Едва за ним закрывается дверь, как я снова начинаю плакать, только уже от облегчения, что мучения на сегодня закончены. И в этот момент, когда начинаю плакать, вижу, что кнопка вызова врача стала чуть ярче, в ней загорелась лампочка. Получается, он ее отключал, пока был здесь. Не знаю правда, как.
— Получается, Тамара Петровна в этом не замешана, — от облегчения начинаю смеяться сквозь слезы и радуюсь этому факту.
Я должна с ней сегодня поговорить, убедить ее, что мне не нужен психолог, и только я об этом думаю, как звонит телефон. Беру его в руки и вижу, что это звонит, Игорь. Принимаю вызов, но не успеваю и слово сказать, как муж начинает.
— Я смотрю, психолог не пошел тебе на пользу. А знаешь, Лиля, я хотел сегодня привезти Надю к тебе, но теперь не уверен, что ей это будет полезно. Когда восстановишься, тогда приведу.
— Что? Игорь, ты не имеешь права! — кричу в трубку, но он уже не слышит.
Из динамиков доносятся гудки.
Глава 10
Не могу поверить, что он бросил трубку. Как он мог это сделать? Он ведь сам позвонил, не я ему. Для чего он это сделал, просто высказать свое фи, выставить меня виноватой, а себя таким благородным? Но это ведь не так, совершенно не так.
Надя, девочка моя, она ведь столько времени провела с незнакомой женщиной, явно плакала, звала меня, а что ей на это говорила любовница, я не знаю. Что сейчас с моим ребенком, как к нему относятся, в каком она состоянии? Я должна бежать отсюда. Я должна вырвать Надю из их лап, и убежать куда глаза глядят, не озираясь ни на что.
Но разве я могу это сделать? Не могу. Он ведь найдет меня, найдет и сделает так, что я об этом пожалею. Муж явно накажет меня. Я даже боюсь представить, какая реакция у него будет.
А любовница? Неизвестно, как она его науськает, и, возможно, они вообще отдадут ребенка в какой-нибудь интернат. Кто знает, на что она способна. Сомневаюсь я, что его Дарине на самом деле нужна моя Надя. Она все сделает, чтобы Игорь считал Надюшу ужасным ребенком.
Уверена, любовница выставит дочку проблемной, скажет, что не может с ней сладить, и самое лучшее решение — это отдать воспитание девочки в надежные руки. В таком состоянии, кто знает, может быть Игорь и вправду согласится на подобное, а если это произойдет, то всему наступит конец.
Что мне делать, как мне быть? Тамара Петровна требует, чтобы я не вставала, не нервничала, обещала разобраться с психологом, но как я могу сидеть сложа руки? Я должна что-то предпринять, и очень срочно.
Можно было бы позвонить подруге, попросить ее забрать Надюшу из садика и оставить у себя, но ведь если Игорь всполошится, а он всполошится, быстро поймет, у кого дочь. Он приедет к Регине, и если сам не выломает дверь и не заберет ребенка, то придет к подруге с полицией. Уж они точно заберут Надю, ведь отец — это отец, а Регина посторонняя, она для девочки никто.
Меня разрывает на куски, душу рвет в клочья от всей этой ситуации.
Понимаю, что все эти мысли делают только хуже, но я не могу их отпустить. Я лежу и плачу, ожидая своего приговора. Потому что даже если я отсюда уйду, попытаюсь сбежать…
Надо быть честной с самой собой. У меня ничего не получится не только потому, что Игорь меня найдет и остановит, а потому что у меня снова откроется кровотечение, и в этот раз мне уже никто не поможет.
— Господи, помоги, — скулю в пустоту палаты, надеюсь, что кто-то там свыше услышит мою мольбу. — Пожалуйста, я ведь ни о чем никогда не просила никогда. Сейчас в первый раз, пожалуйста, помоги.
— Ревешь? — за спиной раздается голос Игоря, и я понимаю, что не услышала, как он вошел в палату.
Резко поворачиваюсь в надежде на то, что он пришел с дочерью, но он один, закрывает дверь и походкой хозяина жизни подходит к кушетке.
— Пожалуйста, Игорь, она ведь скучает, она плачет без меня. Дай мне увидеться с ней, — молю его и борюсь с диким желанием схватить за руку. Но, тогда я буду выглядеть еще жальче в его глазах, а я этого не хочу.
