Ведьмина дочь. Руны судьбы (СИ)

Ладонь Вадомы пропала и я осталась совершенно одна.

Я барахталась в чёрной, безмолвной пустоте, среди абсолютного ничто, тщетно пытаясь найти выход. Здесь не было ни времени ни направления, только я и мои мысли. Зачем искать выход? Зачем? Что меня ждёт там, в жестоком шумном мире, где правят глупость и предрассудки? Там на плечи давит тяжёлый груз потери, а здесь тихо и спокойно, ничто не тревожит и ничего не нужно. Будет лучше, если я останусь здесь.

Какой-то отдалённый шорох отвлёк от вялотекущих мыслей. Шум нарастал, окружающая вязкая темень начала мелко подрагивать и мне стало очень страшно. А что, если по мою душу пришли обитатели Мэрибэна? Может я ошиблась и безмятежность этого места только затишье перед пришествием запертых здесь духов? Шум уже перерос в оглушающий гул, а чернильная темень начала вибрировать, отдаваясь болью во всём теле.

Нарастающее напряжение разлетелось осколками, когда, перекрывая гул, пространство разрезал громкий, протяжный крик — "Закэрдём". Меня куда-то потянуло, в глаза ударил яркий свет, и я потеряла сознание.

Глава 2

Голову сдавливало что-то тяжёлое, перетягивающее лоб, на глаза давило что-то холодное и, кажется, круглое. И не было возможности пошевелиться, потому, что меня спеленали, как младенца. Что происходит? Почему так онемело всё тело? И кто плачет? Совсем рядом слышны отчётливые всхлипы. А в носу щекочет от запаха погребальных трав. Кто-то умер? Неужели Вадома? Запах погребального сбора становился всё навязчивее, я не удержалась и громко чихнула. Почувствовала движение воздуха, приподнятая, видимо моим чихом, ткань на лице поднялась и опала. Это была невесомая мягкая ткань, потому я и не почувствовала сразу. Кто-то завизжал, что-то загремело, послышался топот. Саван! У меня на лице саван! Это я умерла, меня оплакивают! Но я же не умерла.

— Вадома, — позвала хриплым шёпотом, голос почему-то не слушался. — Вадома, ты здесь, мами?

Мне никто не ответил, помотала головой и с глаз слетели тяжёлые монеты, но через саван всё равно невозможно было что-либо рассмотреть. Только огоньки свечей выделялись среди белёсого фона.

— Кто-нибудь?! — подбородок затрясся, как в детстве, когда было очень страшно, из глаз побежали слёзы и даже утереть их не было возможности, саван плотно стягивал тело, не давая и шанса выбраться из кокона.

— Амируна? — Полный удивления вперемешку со страхом голос Зарии.

— Зария, миленькая, освободи меня! Я живая! За что вы так со мной? Где Вадома? Как она такое допустила? — я начала дёргаться и извиваться, пытаясь вырваться из посмертных пут.

— Тихо ты, шальная! Поранишься! — прикрикнула пришедшая в себя Зария, разматывая ткань.

Я не дождалась, пока Зария до конца снимет с меня саван и, как только освободились руки, села и сама начала судорожно срывать с себя белую тонкую ткань. Когда с саваном было покончено, сдёрнула с головы медный обруч упокоения, надеваемый на покойников, чтобы их мысли не тревожили живых, и осмотрелась. Мы находились в маленьком шатре, которые устанавливают для прощания с усопшими близкими. И я здесь была не одна, с кем приходили прощаться. В метре от меня, на дощатом возвышении лежало ещё одно тело, замотанное в саван. Вадома!

Попыталась встать, ноги не слушались, в результате свалилась со своего смертного одра и ползком добралась до соседнего, встала на колени и принялась остервенело разрывать ткань на лице мами.

— Амируна, прекрати. Она не вернётся. — Зария взяла меня за плечи попыталась оттащить от тела старой цыганки.

— Нет! Я вернулась и она вернётся! Ещё можно что-то сделать! Она не могла умереть, — прокричала сквозь слёзы, отпихивая руки Зарии.

Цыганка обхватила меня со спины, прижимая руки к телу, и оттащила от помоста.

— Принюхайся, она уже пахнет смертью! И пятна мёртвые по телу, — прикрикнула она, встряхивая меня. — Уже вторые сутки пошли, как вы перестали дышать.

