Миллион оттенков желтого

Все смотрели с любопытством и легким укором! Разве что кот Волька глядел безразлично, но у него же не лицо, а морда, он не в счет.

— Думаю, все просто: Петя поступил как настоящий джентльмен и не сказал, что на той злосчастной экскурсии мы были вместе, — объяснила я. — Тем более что я, в отличие от него, не оставила следов и улик. Я ничего там не трогала, только смотрела и фотографировала. А вот Петя мало того что пытливо щупал все вокруг, он еще и одну перчатку там потерял.

Я немного подумала и добавила:

— Или ее у него из кармана вытянули и специально туда подбросили.

— Туда — это куда конкретно? У меня до сих пор нет цельной картины случившегося, — посетовала Ирка.

— Ни у кого ее нет, даже у следствия, — успокоила я ее. — Иначе нашего Петю не повязали бы как единственного подозреваемого.

— Подозреваемого в чем именно? — Тетя помассировали виски. — У меня в голове полный сумбур. Вы ушли гулять по городу, не вернулись к обеду, хотя я сварила роскошную уху, но нет, вы предпочли какой-то общепит… И только к ужину явились — в усеченном составе и с жуткой новостью! Петя в КПЗ, я вас услышала, но где же все остальные?!

— Джульетта с мамой и тетей осаждают следователя, пытаются добиться свидания с задержанным, — объяснил Боря, с аппетитом доедая второе. — Они родственники, мы — нет, и нас оттуда погнали.

— Мы сами ушли, решив без промедления действовать самостоятельно, — с большим достоинством поправила его Ирка. — Давайте уже начнем, а? Ленка правильно говорит, надо суммировать информацию.

— Момент, я только разолью компот. — Тетушка убрала со стола грязную посуду, наполнила стаканы, выставила блюдо с пирогом, удовлетворенно оглядела натюрморт и опустилась на стул, милостиво позволив: — Начинайте.

— Сначала ты. — Я кивнула Боре.

Он с сожалением отставил стакан с компотом, поднял глаза к потолку и пожал плечами:

— Я мало что понял. Мы с Петром Палычем пришли к тому дому…

— Самому маленькому в Петербурге, — пояснила я для тетушки.

— Петр Палыч откуда-то уже знал код замка в подворотне, так что мы сразу прошли за калитку, попетляли по дворам и поднялись по каким-то жутким ступенькам. Петр Палыч сказал: «Вряд ли кто-то дома, хотя, может, они вернулись уже» — и всего разочек стукнул в дверь. Сразу открыл какой-то хмурый мужик…

— Нам открывал не хмурый, — припомнила я.

— Вам другой открывал. — Боря помотал головой. — Не полицейский.

— Откуда взялся полицейский? — не поняла я.

— Из полиции, откуда же еще?

Все (кроме кота, который благополучно уснул) посмотрели на меня, как на тупицу.

Я ощутила раздражение — сами, можно подумать, умники! — и ядовито поинтересовалась:

— То есть вы с Палычем вломились в хату, где работала полиция, как к себе домой, да? Еще и ляпнули, наверное, что-нибудь подозрительное и настораживающее?

— Это не я! — Боря вскинул руки. — Палыч очень вежливо сказал: «Здрасьте, а можно нам, я тут недавно сегодня был уже и…»

— И? — поторопила я рассказчика, потому что он замолчал.

— И все. Нас впустили, и это… Палыча уже не выпустили. — Боря поник головой.

— Теперь давайте я. — Ирка спешно прожевала кусок пирога и подхватила нить повествования: — Когда наш мальчик позвонил, а Лена, Катя, Джуля и ее мама сорвались по тревоге в отделение, я прогулялась к тому желтому домику.

Я покивала: так и знала, что подруга не просто так отказалась утрамбовываться в вызванное нами такси пятой. Поспешила без помех оглядеться на месте происшествия! У нее с некоторых пор это идея фикс: нельзя без такого осмотра начинать расследование.

