Рубеж-Британия (книга 4)
Глава 1
Татьяна Румянцева
Агнесса, принцесса Британии
06.08.1905 г.
Утром свежо у Амура, но небо чистое, безоблачное обещает жаркий день.
Сердце бешено колотится, и ничего с этим поделать не могу. На негнущихся ногах подхожу к ажурным кованым воротам обширного и богатого именья Румянцевых, расположившегося на берегу широкой реки.
Всего–то три дня назад я покинул Северную Америку, завершив там все дела, и одним рывком прибыл в Ангарск, оставив гвардейцев далеко позади. Я пролетел полмира, как гигантский орёл, испытывая себя и проверяя предел сил. Мне так захотелось свободы.
Но ощутил я лишь долг и печаль.
Форма штабс–капитана гвардии, которую забрал с базы подготовки в Ангарске, сидит на мне хорошо. И всё ещё сильно впечатляет окружающих. Но теперь это не так важно. Вскоре мир поймёт, что мы больше не нужны.
А кольца на моих пальцах, светящиеся эрением, станут лишь диковиной. Вечным источником света.
Зачем я прибыл сюда. Вот уже который час по дороге с самого селенья у Амура я задаю себе этот вопрос.
А только ли из–за обещания, данного Илье Рогачёву? Последнее письмо от него я передам во что бы то ни стало. И посмотрю в глаза отцу Олега, которого, как выяснилось, они похоронили ещё год назад. Небесная принцесса призналась мне об этом уже после.
И каково было самому Олегу знать, что для семьи он умер от ранения на бессмысленной дуэли? Он рассчитывал вернуться домой и всех обескуражить? А что если нет? Да и как бы он посмел. Вырастив ему ногу, Мастер обрёк на одиночество. А ещё, похоже, держал его в своём логове долгое время.
Пока я был в тюрьме, Олег сидел у него в подземелье.
Мы оба были его заложниками. Придёт время, и Григорий Ефимович за всё передо мной ответит. Даже если заслужил он милость за спасение Земли…
Калитку бежит открывать садовник, который возился с деревьями неподалёку. Но это сущая формальность, ворота и не закрыты на замок. Их достаточно толкнуть.
Светлый мужчина лет сорока пяти в рабочем фартуке сияет, разглядывая меня. Вероятно, когда–то здесь часто появлялись офицеры меха–гвардии. Соратники и друзья Олега.
— Доброго утра, господин офицер гвардии! — Восклицает садовник на подходе. — Ты во владениях Румянцевых, не заблудился ли?
Несмотря на вопрос, живенько открывает воротину.
— А с чего решил так, отец?
— Без коня да без стража своего. Неужели с самого села к нам топаешь?
— С самого села и по адресу. Скажи лучше. Татьяна Сергеевна здесь? — Интересуюсь, проходя.
— Да здесь, — отвечает, почёсывая затылок. — Куда ей деться–то? Правда, готовятся они к поездке в Иркутск.
— Вот как?
— Балы ж императорские, и так запозднились. Успеть бы на закрытие, — рассказывает садовник бесхитростно.
Аллея длинная до главного особняка. А с начала её уже ко мне кто–то из слуг направляется спешно.
— Год траура по Олегу Сергеевичу прошёл, — продолжает мужчина. — А от батюшки императора уже залежалось приглашение на Императорский остров. Отказывать нельзя, непочтительно это.
— А Татьяна что? Тоже собирается?
— И сёстры, и Татьяна. На этом настояла её матушка. Танечка сильно скорбела по брату и забыла о себе самой. А делать–то что? Замуж всё равно выдавать пора. Чуть засидится, и кому старая дева нужна?
— Скажешь тоже, — фыркнул на него.
— Прости, господин офицер. Я ж не со зла. Тридцать лет Румянцевым служу, и все беды через себя пропускаю.
— Полагаю, меня встретят, — киваю на идущего в мою сторону слугу, не желая продолжать эту тему.
— Обязательно, господин офицер. А чьих будешь?
— Князь Сабуров Андрей Константинович, — представился ему и двинул вперёд.
Садовник так рот и раскрыл, вероятно, потеряв на время дар речи.
Я их злейший враг. Думаю, каждая собака здесь знает об этом.
Аллея длинная и широкая, деревья по сторонам облагорожены.
Впервые я подумал, что соскучился по нашей приморской природе. Очень соскучился. Особняк у Румянцевых большой, как целый дворец. Закрывает собой всё побережье. По левое плечо — сад цветущий и парк густой, огибающий крыло особняка и уходящий к берегу. По правое — конный двор с ипподромом, судя по лошадиному ржанию и некоторой активности. В целом, прогулочная территория обширная, если учесть, что и берега кусок граф отхватил не хилый.
Хорошо здесь. Если не знать беду.
— Доброго дня, господин штабс–капитан гвардии, — поздоровался высокий худощавый, седовласый дед, встретив на середине аллеи. — Я дворецкий именья Румянцевых Алексей Иванович, чем могу служить?
— Князь Сабуров Андрей Константинович, — представился и увидел, как и у этого дворецкого вытягивается лицо, да чернеют глаза.
— Са…Са… — начал заикаться тот. — Что вам здесь нужно?
