Ведьмина дочь. Руны судьбы (СИ)

— Всё, с управой договорился, и денег даже не взяли, только придётся устроить маленькое представление для семейства градоначальника. Майни, возьмёшь девочек и завтра вечером, после выступления, покажете детишкам пару сценок и танец с лентами. — Ронияк просто светился от счастья. Ещё бы, вся прибыль от выступления пойдёт в "казну". Многие градоправители требовали от пятнадцати до сорока процентов от вырученных монет. Мало кто откажется от дармовых денег, да ещё и народ к себе попутно расположит, позволив бродячим артистам потешить горожан.

— Ну давайте ужинать и спать, завтра тяжёлый день, — засуетилась Зария, накладывая мужу горячей каши.

День действительно предстоял сложный, особенно для меня. И начался он тоже со сложностей, благо не моих. Ширан заболел, его рвало чёрным, и глаза помутнели.

— Ты что, гарью его накормила? — прошипела злющая Зария, хватая втянувшую голову в плечи Майни за рукав. — Старая дура! И что теперь с ним делать? — разорялась цыганка.

Я проснулась от криков, и вышла из вагончика как раз к тому моменту, когда Зария замахнулась, чтобы отвесить пожилой женщине затрещину.

— Не смей! — крикнула, сбегая по ступенькам. Подбежала и загородила дрожащую Майни собой: — Ты забываешься, Зария. Ронияк не рабовладелец, а ты не жена императора. Имей уважение к возрасту тётушки Майни, она тебе в матери годится.

— Я же только светлое собрала, горелое за клеткой закопала, — лепетала Майни, утирая слёзы.

Я метнулась за клетку, так и есть! Этот негодник разрыл схрон с горелой кашей, и нажрался горелок вместе с землёй!

— Майни не виновата, сколько раз уже говорили о том, что Ширана нужно выгуливать, давать точить когти и копаться в земле. А на ночь надо было в дорожную клетку перевести. От того, что зверь поспит на земле, он не нагуляется, — отрезала я, обняла тётушку за плечи и увела подальше, оставив оторопевшую от моей отповеди Зарию.

Ронияк жутко разозлился, когда узнал о случившемся, но он хотя бы не срывал зло на Майни. Только отчитал за испорченную крупу. Ширана попытались отпоить отваром, но он никого не подпускал и отказывался пить. И я решилась войти в клетку. Зверь рычал и шипел, но не бросался. Напротив, жался к задней стенке клети и трясся, будто боится меня. Шепча ласковые слова и уговаривая, я медленно опустилась на колени и протянула руку к коту. Он зашипел ещё громче и попытался ударить лапой по моей руке.

— Прекрати! — прикрикнула я.

Зверь заскулил, лёг и прикрыл морду лапой.

Дикие коты не такие крупные, как большинство их собратьев, не больше средней собаки, но они прирождённые охотники, и знают, как мгновенно обездвижить жертву в два раза крупнее себя. И я решилась подойти к больному, взбесившемуся Ширану только потому, что была уверена — зверь меня не тронет, не посмеет. Откуда пришла эта уверенность, я и сама не поняла, но точно знала — не нападёт.

Кот тяжело часто дышал и боязливо косил на меня жёлтые глаза. Я положила руки на его вздувшийся как барабан живот, закрыла глаза и представила, как желудок животного очищается, как ему становится лучше, а из глаз уходит болезненная мутность. В животе будто появился большой, тяжёлый камень, я застонала и упала на бок, свернувшись калачиком. Ширан заскулил, подполз ко мне и лизнул в щёку.

— Всё будет хорошо, малыш, — прошептала одними губами, погружаясь в спасительное беспамятство.

Как меня обнаружили и вытаскивали из клетки, наблюдала, будто со стороны. Ширан рычал и не хотел меня отдавать, но Ронияк прикрикнул, положив руку на прикреплённый к поясу кнут, и зверь отступил. Потом меня отнесли в вагончик и Зария силой влила мне в рот горький отвар.

