– Хороша! – заметил Филипп, подойдя к сидящему в седле барону. – Но норовиста, будто не кобыла, а жеребцующий конь.
– Она горячекровная, – важно улыбнулся Теорат. Он тоже любил лошадей. – У нее южные песчаные крови, оттого и нрав такой.
– Дорого обошлась тебе?
– Дешевле, чем обошлась бы век назад, – усмехнулся Теорат. – Юг наступает, и летардийские аристократы теперь предпочитают горячекровных южных лошадей, нежели солровских северных. А через век, боюсь, даже в твоем Солраге конники будут требовать под седло именно южную.
Филипп тоже усмехнулся, понимая намеки.
Проводив товарища до ворот, он поглядел ему вслед и вернулся в замок. Многие в тот день засобирались в дорогу – и от ворот то и дело отъезжали всадники. А под ночь началась подготовка к выступлению на Ноэль, чтобы захватить его раньше южан. Прыткие гонцы покинули Молчаливый замок и поскакали во все стороны, в подвластные семье Форанциссов города. Через две недели, созвав войска, от Йефасы должны выступить порядка четырех тысяч пеших и четырехсот конных воинов. Они двинутся под черно-красными знаменами Йефасского графства к далекому морскому Ноэлю, а поведут их два помещика: Джазелон Дарру и Тирготт.
Тем временем Филипп продолжил свою роль стража, не засыпая ни на миг и ожидая подлого нападения. Рука его постоянно покоилась у груди, а сам он вслушивался в каждый шорох замка. Более всего он ожидал удара именно здесь, где его невольно окружали слуги и старейшины. Но ночи пока были спокойны.
В малом зале перед потухшим огромным камином сидел Ольстер Орхейс, прозванный Рыжебородым за свои огненно-рыжие космы.
– Опасная это затея – так далеко вторгаться в южные земли, – говорил он. – Ох, заманчивая, но опасная… Имел я тесные отношения с южанами. Они все, в общем-то, живущие вдоль залива – уже южане. Подлый это народец, хитрый. Знают и про нашу неподвластность магии, и как вытащить из нас душонку… Да я, Барден, рассказывал тебе про местную власть Бофраита и то, как они объявили на меня охоту…
– Но Ноэль забрать надо! – мотнул большой головой ярл Барден. – Мы не должны позволять лишать себя чести!
– Эх-эх-эх, вот только у северян и южан честь разная, – тихо заметил Ольстер.
Оба они, и Ольстер и Барден, говорили гулко. Голоса их были низкими, и даже шепот прокатывался по коридорам эхом, будто рокочущий гром. Вслушавшись, как разносятся по башне его слова, Ольстер Рыжебородый качнул широкими плечами и уселся поудобнее в тесном для него кресле. Кресло тут же досадно скрипнуло – не рассчитано оно было на медвежьи тела филонеллонцев.
– Вот и объясним им, что такое настоящая честь! – прогремел ярл Барден, и его слова унеслись вслед за словами Ольстера по коридорам, залетая в каждую комнату и окно. – А ты мне подсобишь! Завтра поедем с тобой в Брасо-Дэнто, а оттуда и на Аммовскую переправу, объясним этому недобогу, кто такие филонеллонские владыки!
– Тот демон умеет воевать.
– Умеет. Будет пробовать нас в дерьмо окунуть! Не нравится мне эта чертовщина. Лучше бы спал… Разве не предупреждал я Филиппа? Но коль так, надо выручать, ему и так дурно. Я бы такой груз на душу не рискнул взять. Так что не дадимся. А там и Ноэль заберем! Эти двое, Джазелон Дарру и Тирготт, – они молодые, Ольстер… Новый мир знают. Должны справиться с южными чертями!
– Справятся ли, – Ольстер погладил свою пышную бороду. – Даже если справятся, то окажутся в капкане.
– В каком капкане?
– Среди южан.
В малый зал вошел Филипп. За ним следовал по пятам безликий слуга, которого послали сообщить графу, что его ждут. Поприветствовав всех, Филипп присел в кресло и привычно огляделся и вслушался. Взор его был холоден, но в нем чувствовались и изнуряющая усталость, и сосредоточенность. Его сухая рука пригладила котарди в области сердца, где таилась бесценная карта.
