Тульский детектив

Пристав и урядник встали с самого утра, с петухами, и сейчас направлялись в имение «Родники» переговорить с домочадцами Торотынского. Они ехали по проселочной дороге, которую с двух сторон окружал густой лес. Дорога была пуста. Никто не просматривался в утреннем тумане ни сзади, ни навстречу.

– И что это значит? – спросил Трегубов.

– Может и ничего, а может следователь решит, что всё в деле ясно, и нужно передавать его в суд. У них тоже сейчас людей не хватает, по двадцать дел ведут за раз. Какое тут разбирательство! Лишь бы скорее закрыть.

– Но как же такое возможно, когда человеческая судьба зависит от расследования?!

– А вот так! Каждый только о себе думает, – недовольно сказал Столбов. – Не дай Бог ещё Истомина назначат.

– Почему?

– Этот никогда оправданий не ищет, ему легче обвинить кого.

– Тогда нам нужно поторопиться и всё выяснить до судебного следователя, – сказал Трегубов.

– Я об этом и говорю. Скоро у меня вообще времени не станет, как только дела приму у исправника, буду больше бумажками заниматься, – вздохнул пристав.

– Если Вы не любите заниматься бумагами, зачем идете помощником?

– Как зачем? Карьера, жалованье выше. Может, исправником стану, нынешний уже в годах. Да чем ещё заниматься?

– А Ваша семья?

– Семьи у меня нет, – ответил Столбов. – Вдовец я. Жена умерла в родах, когда на войне был. Так больше и не женился. Семья моя – это служба.

– Вы были на войне? В Крыму?

– Да, был, – мрачно ответил пристав, – теперь голова по вечерам раскалывается – контузия.

– Я бы тоже хотел попасть на войну, – мечтательно произнес Иван. – Совершить что-нибудь, поступок какой! Но, видно, не судьба.

– Ну и хорошо, нечего там делать, – проворчал пристав.

– Как это нечего? А защищать Отечество, как Нахимов, как Ушаков!

– Отечество обойдется и без Ваших подвигов. Нет в войне ничего героического – только дурость и кровь. Читали «Севастопольские рассказы» графа Толстого? Нет? Почитайте обязательно. Это он ещё причесал всё. Но картину общую даёт. Не человеческое это занятие – война.

– Но люди постоянно воюют, – возразил Трегубов.

– Потому как дурость в головах. Человеку в отличие от скотины дан Богом ум и язык, чтобы договариваться, а не стрелять друг в друга из орудий. Вон сколько народа в Крыму полегло от пуль и болезней! А какой в этом прок?

– Ну… – начал Иван.

– Никакого проку! – оборвал его пристав. И мне думается, что Его Императорское Величество, царствие ему небесное, тоже понял это. Сколько потом полезного сделал для Империи!

Тут Столбов вспомнил про новые указания, поступившие полиции после коронации нового Императора, насупился и замолчал. Трегубов тоже молчал, поскольку не понимал такого неприятия героического служения Отчизне в собственном начальстве. Так молча они и доехали до имения.

Двухэтажная усадьба бледно желтого цвета с белыми классическими колоннами в окружении стриженных кустов содержалась в полном порядке, что говорило о благополучии хозяев. Так было далеко не со всеми помещичьими домами в эти времена.

Полицейские спешились. Из пристройки выскочил белобрысый парень, нос картошкой, лет пятнадцати или шестнадцати.

– Петька, возьми лошадей. Людмила Павловна дома?

– Да вот же она!

Управляющая имением, одетая в строгое серое платье, показалась на ступенях крыльца.

– Иван? Какие новости о Михаиле? – обеспокоенно спросила она.

– 

Добрый день, Людмила Павловна. Пока ничего не могу сказать. Это пристав Илья Петрович Столбов. Он приехал поговорить с Вами, хочет помочь Михаилу.

– Если так, то милости просим в дом, – управляющая оглядела Столбова с ног до головы. Они прошли в дом и поднялись на второй этаж, как раз в ту комнату, где проходил тот злополучный ужин. О чем сразу упомянул Иван.

– Мы как раз здесь сидели тогда.

– Что-то хотите с дороги? – спросила управляющая.

– Чаю бы, – попросил Столбов.

– Хорошо. Располагайтесь, я схожу распоряжусь.

– Вы отсюда смотрели? – спросил пристав урядника, подойдя к окну, когда вышла Людмила Павловна.

– Да, – Трегубов тоже подошёл к окну. Медведев на лошади был вон там, напротив того куста, а Михаил перед ним в одном или двух метрах.

– О чём Вы хотите со мной поговорить? – управляющая вернулась и села за стол.

