– Где? – слабым голосом спросил Митька. На него было страшно смотреть.
– Пересидишь у меня, – сказал я, – так уж и быть. У меня проще всего. Мои тебя знают и вопросов задавать не станут, а твоим мы позвоним, и скажем, что ты у меня.
– Нет, – сказала Лена, – это плохой план, Витя. Мите нужно спрятаться, а у тебя разве спрячешься? Тем более, если все будут знать, где он.
– Мы пойдем в этот ваш поход, – завершила она, – и там нас не найдет никто.
Она почти утонула!
– Так себе план, – кисло произнес мужчина с коляской, – глупый, откровенно говоря. Но больше всего меня печалит, что его предложила девочка. Девочка! Я думал, девочки – разумные люди.
Разумные, как же. Еще какие разумные. Ленка оказалась большим специалистом по походам. Выяснилось, что она не раз ходила в длительные походы с ночевками, умела ловить рыбу, варить уху, чистить котелок речным песком, сплавляться по реке на плоту. Умела определять стороны света, предсказывать погоду по растениям и форме облаков, разбиралась в картах и легко пользовалась компасом.
Митька смотрел на нее с обожанием. Да и я, честно признаюсь, начал поглядывать на нее другими глазами. Немного сбивал легкомысленный ободок, но это ерунда.
Мы шли по городу, а Ленка рассказывала про штурм горных рек, про опасный подъем на Ай-Петри в Крыму, про заброшенный пещерный монастырь под Бахчисараем, где из группы в пятнадцать человек только Ленка рискнула спуститься на площадку пятью метрами ниже и услышала, как гудит ветер, мечущийся от окна к окну.
– Там и окна сохранились? – прошептал Митька. – Надо же!
– Ну, не совсем окна, а такие, как будто окна, просветы, – поправилась Ленка. – Там очень круто, но страшновато.
– Представляю, – сказал я. – А что же остальные – струсили?
– Их можно понять, – пожала она плечами, – горы есть горы.
– Умный в гору не пойдет, умный гору обойдет, – сказал я и тут же добавил: – Это я не в том смысле, песня такая.
– А еще мы спускались в подземные пещеры, – сказала Ленка, – и попали в шторм на катамаране. В общем, со мной вы не пропадете.
Митька побледнел. Он страшно боялся воды.
– В шторм?!
– Ага, – кивнула Ленка, довольная произведенным эффектом, – было очень страшно! Волны захлестывали катамаран, а мы крутили педали, а потом…
– Какое счастье, что ты не утонула! – воскликнул Бочкин.
– Еще как утонула! – заявила Ленка.
– Ох ты боже мой! – охнула старушка и перекрестилась.
– Я так и знал, что этим кончится, – кисло произнес мужчина с коляской. – Все эти приключения вовсе не для девочек. О чем только думал ее папаша.
К Уральскому хребту!
Сначала мы зашли к Митьке.
– Бери спальный мешок, – скомандовала Долгорукая, – а еще спички, тушенку, хлеба побольше, фонарик, батарейки и шоколад.
– А шоколад зачем? – спросил Митька.
– Смешной человек! – усмехнулась Ленка. – Шоколад поддерживает силы, когда уже ничего не остается. Кусочек шоколада спасет тебе жизнь, если что.
Митька побледнел, но спорить не стал – побежал на кухню и долго гремел там. Наконец он вернулся в комнату и выложил перед нами целую гору продуктов, а еще термос, набор пластиковых тарелок, три ложки, три вилки и нож.
– Отлично, – похвалила Ленка, – все это пригодится, но зачем тебе две лишние ложки и вилки? Помоешь в реке одну, да и все.
– Так это не только мне, это на всех, – сказал Митька, – вы же не станете есть руками.
– А нам и не нужно, – ответила Ленка, – мы-то с Пустельковым останемся здесь – прикрывать тылы. Ты пойдешь один. Одному гораздо лучше и безопаснее. Если мы пойдем втроем, нас сразу поймают и вернут обратно, а один ты легко затеряешься в лесах.
