Останься в Вейзене

Анастасия Зарецкая

Останься в Вейзене

Пролог

Пожалуйста, остановись!

Хочется зажмуриться и закричать. Лишь чтобы не видеть безобразие, которое творится вокруг. Бесстрашные солнечные лучи бьют прямо в глаза, выжигая сетчатку. Вдоль дорог бегут ручьи — словить бы ветер и запустить клетчатый кораблик, что устремится с автомобилями наперегонки, да только тетради превратились в пепел несколько лет назад.

Зарождаясь на крыше, капель настукивает об бетон фортепианные партии, и каждая нота попадает в сердце острой стрелой.

Я раньше любила весну. Ждала её, начиная с самого первого дня декабря.

Теперь не люблю. Будь моя воля — умчалась бы на далекий север, где настоящая весна не наступает никогда. Да только, боюсь, там я буду ещё более бесполезной.

Пожалуйста, остановись!

Я не могу поспеть за тобой. Бегу, что есть сил, но все равно остаюсь на месте. Дыхание сбилось, мышцы горят — я вот-вот потеряю всякий тонус и упаду безвольной куклой.

Я не могу смотреть на улыбки — они опаляют меня не хуже солнца. Не могу смотреть на воробьев, которые резвятся в новоиспеченной луже. В детстве мечтала о крыльях — чтобы успеть посетить как можно больше мест, заглянуть в каждый уголок нашего огромного мира. Теперь тоже не откажусь, с радостью спрячусь под ними, как летучая мышь.

Пожалуйста, остановись!

Почему все куда-то спешат? Я уже не надеюсь успеть. Точно знаю, что не успею. Жизнь доказывала это неоднократно: манила аппетитным кусочком сыра, отсутствием хищных котов и злобных людей. А затем ловила меня за хвост за мгновение до того, как я успею смыться.

Прекратился писк. Погас зеленый свет.

Пожалуйста…

Нет. Запущенный процесс невозможно прекратить, пока он не достигнет некоторой точки — состояния равновесия.

Можно не пытаться. Но я зачем-то попробовала, за что и поплатилась.

Вдруг стала всем — тело будто уменьшили в сотню раз, пытаясь уместить в стаканчик из-под кофе. Но уже в следующее мгновение разлетелась на множество невесомых частиц.

Глава 1

О магии и фиалках

Давно не чувствовала такую легкость. Что только не пробовала: йогу, медитации, безуглеводную диету, ложиться раньше десяти и перед сном втирать в виски лавандовое масло — всё равно на следующее утро вставала разбитой.

Зато сейчас так легко, что хочется смеяться. И совсем не хочется открывать глаза — родные стены должны лечить, но меня только вгоняют в апатию.

Так, постойте… Это точно не лаванда. Скорее, апельсин и скошенная трава. Нечто такое… августовское, слишком красочное и даже слегка приторное. Не припомню, чтобы я покупала новое эфирное масло. В целом плохо помню, как прошёл мой вчерашний день. Обычно утреннюю меня это не смущает: прошлый день забывается, поскольку мало чем отличается от позапрошлого. Но сегодня что-то явно пошло не по плану.

И подушка странная. Слишком мягкая: кажется, будто голова утонула в ней почти полностью — наружу торчит только кончик носа. А мне уже далеко не пятнадцать лет, чтобы ночевать у подружек на незнакомых подушках.

Пора.

Теплый желтый свет. Осторожно заглядывает из-за двери, будто решает, готова ты к откровениям или пока не особо. Он слегка подсветил контуры комнаты: громоздкий комод с треугольными ручками, абажур лампочки, с которого свисают громоздкие лохматые кисточки. На стенах картины в винтажных рамах, но что именно изображено — не разглядеть.

Не припомню, чтобы вчера я ходила в музей. По крайней мере, укладываться спать я бы в нем точно не стала.

