В поисках Зефиреи. Заметки о каббале и «тайных науках» в русской культуре первой трети XX века

Уже в 1887 году еврейский теософ из Пуны Авраам Давид Езекиэль (A. D. Ezekiel) опубликовал переводы нескольких важных каббалистических текстов на еврейско-арабский язык (в том числе тех самых частей Зоѓара, которые цитировала Блаватская, а также Сэфер йецира и др.). Он же опубликовал «Введение в каббалу» на английском языке, адресовав эту книгу другим членам Теософского общества в Индии69. О посвященных еврейскому эзотеризму публикациях теософа и антропософа Э. Мюллера мы скажем ниже. Начиная с 1910 года Леонард Босман (L. Bosman; 1879–1940?), еврейский теософ из Лондона, опубликовал множество статей и книг по каббале, в том числе в серии «Эзотерические исследования» издательства «Dharma Press»: среди них были «Тайны каббалы» (1913), «Ключ ко Вселенной» (1923), «Разоблаченная книга Бытия» (1925) и др. Элиас Гевюрц (Elias Gewurtz), польский еврей и американский теософ, учитель и коллега Босмана, также опубликовал несколько статей и книг по каббале, в частности статью «Каббала» в журнале «The Theosophist» (1914), а также (в соавторстве с Босманом) книгу «Космическая мудрость, воплощенная в каббале и символическом еврейском алфавите» (1914); чуть позже им был издан сборник лекций «Скрытые сокровища древней каббалы» (1918), прочитанных в одном из филиалов Теософского общества. Джошуа Абельсон (J. Abelson), английский раввин, ученый и теософ, публиковал в «The Theosophical Review» статьи о еврейском мистицизме и каббале, в том числе «Талмуд и теософия» (1905), «Раввинский мистицизм» (1912), «Сведенборг и Зоѓар» (1921) и «Оккультные идеи в еврейской литературе» (1924). Особенную популярность приобрел написанный им обзор учения каббалы с точки зрения теософии – «Еврейский мистицизм: введение в каббалу» («Jewish Mysticism. An Introduction to the Kabbalah»; публ.: London, 1913). Как мы видим, в рамках теософского движения существовало целое направление, специально занимавшееся интерпретацией идей еврейской каббалы. Наличие «еврейской» версии теософского учения необходимо учитывать и при обсуждении распространения теософских идей и их влияния в начале ХХ столетия.

1.3. Антропософия и каббала

Ситуация с антропософией несколько отличалась от таковой в Теософском обществе. Как известно, Рудольф Штайнер (1861–1925), глава германской секции Теософского общества, возглавил недовольных проводимой его руководством политикой именно под знаменем восстановления христианского эзотеризма и отказа от чрезмерного увлечения Востоком. В результате в конце 1912 – начале 1913 года германская часть Общества откололась и было создано Антропософское общество70. В целом можно сказать, что Штайнер не стремился найти себе союзников среди нехристианских эзотерических учений, существовавших в Европе. К тому, что он называл «мистикой» и «мистериями», он был вполне терпим, однако еврейский мистицизм (как и мусульманский) требовал значительной реинтерпретации, чтобы вписаться в его концепцию «мистического христианства». Это тем более любопытно, что, как мы уже говорили, «новый оккультизм» XIX века, из которого родились Теософское общество и другие подобные организации, унаследовал от масонства интерес к еврейскому эзотеризму и был очень сильно «каббализирован»: такие видные оккультисты, как Антуан Фабр д’Оливе (1767–1825), Элифас Леви, Станислас де Гуайта (1861–1897), считали каббалу высшей мудростью человечества и посвятили ей наиболее значительные свои произведения. Штайнер, во многом опираясь на труды этих авторов, «христианизирует» каббалу, подобно тому как теософы ее «ориентализировали». В своих интерпретациях Евангелий он вполне благожелательно отзывается об иудеях, однако, на первый взгляд, не проявляет особого интереса к «мистическим учениям» позднейшего иудаизма, чем заметно отличается от многих современных ему оккультистов.

Вместе с тем ошибочно полагать, что сам Штайнер не интересовался каббалой и не использовал ее идеи в своем учении. И в ранние (доантропософские) годы, и впоследствии он время от времени касался темы еврейского эзотеризма в статьях и лекциях, а его близкие соратники (среди которых были и евреи) давали антропософские толкования каббалистическим концепциям. Еще будучи теософом, Штайнер, следуя Блаватской, указывал на ограниченность представлений европейских оккультистов, считавших каббалу принадлежащей исключительно к наследию «западного» эзотеризма. В 1‐й лекции цикла «Теософская космогония» (Берлин, 1904) он отмечал, что европейским исследователям-эзотерикам трудно понять «Тайную Доктрину»:

…европейское оккультное знание весьма специфическим образом определялось христианскими и каббалистическими влияниями и поэтому приняло односторонний характер. Если разобраться с этим и вернуться к основе этого знания, то возможно достигнуть полного согласия с тем, что было открыто нам г-жой Блаватской71.

18 марта 1904 года Штайнер даже выступил в Берлине с докладом «О каббале» («Über die Kabbalah»)72, в котором объявил о согласии каббалистического учения с идеями теософии:

Я расскажу кое-что о том, что такое каббала. Из моей книги73 вы поймете, что эти тайные доктрины вполне согласуются с теми, которые мы изучаем в теософии74.

(Текст этой лекции сохранился в виде записей, сделанных двумя ее слушателями; его перевод мы публикуем в Приложении I.) Он называет в этой лекции каббалу «традицией древних евреев»:

Глубокая мудрость каббалы сегодня малоизвестна даже среди евреев. Иногда она обнаруживается там, где меньше всего этого ожидаешь. Если вы встретите ученого еврея, приехавшего из самых отдаленных уголков Галиции, который выглядит очень бедно и может показаться цивилизованному человеку отталкивающим, вполне возможно, что он-то как раз еще знает остатки каббалистической мудрости. В Австрии таких людей называют «чудо-раввинами» («Wunder-Rabbi»), потому что они владеют некоторыми внешними магическими искусствами, например, могут практиковать внушение (Suggestion) намного лучше, чем наши современные врачи. В какой-то степени они даже являются посвященными75.

В своей лекции Штайнер достаточно подробно рассказывает о системе 10 сфирот, связывая ее с тремя мирами – телесным, душевным и духовным (и, соответственно, с тремя «частями» души) – и называя ее «каркасом еврейской тайной доктрины»76. Учение о сфирот для него —

это тоже вид самопознания, лежащий в основе каббалы. Мы ходим в царстве и узнаём себя в трех сфирот: [это] царство тела, царство души и царство духа77.

Отметим, что Штайнер неоднократно возвращается к учению о сфирот и в более поздние годы. Обсуждение сфирот как основных принципов существования мироздания и человека в антропософском контексте можно обнаружить в 8‐й лекции его цикла «Евангелие от Матфея», прочитанного в Берне в 1910 году и впервые изданного в 1918‐м78. Штайнер предлагает здесь антропософское истолкование всех десяти сфирот, начиная с последней, Малхут (Царство)79, правда заявляя при этом, что каббала является тайной традицией «ессейского посвящения» и что «именно за это учение Иисус бен Пандира и был обвинен в святотатстве и казнен (побит камнями)»80.