— Вот, пей. И только посмей мне выплюнуть, — бубнила цыганка, заставляя меня глотать гадкую жидкость. — Ишь какая умная стала, будет ещё указывать, как мне себя вести. Не доросла, соплячка.

Зария ещё долго ворчала на меня, пока отпаивала, потом придерживала за плечи, когда меня рвало чёрными комьями. Даже засыпая я слышала её недовольный голос.

Проснулась я в прекрасном настроении, и самочувствие было отличным. Повозка покачивалась и подпрыгивала на каменной мостовой, а вокруг шумел город.

Осознание того, шум какого именно города я слышу, мгновенно стёрло улыбку с лица. Я в Верне! Тело покрылось холодным потом, захотелось забиться в угол и накрыться одеялом с головой. Вдруг показалось, что я та самая пятнадцатилетняя девочка, истекающая кровью на грязной мостовой, рядом с дотлевающим пеплом родителей. В сознание ворвались возбуждённые крики толпы и запах гари. Ненавижу толпу! И я уже не та девочка, я Амируна — несравненная повелительница небес, лёгкая как пёрышко, и улыбающаяся толпе, стоя над пропастью.

Но сегодня мне предстоит встретиться лицом к лицу с теми, кто лишил меня всего. Мне предстоит улыбаться тем, кто убил маму и папу, и танцевать для тех, кто бил и забрасывал камнями меня. И я станцую над бездной, это будет мой главный танец. Это будет их последний танец…

Облачилась в сценический костюм, закуталась в большую цветастую шаль, прикрепила к лицу вуаль, оставляющую открытыми только глаза, и смело открыла дверь вагончика.

Поёжилась, осматривая площадь, ту площадь, на которой закончилась моя счастливая жизнь, и пошла искать мужчин, чтобы вместе решить, где лучше натягивать канат. Обычно это делали в центре предоставленной балагану площадки, потому, что мой номер считался самым зрелищным, но сегодня центр балагана означал и центр площади, а это то самое место, где четыре года назад пылал костёр, унёсший жизни моих родителей.

Но, как оказалось, я потратила слишком много времени на одежду и грим, опоры уже установили, осталось только канат натянуть. Сегодня я буду танцевать над пылающим огнём, там, где несколько лет назад в огне погибли самые близкие мне люди. У судьбы жестокое чувство юмора, и шутки её черны, как уголь.

Но я перенесу это, ради того, что задумала, я перенесу всё. Теперь нужно найти Зарию. Завидев меня цыганка попыталась скрыться за вагончиками, но я её уже заметила и быстро догнала.

— Зария! — окликнула, следуя за женщиной по пятам. — Зария, стой! Нам нужно поговорить.

— Мне это не нужно, — пробурчала цыганка.

Но я не собиралась отступать и нагнала её возле уже установленного шатра.

— Я сказала, стой, — приказала, хватая женщину за плечо.

Зария замерла, только спина мелко подрагивала.

— Ты меня боишься? — спросила, поворачивая её лицом к себе.

Цыганка не ответила.

— Отвечай! — начала терять терпение и прикрикнула я.

Зария застонала сквозь зубы, злобно глянула на меня, но ответила:

— Я не доверяю тебе.

— Что ж, ты права, — пришлось признать. — Но сейчас это неважно. Я готова принять то, что может дать мне гримория. Готова именно здесь и сейчас. Ты достанешь книгу оттуда, куда её спрятала, и отдашь мне, сразу же после моего выступления. Ты поняла, Зария?

— Поняла, — почти прорычала цыганка. — Что ты со мной делаешь?

— Всего лишь помогаю принять верное решение, — улыбнулась я. — Ты принесёшь книгу прямо к канату, и будешь ждать внизу окончания выступления. Иди.