Я обмякла, перестав сопротивляться, только вздрагивала от беззвучных рыданий и думала, думала, думала. Это я виновата… Если бы я не взяла книгу, ничего этого не случилось бы. Но как же так? Ведь перед тем, как потерять сознание, я слышала голос Вадомы. Это она вытолкнула меня из Мэрибэна и крикнула "Закройся". Это она меня вернула! А значит, она ещё там и её тоже можно вернуть!

— Дай мне гриморию! — сказала, высвободившись из рук Зарии.

— Нет! — твёрдо ответила цыганка. — Поздно, Амируна, она мертва. Вадома предупредила, что ты возможно вернёшься. Но только ты, а она не хотела возвращаться. Вадома устала, она была слишком стара… но упряма, чтобы отпустить тебя. После того, как вы отправили ило в Мэрибэн, ты не смогла выбраться, тело было живым, но душа осталась там. И Вадома пошла за тобой. Она пошла, не собираясь возвращаться. В тот момент, когда она перестала дышать, твоё тело тоже умерло, но мы ждали сутки. Сегодня утром пошёл запах и появились пятна, и мы начали готовить вас к погребению.

Я осмотрела себя и увидела в вырезе свободного погребального платья уродливые чёрные синяки на груди, на руках тоже начали проступать пятна. Силы окончательно покинули меня, и я просто повалилась на утоптанный земляной пол. Я умерла… Вадома умерла, моей милой мами больше нет, она отдала свою жизнь в обмен на мою. Да и жива ли я? Судя по тому, что происходит с моим телом — нет.

— Это пройдёт, всё пройдёт. Всё наладится, девочка, всё будет хорошо, — шептала Зария, сидя рядом со мной и гладя по голове, как маленькую испуганную девочку.

Зария набросила мне на плечи саван, укутала в него и вывела из шатра. Вся труппа толпилась в сторонке, опасливо поглядывая на ожившего мертвеца. Вадома уже давно заставила их проститься с суевериями, но такое сложно принять даже самому открытому для чудес человеку. Под настороженными взглядами, цыганка отвела меня в вагончик. Здесь всё осталось нетронутым. По традиции, вещи начнут раздавать только через тринадцать дней после смерти.

— Полежи, тебе нужно отдыхать, чтобы тело восстановилось. И не выходи пока, я с ними поговорю, — проговорила Зария и закрыла дверь вагончика.

Я медленно подошла к кровати Вадомы, упала перед ней на колени и, уткнувшись лицом в подушку мами, завыла в голос.

— Ты что творишь! — прошипела, ворвавшаяся в вагончик Зария. — Хочешь, чтобы тебя вместе с кибиткой спалили? Они же сейчас подумают, что ты мертвец бездушный, синяя вся, ещё и воешь!

Я хлопала полными слёз глазами и удивлённо смотрела на цыганку. И видела не Зарию, смуглую, черноволосую красавицу, а овальное пятно пульсирующего тумана. И чем сильнее злилась цыганка, тем быстрее пульсировал этот сгусток.

— Чего уставилась? Ополоумела от горя? — спросила Зария.

Я мотнула головой и видение исчезло.

— Постараюсь не шуметь, — прошептала, утирая слёзы.

— Уж постарайся. — И цыганка снова ушла, хлопнув дверью.

Вадому хоронили без меня. Ронияк запретил показываться на глаза остальным членам труппы, пока не восстановится тело.

— Посиди маленько здесь, отдохни. А как выздоровеешь, так и вернёшься к своим обязанностям. Вещи Вадомы мы делить не будем, пусть всё тебе остаётся. Одна пока будешь, а там посмотрим. Может и подселим кого. — Ронияк переминался с ноги на ногу и явно нервничал, глядя на меня. — Тебе это… еду-то надо носить?

— Роник! — прикрикнула Зария. — Это же Амируна. Та же самая девочка, которая всегда приносила тебе большой доход своим номером. Она живая! И конечно ей нужна еда. Иди уже отсюда, я сама о ней позабочусь.

И цыганка вытолкала не сопротивляющегося мужа из вагончика.

— Ты больше ешь и отдыхай. Утром на Верн выдвигаемся. И так три дня потеряли. Видишь, Ронияк сам не свой, переживает, что деньги уходят. А теперь ещё и гадалку новую искать, — тараторила Зария, выкладывая передо мной нехитрую снедь.