Несколько часов назад погас огромный камин. Иногда из остывающей золы вырывался сноп искр, и бледные, будто мертвые лица высвечивались им, на миг являясь из темноты. Затем, после вспышки, зал снова погружался во тьму. Ольстер грузно поднялся и разворошил кочергой тлеющую золу. В камине снова фонтаном рассыпались искры. От этого он радостно и шумно вздохнул, потому что тепло любил всей душой. Однако стоило ему опуститься в кресло, как угли тут же погасли – комната вновь наполнилась мраком.
После недолгого молчания ярл Барден, с неудовольствием обозрев своего родственника и его странные пристрастия к солнцу, обратился к графу:
– Мы позвали тебя, Филипп, чтобы ты выслушал их…
И кивком головы показал на сидящие в углу зала, в кромешной тьме, куда не дотягивался благодатный свет камина, две тени. Винефред и Сигберт… Доселе они никого будто не замечали, но тут подняли головы. Воротники их рубах, выданных слугами, были расстегнуты, рукава подвернуты по самый локоть. Этим созданиям претило одно прикосновение одежды к пожелтевшей коже, иссушенной годами и ветрами, поэтому они скинули даже обувь и теперь сидели, скрючив пальцы и пытаясь вобрать от каменного пола полюбившийся им холод.
– Я вас слушаю, сир’ес, – Филипп едва склонил голову, выказывая уважение к древнейшим, перешагнувшим тысячелетний возраст.
– Мы видели… хр-р-р… их… Там… хр-р-р… Вода… Их все больше… – прохрипел Винефред, и его язык виднелся сквозь иссушенные щеки.
– Они живут у рычащей воды, – продолжил за него второй, Сигберт. Он еще сохранил навык речи, потому что был моложе на несколько столетий. – Раньше их было меньше. Они сжирали детенышей. Каждого. До единого. Обгладывали до костей. Хр-р-р. Кости вышвыривали. На дне их долины кости их детей, тысяч и тысяч. А сейчас они детенышей воспитывают. Растят, кормят. Их стая увеличивается.
Филипп кивнул, понимая, что речь идет о старших вервольфах.
– Много их уже? – спросил он.
– Бо-льше… Х-р-р-р… Много, – пробурчал Винефред.
– Так много, что часть ушла. Двинулись на Север. Через горы, – снова продолжил за него Сигберт. – Мы шли рядом с ними. Скрывались. Их больше полусотни. Полусотни старших оборотней. Я не знаю, как они кличут себя. У них странный язык, свой язык. Волчий. Не Хор’Аф. Нам пришлось уйти. Вернуться на тропу у Острого камня. Мы шли в Перепутные земли…
– И они идут туда же? В мои земли?!
– Возможно, – ответил Сигберт. – Наше дело – предупредить.
– Там только молодняк?
Старик Сигберт кивнул.
– Выходит, они ищут новые охотничьи угодья, – понял Филипп. – Если они стали наращивать поголовье, то им рано или поздно начнет не хватать разбросанных по горам человеческих поселений, как и горной живности.
– Да… – согласился Сигберт. – Они несут на руках детей. Только что рожденных. А рядом с ними бегут. Уже подросшие. Несут скарб.
– Ясно, – задумчиво ответил граф. – Если они не остановятся посреди гор, решив жить, как их предки, а пойдут дальше, преодолеют большое расстояние и спустятся… то обнаружат город Далмон… Это действительно будет проблема посерьезнее обычных оборотней, особенно если учесть, что эти воспринимают людей исключительно как врагов и корм.
Винефред и Сигберт одновременно кивнули. Потом они тут же неуклюже поднялись из своих кресел и молча покинули малый зал, ковыляя в темноте, будто звери. Они сказали все, что хотели. Вслушиваясь в отзвук их едва слышных скребущих шагов, пока он наконец не исчез, ярл Баден качнул почти седой головой, перехваченной серебряным обручем.
– Завтра они вернутся в наш родной край, Филонеллон.
– И здесь больше не появятся. Говорят, человеческий мир их утомил. Филипп, помнишь наш разговор у ясеневой рощи в Бофраите? – усмехнулся Ольстер.