Возможно, я неправа, возможно, поступаю плохо по отношению к своим друзьям, возможно, всё что задумала — ошибка, возможно… Но я не отступлю, потому что дышала последние годы ради этого дня, ради шанса отомстить. И даже если я не справлюсь и превращусь в того монстра, которого показала гримория, я готова пойти на это во имя отмщения. Ведь, покарав убийц родных, я потеряю смысл существования, а потому, совершенно неважно, что будет со мной после этого. Я умерла на этой площади ещё тогда, глядя, как родителей пожирает безжалостное пламя.

До начала представления я просидела в своём вагончике, стараясь отрешиться от шума и ни о чём не думать. Да, я боялась, что передумаю, что малодушно отступлю в самом конце длинного пути. Но я не могла позволить себе такую роскошь, как сомнения и жалость. Мама никогда не отступала, даже перед лицом смерти она не склонилась перед толпой, и я не склонюсь. Это они падут к моим ногам, моля о пощаде, но я не пощажу… никого. Пусть в душе пусто и черно, пусть потом будет больно, сейчас больнее.

Ронияк договорился с градоправителем, чтобы он разослал зазывал ещё сутра, так что, поглазеть на выступление бродячих артистов собрался почти весь город, от малышей до стариков, от бедняков до самых знатных горожан. И все они познают силу моей ненависти.

В дверь вагончика постучали.

— Амируна, скоро твой выход. Ты готова? — спросила Ирса, заглядывая в вагончик. — Сейчас мы станцуем, а потом твоя очередь.

— Всё хорошо, я ни за что не пропущу ваш с Ямзой танец, — улыбнулась девушке и добавила: — Беги, а то пропустишь свой выход. Я следом.

Ирса убежала, а я скинула с плеч платок, поправила причёску, хотя какой в этом смысл, всё равно во время выступления ветер волосы растреплет, сделала глубокий вдох и вышла. Благодаря вуали не было необходимости заставлять себя улыбаться, а взгляд я опустила к земле, чтобы не выдать своих чувств ко всем этим зевакам. Ирса и Ямза танцевали под ритмичную музыку и их новый номер имел огромный успех. Я досмотрела их танец до середины и пошла к канату. Скоро я станцую свой танец, танец над бездной, последний танец для жителей этого города.

Когда я взобралась на тумбу, и Ронияк громогласно объявил мой номер, у разожжённого под канатом костра появилась хмурая Зария. Цыганка куталась в платок и прижимала к груди гриморию.

Я взглянула в её глаза и моя решимость на мгновение поколебалась, но только на мгновение. Ничто меня не остановит. Но во взгляде Зарии было столько сожаления, что мне стало холодно, невзирая на поднимающийся от костра жар.

Отмахнулась от сомнений и шагнула на канат.

Толпа взревела, но вот я делаю первый плавный переход, и над площадью воцаряется тишина. Обычная реакция на моё выступление. А я отдалась танцу, находя в нём успокоение и покой. Я танцевала над пропастью, и во время танца даже почти не чувствовала ненависти к толпе.

Зария по-прежнему стояла вблизи костра, лицо её покраснело и вспотело от жара, но она продолжала неотрывно смотреть на меня… с жалостью и разочарованием. И пусть! Сейчас я свободна и счастлива. Я заслужила эти мгновения счастья перед своим последним выступлением. Сейчас я танцую для себя, но следующий мой "танец" будет цвета крови, а вместо музыки сопровождать его будут крики боли и ужаса.

Последний элемент — сосредоточилась, оттолкнулась от каната и взмыла вверх. Кувырок в полёте, руки крепко ухватились за канат. Баланс, главное не отвлекаться и следить за балансом. Нога плавно опускается, касаясь каната. Толпа охнула и снова замерла. Я закрыла глаза, наслаждаясь тишиной. Казалось, что сейчас весь мир растворится, и я воспарю, взлечу над всеми этими людишками, отвергая как их, так и то, что уготовила им. Будто шелест ветра, тихий шёпот "Смотрите, она светится". А потом громкий, взрывающий мой маленький волшебный мирок крик "Ведьма! Она ведьма". Я вздрогнула всем телом от этого крика. Руки ослабли, центр тяжести сместился, и я полетела, но не ввысь… я падала вниз, на острия клинков, в объятия пламени…

Пламя жадно приняло меня в свои объятия, раскалённые клинки с шипением пронзили тело. Одновременно с болью в сознание ворвались крики ужаса, да, я всё же заставила толпу ужаснуться. Как надгробный камень на грудь упала и раскрылась, брошенная Зарией, гримория. Из последних сил подняла руку и положила ладонь на книгу.