— У желтого домика стояли два фургона, белые с синими буквами — райотдела полиции и криминалистической лаборатории, но в них никого не было, — с сожалением сказала подруга, но тут же справедливо добавила: — А если бы и были, наверняка не стали бы мне ничего говорить. Но в соседней подворотне отиралась бабка…

— Что еще за бабка! — Тетя Ида поморщилась.

Думаю, она хотела дать понять рассказчице, что «бабка» — не то слово, которым стоит называть петербурженку, даже если та всего втрое моложе Северной столицы, но Ирка восприняла прозвучавшую реплику как конкретный вопрос:

— Классическая такая бабка, в вязаной кофте и платке из искусственного шелка. Лицо как печеное яблоко, коричневое и сморщенное, а глазки живенькие, так и стреляют туда-сюда. Типичная Арина Родионовна, дуба с котом не хватает.

Все посмотрели на кота, невозмутимо дрыхнущего не на дубе, а на высокой и крутой деревянной лестнице. Кот открыл один глаз, поднял голову, сладко зевнул и снова растянулся ковриком. Тетя Ида раздраженно цокнула языком, и только тут Ирка провела параллель и, осознав свою бестактность, поспешила сказать:

— В общем, то была очень симпатичная и общительная пожилая дама.

Тетушка фыркнула. Я похлопала ее по руке и глянула на подругу:

— И что же поведала тебе симпатичная и общительная Арина Родионовна?

— Она сказала: «Опять чевой-то там у Федоткиных стряслось. Кажись, теперича покража». А я спросила: «И чевой-то там у них покрали?» — Подруга щедро добавила в голос акцента, который я определила бы как псевдовологодский. — А она чуток подумала, головой покачала и постановила: «Ну, точно не медали и ордена. Те на подушке унесли».

— Миль пардон! — Тетушка встрепенулась. — Как ты сказала, кого обокрали? Федоткиных, точно? Может, Федоскиных?

— Может, и Федоскиных, — кивнула Ирка. — У Родионовны зубы не в комплекте, она сипит и шепелявит. А какая разница — Федоткины, Федоскины?

— А такая, деточка, разница, что генерал Федоскин — фигура в прошлом значительная. И да, слыхала я, что ему сильно нездоровится…

Тетушка встала, вышла из-за стола, просеменила к буфету, открыла створки, взяла с полки пухлую записную книжку и заглянула в нее.

Мы терпеливо ждали продолжения.

Тетя Ида с книжкой в руках проследовала к стационарному телефону, сверяясь с записью, набрала номер и, дождавшись ответа, с детским интересом спросила:

— Витюш, а Фердинант-то… ты в курсе?

С минуту она слушала этого своего Витюшу, размеренно кивая и притопывая мягкой тапкой так, словно готовилась пуститься в пляс, потом сказала:

— Согласна! — и аккуратно положила трубку на рычаг.

— С чем ты согласна? — спросила я ее.

— С тем, что желать новопреставившемуся царствия небесного не имеет смысла. У него нет шансов. — Она проплыла обратно к буфету, положила на место записную книжку, вернулась к нам и, опускаясь на стул, непринужденно договорила: — Все верно, Федоскина сегодня похоронили. Побрал-таки его черт. Наконец-то.

— Так. — Я отмерла и моргнула. — Интригующие подробности о жизни и смерти Федоскина ты нам поведаешь чуть позже. Ирусь, сначала закончи свой рассказ. Что еще ты узнала от Арины Родионовны?

— Квартира Федоскиных занимает половину второго этажа в одном из тех больших серых домов, между которыми зажат маленький желтый. — Она открыла фото в смартфоне. — И живут они… жили то есть… вдвоем: муж и жена.

— Федор Наумович и Галина Андреевна, — подсказала тетушка.

— Вы знакомы?

— К сожалению.

— Так, ладно, это тоже позже… — Я потерла лоб.