В лекции в Дорнахе (19.09.1922) он говорит о десяти «членах» человеческого существа, которые соответствуют десяти сфирот «дохристианской эпохи»:

Если мы посмотрим на человека в целом, в том смысле, в каком я его представляю, в девяти частях, то мы увидим, спустившись вниз: дух человека, жизнь духа, Я-дух, сознательная душа, интеллектуальная душа, чувствующая душа, тело желаний, эфирное тело, физическое тело. Это девять членов (Glieder). Они не смогли бы правильно соединиться с земной жизнью, если бы не существовало их синтеза: десятого. В результате мы имеем десять членов, которые также выразились в [представлении о] десяти сефирот дохристианского периода, но таким образом, который соответствовал тому времени, когда еще не было полного самосознания81.

В поздней лекции «Древо сфирот в его связи с тройственной природой человека» («Der Sephirothbaum in seinem Zusammenhang mit der dreigliedrigen Natur des Menschen»), прочитанной в Дорнахе в мае 1924 года, Штайнер вновь обсуждает систему сфирот и фигуру Адама Кадмона, а также возможную связь между сфирот и десятью категориями у Аристотеля. В его архиве сохранились его собственноручные рисунки с изображениями Адама Кадмона и древа сфирот82. Эту тему подробно развивает один из ведущих антропософов Гюнтер Шуберт (1899–1969) в статье «Категории Аристотеля», опубликованной в журнале «Гётеанум» (1927)83.

Рис. 1–4. «Каббалистические» рисунки Рудольфа Штайнера. 1904 (1924?). Публикуются по изд.: Steiner R. Bewusstsein – Leben – Form. Dornach: Rudolf Steiner Verl., 2001. S. 276–279.

Неудивительно, что каббалой интересовался целый ряд участников антропософского движения, в основном (как и в Теософском обществе) еврейского происхождения. Вероятно, наиболее известным среди них был Эрнст Мюллер (1880–1954) – венский математик, философ, писатель, библиотекарь, убежденный теософ и антропософ, написавший несколько книг о каббале84. Подобно Андрею Белому, со студенческой поры он имел «оккультно-трансцендентные переживания», увлекался индийской теософией, спиритуализмом, в 1899 году посещал в Мюнхене лекции теософа Франца Гартмана, только что основавшего «Международное теософское братство» («Internationale Theosophische Verbrüderung»). Мюллер был активным сторонником сионистского движения, знакомым Т. Герцля, М. Бубера, Х.‐Н. Бялика, в 1907–1909 годах жил в Палестине. После возвращения, в 1909 году, он становится членом тесно связанного с Р. Штайнером теософского кружка в Вене. Заинтересовавшись идеями руководителя германской секции Теософского общества, он посещает его лекции, в частности цикл «Тайны библейской истории творения» («Die Geheimnisse der biblischen Schöpfungsgeschichte»), посвященный основам «древнееврейской мудрости» («althebräische Weisheit»)85. Слушая эти и другие лекции Штайнера, Мюллер пришел к убеждению, что новая теософия Штайнера намного ближе к еврейской (иудеохристианской) традиции, чем «восточная» теософия последователей Блаватской. Более того, он полагал, что предложенная Штайнером трактовка Книги Бытия исходит непосредственно из учения каббалы. В воспоминаниях Мюллер писал, что лекции «Доктора Штайнера» «выросли из непосредственного знакомства с древними еврейскими мистериями» («Aus dem unmittelbaren Kontakt mit den althebräischen Mysterien emporgewachsen») и восходят к каббалистической традиции Маасе Берешит («Дело Творения»)86. Вряд ли стоит удивляться тому, что идеи Штайнера вызвали энтузиазм у теософа-сиониста с каббалистическими интересами, ведь «Доктор» говорил о перспективе восстановить «древнееврейское» мистическое понимание рассказа о Творении в Книге Бытия с помощью антропософского языка и метода:

Важно, чтобы с нашей антропософской подготовкой мы смогли проникнуться, хотя бы отчасти, тем настроением, которое обитает в сердце и в душе старого еврейского ученого (der bei einem alten hebräischen Schüler im Herzen und in der Seele lebte), всякий раз, когда он возглашает следующие слова: Брейшит бара элоѓим эт-ѓа-шамайим ве-эт ѓа-арец87, 88.

Именно Мюллер становится впоследствии основным пропагандистом идей каббалы среди антропософов. Считая, что его учитель предлагает современную теософскую версию «каббалистического понимания Творения», во многом согласную с Зоѓаром, он пытался убедить Штайнера в необходимости специального изучения этой книги для целей антропософии. В мемуарах он рассказывает о разговоре со Штайнером летом 1912 года:

Я спросил об истинности Зоѓара и каббалы. Д-р Штайнер заметил, что их содержание соответствует содержанию духовной науки («Dr. Steiner bemerkte, dass deren Inhalt mit denen der Geisteswissenschaft übereinstimmen»). Разница, по-видимому, носит методологический характер: в то время как аналитический подход каббалы направлен от единства к множественности, синтетический подход духовной науки, наоборот, устремлен от множественности к единству89.

В Праге Мюллер с друзьями организовали кружок, в котором занимались изучением каббалы и антропософии. Один из участников этого кружка, ученик Штайнера Карл Штокмайер разработал первый проект теософского храма, на основе которого был впоследствии создан Гётеанум в Дорнахе. Использовав материалы по изучению Зоѓара в этой группе, Штокмайер создал впоследствии собственный эзотерически-поэтический перевод первых глав Книги Бытия, опубликованный им в 1917 году под названием «Ход дней творения» («Der Schöpfung Tage Gang. Genesis I–III»).

Вместе со своим другом, энтузиастом изучения каббалы, сионистом и антропософом Гуго (Шмуэлем) Бергманном (1883–1975), впоследствии – известным израильским философом и писателем (он был также другом Ф. Кафки), Мюллер переводит фрагменты Зоѓара на немецкий язык и публикует их с помощью Мартина Бубера. Мюллер также издал несколько книг о Зоѓаре и каббале, среди которых «Зоѓар и его учение» («Der Sohar und Seine Lehre. Einleitung in die Gedankenwelt der Kabbalah»; публ.: Wien, 1920) и «Зоѓар: священная книга каббалы» («Der Sohar. Das Heilige Buch Der Kabbalah, Nach dem Urtext»; публ.: Wien, 1932). Найдя убежище в Англии во время Второй мировой войны, он опубликовал на английском языке уже после ее завершения свою «Историю еврейского мистицизма» («A History of Jewish Mysticism»; публ.: Oxford, 1946), которая принесла ему особую известность.

В предисловии к своей книге «Зоѓар и его учение» Мюллер благодарит трех людей, которые направляли его в его работе, – Р. Штайнера, М. Бубера и Г. Бергманна. «С особенно теплой благодарностью, – пишет он, – я называю имя Рудольфа Штайнера, который первым указал мне на скрытые факты универсальной оккультной науки»90. Согласно Мюллеру, каббала Зоѓара является основой и источником современного оккультизма:

Довольно рано я увидел в тексте Зоѓара первоисточник каббалы, в которую я постепенно погрузился. Здесь я увидел – в «оккультном откровении» – изначальную эзотерическую мудрость, хотя и передаваемую весьма запутанно, но, тем не менее, в постоянной связи с еврейской литературой – наполовину мистической, наполовину народной, почти легендарной, – а также с оккультизмом других народов и времен91.