Плошка жареных грибов, ножка куропатки, тушёная с бобами, и яичная каша — всё было ещё горячим, и запах от еды исходил аппетитный, но Вадома готовила намного вкуснее.

Я поблагодарила цыганку и приступила к еде. Зария удостоверилась, что я ем, и вышла. Я тут же бросила ложку и метнулась к сундуку — гримории в нём не было.

Наверняка Зария забрала книгу и спрятала, чтобы я снова не сунула в неё нос. Но теперь я знаю, как работают ворота, и больше не совершу такой ошибки. В гримории может быть информация о последствиях путешествия за грань жизни. И мне просто необходимо узнать об этом как можно больше, теперь нет Вадомы и помочь мне некому. А я изменилась, что-то во мне стало другим. Странные видения, когда я смотрела на людей, отголоски фраз, которые люди не произносили, а иногда и обрывки событий, которые происходили только через несколько минут после того, как я их видела, были прямым тому доказательством. Зария вряд ли сможет мне помочь, она не шувани, она даже по руке гадает с трудом. Выход один, нужно достать гриморию.

Как только стемнело и становище затихло, я накинула на плечи чёрную шаль и крадучись вышла из вагончика, осторожно прикрыв за собой поскрипывающую дверь. В свою кибитку Зария вряд ли бы книгу принесла, Ронияк не позволил бы. А значит, нужно искать в грузовых повозках с инвентарём для выступлений. Грузовые повозки стояли в стороне от жилых, за клетками с животными. Ширан, увидев меня, заворчал и отвернулся, только глаза сверкнули в свете костра.

Я не боялась встретить кого-то из труппы, в ночь после погребения считалось плохим знаком разгуливать под лунным светом. Говорили, что под луной покойник может призвать к себе, забраться в тело живого, заперев его душу в своём мёртвом. Мне такое не грозило, даже если это и было бы правдой, а не суеверием. Моё тело сейчас вряд ли можно было назвать живым, учитывая то, что оно покрыто пятнами смерти.

В первой повозке я ничего не нашла, только руки оцарапала о мечи и кинжалы для жонглирования. Если бы они были настоящими, а не бутафорскими, вообще без пальцев осталась бы. Во второй повозке прокопалась намного дольше, но вот, в сундуке с цветными лентами и колокольчиками, рука наткнулась на что-то квадратное, завёрнутое в сукно. Пока доставала свёрток, подняла жуткий шум, растревожив колокольчики, но ради гримории стоило рискнуть. Прижала ценную ношу к груди, выбралась из повозки и только в последний момент успела спрятаться за неё, чтобы не столкнуться с тёмной фигурой.

— Амируна? Это ты? — спросила шёпотом Зария.

Я молча отступила дальше в тень.

— Ты ищешь её, да? Эту чёрную книгу? Надо было сжечь это порождение нечистого, — пробурчала Зария, залезая в повозку.

Когда зазвенели колокольчики я сорвалась с места и побежала к своему вагончику. Влетела в него, сунула книгу под короб с посудой, туда же отправила шаль, быстро разделась и легла. Пришедшая Зария увидела мирно спящую, бледную и измученную испытаниями девушку. Она постояла в дверях, прикрывая рукой чадящую лампу, и вышла. Я выдержала минут десять. Потом вскочила, вытащила из-под короба свёрток, отряхнула его от вездесущей дорожной пыли и развернула. В этот раз я знала намного больше и только руны засветились, тут же прикрыла их рукой и приказала "Закройся". Свечение постепенно спало, теперь можно задавать вопросы.

Положила похолодевшие от волнения ладони на гриморью, мысленно сформулировала вопрос и, глубоко вдохнув, открыла книгу. Страницу гримория должна сама указать. Сначала увидела только чистые пожелтевшие от времени, слегка светящиеся страницы. Но постепенно, по мере пристального всматривания в листы, на них начала проступать вязь светящихся, цепляющихся друг за друга, рун. Многие из них теперь были понятны, но связать отдельные значения в предложения никак не получалось. Почти каждый знак по отдельности был ясен и прост, но понять смысл их сочетания не удавалось. Закрыла глаза и не приказала, вернее попросила "Покажи". Перед глазами замелькали смазанные образы и силуэты. Но вот мелькание прекратилось и я увидела себя, с всклокоченными волосами, в грязном длинном платье, посреди усеянной мёртвыми и раненными людьми площади. Руки мои были в крови, она стекала и падала крупными каплями на изувеченное тельце ребёнка лет шести. "Пощади" — прохрипела молоденькая девушка, прижимая руки к большому животу. "Я тоже просила пощады" — ответила та, стоящая среди умирающих, я. Потом подняла руку и простёрла её над ожидающей ребёнка девушкой. Взрыв! В лицо брызнула кровь.