— По посмертной просьбе Ильи Рогачова я должен передать письмо лично в руки Татьяне Сергеевне.
— Побойтесь Бога, барин! — Ахнул и чуть в ноги не упал. — Танечка только оправилась. А тут вы!
— Воля покойного и слово боевому товарищу привели меня сюда вопреки всему. Я тоже не хочу здесь быть, но долг обязывает, — настаиваю.
И уже вижу, как с конного двора скачет человек сюда.
Отец Татьяны на крупном чёрном коне в штатах кавалерийских в одной рубахе, расстёгнутой до живота, ворвался на аллею, как ураган и стал вертеться на беспокойном скакуне передо мной.
За год он сильно сдал, судя по усталому лицу, изрубленному морщинами.
— Ты! — Воскликнул остервенело. — И как духу хватило явиться сюда! Тебе мало⁈
Перебороть смятение сложно. Особенно когда ты видишь горем убитого человека, обвиняющего во всём тебя. Но я держу лицо строгим. И не увожу своего взгляда.
— Дьявол! — Продолжает поклёп. — Как только земля такого держит. Матёрый стал, загорелый. Целый капитан гвардии! Как был мой сын. Что? Что ухмыляешься?
— Сергея Илларионович, прекратите истерику, — произнёс в ответ уверенно. — Я долго не задержусь.
Вижу, как сюда скачут ещё люди. Скорее всего, помощники из числа слуг, выполняющие роль стражи. Ну–ка же, хлысты при них, чем не оружие.
— Говори, зачем явился? — Наседает граф, присмирив, наконец, своего скакуна и уставившись в меня ненавидящим взглядом.
Что ж. Похоже, дальше мне точно не пробиться. Поэтому достаю из внутреннего кармана синего кителя письмо с почерневшими пятнами крови. И сделав несколько шагов, протягиваю графу.
Отец Татьяны смотрит на испачканную бумагу с ужасом и непониманием.
— Это письмо Ильи Рогачёва, которое он написал на случай, если погибнет. Оно адресовано Татьяне, — поясняю. — Он взял с меня слово перед смертью.
— Почему оно…
— Его кровь. Он погиб в бою.
— Этого удара она не вынесет, — выдавил граф, принимая всё же бумагу.
— О его смерти в скором времени будет известно. Так или иначе, — говорю, что думаю. — Вряд ли вы сумеете оградить её от этой новости.
Граф немного помолчал, впившись глазами в конвертик.
— Тогда сын, теперь Илья, — прошептал негромко и добавил себе под нос, нахмурившись. — Лучше бы и ты умер в бою. А не с таким позором.
Сердце кровью обливается.
Страшнее горя нет, чем лишиться ребёнка. Особенно сына, которым ты всегда гордился. Которого ставил в пример.
— Сергей Илларионович, — начал я с волнением, решившись. — Вы должны кое–что знать.
— И что же? — Хмыкнул граф, вновь на меня посмотрев с негодованием.
— Ваш сын погиб в бою, а не на той дуэли. Распутин вылечил его и оставил при себе для подготовки к важной государственной миссии. Примерно четыре месяца назад по тайному заданию Империи мы отправились в Америку, чтобы искоренить источник зла, связанный с оргалидами. Ценой своей жизни Илья и Олег выполнили миссию, возложенную самим Императором. Теперь оргалиды не появятся ни в Российской империи, ни в любой другой стране. Мы сумели одержать окончательную победу. Знайте, если бы не героизм вашего сына ничего бы не вышло. Если не верите, когда вернётся Небесная принцесса, она всё подтвердит. Об одном прошу, не распространяйтесь об этом.
Доложил, выдохнул. Сказал не для Олега Румянцева. А для его отца.
— Я не верю тебе, — прошептал граф, но неуверенно.
— Мне нет смысла лгать вам, Сергей Илларионович.
— Мы же хоронили его, я сам лично прощался.
— Уверены, что ничего подозрительного не заметили?
Задумался граф. А затем признался:
— Заметил, многих не пустили к нему. Там ещё были дворцовые гвардейцы. И сам Распутин пожаловал. Неужели…
— Да, тогда Олег выжил. И для успеха миссии скрылся от семьи на восемь месяцев.
— Это звучит так безумно, — произнёс граф, нахмурившись. — Выходит, он был жив всё то время. А затем судьба расставила всё на свои места. Странные ощущения теперь, будто я упустил время, дарованное мне свыше. Не знаю, что мне делать. И стоит ли родне знать. Если, конечно, это правда.
— Правда, не сомневайтесь.
— Всё так странно.
— Простите, Сергей Илларионович. Но я вынужден откланяться, — говорю, отступая. — Прочтите письмо сами и решите, стоит ли передавать Татьяне. Волю покойного исполнить я вряд ли смогу. Теперь понимаю. Живые дороже.
Не дождавшись ответа, развернулся и пошагал прочь. Камень с души моей упал.
Знаю, что каждый отец хочет верить, что его сын герой. И граф поверил. Очень легко. Но ведь я и не соврал. Без Олега мы бы не справились. Он дрался не хуже каждого из нас, рискуя жизнью.
А потом он перестал быть собой. В нём пробудился Мастер, исполнивший подлое дело.