Я присела, и кровать тихонько скрипнула. Красивое постельное белье — в местном полумраке кроваво-красное, как алтарь. А я почему-то не в кружевном ночном платьице, а в своей самой обычной одежде. Не самой презентабельной… На джинсах — две рваные дырки, одна от производителя, другая от самой себя, это я так упала прошлым летом…

И долго мне тут находиться? Явно же я не сама здесь оказалась. Если бы я притащилась сюда в беспамятстве, то наверняка оставила бы её открытой нараспашку. А тот факт, что меня никто здесь не запер, внушает нечто вроде надежды. В любой момент могу уйти, значит, не так уж и страшно…

В школах и университетах нас учат множеству интересных вещей, но вот полезного в них мало. Что делать в таких ситуациях? Кто бы знал… Инстинкт самосохранения просит оставаться на месте и не привлекать к себе лишнего внимания. Зато исследовательский прямо-таки подталкивает к двери: одним глазом бы посмотреть, что там творится…

А где телефон? Карманы пусты, как будто я только что сняла джинсы с сушилки.

Мне перестаёт все это нравиться.

И в голове внезапная мысль: ведь опять не успею… Да что же такое произошло вчерашним днём? Проблемы с памятью становятся критическими. Надо записаться к врачу. Только сначала выберусь отсюда.

А на полу — прекрасный ковер, раз в тысячу мягче подушки. Ноги утопают, будто идёшь по болоту. Кстати, а почему я в одних носках?..

Снаружи коридор, как в дорогих отелях: идеально гладкие бежевые стены, ночнички, разглядывающие потолок, и два ряда одинаковых дверей. Только номера номеров отсутствуют. Это что же? Я умудрилась кого-то подцепить, и мы настолько друг другу понравились, что решили снять номер (явно не самый простецкий)? Я обычно только всевозможные простуды цепляю.

И куда он делся, этот загадочный господин?..

Если есть номера, должен быть и ресепшен. Ничего со мной не случится, если я спущусь вниз. В приличных местах повсюду навешаны камеры. По крайней мере, поинтересуюсь, который час. И где мы вообще располагаемся.

Тихо-то как… Может, я раньше времени проснулась?

Коридор внезапно закончился. Я надеялась столкнуться с лестницей или хотя бы очередной дверной галереей. А столкнулась с женщиной, которая шла в мою сторону.

Интересные здесь посетители. Или работники. Тогда тем более интересные. Моя старшая сестра когда-то увлекалась косплеем и на сходки с коллегами по увлечению примерно так же одевалась. На женщине было платье в пол — зеленый бархат, юбка-колокол, зато воротник стоячий и углы у него заостренные. А из-под юбки выглядывают загнутые вверх носы черных туфель. В кудрях русых волос у неё нить из мелких сверкающих камешков, на тонких губах — бежевая перламутровая помада, а в глазах, судя по всему, линзы, иначе они не были бы такими кошачьими зелеными. То ли из-за них, то ли из-за чего-то ещё лицо её кажется непривычным, неместным.

Она замерла. И уставилась мне прямо в лицо. Пробирающий взгляд…

— Здравствуйте! Подскажите, пожалуйста, где мы?

Она явно меня услышала, но ничего не может сказать в ответ. Может, не понимает? Была бы неразговорчивой, могла бы просто кивнуть…

Ещё одна нехорошая мысль. Видимо, мы и впрямь говорим на разных языках?

— Hello! Tell me please where we are. — Тишина. — Bitte sagen Sie mir wo sind wir? — Тишина… — Bonjour! Pourriez-vous dire où nous sommes?

Когда я училась в школе, языки легко мне давались. Вот и учила все, до каких могла дотянуться. А жили мы в небольшом городке, и спектр образовательных услуг там был небольшим… Зато каждая из трех моих преподавательниц радовалась, что теперь-то я смогу помочь иностранцу, если он вдруг спросит у меня дорогу.