Я стоял, как громом пораженный.
– В лесах?.. – слабым голосом переспросил Бочкин. – Один в лесах?
– Ты будешь идти на восток, – кивнула Ленка, – в сторону Уральского хребта. К тайге. В тайге тебя никто не найдет! Я все продумала. Ты, главное, не бойся. Если увидишь дикого кабана, кричи погромче или пой во весь голос – кабаны не выносят громких звуков, а если встретишь медведя, не беги, а постарайся обойти его стороной. Чтобы он тебя не заметил. На охотничьих заимках можно переночевать, а геологические экспедиции обходи стороной – мало ли. Ну и гнус. Нужно захватить такую панамку с сеткой, знаешь? Где она у вас?
– Погоди, – встрял я, – как это он пойдет в сторону Уральского хребта?! Ты представляешь, сколько туда идти? Мы в Москве, а Уральский хребет на Урале!
– Вот именно! На Урале! – довольно кивнула Ленка и тряхнула золотыми волосами.
– Пока он будет идти туда, его будут искать здесь! – объяснила она. – А здесь его не будет, поэтому все будет в порядке. А потом, года через два, ты, Митя, просто пришлешь родителям весточку, что жив и здоров, и чтобы они не сильно волновались. Ой, да если ты такой малыш, – усмехнулась она, – можешь написать им записку, чтобы они не переживали. Да и потом, тебе сколько лет? Поживешь в тайге лет пять, а потом просто выйдешь оттуда, когда тебе исполнится восемнадцать, и получишь паспорт. Все элементарно. Ну, ты взял батарейки?
На Митьку было страшно смотреть. Да и мне, если честно, план Долгорукой показался уж слишком… размашистым, что ли.
Стекло и не только
– У нас нет панамки от гнуса, – печально сказал Митька. – А может вы все-таки пойдете со мной?
– Куда? – возмутилась Ленка.
– В сторону Уральского позвоночника, – прошептал Бочкин и умоляюще поглядел на нас.
– Хребта, – поправила Ленка, – в сторону Уральского хребта, а не позвоночника. Витя, – обратилась она ко мне, – ну скажи хоть ты ему.
– Что сказать?
– Что ему опасно здесь оставаться!
– Но почему?! – не выдержал Митька, – я ничего такого не сделал! Подумаешь, разбил стекло в столовой. А кто не бил в моем возрасте?! Лена, ты сама рассказывала, что…
– Мало ли, что я рассказывала, – перебила Ленка, – меня же не поймали, а тебя поймали. Чувствуй разницу.
– Погодите, – снова сказал я, – погодите! Какое еще стекло, Бочкин? В какой столовой?
– В нашей, – ответил он, – пока ты болел…
– Зачем?!
– На спор, – сказал он, – мы с Леной поспорили, что мне слабо. Она говорила, что мне слабо, а я говорил, что не слабо. Ну и разбил. Это вообще ерунда, Витек. Просто бросаешь, и все.
Я не мог поверить, что слышу это. Митька Бочкин, мой друг, разбил стекло в школьной столовой? На спор? Мой друг, который никогда не хулиганил, которого так хвалили мои родители и так радовались, что я дружу именно с ним? С человеком, который не творит бог знает чего, по выражению моего отца?!
Но не ругать же Бочкина, в самом деле. Я попытался найти плюсы, как учила меня мама. Они не находились.
– Бывает, – сказал я через силу. Клянусь, это стоило мне больших усилий, но я смог. – Одно стекло – это не страшно, ты просто ошибся.
– Не одно, – сказала Ленка, – от угла до лестницы. Сколько там? В нашей школе было четыре окна, а ваша школа такая же. Значит, всего четыре.
Это было ужасно. От угла до лестницы – маленькая лесенка в три ступени с площадкой для разгрузки машин – и правда было четыре окна. Четыре огромных окна выше человеческого роста.
– Наверное, там все-таки висит камера, – пожала плечами Ленка, – жаль. Ну, ты не мог этого знать, Митя.
