Ходок (СИ)

— Не мямли, доложи, как положено.

Прохор и доложил. Точно так же, как и ранее, он чётко и внятно выдал уже однажды сказанное про спасение мужицкого богатства.

Доктор выслушал его с интересом. Марья Ивановна закатила глаза. Графская дочка покраснела, как маков цвет, а меня опять скрутило. В этот раз я даже начал икать. Происходящее дальше даже сложно рассказать.

Доктор начал объяснять Прохору особенности строения мужских органов и убеждать его в отсутствии проблемы, связанной с обвисанием. Марья Ивановна при этом аккуратно, бочком просочилась к двери и покинула палату. Графская дочка ещё больше покраснела, а я не в силах больше смеяться лежал и старался не шевелиться. Голова снова разболелась не по-детски и мне стало не до смеха.

Валерий Петрович заметил, что мне поплохело и сказал:

— Рано Вам ещё активничать.

Затем велел медсестре по-быстрому тащить какие-то порошки, название которых он произнес на латыни. Соответственно, я не понял, чем он собрался меня пичкать.

На удивление, когда я проглотил непонятный серый порошок, запив его водой, уже минут через двадцать мне действительно полегчало. Боль отпустила, поэтому к завтраку я чувствовал себя огурцом. Правда, увидев, чем меня собрались кормить, я расстроился. Выхлебав жидкий бульончик, я спросил у графской дочки, которую, кстати, звали Татьяной:

— А еды на завтрак не будет?

На что она растерянным голосом произнесла:

— Это и есть еда.

— Милая, если когда-нибудь Вы захотите получить в свои ручки сердце мужчины, кормите его, не жалея. Иначе сбежит. — Менторским тоном произнес я, с интересом наблюдая за снова краснеющем лицом девчонки.

Что-то она слишком много смущается для неприступной и строгой дамы. Может быть, Прохор ошибся в её характеристике? Фиг его знает.

Пока я обдумывал эту мысль, в палату заглянул Прохор и прогудел:

— Там генерал приехал, сейчас к Вам придёт.

Глава 2

Не успел Прохор договорить, как Татьяна, ойкнув, подхватила поднос с тарелкой из-под бульона и исчезла.

Прохор, дождавшись, пока она покинет палату, подошёл поближе и прошептал:

— Генерал — очень строгий, и не любит, когда люди ниже его по положению разговаривают с ним, как с равным.

Сказав это, он как-то внимательно посмотрел мне в глаза, и кивнув головой, тоже ушёл.

Я после этого его высказывания задумался.

— По большому счету бояться мне нечего. Я в любой момент могу пожелать вернуться домой и исчезну из этого мира. Не хотелось бы так поступать, не попытавшись сделать здесь чего-нибудь значимого. Но возможность сбежать позволяет мне вести себя немного безрассудно. Будь по-другому, и я, наверное, постарался бы действовать поаккуратнее. Сейчас же я для себя решил забить на все условности и попытаться поговорить с генералом начистоту. Если он не дурак и захочет выслушать, то хорошо. Нет, значит, так тому и быть. Покручусь тут маленько, посмотрю на местную жизнь, да и вернусь домой. Но если генерал всё-таки меня выслушает и поверит, тогда можно будет такого наворотить, что немцы с австрийцами ещё столетие будут вздрагивать, надеясь, что на них не обратят внимание. В таких раздумьях я и дождался гостей.

В комнату вошла целая делегация во главе с доктором и сухощавым пожилым живчиком, одетым в отутюженную форму с большим белым крестом на шее, и золотым шитьем на погонах.

Вообще-то, нынешних генералов я себе представлял по-другому. Воображение рисовало пузатого важного гуся, увешанного орденами. А тут все скромно, даже в некоторой степени, аскетично.

Из-под генеральской фуражки на меня глядели глаза с хитринкой, умные, все понимающие. А голос, когда генерал заговорил, был спокойным и доброжелательным.

— Здравствуйте. Валерий Петрович рассказал мне о постигшем вас несчастье с потерей памяти. Вы не волнуйтесь, я обязательно поучаствую в вашей судьбе. Мы отыщем ваших родственников и выясним все о вашей прошлой жизни…

Генерал вещал, а я напряженно думал о том, как бы нам с ним остаться наедине и поговорить без свидетелей.

Ничего толкового в голову не лезло, поэтому я плюнул на эти размышления, и дождавшись в речи генерала небольшой паузы, произнес:

— Как бы нам с Вами поговорить тет-а-тет?

Народ, сопровождавший генерала, зашушукался, а сам он мимолетно нахмурившись, произнес:

— Нет ничего проще.

После этого он повернулся к сопровождению и негромко попросил:

— Господа, покиньте пожалуйста комнату.