По мнению Мюллера, теософия с ее сильной антизападной тенденцией практически свела к нулю значение каббалы. Исключением была ее основательница, Блаватская, которая, по словам Мюллера, многое заимствовала из Зоѓара в «Тайной Доктрине» и, в особенности, в «Разоблаченной Изиде». Напротив, антропософия, по Мюллеру, теснее связана с еврейским эзотеризмом, она раскрывает скрытый смысл библейского рассказа о творении, занимается тайными сторонами иврита и языка как такового, связями еврейского гнозиса с ранним христианством, а также розенкрейцерством92. Полагая, что Штайнер опирается в своей «духовной науке» не только на идеи теософии, но и на древнее учение, называемое им самим «каббалой», Мюллер надеялся, что в этой новой школе эзотеризма еврейская каббала вернет себе прежнее, законное положение. Фактически он провозгласил создание исторического и идейного союза между каббалой и антропософией, целью которого было понять антропософию через каббалу и каббалу через антропософию93.

Как мы видим, и в теософском учении Блаватской, и в антропософии Штайнера ценители эзотерического знания могли обнаружить немало сведений о каббале, как мифической «восточной», так и вполне реальной, связанной с иудаизмом и представленной в текстах этой традиции. Конечно, то, в каком виде учения каббалы доходили до них через цепочку переводов и интерпретаций, не позволяет говорить о точности и адекватности. Но ведь энтузиасты «тайных наук», среди которых были и обсуждаемые нами русские авторы начала ХX века, были не академическими учеными, но скорее путешественниками по темным уголкам собственной души и тех миров, о которых современная наука не может сказать ничего определенного. Как к таковым мы к ним и будем относиться.

1.4. Мартинизм и каббала в России

Кажется уместным сказать здесь все же несколько слов об отношении к каббале в новейшем оккультизме, точнее – в его достаточно организованной мартинистско-розенкрейцерской версии, популярной в России в начале ХX века. Каббала – не только как некий миф об изначальном знании, но и как совокупность метафизических принципов и герменевтических правил – имела особое, если не сказать – первостепенное значение для этого направления европейского эзотеризма. Мы еще будем неоднократно касаться этой темы далее, обсуждая каббалистические интересы Андрея Белого, Максимилиана Волошина и, особенно, Бориса Поплавского. Они знакомились с сочинениями европейских оккультистов в основном по французским (реже немецким) изданиям, однако и в России в начале прошлого века было опубликовано значительное количество русских переводов94. Отметим, однако, что наиболее сложные труды оккультистов, имеющие отношение и к еврейскому эзотеризму, по-русски изданы не были, хотя их переводы и планировались, а фрагменты публиковались в журналах. Так и не увидели свет русский перевод «Восстановленного еврейского языка» А. Фабра д’Оливе, ни одна из книг Станисласа де Гуайты95… В 1910 году была опубликована 1‐я часть («Учение») наиболее известного труда Элифаса Леви «Учение и ритуал высшей магии»96 (2‐я часть, «Ритуал», так и не была издана)97. Вместе с тем активно публиковались переводы сочинений Папюса (Жерар Анкосс; 1865–1916), ставшего в России наиболее известным интерпретатором оккультизма. Этот французский врач, оккультист, масон, теософ, член Герметического ордена Золотой Зари, один из создателей Каббалистического ордена Розы-Креста (1888) и основатель Ордена мартинистов (1891) испытывал особый интерес к России: мартинистская ложа открылась в нашей стране уже в конце XIX века, а в 1900‐х годах сам Папюс трижды посетил Петербург и, как утверждают, даже был представлен императорской фамилии. Впрочем, об этом сказано уже много, хотя историческая достоверность большинства из написанного вызывает большие сомнения. Для нас же важно, что именно оккультизм в популярном изложении Папюса становится в России в это время чуть ли не «нормативным», книгами Папюса зачитывается образованная публика98. Назовем здесь несколько наиболее известных переводов его сочинений: «Хиромантия, физиогномия, лунно-звездно-небесная таинственная астрология и таинственная каббалистика» (М., 1897–1889), «Первоначальные сведения по оккультизму» (СПб., 1904; 3‐е изд. – 1911); «Философия оккультиста. Анализ теории философии в приложении к оккультизму» (СПб., 1908), «Магия и гипноз» (Киев, 1910), «Каббала, или наука о Боге, Вселенной и Человеке» (М., 1910), «Генезис и развитие масонских символов» (СПб., 1911), «Человек и Вселенная. Лекции 1, 2» (М., 1909; СПб., 1913), «Предсказательное Таро» (СПб., 1912), «Практическая магия. Ч. 1–3» (СПб., 1912–1913).

Папюс как своего рода «законодатель» оккультного движения важен и для понимания того представления о каббале, каковое сложилось в русском образованном обществе в начале прошлого века. Нужно отметить, что каббалой интересовались многие оккультисты той эпохи, в том числе учителя Папюса, однако даже среди них он проявил себя как самый убежденный энтузиаст ее изучения: более того, он явно считал ее наиболее точным и полным изложением «предвечной мудрости» древних. Мы неоднократно будем цитировать ниже его «Каббалу», написанную в 1903 году и изданную в русском переводе с важными дополнениями в 1910‐м. Это, безусловно, главный текст о каббале на русском языке и в предреволюционное, и в советское время, когда ее текст распространяли в самиздате – книга-коллаж, собранная из фрагментов и отрывков сочинений христианских каббалистов, ученых-гебраистов и фантазеров-оккультистов, содержащая немало неточностей и попросту выдумок, искаженные переводы из реальных еврейских и несуществующих трактатов. Разбирать все нелепости и ошибки этого сочинения – задача тяжелая¸ неблагодарная, хотя, сказать по совести, это нужно было бы сделать, так как именно это сочинение прежде всего ответственно за тот образ каббалы (в частности – каббалы еврейской), который существовал в русской культуре прошедшего столетия.

Редактор русского перевода книги Папюса гебраист Н. А. Переферкович (1871–1940) выразил свое отношение к ней в Предисловии в такой вежливо-завуалированной форме:

…каббала, преподаваемая в этой книге, есть каббала христианская. Правда, еврейский первоисточник проглядывает всюду: и в обилии еврейского шрифта, и в массе еврейских слов в русском начертании; еврейский образ мыслей сказывается в сотнях мелочей, характерных, сразу заметных даже не для очень посвященного глаза; <…> …однако еврей, знакомый с каббалой по еврейским источникам, встретит в этой книге много нового, пожалуй, неожиданного99.

Представления Папюса о природе каббалы и ее учении вкратце изложены в его самом известном, несколько раз переизданном сочинении – «Первоначальные сведения по оккультизму». В отдельной главе под интригующим названием «Белая раса и ее предание» содержится «краткий курс» его версии «каббалистической традиции»100. По его убеждению, каббала – это «внутренняя» часть учения, восходящего к Моисею, хотя и имеющего намного более древние («халдейские») корни:

Духовная часть, самая тайная, состоит из «Сефер йецира» и «Зогара», с дополнениями в виде «Таро» и «Ключиков». Все это вместе образует Каббалу101.

Как мы видим, Папюс объединяет здесь «Книгу творения» (III–VI века), еврейский космогонический трактат, действительно сыгравший впоследствии важную роль в формировании средневековой каббалы, «Книгу сияния» (XIII – начало XIV века), главный каббалистический текст, – с известным ренессансным сочинением по церемониальной магии «Ключики Соломона» («Clavicula Salomonis»; XIV–XV века) и комплексом символов и представлений, связанных с картами («арканами») Таро. Это важно, поскольку, как мы увидим, именно в контексте увлечения традицией арканов Таро, с их богатым символизмом и иконографией, каббала становится особенно привлекательной для русских авторов Серебряного века – несмотря на то что сама идея о связи между Таро и каббалой появляется не ранее середины XIX века, прежде всего в трудах Элифаса Леви102. Тем не менее эта связка: каббала–магия–Таро – будет повторяться у большинства русских энтузиастов изучения «тайных наук».