Поможет ли иностранка мне? Может, она итальянка? Всегда мечтала поизучать итальянский, но так до него и не добралась.

— Я поняла с первого раза, — вдруг очнувшись, она ответила на чистом русском. — Вам не за чем было повторять одно и то же четырежды. Впрочем, пройдемте. Вы рано проснулись. Мы ожидали, что это случится на семь минут позже.

Как невежливо. Если она и в самом деле поняла, что я говорю во всех четырех случаях, могла бы ответить хотя бы на один вопрос. Впрочем, я не гордая, спрошу и в пятый:

— Где я?

— Вы в Вейзенской академии, точнее, в её гостевом корпусе, но я сомневаюсь, что сейчас вам это о чем-нибудь скажет. Пойдемте. — И она первая сдвинулась с места в том направлении, куда я и стремилась попасть. Так что я пошла за ней без лишних вопросов. Может, конечно, и зря.

— Что такое гостевой корпус, я могу догадаться, — заметила я.

— Вот и чудненько.

— Вы здесь работаете?

— Я здесь работаю.

Какая же она неразговорчивая, а мне сейчас очень хочется говорить — проверенное средство от тревожности. Хорошо, ещё одна попытка:

— Если честно, то я плохо помню вчерашний день и как здесь очутилась. Если вы не удивлены моему присутствию, вы, возможно, осведомлены об этом лучше меня. Не могли бы поделиться?

— Вспомните, не волнуйтесь. Вы отстаёте, — женщина обернулась и не самым ласковым взглядом посмотрела на меня. Из её глаз исчезла вся зелень — они теперь были цвета молочного шоколада. Неужели освещение поменялось так сильно?

— У меня нет обуви, а пол холодный, — призналась я. Морозец и в самом деле пытался укусить за пятки. Люди делятся на два лагеря: одни растягивают время, чтобы уменьшить интенсивность какой-нибудь неприятной штуки. А другие действуют быстро — неприятность ощущается сильнее, но и кончается быстро. Я отношусь к первым.

Моя спутница вздохнула. Замерла на несколько мгновений — как тогда, в самом начале нашей встречи — и пообещала:

— Обувь будет ждать вас за углом.

— Надеюсь, без топора за спиной…

Мы шли по однотипным коридорам, вдоль одинаковых дверей. Много же гостей остаются на ночевку в этой академии… Как моя провожатая её назвала? Слово ещё было такое немецкое…

И куда, интересно, мы должны прийти? Скоро ли остановка? Если честно, я уже начинаю уставать. Это в школьные годы я в одной руке держала сборник иностранных слов, а в другой — лыжные палки, у меня даже парочка медалей есть. Сейчас я совсем забросила спорт. Мой максимум — это встать с кровати и при этом не покачнуться, а удержать равновесие.

— Вот и они, — женщина качнула головой.

За углом и вправду стояла обувь, вот же шутница… Причем носы у туфелек точь-в-точь как у её собственных. Загнутый нос, плотно прилегающая основа и кокетливые шнурки, которыми нужно обхватить голень. Отлично впишутся в мой образ городской сумасшедшей.

Что удивительно, они оказались как раз: легли на ступню второй кожей, будто, пока я спала, кто-то сделал слепок моей ноги и применил всё своё мастерство, чтобы мне угодить. Надо будет узнать, в каком магазинчике такое продается. Финансов мне вряд ли хватит, но полюбоваться-то можно будет. Хотя бы одним глазком.

— Обувь вам и в самом деле пригодится, — вдруг смилостивилась моя спутница, — поскольку совсем скоро мы покинем гостевой корпус и попадем в более оживленную остановку. Главное, ни о чем не беспокойтесь. Осмелюсь предположить, прежде вы не сталкивались с чем-то подобным, но, я уверена, вы быстро привыкнете.

Почему-то некоторые услышанные слова и додуманные мысли бросают меня в жар. Чему я должна удивиться? И к чему — привыкать?