Вроде бы и доброжелательно попросил, а народ, как ветром сдуло. Минута, и мы остались наедине.

Я помнил его пальцем подойти поближе и прошептал:

— Убедитесь пожалуйста, что нас никто не подслушивает под дверью и попросите, чтобы принесли мои вещи.

Генерал хитрым образом изогнул бровь, выказывая свое удивление. Тем не менее, без слов на цыпочках подошёл к двери, резко её открыл и уже совсем другим, отрывистым голосом, отдал несколько коротких приказов. Мне с моего места не удалось разглядеть, что происходило за дверью. Но, судя по хмурому лицу генерала, я угадал с тем, что нас собирались подслушать.

Когда он подошёл, пододвинул стул поближе и присел, я, не дожидаясь от него каких-либо вопросов, начал говорить:

— Главное, о чем я хотел с Вами пообщаться, расскажу после того, как принесут мои вещи. Сейчас я расскажу Вам о планах вашего штаба. Обращаю Ваше внимание на тот факт, что я выяснил всё, не покидая кровати. Информацию получил от случайных посетителей, которые не имеют никакого доступа к секретным документам.

Не торопясь, я поведал ему всю информацию, полученную от Прохора. К тому времени, как принесли моё имущество, я успел рассказать практически все. В конце не удержался и задал вопрос:

— Неужели проще воевать, когда противник знает о Ваших планах все в малейших подробностях?

Генерал, состроивший вначале моего рассказа скептическую рожицу, сейчас был краснее смущающейся Татьяны. Похоже, для него стал откровением подобный расклад. Разозлился он не по-детски. Поэтому, когда в дверь постучались, и в комнату охапкой притащили моё имущество, он как-то даже грубовато приказал пожилому казаку:

— Осип, сделай так, чтобы нас не подслушали.

Казак, стоявший по стойке смирно, после обращения к нему генерала утвердительно кивнул головой и тут же покинул комнату.

Генерал, дождавшись его ухода, каким-то обреченным голосом произнес:

— Ну, давайте, добивайте старика.

Я усмехнулся и ответил:

— Это вряд ли. Если отнесетесь к дальнейшему разговору серьёзно и не воспримете меня за сумасшедшего, может получиться так, что сорвете джекпот.

Ещё при первом взгляде на этого человека у меня появилась уверенность, что без материальных вещественных доказательств убедить его в чем бы то ни было будет непросто, если вообще возможно.

Думая, что можно ему предъявить в виде этих самых доказательств, ничего лучше, чем показать этикетки на одежде и клеймо на ружье, я не придумал.

Наверное, всё-таки правильно я начал с ним разговор, рассказав ему о его же планах на военную кампанию, потому что слушал он меня сейчас очень внимательно, не перебивая, и ничем не выказывая своего недоверия.

Начал я свой рассказ издалека и в первую очередь уведомил, что никакой потери памяти у меня не было. Я просто не знаю, как должно быть в местных реалиях. Поэтому доктор и решил, что я потерял память.

Пересказывать весь разговор не стану. Только обозначу, что убедить этого человека оказалось непросто.

В процессе своего рассказа всеми фибрами души я чувствовал его неверие. Не убедили его в моей правдивости ни этикетки из материала, отсутствующего в этом мире, ни клеймо на ружье. Он не верил в предоставленные мной доказательства до того момента, пока я не достал из рюкзака несколько пакетиков с семенами, засунутых туда женой.

Ничего сверхъестественного я не показал. По паре пакетиков моркови, огурцов, болгарского перца и редиса. Похоже, что попалось жене под руку, то она и положила. Как выяснилось, генерал для своего поместья выписывал разнообразные семена из разных уголков мира и был, что называется, в теме. Его изрядно удивила, восхитила и порадовала упаковка этих семян. По его словам, он точно знает, каким образом сейчас фасуют подобный товар и ничего подобного до сегодняшнего дня ему не встречалось.

Итогом всех разговоров стало решение подождать несколько дней до окончательного моего выздоровления. Только потом можно будет продолжить наше общение.

По сути, никакой информации о каких-либо предстоящих событиях я ему не дал. Только и смог убедить его в моем появлении здесь из далёкого будущего. Генерал, глядя на моё ухудшившееся самочувствие, сам решил закруглить разговор и пообещал навестить меня через пару дней.

У меня действительно сильно разболелась голова, соответственно, и чувствовать себя я стал отвратительно.

Навалилась слабость, да такая, что я только и смог перед прощанием попросить забрать семена и зерно. С ними никак тянуть нельзя. Чем быстрее они попадут в землю, тем лучше.

Генерал, покинув палату, что-то сказал доктору. Сразу после его ухода меня снова напичкали какими-то порошками, глаза сами по себе начали закрываться и меня с непреодолимой силой потянуло в сон.