«Каббала, или устное предание, – продолжает Папюс, – служит для определения сокровенного Существа, установленного Моисеем, по начертанию существ сотворенных. По нашему мнению, это единственное учение высокое и синтетическое, а потому доступное понятиям Запада. Каббала – наука о душе и Боге, во всех их соотношениях. Она учит и доказывает, что все заключается в Одном и Одно во всем; позволяя, благодаря аналогии, восходить от образа к принципу, или от принципа опускаться к форме»103. Говоря об истории распространения каббалистического знания, Папюс заявляет о постепенной деградации собственно иудейского эзотеризма, объясняя значение христианской каббалы для ее сохранения:

В эпоху Птолемея евреи уже не в состоянии были разобрать «Сефер» Моисея, они теряют свою независимость и только Ессеи владеют ключами к Каббале и, благодаря христианству, увековечивают свой дух104.

Вкратце рассказывая затем об основных концепциях каббалы в обычном для масонских сочинений ключе (Эйн-соф, сфирот, буквенные методы истолкования Библии, гематрия, Божественные Имена, Адам Кадмон, уровни души и пр.), Папюс подчеркивает ее «тринитарность»: общий закон каббалы – это «Троица, происшедшая от первоначальной единицы», а потому, по его словам, во всем мироздании различимы триады, составляющие его структуру105.

Несмотря на то что и в этой книге, и в «Каббале» Папюс приводит внушительный список источников, можем предположить, что действительно использованных им сочинений было не так и много: это прежде всего 4-томная «Философия истории, или О Традиции» (1827–1853) Ф.‐Й. Молитора, «Каббала» (1843) А. Франка, сочинения А. Фабра д’Оливе, Элифаса Леви, Ж. А. Сент-Ив д’Альвейдра (1842–1909), а также небольшой, но очень важный трактат Л. Р. Ленена, неоднократно упоминаемый им в обеих книгах106. Поскольку книга Ленена, носящая название «Каббалистическая наука», была переведена на русский язык и напечатана вначале на страницах журнала «Изида», а затем (1913) отдельным изданием, имеет смысл сказать несколько слов о ней и ее авторе.

Лазар Р. Ленен (Lazar R. Lenain; 1793–1877) был букинистом, коллекционером рукописей и масоном, автором единственного опубликованного сочинения «La science cabalistique» (Amiens, 1823), в котором он объявляет о попытке «возрождения» истинной природы магии, некогда искаженной гримуарами и подобными магическими книгами. В его глазах магия представляет собой высшую науку, открывающую доступ к самым сокровенным тайнам Вселенной. «Каббалистическая наука» Ленена, источниками вдохновения которой послужили прежде всего «Три книги о тайной философии» (1533) Агриппы Неттесгеймского и трактаты Иоганна Рейхлина «De verbo mirifico» (1494) и «De arte cabbalistica» (1517)107, была призвана восстановить знание, некогда открытое ангелами библейским патриархам, которым в совершенстве владели маги древности (египтяне, персы, халдеи и т. д.). Согласно Ленену, мироздание имеет иерархическое трехчастное устройство, и каждый из этих трех миров управляется соответствующими духами-гениями: духи элементов (сильфы, ундины, гномы, саламандры) обитают в материальном мире, планетарные гении (Луна, Меркурий, Венера, Солнце, Марс, Юпитер, Сатурн) относятся к миру астральному, тогда как 72 ангела «великого Имени Бога», разделенные на девять хоров по восемь ангелов, представляют невидимый мир. Цель магии состоит в ритуальном вызове этих ангелов и планетарных гениев с помощью талисманов, «каббалистическая наука» же содержит необходимые для этого инструкции. Каббала определяется Лененом как «искусство познания добрых гениев», то есть тех трех духов, с которыми от рождения и на протяжении всей жизни связан каждый человек. Представлявшая собой своеобразное творческое переложение десятков сочинений европейского эзотеризма, книга Ленена, изданная маленьким тиражом в библиофильском исполнении, стала одним из наиболее влиятельных текстов новейшего оккультизма, в частности для Папюса108. Хотя исследователи, затрагивающие тему оккультизма в России ХX века, игнорируют это сочинение, важно учитывать его возможное влияние на русского читателя той эпохи.

Разговор об отношении к каббале в русской культуре начала ХX века едва ли возможен и без упоминания о деятельности разного рода эзотерических групп и кружков в тогдашней России. Некоторые из них (хотя и далеко не все) высоко ценили каббалу и различные, в том числе оккультные ее толкования. Я уже упоминал о группе российских мартинистов, к деятельности которой имели отношение (например, в качестве переводчиков) и некоторые представители Серебряного века. Она была связана с издательством «Изида» и одноименным журналом, выходившим в 1909–1916 годах в Петербурге, в котором были опубликованы (или планировались к публикации) переводы сочинений таких известных авторов христианской и оккультной каббалы, как Агриппа Неттесгеймский, Генрих Кунрат, Ленен, д’Альвейдр, Папюс и др. Организацией работы этого издательства занимались два известных оккультиста – астролог, писатель, переводчик Александр Валерьянович Трояновский и историк, специалист по геральдике, библиограф Иван Казимирович Антошевский (1873–1917?). В свою очередь, лидером этой группы был Григорий Оттонович Мёбес (1868–1934), глава российского отделения Мартинистского ордена и один из самых авторитетных теоретиков оккультной доктрины. Именно Мёбес разработал оригинальную мартинистскую интерпретацию каббалистического учения, авторитет которой среди оккультистов разных стран сохраняется по сей день109.

Математик по образованию, Мёбес стал в 1910 году генеральным инспектором санкт-петербургского отделения Мартинистского ордена, а в 1912‐м объявил о независимости русских мартинистов (с этого момента в России фактически действовали две группы мартинистов, одна из которых сохранила верность парижскому центру во главе с Папюсом) и учредил самостоятельный русский орден под названием «Автономный разряд мартинизма русского послушания» (с 1916 – Орден мартинистов Восточного послушания), став его «Невидимым Магистром».

В 1911–1912 годах Мёбес прочитал курс лекций по интерпретации Старших Арканов Таро, в которых он объединил «мартинистскую каббалу» с идеями астрологии, алхимии, гностицизма, европейского оккультизма и даже некоторыми концепциями зарождавшейся в то время ариософии. Записанные одной из учениц Мёбеса (вероятно, его супругой О. Е. Нагорновой) лекции пользовались большой популярностью, о чем свидетельствуют десятки воспоминаний и рецензий. Они были изданы в 1912 году на мимеографе под названием «Курс энциклопедии оккультизма, читанный Г. О. М. в 1911–1912 академическом году в городе С.‐Петербурге». Книга Мёбеса построена как подробный комментарий к 22 Старшим Арканам. Хотя он и использовал в ней идеи, заимствованные из известных произведений Папюса, де Гуайты, Элифаса Леви и Эттейлы (Альетта), это оригинальное сочинение, отличающееся глубиной анализа и обширным кругозором, охватывающим самые разные области оккультного знания.

