Широкая кровать была бы кстати. Он даже согласен передвинуть будущий кульман в новое место. К окну, например.

— Кроватке, — мягко настояли рядом. — Мы положим туда своего Человечка.

Мужчина нахмурился. Он не предполагал Человечка. Лучше оставаться всегда одному вдвоем с женщиной. И с кульманом, если получится. От женщины возможно уйти. Третий рядом свяжет.

Но к нему прижались доверчиво, будто навсегда. Захотелось отстраниться, чтобы стало не так совместно, но девушка, украв от его тела ладонь, накрыла ею мягкое в своем животе.

Мужчина решил: пусть останется. Хотя бы сегодня. Нельзя всю правду про себя сказать сразу. Правильнее — постепенно. А мягкое тепло пусть ладонь не замечает. Он знает, что т_а_м — нет. Девушке кажется. Сегодня такой день, когда может казаться. Но мир обязательно изменяется в правду. Которая наступит завтра.

А сейчас она дышит им, как верой, и он чувствует, что жив не напрасно.

— Хочешь на Крыши? — предлагает он.

* * *

На Крышах шумят антенны. Скользит бледный туман. Стволы мерцают влажным металлом. Туман пахнет медленной тайной. Марево. Крыши испаряются в небо.

И она шагнула в туман, как в небо. Подставила руки под пыльный протуберанец. Протуберанец лизнул. Для человека позади — ее жест мучителен, от него хочется пить, много, и не из клейких пакетов. Внутри медленно разворачивается сосущая тревога.

Я люблю, падает внезапно сердце. Я боюсь.

Крыши — поэтому, утверждает в себя человек. Никто в Здании не хочет добровольно остаться один. И здесь пусто. Только влюбленные, а их всегда двое. Они здесь одни, но — временно, потому что друг для друга. Традиция Крыш сохраняется для каждых Двоих. Все в Здании знают — Антенны скрывают привидения. Но привидения не совершают зла над Двоими. Они мешают только тем из людей, которые живут не так. Навстречу Нетаким из теней проступает Что-то. Но это потому, что Нетакие живут в одиночку.

Нетаких — единицы, успокоил себя человек. И вечер не оставляет теней. И сомневаться неправильно. Он уже выходил на Крыши. Когда любил в первый раз. И приведений не было.

Да, но та женщина шагнула от человека в окно. Она оказалась Нетакой, хотя не встретила привидений.

* * *

Двое идут по лесу Антенн. Девушка перебирает попутные узкие прутья. Мужчина сзади тревожится, пытаясь понять, почему от подобных движений хочется плакать. Ниже, в Здании, от пальцев пробегают по телеэкранам помехи, но в волнах помех трагичного нет. Он это знает. Он — инженер, выращивающий Антенны. Уважаемая, хотя и распространенная профессия.

Узкие пальцы легко, невесомо прикасаются к железу. Инженер вычисляет их траектории, моменты касания, теплообмен металла и кожи — в чем же боль? Математику теснит острая тревога.

Завтра мир переменится, надеется он. Он перетерпит сегодняшние, сквозящие в душе Крыши.

Под устаревшей, но самой развесистой Антенной Двое сели на горячий, твердотекучий гудрон.

— Чего тебе хочется? — Он расправил возникшие плечи. Сегодня возможно все. Сейчас она попросит, чтобы он стал близко, и тревога уйдет.

Девушка молча смотрит в квадратные уровни единственного леса. Из вершин, исказив миражи, дохнул горячий ветер. Запах лесного пожара. Где-то — далеко — искрит замыкание. Следует спуститься в рубку. Но это не его работа. Пожар далеко. Пусть успеет кто-нибудь другой.

— Чего тебе хочется? — заторопился он.

На его голос отозвались:

— Тебе не кажется, что эти углы множатся сами собой?

Мужчина вздрогнул. Он думал, что девушка рядом любуется бликами реклам вдоль тумана. Или гадает по перевернутым миражами словам. Но у него спросили неожиданное, совсем не близкое к любви и семье.

— Ты веришь, что прямое приносит счастье? — Резонируя тревогой, она на чем-то настаивала. Инженер покровительственно повторил школьное:

— Прямое легко и логично.

Зародилось молчание. Он деликатно напомнил о предстоящем общем:

— Почему ты о ненужном?