* * *

Мы остановились напротив широкой деревянной двери с резным геометрическим орнаментом. От неё приятно пахло маслом и только что потушенной свечой. И мне вдруг стало страшно. Откуда-то возникло осознание: там, за этой дверью, приятного куда меньше, чем в ней самой.

Моя спутница потянулась к дверной ручке: их здесь было две, наклоненных друг к другу, их украшала потрепанная временем позолота.

— Вы вернёте мне мой телефон? — спросила прямо.

Она обернулась ко мне — вновь зелень! И замерла. Зависла. Длилось это секунд семь, я уже начала нервничать. А потом женщина ответила, как ни в чем не бывало:

— Я не понимаю, о чем вы говорите. И… — На её губах появилась улыбка — слабенькая, но все-таки это была первая улыбка за нашу встречу. — Я заведую этим местом. Меня зовут Феранта Клиншток.

Хорошие двери. С прекрасным шумоподавлением. На нашей стороне царит тишина — самое то, чтобы выспаться. А на той, куда меня так яростно тянут — шум и гам. Множество голосов и множество лиц. Тысячи предметов и сотни огней. Где я очутилась? Куда же меня занесло?..

Мы оказались на втором этаже. В обе стороны от нас идет проход метра три шириной. И левое, и правое ответвление по внешей стороне подпирают сравнительно невысокие стены, а стену подпирают полки, заставленные книгами. Книги явно дорогие, в кожаных обложках, и явно используемые, судя по всеобщей легкой подкошенности. Между книгами иногда стоит статуэтка: что-то вроде садовых фигурок, раскрашенных без особой прилежности. Больше всего почему-то лягушек: один глаз на нас, другой наверх, а из пасти торчит набекрень кокетливый розовой язычок.

— Обмениваются прочитанным, — пояснила моя загадочная спутница, которую, как недавно выяснилось, зовут Ферантой. К имени у меня, конечно, есть отдельные вопросы…

— Почему именно лягушки? — спросила я.

— Говорят, они приносят богатство.

Напротив двери, в дальней стене, окно. И вот что могу сказать: проснулась я вовремя, поскольку по ту сторону уже вовсю шпарит солнце. Эх, весна, весна… А ведь как чудно было всего пару месяцев назад: открываешь глаза, а за окном — беспроглядная темнота; уходишь по ней и возвращаешься сквозь неё же, пробираясь на ощупь. Всё недостатки и обиды прячутся в тени, и мир кажется не таким уж плохим. А теперь, пожалуйста, пришёл свет и тычет во всякое неприятное носом в попытке научить тебя хорошим манерам.

— Отсюда открывается скромный вид, — заметила Феранта, — не тот, что я бы хотела показать вам. Обождите.

Внутреннюю сторону проходов ограждают перила на извитых ножках. Гладкие и блестящие, как бильярдные шары. А прямо перед нами лестница, она упорно идёт метров на семь вниз, а внизу — та самая жизнь. Такие разные, но такие похожие люди, на каждом — черная мантия, что оставляет открытыми лишь кисти рук и ноги ниже колена (если брать в среднем, не учитывая разницу в росте). Я такие надевала на выпускные — сначала как бакалавр, а после как магистр.

— Люблю отсюда смотреть, — поделилась Феранта. — Всё кажутся такими трудяжками, как… Муравейник? В хорошем плане. Когда всё гармонично и слажено и каждый на своем месте. Вы, конечно, совсем скоро убедитесь, что действительность не такая радужная, как мои слова. Но первое впечатление — оно ведь тоже важно?