– А ты, значит, в своей прошлой школе знала про камеру? – не выдержал я. – Или я чего-то не понял? Где ты разбила окна, Долгорукая?
– Какой ты нудный, Витя, – скучным голосом сказала Ленка, – как будто не ребенок, а старый дед. Ну разбила и разбила где-то, подумаешь. Зато есть, что вспомнить.
– Митька, ты больной, что ли? – сказал я. – Ты вообще понимаешь, чем это может закончиться?
– Не пугай его раньше времени, – сказала Ленка. – Ой и вообще, хватит ныть. Ты нам кто, чтобы читать нотации? Папаша, что ли?
– Я ушам не верю, – перебил меня мужчина с коляской, – ты шутишь, мальчик? Девочки не бьют стекол!
– Еще как бьют, мужчина, – ответила женщина с собакой. – Лично я вообще стояла на учете в детской комнате милиции.
…И еще кое-что
– Лена права, – грустно сказал тогда Бочкин, – мне надо бежать, и чем дальше, тем лучше. Может быть, даже тайга – это слишком близко. Может быть, нужно идти куда-то еще дальше. И мне действительно лучше быть одному – так меня не заметят.
Долгорукая кивнула.
– К тому же, если бы дело было только в разбитых окнах, – сказала она, – все было бы не так ужасно. Подумаешь, окна.
Я похолодел. Что еще Бочкин успел натворить, пока меня не было?
– Я взломал электронный журнал, – сказал Митька. – Это было довольно легко, даже удивительно, до чего легко, Вить.
Я так и сел. Да, это посерьезнее окон…
– Ты же знаешь, – продолжал он, – что я секу в этих делах.
Я знал. В отличие от меня, Митька уже твердо решил стать в будущем айтишником и даже придумывал небольшие, но забавные игры. Писал коды, вот как это называется. В этом смысле Бочкин был звездой школы – удивительно, что при таких талантах он иногда плавал в математике. Ему легко давалось сложное, и сложно – элементарное. И вот теперь он зачем-то совершил настоящее преступление! Поставил талант на опасные рельсы, как сказал бы мой отец.
– Зачем, Митька? – осипшим от волнения голосом произнес я. – Ты вообще понимаешь, что натворил?
– Ой, да ничего он такого не натворил, не нагоняй! – отмахнулась Ленка. – Просто исправил несколько оценок. Даже не себе. А если не себе, то у него как бы и нет мотива. Знаешь, как говорят? Ищи, кому выгодно.
– И кому же он их исправил? Может, тебе?
– Так, некоторым. Может, и мне, а ты что? Против? – огрызнулась она. – Не придирайся. Может, это еще никто и не заметил. Может, тебе вообще все послышалось, и Митя ничего такого не говорил. Да, Митечка?
Голос у нее стал такой нежный, такой ласковый, что я сразу понял, кому и что Митька точно исправил в этом чертовом журнале.
Митька смотрел в окно. За окном почти горизонтально летели снежинки. Первый снег в этом году. Я чувствовал, что Бочкину худо, и это не я летел с горы, как снежный ком, а мой бывший лучший друг. А Долгорукая его подталкивала, чтобы он летел все быстрее и быстрее. И зачем, зачем я тогда заболел?
– Митька, – сказал я, – надо признаться, вот что. Надо сейчас же пойти и признаться. Тебя простят, Митька. Ты сделал это по ошибке.
– Ага, – усмехнулась Долгорукая, – по ошибке, ну да. Митя, слушай меня, а не этого слюнтяя, – не надо признаваться. Не пойман – не вор. Тебя не поймали, а значит, ты не при чем. Слышишь? Мало ли, кто мог это сделать? Может, это вообще какие-то левые хакеры!
Митька молчал. Наверное, думал, как будет идти к Уральскому хребту и жить пять лет в тайге, скрываясь от полиции. Вот уж не думал я, что Бочкин такой дурак!.. На фоне взломанного журнала четыре разбитых окна уже казались мне сущими пустяками.
– Мама умрет, наверное, – сказал Бочкин бесцветным голосом, – от горя. Она так мной гордилась, а я…