Кажется, я умерла, но за мгновение до того, как моё тело поглотил огонь, а сознание затопила чернота, я почувствовала сильный толчок в грудь. Удар исходил из гримории…

Глава 4

Здесь было очень много людей в странной одежде, но не это ввергло меня в ступор. По дороге на большой скорости сновали низкие крытые железные повозки разных форм и цветов. Среди них были как маленькие, так и огромные, в три человеческих роста. И все они громко шумели и исторгали вонючий дым. Где-то в отдалении слышался режущий по ушам вой, кто-то кричал. Несколько человек разговаривали сами с собой, и все куда-то спешили. Может быть, у них что-то случилось? Война или мор могли посеять такую панику.

Я обернулась, но моя спасительница (хотя я уже не была уверенна, что она спасла меня, бросив в этом кошмаре) уже затерялась в толпе. Она сказала мне уйти отсюда подальше, и я пошла вдоль высоких башен и домов. Стоило только остановиться, или просто замедлить шаг, как тут же окружающие начинали толкаться. А одна полная тётка даже накричала на меня. Я прижалась к стене, чтобы не сбили с ног, и провалилась в неё! Я упала на гладкий пол, а стена соединилась, как и в той маленькой коробке без окон и дверей.

— Девушка, вы не ушиблись? — ко мне подошёл и помог подняться пожилой мужчина в чёрной робе с какими-то значками на груди и плечах.

Я отрицательно мотнула головой и поспешила отойти от него.

А попала я в огромный, просто потрясающий своими размерами, зал. Здесь тоже было шумно, многолюдно и светло. А ещё здесь пахло едой. Запах исходил от приоткрытой стеклянной двери, за которой виднелись столы и тоже шумные люди в странной одежде. Наверное, это местная харчевня. И я пошла туда. Внутри запахи еды просто сводили с ума. Здесь было столько ароматов, что я совершенно растерялась.

Потом осмотрелась и увидела прилавок, за которым стояли две девушки и один парень в красных фартуках и шапочках. Какая-то женщина подала одной из девушек две цветастые бумажки, а взамен получила горсть монет и поднос с какими-то коробочками и баночками. Женщина прошла к одному из свободных столов, устроилась и принялась открывать коробочки, в которых оказалась еда! Я шагнула к прилавку, запоздало вспомнив, что у меня нет бумажек, которые они, судя по всему, использовали вместо монет. Мне улыбнулся парень:

— Добро пожаловать. Чего желаете?

Я запустила руку в вырез халата, оторвала от бюстье одну монету, положила её на прилавок и медленно проговорила, ломая язык в надежде, что меня поймут:

— Как у ёен, — и указала на предыдущую клиентку.

Парень уставился на меня, как на умалишённую. Потом поднял монету, внимательно рассмотрел, поковырял ногтём и заулыбался более искренне.

— Как пожелаете! — радостно заявил он.

Через пару минут я уже быстро поглощала куриные ножки, заедая их странным сооружением из булки и разных овощей. Посмотрела, как женщина пьёт свой напиток через трубку, вставленную прямо в крышку банки. Попробовала, и закашлялась. Напиток опять пузырился, как брага, но те, кто его пил, вроде оставались трезвыми, и я рискнула попробовать ещё раз. Вкус был необычным, но приятным. Быстро расправилась с едой и уже встала, чтобы уйти, как кто-то подхватил под руку и потащил в другую сторону от той двери, через которую я сюда попала. Там обнаружился ещё один выход из харчевни. Парень протащил меня по коридору, заставленному какими-то коробками, и вывел на улицу. Здесь было не так шумно и совсем безлюдно. В тупике небольшого переулка стояли большие ящики, от которых исходила жуткая вонь. Я сначала подумала, что это нужники, но какие-то они неказистые, а когда вслед за нами вышла какая-то женщина с шуршащим мешком и забросила его в один из ящиков, мне стало понятно, что это у них такая помойка.