– Конечно, – отозвался граф.
– Знаешь, мне начинает казаться, что это не мы устали, а весь мир будто бы устал. И теперь он напоминает старейшину, готового отдать дар следующему поколению. И мы уходим во тьму вместе с ним, как его рука или нога, как неотъемлемая его часть… А на смену придут другие детища. Сигберт с Винефредом рассказывали, как встретились с одним их охотником, загоняющим круторого барана по скалам: молодым, злым. Увидев их, он с воем кинулся в бой. У него и мысли не было заговорить. Бежал сначала на четырех лапах, как зверь, прыгая по камням, но при нападении встал на две. Он убил Сигберта одним ударом и сильно ранил Винефреда, но тот успел вырвать ему сердце. Одним ударом, понимаешь? Черт побери, одним ударом! А если бы охотников было двое или трое? Сидели бы тут Сигберт с Винефредом?
Филипп молчал, раздумывая. Он понимал, что это значит. Если старшие оборотни спустятся с гор, их не остановит никто, потому что на место одному убитому охотнику родятся трое новых. Солраг ждали тяжелые годы.
– Но знаешь, чего нам стоит бояться больше всего? – продолжил рыжий Ольстер. – Нет, не этих плодящихся, как шавок, оборотней. И даже не велисиалов.
– Чего же, друг мой?
– Винефред и Сигберт живут с нами бок о бок больше тысячи лет. Но мы носа не суем в горы! А вот эти двое не привязаны ни к земле, ни к людям. Они при необходимости уходят глубоко в Фесзот, где питаются бараньей кровью, отчего так дрянно и выглядят. Они мертвецы, Филипп, но мертвецы, повидавшие то, что человеку, да даже нам, и не снилось!.. Пока тебя не было тут, они говорили о том, что видели. Как небеса грохотали, а молнии били на их глазах во время бури в одно и то же место сотни раз, били в скалу, оплавляя ее и будто пытаясь до чего-то добраться. Они видели, как скалы шевелились, Филипп! Горы выли! Пещеры стонали нечеловеческими голосами. Черт возьми, Фесзотовские горы – как далеко они простираются? Да они же по размеру, должно быть, даже больше, чем все наши северные королевства! А что там может быть скрыто? Что там таится, созданное руками велисиалов? Чего мы не знаем? Чего нам надо бояться, так это того, что у нас за спиной, – призраков прошлого… – тревожно закончил Ольстер.
После этих слов Барден Тихий устало вздохнул. Он тяжело поднялся из кресла и махнул рукой, мол, надоело ему это все.
– Пойду я. Пора отправляться в Солраг, а там и на Аммовскую переправу, угомонить этот кусок бога!
– Не позволяйте в пылу боя увлечь себя с Аммовской переправы, – холодно заметил граф.
– Кто я тебе? Пускающий слюни от одного вида девки малец? Я – владыка Филонелонна! – пробасил ярл.
– Я это знаю. Знаю и то, что ваши воины зачастую отступают не назад, а вперед, в гущу врага, – ответил с дружеской улыбкой Филипп. – Потому и напоминаю!
Ярл ухмыльнулся в свою седо-рыжую бороду. Затем похлопал своего товарища, с которым не раз вместе воевал, по плечу, выражая ему пожелание удачи, и ушел из малого зала. Когда в зале перед потухшим камином остались двое, Филипп и Ольстер, последний, пользуясь отсутствием своего родственника, уже от души разворошил золу. Искры снова полетели снопом, осветили каменные стены, весело затрещали и легли тенью на лица. Ольстер вздохнул, вбирая последнее тепло всем своим естеством.
– Прошлое… – проворчал он печально. – Рано или поздно прошлое настигнет нас. А может, так и надо, чтобы оно настигло нас, иначе будущее не наступит?
И он вернулся к резному креслу, с трудом втиснул себя между подлокотниками и уставился на остывающий камин. Филипп ничего не ответил, понимая, что вся речь Ольстера была обращена скорее к самому себе. Граф тоже стал глядеть, как затухают угольки и чернота обволакивает всю комнату и ее обитателей.