А Боря, Фаберженок наш, бесцеремонно развернул смартфон с фотографией к себе, посмотрел и кивнул:

— Ну, все ясно. Значит, это к Федоскиным залез настоящий вор, вместо которого задержали нашего Палыча. Я видел, полицейские осматривали чердак и говорили, что там дыра в стене.

— То есть из чердачного помещения единственной квартиры желтого домика кто-то пробился в соседнее строение? Через две капитальных стены? — недоверчиво уточнила Ирка.

Она по первому образованию инженер-строитель, в конструкциях разбирается.

— Да не ломали они капитальные стены! — сообразила я. — Исторически квартирка в желтом доме соединялась с соседним зданием переходом. Потом его, видимо, заложили чем-то не слишком прочным…

— Досками, — подсказал Боря. — Я слышал, полицейские упоминали штукатурку и трухлявые доски.

— Ушам своим не верю! — всплеснула руками тетушка. — Чтоб Фердинанд так опростоволосился — допустил, чтобы у его дома-крепости была трухлявая деревянная стена!

— Он мог не знать об этом, — вступилась за неведомого нам Фердинанда Ирка. — Если эта перегородка на вид была крепкой и стояла там всегда…

— С двадцатых годов девятнадцатого века, — подсказала я, поскольку интересовалась историей желтого домика.

— Да, Федоскины гораздо позже вселились, — кивнула тетушка. И тут же подняла красиво очерченные брови. — Но можно ли было не услышать, как кто-то ломал стену, пусть всего лишь дощатую?

— Там в соседних зданиях ремонт идет, — напомнила я. — Наверняка с утра до вечера соответствующие звуки раздаются. К тому же, если я правильно понимаю, в квартире в тот момент никого не было. Самого Федоскина как раз везли вперед ногами с медалями на подушке, а вдова провожала его в последний путь.

— Что же у них украли, интересно? — вслух задумалась Ирка. — Это ж теперь пропажу будут требовать с нашего Палыча. А вдруг там… не знаю… ведро драгоценных камней!

— Ядра — цельный изумруд, — поддакнула я и глянула на тетю Иду. — Как бы нам узнать, что там за пропажа?

— Вернется из Следкома наша невеста с мамками-няньками, от них и узнаем, — рассудила подруга.

— Как же, так им и расскажут! — усомнилась я. — Нет, надо действовать иначе, — и снова настойчиво посмотрела на тетушку.

— Да. Мы пойдем другим путем, — немного подумав и подергав серебряный локон на виске, постановила она и встала. — Дайте мне пару часов, потом спланируем дальнейшие действия.

— Генерал! Как есть генерал! — любуясь моей родной старушкой, восторженно нашептала Ирка.

Чтобы не мешать тетушке, подруга ушла в светлицу на втором этаже, а мы с Борей взяли пополам такси и поехали к себе в Мурино. Мы с Фаберженком живем по соседству, наши дома в новехоньком жилом комплексе разделяет только внутренний двор.

Крутясь на кухне, я поглядывала на окна квартиры юного родственника и заметила, как они засветились: это означало, что вернулась Джульетта. У нее есть привычка, едва появляясь, включать в жилище полную иллюминацию. Видимо, чтобы сиять, как звезда кино под софитами. Когда Боря дома один, он отдыхает от праздника жизни в тусклом свете телевизора или компьютерного монитора.

Я накормила мужа и сына ужином и, пока мои парни азартно разыгрывали в «Камень, ножницы, бумагу» почетное право мыть посуду, ушла от них в дальний уголок с телефоном.

Хоть я и не надеялась, что следствие поделилось с Мавриковыми — это, кстати говоря, фамилия Бориной подруги и ее родни — ценной информацией, полностью исключать такую вероятность не стоило.

— Я сама хотела тебе позвонить, — приняв мой вызов, сказала Джуля. — Мы, если честно, в растерянности. Нас не пустили к папуле и ничего не объяснили, сказали только, что он задержан по подозрению в совершении ограбления. Вот что за дикость, а? Зачем папуле кого-то грабить, у него своих денег достаточно. Но против него есть улики, а какие — мы тоже не знаем.