— Иди-ка сюда. — проговорил парень.

Посмотрела куда-то вверх и подвёл меня под прикреплённый прямо к стене, в паре метров от двери, странный механизм с глазом, как у подзорной трубы.

— Никогда ещё так не хотелось узнать, что под халатиком у медсестрички, — заявил он, потянувшись к моей груди.

— Не смей! — прикрикнула я, отбивая его руку.

— Да больно ты мне надо, — отмахнулся парень. — И нечего обзываться. Ты мне лучше скажи, много у тебя таких вот монеток? — мне продемонстрировали монету, которой я расплатилась за еду.

— Она настоящая! — возмутилась я.

— Ты что, иностранка? Ты меня вообще понимаешь? — нахмурился парень.

Я кивнула.

— В общем так, если есть ещё такие штучки, — мне опять продемонстрировали монету, — могу свести с надёжным человеком, за процент от сделки, разумеется. Если будешь так глупо светиться с таким раритетом, музейные хорьки всё отберут на раз. А мой человек в обиде не оставит, хорошо заработаешь.

Я уставилась на парня, совершенно не понимая, о чём он вообще говорит.

— Ну так что, свести? — не унимался он.

Я беспомощно пожала плечами.

— Номер давай, — приказал парень, доставая из кармана плоскую коробочку.

Я опять пожала плечами.

— У тебя что, телефона нет? — очень удивился он.

Я только сокрушённо вздохнула.

— Ну тогда адрес? — уже не так воодушевлённо спросил он. — Ты где живёшь?

Я опустила голову и всхлипнула. Нигде я не живу, я даже не уверена, что вообще живу.

— Вот же засада! — по-видимому, выругался он. — Друзья, родственники есть? Ты что, из психушки сбежала что ли?

Я отрицательно помотала головой, не совсем понимая, чего от меня хотят, но у меня всё равно нет ничего, кроме меня самой, так что отрицание подойдёт в любом случае.

— От полиции скрываешься? — насторожился парень.

Я понятия не имела, кто такая Полиция, но всё равно отрицательно помотала головой, на всякий случай.

— Так, сейчас отведу тебя к себе. Я всё равно до осени один, а потом придумаем, что с тобой делать, — решил парень.

Я вздрогнула и попыталась отступить, но за спиной была стена.

— Ты чего? Не боись, солдат ребёнка не обидит, — засмеялся мой новый знакомый. — Меня, кстати, Димон зовут. А тебя?

— Амируна, — ответила я, забыв, что он услышит наоборот.

— Мудрёно слишком. Будешь Римма, так привычнее, — заявил Димон. — Пошли, предупрежу девчонок, что ухожу.

И меня опять потащили в харчевню. Там Димон попрощался с девушками, снял фартук и шапочку, и вывел меня через стеклянную дверь в большой зал.

— Ты бы сняла этот больничный камуфляж, а то внимание лишнее привлекаешь, — тихо проговорил Димон, ведя меня под руку через зал к выходу.

Я тут же стянула с головы шапочку, выпуская на свободу спутавшиеся, но не потерявшие блеск тёмно-рыжие пряди.

— Зачётная шевелюра, — присвистнул Димон, останавливаясь.

Но вот когда я попыталась снять халат, он почему-то быстро натянул его обратно на мои плечи и запахнул поплотнее, озираясь по сторонам при этом.

— Ты что, совсем с катушек съехала? — возмутился Димон. — Я бы, конечно, посмотрел, но тебя же арестуют за нарушение общественного порядка. Амазонка ты моя, без комплексов.

Я только пожала плечами, придерживая полы халата.