Глава 4. Переговоры
К замку путник прибыл на закате, когда в Йефасе вовсю проходили гуляния по случаю весеннего праздника. Одет он был по-летардийски: в шерстяной табард, широкополую шляпу, украшенную желтым пером, и выкрашенный в такой же желтый цвет плащ. Однако вряд ли это был тот самый аристократ, который выехал из Афше, дабы погулять в веселящейся Глеофии и поглядеть на ее пышный королевский двор. Вряд ли были просты и двое его спутников, едущих на полкорпуса позади. Неизвестно, куда делась и вся прочая свита, изначально сопровождавшая этого разгульного молодого повесу от его земель.
Подъехав под стены замка, аристократ переглянулся со спутниками.
Замковую стражу предупредили, поэтому ворота тут же распахнулись. Гости миновали зеленеющий парк, затем покинули у донжона свои седла и передали поводья конюхам. Никто не предложил им ни освежиться, ни отдохнуть. Слуги вместе с подоспевшим управителем лишь глядели на них со страхом и ненавистью одновременно: они знали, что перед ними находится причина злосчастий их хозяина.
– Назовите причину вашего прибытия, – попросил Жедрусзек.
– Переговоры. Ведите! – возвестил гость неприятным голосом.
Его и двух его молчаливых спутников повели по полным мрака коридорам, но не в подземелья под замком – они были священны и предназначены исключительно для вампиров, – а в зал, где в резном кресле, будто на троне, восседал Летэ. Помещение с высокими потолками вдоль стен окаймляли колонны, которые украшали красно-черные гобелены, и такими же гобеленами были завешены все окна, отчего вечный холод пронизывал здесь все, стелился сквозняком по ногам.
Зайдя в зал, аристократ снял шляпу с желтым пером. Он положил ее на один из столов и в деловой манере высказал приветствие. Голос его звучал странно – вынужденно сухо, будто старый его владелец любить и петь, и веселиться, а нынешний сделал все, чтобы этого не заметили. Летэ остался недвижим, холоден, не удостоив гостя даже кивком. Его руки величаво лежали, будто прилипнув, на вырезанных из дуба подлокотниках. После недолгого молчания аристократ оперся поясницей о стол, сложил руки на груди.
– Я слушаю вас, – произнес он.
– Кто ты? Мне необходимо удостовериться, что передо мной стоит тот, кто нужно, – заявил Летэ, не поворачивая головы.
– Человек решился бы сюда войти?
Летэ продолжал в ожидании молчать. Аристократу осталось лишь усмехнуться, и он представился удивительно-громким голосом:
– Я – Гар’тромехор! Дитя первичной Матери, пятый джинн в поверьях мастрийцев, высший демон, кровавый Гарозул, ставший Праотцом Гааром, Граго, а также еще сотни имен, о которых тебе ничего не известно. И это не я стою перед тобой, а ты передо мной, своим отцом!
– Отцом? Неужели? – Летэ растянул полные губы.
– Я представился, как ты того просил. Теперь к делу! Время не ждет!
– Время всегда подождет… Здесь, в стенах моего замка, время не властно… Этот замок выстоял все эпохи и выстоит впредь. И для нас сей обмен лишь мимолетный миг в нашей бесконечно долгой жизни. А вот все твои имена – пустой звук, который действительно для нас ничего не значит, ибо мы стоим выше всех человеческих божеств…
– Еще раз спрашиваю. Что вам нужно? Я пришел сюда не для пустых прений, а для обмена! Назовите условия, чтобы я получил взамен карту с нужными мне сведениями.
Щеки Летэ подобрались, и он глухим голосом произнес:
– Теух. Я желаю узнать все о них.
– Я ничего не знаю о них.
– Так узнай.
– Я похож на мальчика на побегушках? – в неудовольствии заметил гость. – Теух разбросаны по всему Южному континенту, жалкие остатки тех, кто уже ничего не решает. Не списывайте свою немощность на меня. Я не буду решать ваши застарелые проблемы, добывая сведения о ныне сгинувшем клане. Если вы хотите вернуть два ваших бессмертия…
– Не два, – прервал его Летэ вскидыванием ладони. – Из полусотни наших старейшин пропала добрая половина. Явно вашими трудами. Верни мне дары всех тех, кто исчез из моего клана. Двадцать пять даров. Когда я говорил о Теух, я говорил не про сведения о них, а о них самих. Добудь мне также всех некогда выживших из этого клана, в том числе воевод Ровенгара и Баммона, которые перед нашей атакой поднялись к войску, поэтому успели сбежать. Либо найди их потомков и доставь сюда. Помимо них, сбежало еще семеро. Тебе понятны мои требования?