Я завизжала и отпрянула от гримории. В вагончик влетела Зария, схватила книгу, резко повернулась и наотмашь ударила меня по лицу.

— Не смей! — прошипела цыганка, и вышла, так хлопнув дверью, что она перекосилась, а вагончик покачнулся.

Я подняла руку и рефлекторно вытерла разбитую губу. Ранку защипало, кожу начало тянуть и подёргивать. Я зажгла свечу и подошла к маленькому овальному зеркалу, прикреплённому к стене над окном. И чуть не выронила свечу от удивления. Лопнувшая на губе кожа срасталась прямо на глазах. Не прошло и минуты, как ранка полностью затянулась, и даже следа не осталось, только размазанная по щеке кровь. Поднесла свечу ближе, осмотрела шею и грудь — пятна сошли полностью! Кожа приняла свежий, розовый оттенок, и даже синяков под глазами не было. Выходит, пока я смотрела страшное видение, гримория как-то исцелила меня. В эту ночь я не сомкнула глаз ни на минуту, но спать совершенно не хотелось, я чувствовала себя полной сил и готовой к выступлению.

Утром никто не принёс мне завтрак, но я и не хотела есть. Выходить пока не решилась. Осталась в вагончике, даже когда в него впрягали лошадь. Но править-то придётся мне, раньше это делала Вадома, так что когда услышала, как другие понукают своих коней, решилась выйти, но не смогла. Меня заперли снаружи! На козлы кто-то взобрался, мой вагончик тронулся, вклиниваясь в обоз других, таких же повозок. Вот уж не думала, что ставшая мне домом кибитка когда-нибудь превратится в тюрьму.

Остановились мы только на ночлег. Видимо, Ронияк действительно очень переживал из-за потерянного времени, и торопился. Пришла Зария, отперла дверь, придирчиво осмотрела меня и вынесла вердикт:

— Можно остальным показаться.

Я только кивнула.

— Книгу эту я перепрятала, теперь не найдёшь. Мне Вадома сказала, что тебя к ней тянуть будет, но отдавать раньше срока запретила. Она шувани, ей виднее. Ясно? — строго проговорила цыганка.

— А когда этот срок настанет? — спросила я, заплетая волосы в небрежную косу и накидывая платок на плечи.

— Когда настанет, тогда и узнаешь, — ушла от ответа Зария.

Сдаётся мне, она и сама этого не знает.

Глава 3

Вся труппа собралась у костра и наблюдала за репетирующими новый танец с кинжалами сестрёнками-близняшками. Кинжалы были не бутафорские, настоящие, купленные во время последнего торга. Ирса и Ямза, миниатюрные, гибкие и грациозные девушки скользили по поляне, перемежая плавные движения с резкими выпадами и поворотами. Создавалось впечатление, что они не касаются ногами земли, а парят над ней в вечной схватке противоположностей. Одна была одета в чёрный костюм, другая — в белый. Девчонки так виртуозно совмещали иллюзию боя с танцем, что невозможно было оторвать взгляд, и моего появления никто не заметил. Но тут, в костре затрещала сырая ветка, вскидывая сноп искр, рука одной танцовщицы дрогнула, полоснув кинжалом по запястью другой. Ирса вскрикнула, зажимая рану, сквозь её пальцы начала сочиться и сбегать на траву алая кровь. Ямза бросила кинжалы и кинулась к сестре, бормоча извинения. Похоже, порез был глубоким, во всяком случае крови было много.

— Вадома бы сейчас пошептала, бальзамом помазала, к утру только шрам бы и остался, — задумчиво проговорил Родин, наш плотник, оружейник и вообще мастер на все руки.

Он часто пользовался услугами целительницы, получая травмы во время работы.