При знакомстве с этими лекциями становится очевидно, что именно каббала была положена в основу разработанной Мёбесом интерпретации арканов Таро. Карты Таро у него не просто связаны с 22 буквами еврейского алфавита, как у Элифаса Леви или у Папюса, который, основываясь на «Книге Творения» (Сэфер йецира), писал о соответствии между Старшими Арканами и астрологическими атрибутами (у него 22 буквы еврейского алфавита соотносятся с тремя стихиями, семью планетами и двенадцатью знаками зодиака). Однако для Мёбеса космологические процессы напрямую связаны с действием букв божественного Имени – Тетраграмматона. Творение мыслится им как процесс постепенного раскрытия и проявления невыразимого Имени: он утверждает, что в Тетраграмматоне соприсутствуют активный и пассивный принципы, представленные еврейскими буквами Йод и Ѓе, и их взаимодействие порождает третий, андрогинный принцип, букву Вав, с возникновения которой и начинается процесс эманации, или созидания мира110. Каббалистическая система сфирот и их эманации объясняется Мёбесом в комментарии к 10‐му Аркану («Колесо Фортуны»), который соответствует букве Йод Тетраграмматона. Следуя Папюсу, он полагает, что учение о сфирот является важнейшей частью «традиции Великой Белой Расы». При объяснении природы сфирот Мёбес обращается к учению Зоѓара в интерпретации каббалиста Ицхака Лурии (1534–1572): 10 сфирот составляют у него своего рода семью. Верхняя триада сфирот соответствует Высшему Андрогину (он же Арих Анпин, Долголицый, или Макропрозоп), Отцу и Матери затем следует Дитя (или Коротколицый, Микропрозоп), который объединяет в себе шесть нижних сфирот от Хесед до Йесод, а последней является его Супруга, или Невеста (10‐я сфира, Малхут)111. Совершенно очевидно, что мы имеем здесь дело с представлением о парцуфим, или Ликах, новых конфигурациях сфирот, возникающих в процессе всеобщего исправления мироздания, которые подробно обсуждаются в лурианских комментариях к Зоѓару112. С аналогичными представлениями и схемами мы встретимся далее, когда будем говорить о каббалистических интересах Бориса Поплавского. Хотя Мёбес не ссылается на свои источники, наиболее вероятными из них могли быть латинские переводы Идрот (книг Великого и Малого Собрания в Зоѓаре), опубликованные Кнорром фон Розенротом в 1684 году в уже упомянутой выше антологии «Kabbala Denudata» (или ее сокращенном английском переводе 1887 года).

Обсуждая эманацию сфирот, Мёбес подробно анализирует динамические процессы, происходящие в каждом из четырех миров каббалистической космогонии (Ацилут, Брия, Йецира и Асия), и показывает, как разные сфирот способны нейтрализовать противонаправленные силы для того, чтобы вся система сохраняла состояние равновесия и гармонии. Процессы расширения и циркуляции энергии в мире сфирот по особым каналам (цинорот) Мёбес называет «диабатическими», используя термин, заимствованный из термодинамики, и описывая сложные процессы перехода энергии «от одной сефиры к другой при посредстве некоторых промежуточных сефир»113. Эти процессы могут быть как нисходящими, так и восходящими. Мёбес приводит в лекциях несколько примеров нисходящих и восходящих диабатических процессов: например, по его мнению, образование Вселенной – это процесс, протекающий сверху вниз, тогда как развитие и совершенствование мистического знания – процесс обратный, то есть происходящий снизу вверх.

Книга Мёбеса в целом очень конкретна, и этим она отличается от многих произведений современного оккультизма. Это своего рода самоучитель, в нем нет отвлеченных рассуждений, туманных притч и аллегорий. Это не случайно, ведь ее автором был профессиональный математик (в книге можно найти математические выкладки, примеры из физики и других естественных наук). По Мёбесу, цель изучения каббалы и основной принцип использования Таро – не производство предсказаний или обретение состояния пророчества, но трансформация самого «я» адепта. Мёбес объясняет, как «применять» знание системы сфирот к низшим уровням бытия: каждая сфира должна быть связана с определенным органом человеческого тела ради активации соответствующего вида энергии. В сущности, то, что предлагает Мёбес, – это своего рода каббалистическая йога. Более того, согласно Мёбесу, система сфирот может быть использована для объяснения любой «замкнутой системы», от низшего уровня, связанного с физическим телом человека, до уровня теоретического мышления. К примеру, он показывает в качестве примера, как ее можно использовать для решения сложной проблемы этики – объяснения смысла абстрактного понятия добродетели114.

Что же Мёбес имеет в виду под каббалой? Как понимает он связь между каббалой и Таро? Подобно многим оккультистам, он видит в каббале древнюю традицию, предположительно египетского (или более раннего) происхождения. Основой каббалы он считает священный язык: каббала у него – это древнее учение о раскрытии святого Имени, Тетраграмматона, в форме священного алфавита. Алфавит этот (он именует его «иероглифическим» и «посвятительным») – это и своего рода зеркало, отражающее все происходящее во Вселенной, и одновременно реальная сила: перестановка его букв и составленных из них слов вызывает изменения в мире. «Если мы оперируем каббалистически над знаками и формулами сознательно, с полным их пониманием, – пишет Мёбес, – то эти операции отражаются определенным образом на ходе реальных событий, на изменениях астральных клише и даже на ментальных токах»115. Неудивительно, что особенное значение для Мёбеса имела еврейская «Книга Творения» с ее учением о сотворении мира посредством букв еврейского алфавита, идеей о соответствии двухбуквенных сочетаний различным элементам Вселенной. Мёбес подробно обсуждает эти темы в своих лекциях, рассказывая о 231 изначальном древнееврейском корне и о различных методах сочетания и перестановки букв божественных имен116. Он утверждает, что десять святых имен, соответствующие 10 сфирот, представляют собой единую формулу, включающую «все, что было создано, и все, что может быть создано»117. Он подчеркивает, что

твердое знание Имен и сефирот необходимо даже начинающему ученику <…> Оно дает ему возможность скреплять свои волевые импульсы формулами, связывающими его с бессмертным Эгрегором Великой Цепи Носителей и Хранителей Каббалы Белой Расы118.

Таким образом, в мартинистской трактовке цель каббалы как эзотерического практического метода двояка:

1) она дает нам возможность извлечь из письменных источников на иероглифически-посвятительном языке не только то, что в них вложили авторы, но и то, что можно вывести из поставленных ими тезисов путем спекуляции, путем работы Меркуриальных элементов человеческой Личности; 2) она позволит нам порождать мощью нашей инвентивности пантакли (специальные амулеты. – К. Б.) начертания слов, выражающих формальную сторону наших волевых импульсов. Процесс чтения этих слов доставит нам мантры, и притом мантры действительные, состав которых нам понятен, ибо нами же порожден119.

Особое значение для темы нашей книги имеет понимание Таро в контексте оккультной каббалы, поскольку именно этот вопрос интересовал практически всех энтузиастов изучения каббалы среди русских авторов Серебряного века. Согласно Мёбесу, в 78 картах Таро следует видеть символическое отражение каббалистического учения об универсальных трансформациях и превращениях. 56 Младших Арканов представляют собой проявление Тетраграмматона в мире еще не падшего человеческого рода, то есть до грехопадения, тогда как Старшие Арканы выражают совокупность понятий и представлений о падшем человеке, который должен себя очистить и преобразить. Путем проб и ошибок он сначала пытается достигнуть относительных истин и лишь затем сможет взойти к познанию Абсолюта, то есть Тетраграмматона. Младшие Арканы метафизически чище, нежели Старшие, или Великие. Кроме того, они метафизически обособлены и структурно совершенны, тогда как Старшие Арканы во многом неопределенны, порождают друг друга по каким-то неясным законам, приспособлены к миру иллюзий. Однако Старшие Арканы – это единственный путь для современного человека, по которому он может подняться к истине120. Таким образом, согласно Мёбесу, ключом к познанию истины, или закона Тетраграмматона, служат карты Таро и соответствующая традиция, основанная на каббале; теоретическое знание оккультизма считается им чем-то второстепенным, вспомогательным, а основной задачей школы Мёбеса является практическое применение «каббалы Таро» на разных уровнях бытия. Впрочем, здесь было бы совершенно неуместно подробнее рассматривать книгу Мёбеса и его представления о каббале. Отметим лишь, что в ней содержатся практически все концепции и образы, знакомство с которыми мы обнаружим далее у русских поэтов-эзотериков начала ХX века. Это источник, которым не следует пренебрегать, размышляя об эзотеризме в русской культуре той эпохи (см. Приложение III, в котором приводятся «каббалистические» стихотворения одной из ближайших учениц Мёбеса Н. П. Рудниковой).