— Я никогда не видела, как растет Здание.

Женщина всматривалась в Крышу. Мужчина вдруг осознал, что мир под ним подвергается сомнению. И постарался убедить:

— Но этого не знает никто.

— Оно растет само. Смотришь вверх, чтобы увидеть, что нового написано на небе, а над тобой увеличилось вдвое. Смотри — провалилось до самого скелета земли. А может, земли никогда не было и оно стоит само на себе?

— Ну, это ересь, — пожал плечами в человеке инженер. В ответ глянули незнакомо, и он поторопился пообещать: — Мы построим кульман, и я изобрету лучший в Здании Угол. И назову твоим именем.

Будущая жена не обрадовалась. Будущее сжалось под его ладонью. У мужчины в ответ что-то снова потеснилось в груди.

От вопросов простое вырождается в сложное, и это плохо, потому что сложности уводят в мир, где не бывает углов и потому нет начала координат и линий опоры. Если она права и Здание было всегда и растет, не имея опоры, то он, инженер, не посмеет подобное объяснить. Такой мир страшен, и потому его нет.

Все просто: девушки до семьи другие, чем потом. Чтобы мужчина не ушел далеко — боятся чего-нибудь. Он услышал шорох в душе — тревогу сменила внезапная радость. Глупая, он же рядом, зачем бояться. Он инженер. Разберет, вычислит, отремонтирует в норму любое. А непонятное не стоит усилий.

Он погладил напряженное страхом плечо. Он любит и желает ей простоты. Он повторил терпеливо:

— Углы — это теплые стены. И горячая вода. И свет, когда захочется тебе или мне.

Он старше дважды и обязан объяснить все, во что верит.

Он объяснил:

— Угол — когда каждый близок каждому, и ты всегда не один, потому что за спиной через стену тоже спина, а когда хочешь лицо, можно оставить на плите закипающий кофе, шагнуть в соседний угол сквозь стену, где живут такие же, как ты, и потому там родное не меньше. И ты вернешься к плите раньше, чем кофе от тебя убежит.

Он обещал:

— У нас будет восемью восемь своих углов. Кульман, и кофе, и соседи за стенами. — Он вспомнил теплое под ладонью — в память руки толкнулось живое. — И Человечек, если ты захочешь.

Женщина развернула к нему ждущее лицо.

Значит, он говорит правильно, обрадовался он.

Но лицо смотрело словно из-за стены. Словно в кровати, отвернувшись от собственной женщины, он толкнулся взглядом в ту, которая за обоями. Которая не его, но смотрит от мужа прочь и потому видит другого.

И вдруг показалось, что объяснил страшную неправду за истину, и женщина — настоящая, рядом, — поверила. И это хуже всего.

Мужчина понял, что болен любовью больше, чем нужно для счастья, и отвернулся в сторону, взамен обняв крепче.

— Правда, что в Крышах живут привидения? — спросила она, ища в нем мучительно близким лицом.

Когда она так, в нем снова хорошо. Он больше не может смотреть в глубину себя. Зато может уберечь пиджаком.

— Здесь чистый лес, — соврал он, стараясь не ощущать далекого запаха замыкания. — И бродят только сигналы телепрограмм. Здесь не случается ничего.

— Не случается… — повторила она эхом в близкую точку.

Он проводил ее взгляд до конца. Там с_и_д_е_л_о.

М_а_л_е_н_ь_к_о_е.

Маленькое увидело два взгляда сразу и заплакало навстречу, качаясь на узких ножках.

Кто из них Н_е_т_а_к_о_й?!

Он вскочил, чтобы уничтожить привидение кулаком и сохранить рядом норму, но женщина, протянув к привидению руку, произнесла странное:

— Кис-кис…

— Не смей! — крикнул в мужчине ужас.

Но Кис-Кис, обрекая одного из Двоих, шагнуло ей прямо в пальцы и зашумело. Тихонько, как маленький приборчик. Женщина спрятала его под одежду, и мужчина видел, что Кис-Кис проползло сквозь слишком просторный лифчик к животу и там свернулось в тоненько тарахтящую кучку.

Осторожно придерживая свернувшееся у живота, она позвала:

— Пойдем? Ему тепло. И он будто внутри.