Игорь недовольно машет головой, поправляет одеяло и садится на край постели. Теперь наши лица почти на одном уровне, и мне не приходится высоко задирать голову, чтобы смотреть ему в глаза, но от этого не легче. От него исходит сильная, тяжелая энергетика. Даже если он ковриком у моих ног ляжет, все равно буду чувствовать эту ауру, она слишком тяжелая, слишком зловещая и не сулящая ничего хорошего для меня.
— Надя сейчас улыбается, радуется жизни, и не плачет, как бы тебе этого не хотелось. Лилль, ты сейчас не в себе. Наде не стоит видеть тебя в таком состоянии. Ты посмотри на себя: зареванная, с потухшими глазами, сломанная кукла. Вот кто передо мной, — эти слова больно режут по сердцу, но это ложь.
Он специально так говорит, чтобы сделать мне больнее. Хочет, чтобы я сломалась окончательно. Он действует жестоко и точечно.
— В этом нет моей вины, не я себя сломала. Я просто хочу увидеть дочь. Приведи ее, Игорь, будь человеком. Мой мир и так разрушен, не лишай меня еще и дочери.
Не хочу спорить, не хочу ругаться, ничего не хочу. Я чувствую, как земля уходит из-под ног, она вот-вот исчезнет, а я сорвусь и буду лететь камнем вниз, пока не разобьюсь.
Надя — моя маленькая надежда. Я чувствую, она то, что может удержать меня от безумия. Я чувствую, что мне станет легче, когда я ее увижу и смогу убедиться в том, что с ней все хорошо. Она мой маленький якорь, мой маленький маяк, который ярко освещает путь, но сейчас этот маяк, эту маленькую путеводную звездочку, спрятали от меня, и я вот-вот напорюсь на рифы и уйду на дно.
— Лиль, я не буду тебе ничего объяснять, не буду повторять, но могу сказать лишь одно, дочь ты не увидишь до тех пор, пока я не буду уверена в твоем вменяемом состоянии. Ты должна прийти в норму, иначе натворишь очень много бед, которые мне придется разгребать. Мне, не тебе.
— Игорь неужели ты думаешь, я смогу навредить дочери? Я ее люблю и ни за что не сделаю ей больно. Это ты сейчас ей делаешь больно, разлучая нас.
— Ты сейчас не в себе, Лиль, ты не отдаешь отчета в собственных действиях. Если тебе так важно, чтобы я ее привел, хорошо, — соглашается, но я чувствую в этом подвох.
Неспроста пауза затягивается. Муж что-то задумал.
— Я согласен привести ее до того, как психолог подтвердит твою вменяемость, но у меня к тебе будет ряд условий, которые ты все должна будешь выполнить. Ты готова их обсудить, или продолжишь и дальше манипулировать мной через свое состояние?
Глава 11
— Манипулировать? — на этом вопросе голос предательски дрогнул. — Что ты хочешь этим сказать? Думаешь, я стимулирую, что мне плохо, надеюсь таким образом удержать тебя, разжалобить ко мне? Игорь, ты с ума сошел?
Хочется кричать. Кричать так сильно, чтобы уши заложило, но на деле выходит тихий скулеж, вперемешку со слезами, потому что меня разрывает от чувства несправедливости. Что я такого сделала, что он подумал о подобном? Неужели он думает, что я опущусь до такого низкого поведения?
— Игорь, я никогда тобой не манипулировала. Как ты можешь говорить о подобном? Чем я заслужила такое отношение к себе?
Я не понимаю, какого ответа он от меня ждет, какой реакции. Если думает, что я так просто откажусь от своего ребенка, глубоко заблуждается.
Но похоже мужа совершенно не трогает мое состояние, его не заботит о том, какого мне сейчас после его слов, такое чувство, что они для него норма. Но ведь раньше он таким не был, он никогда себя так со мной не вел.
— Не уходи от темы разговора. Давай, Лиль, я жду ответа. Мы говорим, и ты соглашаешься на мои условия или играем по-плохому. Что выберет моя послушная жена?