По ряду причин мы подробно остановились на взглядах Г. О. Мёбеса, однако у нас нет намерения специально рассматривать тему изучения системы Таро в России начала ХX века. Тем не менее упомянем еще о двух исследователях этой области эзотерического знания.

Первый из них – Владимир Алексеевич Шмаков (1887–1929), инженер путей сообщения и крупнейший представитель философского эзотеризма в России первой трети ХX века. Он был создателем собственной эзотерической концепции, так называемой «пневматологии», объясняющей «закон синархии», «основной закон Бытия», в основе которого лежало учение о сопряженности двойственной иерархии ноуменальных монад и феноменальных множеств121. Его первая книга, «Священная книга Тота. Великие Арканы Таро. Абсолютные начала синтетической философии эзотеризма» (М., 1916), содержит в себе, в том числе, подробную интерпретацию арканов Таро с обширными экскурсами не только в оккультную каббалу мартинистов, но и в реальные источники еврейской каббалы, прежде всего Зоѓара и лурианской школы. Охват источников, которыми пользовался Шмаков в своем труде, просто поражает. Он обладал не только обширными познаниями в философии (в книге цитируются десятки мыслителей, в том числе Платон, Плотин, Декарт, Спиноза, Шопенгауэр, В. С. Соловьев и др.), гуманитарных науках, христианской каббале и оккультизме. В книге достаточно подробно излагается учение каббалы, а многочисленные цитаты из еврейских источников (Талмуд, мидраши, Сэфер йецира, Зоѓар, Пардес римоним Моше Кордоверо, сочинения Авраама Абулафии и др.) приводятся в оригинале, на иврите и арамейском. Сочинение Шмакова, вне всякого сомнения, превосходит по глубине анализа и систематичности изложения «Курс» Г. О. Мёбеса, о котором сам Шмаков отзывается достаточно пренебрежительно:

«Курс энциклопедии оккультизма <…>» Григория Оттоновича Мебеса является весьма ценным по материалу и замыслу, но изложение прямо невозможное122.

По недостаточно ясным причинам эта книга, особенно популярная среди участников тайных обществ в Советской России 1920‐х годов, когда Шмаков претендовал на роль лидера подпольного движения розенкрейцеров, видимо, не была известна тому кругу поэтов и писателей, о которых мы будем говорить в нашем исследовании. Во всяком случае, мы не нашли тому свидетельств (сам же Шмаков в конце 1924 года отбыл в Европу, а оттуда – в Аргентину).

Второй из них был профессиональным ученым. Александр Николаевич Щукарёв (1864–1936), харьковский профессор и доктор химических наук, автор многочисленных научных трудов на разных языках, известен прежде всего как создатель «мыслительной машины», своего рода предтечи компьютера123. Однако в его биографии имеется такой странный эпизод: 11 октября 1919 года профессор Щукарёв прочитал в Харьковском физико-химическом обществе доклад под названием «Алхимико-гностическая философия игральных карт (система Таро)». Город был в то время столицей наступавшей Белой армии, и этот факт вполне бы мог забыться после установления там в декабре того же года советской власти. Но Щукарёв переработал свой доклад в большую статью и опубликовал ее в научном сборнике в 1929 году124, что вызвало репрессии со стороны местных коммунистов и против него самого, и против кафедры истории европейской культуры, этот сборник издавшей; статья эта даже не упоминается в подробной библиографии трудов ученого, изданной после его смерти125. Между тем труд Щукарёва безусловно является самым серьезным комплексным исследованием феномена Таро, написанным русским ученым. Автор не только подробно рассматривает историю появления этих карт и формирования связанной с ними доктрины, сопоставляя различные их варианты (богемское, марсельское, Таро Вирта, идеи Шмакова и пр.). Щукарёв предлагает детальный анализ метафизики и символизма каждого из арканов, проводит глубокое религиоведческое расследование связей Таро с герметизмом, гностицизмом, алхимией и каббалой и – что достаточно странно для научной статьи – предлагает свою версию использования карт Таро, прибегая к идеям алхимии, гностических школ и… психоанализа. Все это, на наш взгляд, показывает, сколь значительным явлением для русской культуры было учение Таро в то время, о котором мы будем говорить в нашей книге.

1.5. Отношение к каббале в среде русских символистов

Теперь чтенье письмян, иль даже попытка, учеба прочёта, – есть азбука эсотеризма. <…> Если будем учиться читать, иль хотя бы разглядывать буквы, хотя б только видеть их, смутно пусть, не ограничиваясь долбежкою номенклатуры, в которой гноим мы огромные циклы [нам данные Штейнером], – «да будет» культуре искомой в нас есть.

Андрей Белый. История становления самосознающей души 126

Не секрет, что многие русские «оккультно» настроенные символисты – а таковых, вероятно, было большинство, ибо в начале ХX века в России само время «оккультировало» (подобно тому, как в начале Первой мировой оно стало «славянофильствовать»), – тяготели именно к той версии эзотерических доктрин, которые преподавались в теософском и антропософском движениях127. Однако если мы посмотрим подшивки русскоязычных теософских изданий начала века или переводы книг и лекций Штайнера, то сможем убедиться, что в них практически не обсуждаются вопросы, как-то связанные с каббалой, – хотя мы уже и знаем, что сами основатели теософии и антропософии уделяли ей достаточное внимание. Не обнаружим мы интереса к каббале и в достаточно многочисленных в те времена теософских кружках. В «Отчете» Эллиса (Л. Л. Кобылинского; 1879–1947) «о теософических кружках в Москве в 1911 г.», важнейшем документе, фиксирующем детали работы групп по изучению теософии и других «тайных наук» в то время, каббала не упоминается ни разу128.

Вместе с тем, как мы видели, в России начала ХX века существовали эзотерические и парамасонские группы, весьма живо интересовавшиеся каббалой (причем не только ее оккультистскими версиями) и идейно, а подчас и институционально связанные с такими европейскими «оккультно-каббалистическими» организациями, как Орден мартинистов, Каббалистический орден Розы-Креста, Герметический орден Золотой Зари и др. (помимо уже упомянутой группы Мёбеса и журнала «Изида», здесь можно назвать мартинистскую ложу П. М. Казначеева и группу известного оккультиста и специалиста по Таро В. А. Шмакова). Публикации о каббале достаточно часто появлялись в «Изиде», а в органе российских спиритуалистов «Ребус» в 1911 году был опубликован перевод целой книги немецкого ориенталиста Эриха Бишоффа (1865–1936) «Каббала»129. Отметим, что эта книга, увидевшая свет в 1903 году и опубликованная в русском переводе в «эзотерическом» издании, вовсе не относится к категории «оккультных» истолкований каббалы: это краткое, но вполне добротное изложение истории и учения еврейской каббалы, выполненное на уровне тогдашней европейской науки. Ее точный русский перевод был подготовлен в 1908 году известным историком масонства, книговедом, секретарем издательства «Мусагет»130 и членом ряда «тайных обществ» Н. П. Киселевым (1884–1965) и планировался к изданию в виде отдельной книги в 1917 году. Странным образом, эта работа Бишоффа не упоминается ни Андреем Белым (с которым Киселев был дружен), ни вообще кем-либо из увлеченных эзотерикой представителей Серебряного века, вне всякого сомнения читавших популярный и тиражный «Ребус» (можно предположить, что причиной была как раз «научность» этого текста, далекая от оккультно-мечтательных рассуждений теософов).