Столбов отодвинул стул и присел напротив. Трегубов разместился сбоку.

– Я бы хотел подробно разобрать, что здесь произошло, что за люди были. Может быть, это поможет Михаилу.

– Что ему сейчас грозит?

– Тюрьма или каторга, – пожал плечами пристав, – но, вероятно, есть какие смягчающие обстоятельства. Вы давно здесь работаете?

– С рождения Михаила. И что это могут быть за обстоятельства? – Людмила Павловна посмотрела на полицейского.

– Пока не знаю. Вам здесь нравится? Как бы Вы описали Вашего хозяина?

– Михаила? Он образованный, добрый и интеллигентный юноша. Он вырос у меня на глазах, и почти как сын мне. Вот Иван может подтвердить.

– Иван сейчас при исполнении, и он будет записывать нашу беседу.

Трегубов спохватился под строгим взглядом Столбова и начал судорожно доставать письменные принадлежности.

– Значит, Вы давно работаете здесь? А где живете?

– Здесь же, в имении. У меня две комнаты во втором этаже.

– У Вас есть семья? – спросил пристав.

– Нет, я не замужем.

– А были?

– Нет, не была. Но к чему эти вопросы? Разве они помогут?

– Я пока не знаю, просто составляю картину.

В комнату вошла дородная женщина средних лет с подносом и молча поставила по чашке чая перед полицейскими.

– А кто был ещё в тот день? – спросил пристав, дождавшись пока женщина вышла.

– Шляпниковы, потом доктор.

– Давайте по очереди: Шляпниковы, – прервал её Столбов. – Шляпниковы – это кто?

– Наши соседи. Василий Иванович, помещик, у них большие земли вокруг. Он друг покойного Алексея Константиновича. Как и Александр Францевич, который тоже был тут.

– Врач?

– Да, врач.

– И ещё был директор завода? – спросил Столбов.

– Да, Иосиф Григорьевич.

– А по какой причине был ужин?

– Да особенно и не было причины. Приехал Александр Францевич, а поскольку он дружен с Василием Ивановичем, я позвала и Шляпниковых.

– А зачем приезжал доктор? Извините за нескромность, кто-то заболел?

– У нас он был проездом, – ответила Людмила Ивановна. – Он ездил осматривать Мглевскую Марию Александровну. Ей не здоровится.

– Я слышал об отравлении. А к Вам зачем приехал?

– Приехал рассказать Михаилу, как его невеста.

– Понятно. И Вы пригласили его на ужин?

– Да, раз уж он здесь.

– А Иосиф Григорьевич по какой причине навестил имение?

– Я его вызвала, поговорить по делам завода.

– Понятно. То есть, получается так – если не так, поправьте меня, пожалуйста, – что господин доктор был проездом, остальных гостей пригласили Вы, и Вы организовали ужин. Это не инициатива Михаила?

– Да, всё верно, – медленно проговорила Людмила Иванова, – Вы думаете это как-то может помочь?

– Не знаю, пока не знаю.

– Михаил говорит, что ружье после смерти Алексея Константиновича, который был заядлым охотником, не заряжалось?

– Всё верно. Не то чтобы заядлым… вот доктор – тот да, – но за компанию ходил, – подтвердила управляющая.

– Он сам пошёл за ружьем, Михаил? Где оно, кстати, хранится?

– Нет, послал Петьку. Вы его видели. А хранится оно в первом этаже у садовника Степана Игнатьевича.

– Почему там?

– На случай, если воры залезут, да и обращаться с ним никто больше не умеет.

– Что говорил Медведев, когда приехал?

– Он не говорил, а кричал спьяну, звал Михаила драться на саблях.

– А что Михаил, не захотел драться на саблях? Пошёл сразу за ружьем?

– Да. То есть нет, сначала хотел тоже пойти за саблей, от Алексея Константиновича осталась, армейская, но потом передумал и послал Петьку за ружьём.

– А почему передумал? – как бы невзначай спросил пристав.

– Кто-то сказал, что не нужны здесь дуэли, что просто надо его выгнать.

– А кто сказал?

– Мне кажется, что я.

– То есть Вы предложили взять это ружье?

– Да. Так и было, как за неделю до этого, когда капитан уехал.

– Понятно. Вы знали, что ружьё заряжено?

– Нет, конечно! – возмутилась Людмила Павловна.

– То есть, Вы уверены, что оно было не заряжено?

– Я за ним не слежу, не знаю, – управляющая поджала губы. – Спросите лучше Степана.

– Спросим, конечно. Можете его позвать сейчас?

– Ко мне больше нет вопросов? – резко спросила она.