Неудобные каблуки. Точно не для того чтобы спускаться по лестнице. И не для той, что в последний раз надевала туфли года три назад. Я сосредоточила всё внимание на ногах, чтобы случайно не грохнуться. Ведь люди все ближе, и некоторые из них уже поглядывают в нашу сторону…

А Феранта говорит, как ни в чем не бывало. С одной стороны, хорошо, что она перестала молчать, а с другой — я не очень-то улавливаю смысл некоторых её высказываний. Одна из самых дискомфортных вещей в диалоге — это когда безуспешно пытаешься ухватить его нить, ведь ещё несколько мгновений, и настанет твоя очередь говорить…

— Это забавно. Сверху можно видеть всех, наблюдать за всеми, но самому при этом оставаться незамеченным. Вы часто смотрите наверх?

— Я нечасто смотрю наверх, — согласилась я. — Но нас сейчас, кажется, все-таки замечают.

— Это неудивительно, — Феранта кивнула. — Вы не в форме — а я строго отношусь к тем, кто не соблюдает регламент заведения. — Вторая улыбка. — И вы идете со мной. Не бойтесь внимания — само по себе оно не приносит вреда.

Я боюсь внимания. Любого внимания к своей скромной персоне, даже если меня от скуки рассматривает пассажир с противоположного сидения автобуса. Внимания всех этих костюмированных людей я тем более боюсь.

— Как я здесь оказалась? — спросила я.

— Вы сами согласились, — ответила Феранта, не глядя на меня.

— Я не могла согласиться.

— Вы согласились, хотя, есть быть честными до предела, то вы были в слегка измененном состоянии, когда давали согласие.

Напилась? Это многое бы объяснило. Однако напиваться в одиночестве я не умею — обязательно нужна компания. А я точно не планировала на вчерашний день никаких встреч.

Я не успела ничего уточнить. Мы попали в людской вихрь. Оказались в самом эпицентре урагана.

Это место и в самом деле напоминало высшее учебное заведение. В моем университете был похожий коридор: по левую сторону большие лекционные аудитории, по правую — аудитории поменьше. Возле каждой толпится своя горстка молодых людей от восемнадцати и до двадцати двух лет, и по воодушевлению на их лицах я понимаю, что обсуждают они изучаемые предметы.

Вот только мой университет никто не стилизовал. А здесь явно ещё не отошли от Хэллоуина. Сейчас, наверное, ещё немного погуляем, а потом откуда ни возьмись выскочат оператор с режиссером. У одного — камера под двадцать килограмм, у другого — хлопушка. И мы начнём снимать кино.

Пол исчерчен прямыми и дугообразными линиями, которые, пересекаясь друг с другом, образуют неповторимые узоры. Сам пол мраморный, а образуемые пересечениями пространства выложены из сверкающего бирюзового камня. Боюсь представить, сколько стоило такое удовольствие. Двери, ведущие в аудитории, по обе стороны огорожены колоннами, и на каждую из колонн будто надета люстра: несколько рядом огней, начиная с самого верха. Вдоль коридора расставлены мощные деревянные столики на трёх ногах, будто здесь ещё и музей оставил свой след. На одном возлежит талмуд, раскрытый на какой-нибудь наверняка важной страничке, а на другом стоит бюст солидного мужчины с бородой. Не признала, кого именно.

Я задержалась взглядом на девушке с копной рыжих волос и перстнем на указательном пальце — зеленый камень так и поблескивает под всеми этими светлячками… На мгновение мне показалось, что в районе её ладони блеснуло кое-что кроме: фиолетовое пламя, краткая вспышка чего-то выбивающегося из ряда вон. Я повернулась к Феранте, готовая задавать вопросы… Но, конечно, ей было не до того.

— Здравствуйте. Доброе утро. Здравствуйте. Благодарю. И вам насыщенного дня. Вы работаете над той ошибкой, на которую я вам указала? Доброе утро. Здравствуйте. — Голова — что лодка, которая неспешно покачивается на волнах, то взмывает вверх, то опускается. — Не опаздывайте на занятия, они вот-вот начнутся.

Через одного, студенты косились на меня, но напрямую никто не посмел обратиться.