Все загрустили.

— Дай я посмотрю, — шагнула я вперёд, выдавая своё присутствие.

Большинство собравшихся у костра вздрогнули и опасливо посмотрели на меня. Ирса бросила испуганный взгляд на Ронияка и, получив одобрение в виде скупого кивка, нерешительно протянула мне раненную руку. Я подошла и осторожно убрала её окровавленную, зажимающую порез ладонь, придерживая повреждённую руку. Над поляной воцарилась напряжённая тишина, все замерли в тревожном ожидании. Я действовала по наитию, сама не понимая, что делаю. Положила ладонь на порез, слегка надавила, не обращая внимания на судорожный вздох девушки, и закрыла глаза, сосредоточившись на пульсирующей ране.

Ирса вскрикнула и отдёрнула руку, разрывая контакт. Я распахнула глаза и пошатнулась, в ушах зашумело, а голова закружилась от накатившей слабости.

— Ничего нет! — воскликнула Ирса, неверяще глядя на своё запястье. — Смотрите, пореза нет! — она продемонстрировала испачканную в крови, но абсолютно здоровую руку. — И не болит совсем! Спасибо, Амируна!

Девушка бросилась меня обнимать, а я едва не упала. Подошла Зария, отстранила возбуждённую Ирсу и, поддерживая под руку, отвела меня к костру. Усадила на подушку и протянула кружку с исходящим паром ароматным травяным чаем.

— Выпей, силы быстрее восстановятся, — проговорила она, поправляя сползший с моих плеч платок.

Так меня приняли обратно в семью. По негласной договорённости все сделали вид, что я и не умирала. А мои новые способности, видимо, посчитали прощальным даром ушедшей Вадомы.

До Верна мы добрались после полудня следующего дня, разбили становище недалеко от города.

— Отрабатывайте программу, а я к градоначальнику, — распорядился Ронияк, седлая лошадь. — Эх, застоялись мы с тобой, Ветерок. Надо почаще практиковаться, — проворчал он, кряхтя забираясь в седло.

— Родин, натяни мне канат, — крикнула я распрягающему лошадей мужчине. — Хочу новое движение попробовать.

— Ты не выступаешь, — перебил Ронияк. — Не в этот раз, девочка.

— Нет! Только не сейчас, только не в этом городе! — твёрдо ответила, повернувшись к руководителю труппы. — Я буду выступать.

Ронияк вдруг вздрогнул, поёжился и, как-то затравленно оглядываясь, промямлил:

— Ну как хочешь.

Потом встряхнул головой, будто сбрасывая дурман, непонимающе осмотрелся, пожал плечами и, подстегнув Ветерка пятками, направился к городу, договариваться с градоправителем по поводу выступления.

Никто не обратил внимания на наше противостояние, но мне самой стало жутко от осознания, что, каким-то образом, я на мгновение взяла под контроль сознание Ронияка и заставила его поменять решение.

— Здесь пойдёт? — окликнул Родин, указывая на участок между двумя грузовыми повозками.

Я только кивнула, продолжая думать, в кого же я превращаюсь? А что, если та жуткая, кровавая сцена, которую мне показала гримория — это моё будущее, и я уже встала на путь к нему?

— Вот, пониже сделал, а то бледная ты какая-то, — отчитался добряк Родин.

Я поблагодарила и пошла переодеваться. С костюмом возникли проблемы. Старый оказался велик, за последние дни я похудела, а новый ещё не доделали. Пришлось бежать к близняшкам и просить их помочь с шитьём. Но зато новый наряд получился просто идеальным. Красное бюстье с блёстками, Ямза предложила пришить на него оставленное мне Вадомой монисто. Получилось тяжеловато, но очень красиво и мелодично. При движении начищенные монеты позвякивали и отбрасывали солнечные блики. Юбка же состояла из невесомых полупрозрачных оранжевых лент, которые, развеваясь на ветру, становились очень похожи на языки пламени. По поясу тоже шли позвякивающие монеты. И в этот раз я настояла на вуали, прикрывающей лицо. Вряд ли кто-то узнает в танцовщице из балагана сбежавшую четыре года назад ведьмину дочь, но рисковать всё же не стоит.