Обратим внимание на еще одну особенность отношения к каббале у русских символистов. Если некоторые из них были склонны не замечать элементы еврейского эзотеризма в оккультных учениях, то другие могли настаивать на их нееврейском происхождении. Причиной и того и другого было настороженно-враждебное отношение к еврейству, достаточно распространенное в символистской и околосимволистской среде. Подобные настроения можно обнаружить у Э. К. Метнера131, Эллиса, А. Р. Минцловой, не избежал их и Андрей Белый (вспомним его «Штемпелёванную культуру», опубликованную в «Весах» в 1909 году. «Вы посмотрите списки сотрудников газет и журналов России, кто музыкальные, литературные критики этих журналов? Вы увидите почти сплошь имена евреев!» – сокрушался Белый132). Неприязненное отношение к евреям не могло способствовать интересу к каббале как еврейскому учению. Зачастую ею и интересовались вовсе не как наследием еврейства, но исходя из распространенного, как мы уже видели, в оккультной и теософской литературе «египетского мифа» о некоем древнейшем тайном знании, которым обладали египтяне и каковое египетский жрец Моисей смог передать арийцам, использовав в качестве промежуточного «носителя» народ диких кочевников-семитов. Этот миф имеет старые корни, восходя по крайней мере к XVII веку (например, он встречается у ориенталиста иезуита Афанасия Кирхера133), однако его наиболее ревностным проповедником стал в начале XIX века уже упомянутый мистик и реформатор масонства Фабр д’Оливе134, учениками которого были столь почитавшиеся в России оккультисты де Гуайта, д’Альвейдр и Э. Шюре135.

Так или иначе, мы можем говорить об определенном, хотя и ограниченном воздействии, которое оказали каббалистические идеи, образы и символы на русских символистов – и на их мировоззрение, и на их творчество. Восприятие каббалы некоторыми из них было оригинальным и самобытным, что мы увидим в случаях Андрея Белого и Максимилиана Волошина. Приведем еще несколько примеров.

Легенда Серебряного века, Александр Михайлович Добролюбов (1876–1945?), декадент и поэт-символист, религиозный мыслитель и основатель секты, просуществовавшей не менее 30 лет, в своей «Книге невиди́мой» (1905) достаточно неожиданно цитирует… Сэфер ѓа-Зоѓар, каббалистическую «Книгу Сияния», главное сочинение еврейского мистицизма:

«Все исходит из Слова, все возвращается в Слово и опять в Него поднимается, и Слово есть Бог». Из Зохора (одной из книг тайного ученья евреев – Каббалы)136.

Собственно говоря, эта цитата, отсылающая также к первым словам Евангелия от Иоанна, представляет собой эпиграф к одной из глав книги Добролюбова. Было непросто установить ее происхождение. По всей вероятности, она была заимствована из книги «Aberglaube und Zauberei von den ältesten Zeiten an bis in die Gegenwart» (1898) датского психолога Альфреда Г. Л. Леманна (1858–1921), ученика Вильгельма Вундта. Это сочинение вышло в 1900 году в русском переводе под названием «Иллюстрированная история суеверий и волшебства от древности до наших дней». Автор этой вполне научной книги (сегодня мы бы отнесли ее к области религиоведения или психологии религии) последовательно рассматривает различные формы эзотерической теории и практики в разные времена и у разных народов: астрология, алхимия, магия, хиромантия, каббала, гипноз, лунатизм, спиритизм и телепатия… Один из ее разделов, «Святая каббала» («Die heilige Kabbala»), посвящен еврейскому эзотеризму137. В нем мы читаем (цитируем русский перевод, которым, скорее всего, пользовался Добролюбов):

Мы начнем с Сефер Ецира, который является как бы введением к Зехеру138. Сефер Ецира – «книга о происхождении» – приписывается патриарху Аврааму; произведение это представляет собой как бы его наблюдения над жизнью. Начало ее вполне понятно и для нашего времени; путем наблюдения окружающего мира, его порядка и общего единства патриарх приходит к вере во всемогущего Бога, сотворившего все. <…> Естественные средства человека для обмена мыслей, т. е. слова, или наши названия вещей, сливаются с самими вещами и заступают их место. В слове лежит все, из слова исходит все, и «слово есть Бог», говорит Сефер Ецира139.

Нет необходимости обращать внимание на то, что Сэфер йецира вовсе не является «введением» к Зоѓару, что в ней мы не найдем указанной формулы, а также на то, что Добролюбов то ли перепутал здесь два этих сочинения, то ли последовал неправильному мнению Леманна о том, что первое является частью второго. Важно другое: мы видим, что каббала (можно, конечно, поставить это слово в кавычки) становится важным, принятым, цитируемым учением в сочинениях склонных к мистицизму символистов.

Мы не найдем у Леманна аналогов еще одному фрагменту в книге Добролюбова, в котором он пересказывает якобы каббалистическое толкование видения Колесницы (Меркавы) в Книге Иезекииля:

Огненная колесница, или Меркаба Иезекииля по Каббале.

Что это, Господи, что Ты взошел на колесницы Твои спасительные? От дуновения Твоего ринулись воды, Ты проложил дорогу чрез море великих вод.

И поднялись пламенные колесницы. Имя Его Вездесый. И оне с Ним. Колеса их как алмазы, как молнии, как вихрь, как вино, как серебряный звон весенних листьев, как незримые чудесные побеждающие звуки, как музыка звезд и морей и небес, как беседа ангелов в глубине души, как ожерелье, как радость чистых сестер.

Из конца в конец мира в час победы в день прилива стремятся колесницы молний.

На огненной колеснице сгорит вся тень, вся плоть, весь видимый мир, все это жизнесмертное виденье. И брат наш серафим с лицом пламенным и совершенно открытым – без покрывала воскликнул: это огненная колесница всемирного сожаления и торжества!140

Описания Божественного Престола, или Колесницы, восходящие к Иез. 1:4–28, действительно сыграли важнейшую роль в истории еврейского эзотеризма, да и еврейской мысли в целом. С ними связана ранняя мистическая традиция «восхождения» к небесным дворцам (ѓейхалот) и Престолу Славы, получившая название Маасе Меркава (Деяние Колесницы) и породившая Сифрут ѓейхалот (Литературу Чертогов, II–VII века н. э.), которая оказала сильное влияние на средневековую каббалу. В текстах этой традиции, скажем, в Третьей (еврейской) книге Еноха можно обнаружить фрагменты, сходные с тем, который приводит Добролюбов141. Но где он обнаружил этот текст? Есть ли он плод его собственного творчества, основанный на библейских текстах книг Исаии, Иезекииля, Откровения Иоанна Богослова? Пока что мы не можем ответить на эти вопросы.