— Отпечатки пальцев на люке и потерянная перчатка где-то в чердачном помещении, а то и за проломом в ограбленной квартире, — уверенно предположила я. — Папулю твоего подставили, но мы будем с этим разбираться.

— Как?

— Пока не знаю, но, думаю, завтра уже смогу сказать тебе что-то конкретное.

— Хорошо. — Джуля вздохнула, помолчала и спросила смущенно: — А пока можешь ответить мне на один вопрос? Только хоть ты не смейся.

— Могу и не на один, — расщедрилась я. — А кто уже смеялся?

— Тетя Катя. Так заржала, что аж трубку выронила, и разговор прервался. А у мамы я спросить не могу.

Мне стало интересно. Что за вопрос такой невеста адресует старшим родственницам?

— Если это про постель… — начала я осторожно.

— Это не про постель! Это про стол. Я хочу порадовать Борю — приготовить его любимое блюдо. Бедняжка так натерпелся… Но маме это может не понравиться, — непонятно объяснила Джульетта.

— А при чем тут мама? Где она, а где ваш стол?

— Притом что папа-то в тюрьме! А я, значит, забочусь не о родном отце, который за решеткой, а о женихе, который уже на свободе!

— А-а-а, вон оно что, — я уловила суть проблемы. — Ладно, спрашивай меня, я не сочту тебя предательницей.

— Большое спасибо, — съязвила моя собеседница. И, посопев, наконец спросила: — Скажи, где купить розовый майонез для селедки под шубой? В Интернете я не наш… Да что такое-то?! Ты же обещала не смеяться!

Я выронила трубку, и разговор прервался.

— Ага! Она все-таки свалилась?! — На стук упавшего смартфона прибежал муж и сразу глянул на картину на стене.

Вообще-то он любит изобразительное искусство и даже ходит со мной на вернисажи, но выступает против присутствия художественных произведений в нашей новой квартире.

Сначала я думала — это потому, что у нас вкусы разные. Мне нравятся прозрачные расплывчатые акварели, а мужу — основательные живописные полотна: два метра холста, три кило масла, резная рама из обломков кораблекрушения. И чтобы тем маслом на том холсте кто-то вроде Левитана убедительно изобразил желтое поле, уходящую в лес дорогу и рядом с ней дерево, можно поваленное. Но тогда хорошо бы с медведями в количестве не менее трех штук.

Кое-как я убедила супруга, что медведям, полям, лесам и прочей крупной натуре в малогабаритной современной квартире не место, и уговорила купить у знакомой художницы прелестную акварель «Дождь в городе» — воздушная, светлая, она обещала смотреться в комнате как второе окно. Тут-то и выяснилось, что внедрению в наше жилище толики прекрасного Колян противится по банальнейшей причине: он просто боится, что картина свалится нам, спящим, на головы!

Пришлось пойти на компромисс и повесить акварель в наилегчайшей раме под пластиком вместо потенциально травматичного стекла не над кроватью, как я планировала, а над столом. За ним все равно никто не сидит, потому что и я, и муж предпочитаем работать, лежа на диване. Те, чей рабочий инструмент — ультратонкий макбук, вполне могут позволить себе такое маленькое барство.

Ультратонкий макбук — сам по себе большое барство. Я свой в кредит взяла.

— Не свалилась? — Колян убедился, что картина на месте, и в его голосе прозвучало легкое разочарование.

Хочется, хочется супругу, чтобы жизнь доказала его суровую правоту.

— С моей любимой картиной все хорошо. — Я выудила из-под стола залетевший туда смартфон и демонстративно поправила раму на стене. — Кстати, вы не забыли, что завтра мы идем на вернисаж?

— Я не могу, у меня вечером тренировка! — покричал из-за стены сын.

Я поморщилась и похлопала по уху. В новостройках отличная слышимость, можно даже не повышать голос.