Покрутилась перед девочками в новом костюме, поблагодарила за помощь и пошла к канату. Для тренировок канат натягивали всего в метре над землёй. А на выступлении будет высота в четыре метра, огонь и, смотрящие остриями в небо, клинки. Сейчас же ни опасности ни азарта от игры со смертью. Но я стояла перед канатом и не могла заставить себя начать тренировку. Руки дрожали, а в животе собрался колючий комок холодного страха. Впервые за последний год я просто не могла побороть инстинктивный страх. Положила руку на канат, закрыла глаза, стараясь отрешиться от окружающего шума и ощутить пальцами каждую нить в тугом переплетении, задержала дыхание и закинула ногу на арену для своего танца.

— Не слишком ли ты торопишься?

Вздрогнула от неожиданного вопроса, распахнула глаза и обернулась.

Зария стояла, прислонившись спиной к повозке, и внимательно меня рассматривала. Сначала её глаза пробежались по костюму, одобрительная улыбка стала свидетельством того, что и ей новый наряд нравится, потом взгляд поднялся к лицу, и цыганка долго смотрела мне в глаза, будто ища в них ответ на какой-то вопрос. Я отвела взгляд первой, стало неприятно и даже стыдно, словно Зария застала меня за каким-то недостойным занятием. Признаться и себе и окружающим, что боюсь… Не думала, что это будет так тяжело.

— Ты ведь из этих мест? Помнится, Вадома тебя где-то поблизости нашла, — задумчиво проговорила цыганка.

Я поёжилась, но ответила:

— Нет, она меня подобрала у северной дороги, а мы сейчас на восточном тракте.

— Тяжело, наверное, возвращаться, — продолжила пытаться разговорить меня Зария.

— Не тяжелее, чем уходить, — ответила немного грубее, чем собиралась, и легко взобралась на канат: — Прости, мне нужно отрабатывать номер.

Раздражение помогло побороть страх, но не избавило от мерзкого ощущения собственной слабости перед преследующим прошлым. Может, не стоит больше держаться за него? Возможно, правильнее будет жить, смело глядя в будущее. Воспоминание о видении будущего, показанном гриморией, чуть не послужило причиной падения. Но баланс у меня всегда был отменный, и я устояла. Сделала первое движение, и мир опять замер, оставляя меня один на один с танцем над бездной. И было уже совсем неважно, что бездне глубина в один метр. Я танцевала над своей собственной, холодной и бездонной бездной. Когда-нибудь я отпущу себя и рухну в эту пропасть… с улыбкой на губах.

В новом костюме пришлось слегка изменить некоторые движения и поработать над центром тяжести. А ещё, я придумала один рискованный, но зрелищный трюк в конце номера. Нужно было не просто прогнуться назад и коснуться рукой каната, а сделать прыжок и встать на руки, касаясь одной ногой верёвки и согнув другую в полушпагате. Сложно, но если правильно подойти к технике выполнения и проработать натяжение каната, то вполне выполнимо. Первые две попытки не увенчались успехом, с третьего раза почти получилось, только ноги слегка запоздали. А когда я в третий раз подряд выполнила задуманное без помарки, отвлекли одобрительные крики и аплодисменты. Оказывается, вся труппа собралась посмотреть мой номер.

— Ой, каша горит! — всплеснула руками старая Майни — наша главная повариха, постановщица балаганных детских спектаклей и торговка сувенирами в одном лице.

— Вот Ронияк "обрадуется", — проворчала Зария.

Ронияк всегда бушевал, как голодный зверь, когда портили еду. Нет, он не жадный, но очень рачительный и бережливый. Иначе наш балаган уже давно разорился бы и развалился. Когда три дюжины человек так долго держатся вместе, появляется ощущение, что поодиночке пропадёшь. И мы все полагались на железную руку Ронияка, человека сумевшего собрать и сплотить стольких разных, но схожих в одном людей. А сходство наше было в том, что каждый из нас был одинок и никому не нужен. Вместе же мы были уже не одиноки, и очень нужны друг другу для идеальной работы труппы. Возможно, мы были похожи и ещё кое в чём, по крайней мере, многие из нас — у каждого был свой талант, делающий его обладателя незаменимым.

К возвращению Ронияка горелая каша была выброшена, а котёл отчищен и наполнен свежей, на этот раз не подгоревшей, кашей с кусочками зайчатины и кисленькими лесными ягодами.