К числу наиболее увлеченных каббалой символистов можно отнести Бориса Алексеевича Лемана (псевд. Дикс; 1882–1945), поэта-символиста, искусствоведа, музыканта, ученого-востоковеда142, убежденного эзотерика на протяжении большей части своей жизни, мартиниста, одного из организаторов Русского антропософского общества. Леман занимался изучением иврита и даже писал В. И. Иванову шутливые письма псевдоеврейской графикой, подписываясь «Борух Леман» (подобно П. А. Флоренскому, в молодые годы писавшему записки и стихотворения с помощью ивритских букв143), а также серьезно интересовался темой еврейского мистицизма. Маргарита Волошина-Сабашникова вспоминает о 1909–1910 годах:

В то время я жила, замкнувшись в себе, только Борис регулярно посещал меня, знакомя с учением о числах, как оно дается в Каббале; это было его духовным путем144.

Рис. 5, 6. Журнал «Изида» и объявление о неосуществленной публикации Бориса Лемана. 1911

Об интересах Лемана мы узнаём и из воспоминаний Алексея Дмитриевича Лебедева (1888–1974), химика и антропософа, неоднократно встречавшегося с Р. Штайнером в Германии в 1906–1910‐х годах, а в 1920‐х годах входившего в антропософскую группу Б. А. Лемана и Е. И. Дмитриевой (Черубины де Габриак). Эти воспоминания были записаны с его слов незадолго до его смерти:

В 1910 году Алексей Дмитриевич был студентом в Германии. Встречался с Марией Яковлевной145, и она дала ему адрес Васильевой в Петербурге, на Васильевском острове, как интересующейся Штейнером. У нее Алексей Дмитриевич встретился с Борисом Алексеевичем Леманом. Елизавета Ивановна и Борис Алексеевич побывали у Доктора146, но порознь, и точного времени Алексей Дмитриевич не знает. Елизавета Ивановна владела немецким языком и разговаривала с Д[окто]ром непосредственно. А Борису Алексеевичу переводила Мария Яковлевна. И когда дело дошло до Каббалы, Доктор нахмурился, попросил уточнить – как именно ею занимаются. Когда узнал – как, то сказал: – Ну, это еще ничего!147

(Вспомним про интерес к каббале самого Штайнера.)

Известно, что Леман работал над большим исследованием о «тайных науках», значительная часть которого была посвящена каббале. Эта его работа должна была публиковаться в конце 1911-го – 1912 году в журнале «Изида», однако, судя по всему, его отношения с этим оккультно-мартинистским изданием после нескольких публикаций расстроились… Так или иначе, мы имеем лишь содержание будущей книги, объявление о публикации которой на страницах «Изиды» было напечатано в № 1 за октябрь 1911 года.

Впрочем, и по этому содержанию можно составить представление о круге тем, волновавших Лемана в то время:

I. Закон пола как основной закон мироздания. II. Каббалистическое толкование слова «Вначале» как исходной точки мироздания. III. Десять имен Божиих как ключ нисхождения Единого Принципа в материю. IV. Тайна «грехопадения». Адам – Ева. Каин – Авель – Сиф как принцип троичности в астральном плане. Тубал-Каин как принцип четвертого показателя в тетрактусе. V. Таро (Фабр д’Оливе, Папюс). Зогар, Сефер-Йецира и другие еврейские источники. Приложение: Нюктемерон, или 12 ступеней посвящения. VI. «Новая Атлантида» Бэйса (или развалина Соломонова дома), послужившая новой иерархии Масонского Ордена. Текст Атлантиды заимствован из сочинения Эккартсгаузена «Ключ к таинствам натуры». VII. Статьи по Зогару, касающиеся комментарий148 к Книге Бытия. VIII. Из книги, написанной золотыми и красными буквами (продолжение).

Леман был автором «каббалистического очерка» о Моисее, текст которого также, по всей видимости, не сохранился; о нем он писал 5 марта 1918 года Андрею Белому:

Я очень рад, милый Борис Николаевич, что мой кабб[алистический] очерк о Моисее Вам понравился149.

Известно также, что Леман рекомендовал М. Волошину читать уже известную нам книгу Фабра д’Оливе «Восстановленный еврейский язык» – одну из основополагающих книг «оккультной» версии каббалы150.

Увлечение оккультизмом в начале ХX века так или иначе подразумевало знакомство с основами хотя бы оккультистских интерпретаций каббалы, связанных с Таро и магическими гримуарами. Не избежал его и Николай Гумилев151. По воспоминаниям О. Л. Делла-Вос-Кардовской,

…он однажды очень серьезно рассказывал о своей попытке вместе с несколькими сорбоннскими студентами увидеть дьявола. Для этого нужно было пройти через ряд испытаний – читать каббалистические книги, ничего не есть в продолжение нескольких дней, а затем в назначенный вечер выпить какой-то напиток. После этого должен был появиться дьявол, с которым можно было вступить в беседу. Все товарищи очень быстро бросили эту затею. Лишь один Н. С. проделал все до конца и действительно видел в полутемной комнате какую-то смутную фигуру152.

К «кругу оккультного чтения» Гумилева относились сочинения Папюса (с которым поэт был лично знаком)153, Блаватской, Элифаса Леви154, Анни Безант и др. Вряд ли можно сомневаться в наличии оккультно-каббалистического смыслового пласта в первой повести Гумилева «Гибели обреченные», опубликованной в парижском журнале «Сириус» в 1907 году155, а также алхимические и оккультно-каббалистические истоки идеи андрогинизма в некоторых его стихотворениях156. Вспомним, наконец, то место в его «Записках кавалериста» (1915), где само небо предстает развернутым «каббалистическим» свитком:

Иногда мы оставались в лесу на всю ночь. Тогда, лежа на спине, я часами смотрел на бесчисленные ясные от мороза звезды и забавлялся, соединяя их в воображении золотыми нитями. Сперва это был ряд геометрических чертежей, похожий на развернутый свиток Каббалы157.

Н. А. Богомолов подробно анализирует вероятный каббалистический подтекст стихотворения М. А. Кузмина «Первый Адам» (1922), скорее всего восходящий к рассуждениям об андрогинном Первочеловеке Адаме-Адами в «Тайной Доктрине» Блаватской158. Эту тему развивает М. Аптекман, по мнению которой «важность андрогинного союза для воссоздания утраченной гармонии играет <…> центральную роль в оккультно-мистическом мировоззрении» Кузмина. В стихотворном цикле «Форель разбивает лед» «аллегория андрогинного союза как ménage a trois раскрывается в полной мере. Если у Гумилева тройственное совокупление – это союз женщины и двух ипостасей мужчины, то у Кузмина андрогинный союз <…> объединяет влюбленных друг в друга двух мужчину и женщину», – пишет эта исследовательница, подчеркивая значение не только алхимического, но и каббалистического символизма для творчества Кузмина и отмечая, в частности, его знакомство с Б. Леманом159. «Мы можем с уверенностью утверждать, – продолжает она, – что „поразительные вещи по числам“, сказанные Леманом Кузмину, напрямую связаны с каббалистическими статьями самого Лемана в „Изиде“. Следовательно, Кузмин мог быть непосредственно знаком не только с гностическими, но и с собственно каббалистическими текстами начала XX века»160.

Еще одним энтузиастом изучения «тайных наук» была актриса и писательница Лидия Дмитриевна Рындина (1883–1964), активный участник эзотерических кружков, лично знакомая с Папюсом и Инайят Ханом161, член Ордена мартинистов, близкая знакомая Андрея Белого, В. Брюсова и др.