Аристократ напряженно замер. Нельзя было сказать, что столь невыполнимое требование удивило его. Скорее всего, он предполагал, что и такой вариант событий возможен, однако некоторая медлительность была заметна и в его движениях, и в движениях его спутников.
– Это слишком много, – наконец заметил он.
– Я огласил тебе условия. Выполняй их.
– Это не условия. Это абсурд!
– Тогда обмена не будет. Что есть для нас сей обмен? Лишь мимолетный миг в нашей долгой истории.
С лицом как у мраморной статуи Летэ откинулся на бархатную подушечку кресла. Его обвитые перстнями пальцы обняли подлокотники, а взгляд устремился куда-то вдаль и одновременно в никуда, как у величественных божеств.
На лице Гаара, однако, промелькнуло отвращение.
– Никто не сможет исполнить то, о чем ты просишь.
– Разве не ты Гар’тромехор, дитя первичной Матери, джинн, высший демон, Гарозул и еще сотни ничего не говорящих имен? Разве не сижу я перед своим всесильным отцом? – неприятно рассмеялся Летэ. – Повторяю. Мне нужны Генри, Юлиан, все пропавшие дары из нашего клана в количестве двадцати пяти, а также все старейшины Теух, которые бежали после падения клана.
– Это произошло тысячу лет назад. За это время часть из них исчезла из-за неудачной передачи дара или чрезмерного разрушения тела носителя. Простые цифры и подсчет. Ты смекаешь? Но даже если ты в этом не смыслишь, то все равно должен понимать, что все дары не смогли бы дожить до нынешних дней. Это невозможно! Это же касается твоего клана, так как некоторые его участники пропали из-за череды случайностей, а не из-за нашего вмешательства.
– Я огласил тебе условия для обмена. Как только все будет сделано, ты получишь карту.
– Я не смогу дать тебе то, что ты хочешь! Ты думаешь, говорящее бревно, что время на твоей стороне? О нет, время полностью на нашей стороне. И каждый миг твоего упрямства приближает твою смерть, как и смерть твоего клана. Если я не получу сестру до зимы, то вы потеряете последнее, что имеете…
– Тогда поторопись, – снова перебили его.
Гаар промолчал. Затем вдруг развернулся и быстро вышел прочь вместе со своими немыми спутниками, схватив перед этим свою прекрасную шляпу с желтым пером. Неприятно хлопнула дверь, предупреждая. Когда все стихло, дубовая дверь зала, где все так же величественно продолжал сидеть Летэ, открылась. Вошел граф Тастемара, одетый в свое бессменное зеленое котарди и плащ, скрепленный фибулой в виде ворона из серебра. Он посмотрел на главу совета, на его словно высеченное из камня лицо и заметил:
– Сир’ес…
– Ничего не говори, Филипп, – важно перебил его глава. – Я помню о долге перед тобой, но я думаю и о клане.
– Они и правда могут быть не всесильны.
– Тогда это их проблемы. Когда все пройдет как должно, мы получим Юлиана. Даю тебе слово. А вместе с ним получим и старых, и новых старейшин, и окончательно сотрем клан Теух, оставив его лишь в нашей памяти. И тогда клан Сир’Ес сможет восстановить все утерянные земли и приобрести другие, расплатившись за них «дарами» и клятвами верности. Север будет наш. Снова целиком наш, как и положено. Мы вернем славные добрые времена, Филипп!
Графу осталось лишь склонить седую голову, покорившись сюзерену. Единственное, на что оставалась надежда, – это появление того, кто смог бы переломить старика Летэ и заставить поумерить свои желания. Филипп ждал Горрона де Донталя, который помог бы провести переговоры как должно. Ну а пока переговоры были перенесены до лучших времен, и в замке снова воцарилось гнетущее ожидание.