От самой формулировки вопроса уже становится не по себе. Послушная жена. Он намекает на то, какой вариант надо выбрать, и что на самом деле у меня всего один выбор, а не два. Но ведь у меня его и в самом деле нет, выбора этого. Я не оставлю свою дочь, не оставлю. Мне придется играть по его правилам.
— Ты же знаешь, что у меня нет выхода. Естественно, я выслушаю тебя, потому что я хочу быть вместе со своей дочерью, — стираю выступившие слезы с лица, отвечаю ему, а он смотрит на меня снисходительно, и даже цокает.
Я для него, как маленький ребенок, неразумный такой, который уперся рогом, надул губки и не слышит, что ему говорит старший, желающий добра.
— Ошибаешься, Лиля, выбор есть всегда. Ты спокойно могла бы послать меня сейчас на небо за звездочкой, а потом попробовать выстоять против меня, проявить хоть немного характера, стойкости, силы духа, показать, что ты не безнадежный человек.
Сова лезвием по сердцу, от них так скверно, что не описать словами.
— Но я уже вижу, как ты сдаешься. Признаюсь честно, меня устраивает любой вариант развития событий. Мне плевать, борешься ты со мной или остаешься, главное, что ты остаешься рядом со мной. Просто в первом варианте я бы подумала насчет того, чтобы избавиться от любовницы, а вот во втором, получается, ничего не меняется.
— Ахаха, — начинаю тихо смеяться.
Нет, меня не перестают поражать его формулировки. Если бы первый вариант, подумал избавиться от любовницы. Неужели я похожа на столь наивного человека? Нет, я, конечно, наивная, верящая в то, что люди могут исправиться, но не тогда, когда мне делают так больно.
И да, я хочу сейчас, чтобы он исправился, изменился, и все было по-другому, но это мечты, это иллюзия, и нельзя на нее поддаваться, как бы сильно не хотелось.
— Я рад, что у тебя хорошее настроение, и давай на этой радостной ноте мы продолжим, только теперь уже серьезно. Раз уж все выяснилось, у нас с тобой есть один возможный вариант развития событий, при котором все остаются в шоколаде. Наша с тобой жизнь не меняется.
Кто бы сомневался, что он именно это и скажет. Естественно, он будет требовать, чтобы все осталось, как прежде. У него ведь бизнес партнеры, репутация, удобство, еще и второй ребенок должен родиться, два дома. Идеально.
— При этом, дорогая моя Лиля, ты не устраиваешь мне никаких истерик на тему измен. Ты продолжаешь воспитывать детей, хранить домашний очаг, смотреть на меня с обожанием и с нетерпением ждать домой. Мы также будем продолжать делить постель. Все будет, как всегда, нормально, идеально. Я буду приходить, целовать тебя, ты обнимать, рассказывать, как прошел день.
Не могу поверить, что он говорит об этом так буднично. Да, он вроде бы пересказывает наши обычные дни, но ведь он будет другой, и я буду об этом знать. Как можно улыбаться мужчине, зная, что он тебе изменяет, зная, что ты для него больше не та самая единственная? Да и он уже не будет тем самым, с которым как за каменной стеной.
А делить с ним постель, он серьезно? Я не смогу. Я не смогу даже просто поцеловать его, не говоря уже о чем-то большем. Я не смогу принять его, зная, что он совсем недавно был с другой. Это же извращение какое-то.
— А если я так не смогу? Нет, я смогу играть роль при детях. Я смогу играть роль при твоих деловых партнерах, но я не смогу играть с тобой. Ты предал меня, Игорь. Неужели думаешь, я смогу все вот так просто забыть и закрыть на это глаза? Я бы поняла твое предложение просто оставаться вместе на одной территории, создавать иллюзию семьи. Но это предложение я не могу принять. За что ты так сильно меня ненавидишь, что я сделала не так?
— Если ты не примешь мое предложение, тогда я просто вышвырну тебя из нашей с Надей жизней. У нас будет все идеально. Мы найдем тебе замену. Да, она у нас уже есть. Ты не приблизишься к дочери, я позабочусь. Надя маленькая. В этом возрасте еще не все дети помнят себя. Я даже уверен, она на полном серьезе сможет назвать другую женщину мамой.
— Игорь, — имя мужа с диким отчаянием срывается с губ, и я вспоминаю, что моя дочь провела время с другой женщиной, и мне страшно представить, что она ее приняла.
Я не хочу в это верить. Я не хочу признавать, что такое вообще возможно. Он издевается, врет. Ну врет же, правда?
— На этом у меня все, Лиля. Я тебе обозначил варианты возможного будущего. Теперь, выбор только за тобой. Решай. У тебя есть время подумать до завтра. Пока, родная, — муж встает, и, поцеловав в лоб, уходит, оставляя меня одну в палате со слезами на глазах.
Глава 12
— Привет, мне Игорь позвонил и рассказал, что случилось, — едва принимаю вызов от подруги, на меня сыпятся вопросы.
— А что он конкретно рассказал? — представляю, что он мог ей наговорить.
Судя по ее голосу, ей известна лишь какая-то удобная версия произошедшего, но никак не правда, потому что, знай она из-за чего я здесь, я бы услышала кучу ора на тему того, какой муж подонок и ужасный человек, и это насколько надо было меня не любить, что пошел на сторону.
Именно поэтому я хочу знать, что конкретно знает Регина.
И, кажется, мой вопрос вводит ее в ступор, потому что в трубку слышу, даже тихое «э-ээээ», настолько ее удивляют мои слова. Меня также удивляет ее реакция, поэтому мы, так сказать, квиты в этой ситуации. Но, к счастью, пауза не настолько долгая, какой могла бы быть.
— Так что-то мне не нравится твой тон. Я чувствую, что мне навешали очень много лапши на уши, а ты знаешь, я не люблю, когда такое происходит. Пожалуй, лучше начни-ка ты, а я скажу, насколько твой и его рассказ сходятся, и подскажу, какие кары ему можно устроить.
Тяжело вздыхаю и не знаю, как ей намекнуть, что мне действительно хочется услышать, что же он ей рассказал. Понимаю, что это глупо, но вот хочется и все. Мне хочется понять, насколько циничным человеком он вдруг стал. Ну, это если брать конкретно эту ситуацию, а в целом мне очень хочется понять, что произошло, что он так ко мне изменился, поменял отношение к нашей семье. И как давно, в принципе, у него другая женщина?
— Регин, — решаю не ходить вокруг да около не выписывать круги, а попросить прямо, — пожалуйста, скажи, что он тебе рассказал. Я обещаю, расскажу тебе все, только мне интересно узнать, что же наговорил он.
— Да, уехала в отпуск, называется. Вас вообще одних нельзя оставлять я смотрю, сразу какой-то кордебалет происходит. Но он мне сказал, что ты решила навестить его на работе, чему я, кстати, удивлена, и у тебя случилась гормональная вспышка, ты разнервничалась, распсиховалась, запнулась и упала. Из-за этого он узнал, что ты беременна, сильно испугался и вот ждет, когда тебе станет легче.
Распсиховалась, разнервничалась, какая красивая история. Ну да, я, правда, распсиховалась, разнервничалась только причина не в гормонах, причина в муже и в его любовнице. Нет, я понимаю, что он и не рассказал бы Регине о том, что изменяет мне, и я застала его в очень однозначной ситуации, но все же мог бы просто промолчать и сказать, что я все расскажу, зачем же так врать? Зачем?
— Как-то так. Но я помню, как ты носила Надю, и мне не верится, что ты могла распсиховаться. Уж если девочку выносила без проблем, то даже если ты сейчас мальчика носишь… Я сначала хотела тебе не звонить, дать время отдохнуть, не дергать, но, понимаешь, как-то терзают меня смутные сомнения. Что у вас все-таки произошло? Расскажи мне.
Продолжает говорить подруга, и я не знаю, как бы сейчас не сорваться и не рассказать ей все с ненормативной лексикой.
— Лиль, ну что ты молчишь? Я ведь нервничаю. Мне жалко, что я так далеко от тебя нахожусь, не могу приехать в больницу и обнять. Я даже посмотрела билеты. В ближайшие два дня не смогу к тебе прилететь.
— Регин, не вздумай отменять отпуск. Ты три года работала без выходных, даже первого января, восьмого марта, и в день рождения. Не надо. Я тут справлюсь, отдыхай.
Пытаюсь успокоить ее. Она ведь правда может взять билеты, знаю ее, но мне очень хочется, чтобы она отдохнула. Только понимаю, если сделаю это сейчас никакие мои слова не помогут, и она реально вернется, плакал ее отпуск, а мне ее жаль.
— Ты мне зубы не заговаривай. Давай, говори, что у вас произошло. Я по голосу слышу, что маразм крепчал, деревья гнулись, и ночка темная у вас была. Поверь, если ты боишься, что я приеду, а я могу это сделать, подумай и о том, что, если ты промолчишь, я приеду с большей вероятностью, просто чтобы выбить из тебя это. Давай не строй из себя благородную такую все правильную вещай.
Может она и права, и не стоит молчать.
— А отвесить люлей твоему дорогому муженьку я могу и на расстоянии, и потом, когда приеду. У меня все равно отдыха осталось всего пять дней, поэтому, знаешь, тут днем раньше вернусь, днем позже… я уже все равно отдохнула, и мне здесь даже скучно. Нельзя на две недели брать путевку, десять дней максимум. Давай я готова, уже устроилась, анестезию приготовила, вещай.
— Аха-ха-ха, — смеюсь, потому что мне нравится ее настрой, и умение вот так, как сказать, что хоть стой, хоть падай.
Вот она, настоящая дружба, та, которая есть далеко не у всех, но о которой все мечтают. Друг, это не тот, кто рядом с тобой, когда все хорошо. Друг, это тот, кто с тобой рядом, несмотря на то, в какой тяжелой ситуации ты находишься. Друг, это тот, кто сорвется ради тебя, и тот, ради кого сорвешься ты.
— Ладно, тогда слушай, только анестезию попроси сразу тройную, чтоб не дергать официанта лишний раз.
— Твою ж… Официант, — с легкой паузой кричит на ломанном английском подруга. — Давай я готова.
Я начинаю, рассказываю в красках очень долго, подробно, снова плачу, она меня успокаивает. Но едва заканчиваю, дверь в палату открывается и заходит психолог, у меня даже глаз нервно дергается.
— Лиль, ты чего замолчала? — дергает подруга, когда пауза затягивается.
— Прости, давай я тебе попозже перезвоню, психолог пришел.
— Фихолог, чтоб его. Шли его лесом. Нет, Игореша, что-то совсем берега попутал. Если надо, кивай, поддакивай, делай все, что говорят, но без всяких там документальных, аудио подтверждений. Я скоро буду и устрою твоему муженьку просвистон.
И подруга сама сбрасывает вызов, а я волчком смотрю на врача.
— Ну что, Лилия Алексеевна, давайте попробуем еще раз?
Глава 13
— Мам! — задыхаясь от возмущения, вскрикиваю на мать, с которой мы созвонились по видеосвязи.
— Ты не мамкай мне, я жизнь прожила. Я знаю, что говорю. Это ты еще молодая, жизни не нюхала, живешь в каком-то своем этом идеальном мире и не понимаешь, насколько важно это все сохранить. Вырвалась быстро в хорошую жизнь, не успела прочувствовать все, что мы с отцом прочувствовали. В детстве мы тебе всегда с отцом потакали, и ты жила, ни в чем не нуждаясь, вот и не понимаешь, что творишь.
Тут немного хочется усмехнуться, потому что я во многом нуждалась, просто никогда не просила: ни куклу, никакой-то красивый наряд, потому что знала, не было у нас денег тогда, не было.
И учеба, я занималась, как только могла, участвовала во всех олимпиадах, конкурсах, во всем, чтобы учителя готовили меня сильнее и мне не нужны были репетиторы для поступления.
Я с детства выкручивалась, но да, вместе с Игорем выживать было не нужно, я расслабилась, забыла о прошлом как о кошмарном сне.
А она сейчас так говорит… Не могу в это поверить
— Да ты сама себя слышишь, мам? Ты говоришь ужасные вещи. Ты моя мать, ты должна любить меня и защищать. А что в итоге? Ты его защищаешь, его покрываешь. Мам, услышь сама себя.
— А я и слышу, и слышу прекрасно. Я тебе еще раз повторяю, ты сейчас себя ведешь неразумно, по-детски и совершенно не заботясь ни о себе, ни о Наде, ни о нас с отцом. Ты поступаешь как самая настоящая эгоистка, которой плевать на людей вокруг себя.