Похоже, переборщили с лекарствами. Проснулся я только на следующий день утром и вообще без головной боли. Чувствовал себя прекрасно, поэтому оделся в свою одежду, которую вчера так и оставили у меня в комнате, и уверенно направился на выход.

Повезло, злой тётки не встретил. Никто другой не обращал на меня внимания. С помощью подсказок добрых людей смог найти туалет, расположенный на улице. Сделав все свои дела, я умылся возле колодца, обнаруженного во дворе госпиталя, и осмотрелся.

Госпиталь оборудовали в длинном двухэтажном здании, щедро обрамленном полуколоннами по фасаду, покрашенному в белый цвет, с обилием аляповатой лепнины вокруг дверных и оконных проемов. Создавалась впечатление, что простой коробке после её постройки попытались придать пафосный вид. А вместо этого получили безобразие, режущее глаз, которое, наверное, от стыда огородили высоким глухим забором.

Собственно, это все, что я успел рассмотреть. В плен я попал неожиданно. Он был хоть и приятный, но очень уж цепкий.

Татьяна, графская дочка, шествовавшая куда-то с бумажным свертком в руках, увидела меня, созерцающего архитектурные изыски. С возгласом «Кто вам разрешал покидать кровать» она, как репей вцепилась в рукав рубахи и не хуже трактора поволокла меня ко входу в здание. На моё замечание, что я и сам в состоянии идти, она просто не обратила внимания. Так я и шёл всю дорогу до своей палаты, как тёлок на привязи. А потом ещё и выслушивал получасовую лекцию доктора, встреченного уже в конце пути. Жесть жесткая, по-другому и не скажешь. Пришлось терпеть эту пытку словоизвержением и думать о том, как бы мне покинуть это заведение с наименьшими потерями. Слишком уж ответственный тут персонал и не обращающий на слова пациентов совершенно никакого внимания. Я — доктор, значит, прав. И никаких гвоздей. Сложно с такими.

Пришлось укладываться обратно в кровать, клятвенно обещать не делать глупости и с грустью смотреть, как уносят моё имущество. Хорошо хоть трусы оставили. А то вообще стыдоба была бы. Татьяна-то комнату так и не покинула.

В общем, неудачной получилась у меня прогулка, и недолгой.

Следующие два дня я ел, спал и, главным образом, размышлял о сложившемся раскладе. Конечно, как поведёт себя генерал, узнав о предстоящих событиях, предположить сложно, даже невозможно. Но попытаться уговорить его не ломиться к царю, а что-то сделать самому, можно и нужно. По большому счету, у него возможностей изменить историю и повлиять на дальнейший ход событий, более чем достаточно, если, конечно, подойти к решению проблем немного творчески. Не зря же говорят — удивить, значит, победить. Я от безделья и придумал, как здесь можно всех не хило так удивить.

К очередному появлению генерала в моей палате я уже понимал, что можно предложить Брусилову, и каким образом нагадить немцам с австрийцами. Что касается будущей революции и гражданской войны, тут от меня мало, что зависит. Я расскажу, конечно, что помню. А дальше пусть сам думает, как ему с этими знаниями поступить.

Генерал в этот раз появился во второй половине дня. Выглядел хмурым и особо со своим сопровождением не миндальничал. Сразу выставил их за дверь и велел Осипу охранять нас от особо любопытных ушей.

Сам разговор получился коротким и конструктивным.

Нет, он не стал выпытывать меня о будущем. Как и можно было предположить, вместо этого, справившись о моем самочувствии, и убедившись, что я практически здоров, предложил переселить меня в арендованный им особняк, где мы сможем спокойно, без лишних ушей разговаривать, о чем угодно.

Более того, понимая всю важность информации, которую он может от меня получить, я предложил все наши разговоры конспектировать и переносить на бумагу для передачи в будущем этих записей государю.

С тем, что многое из того, что я собираюсь рассказать нужно запечатлеть на бумаге, я согласился. А вот с передачей этого государю — нет. Обозначил ему, что у меня на этот счёт другое мнение, которое требует отдельного разговора. В итоге, решили пока отложить этот момент и обсудить его в другой обстановке. Собственно, на этом мы и сошлись. После этого генерал ушёл договариваться о моем освобождении. Мне ничего другого не оставалось, как смиренно ждать своей участи.

Доктор был против моей выписки и отчаянно сопротивлялся, не желая отпускать меня так рано. На удивление, ему было пофиг, как на авторитет генерала, так и на мои просьбы. Согласился он меня отпустить только тогда, когда выяснилось, что я не останусь без присмотра надежного, по его мнению, человека.

Здесь надо подробнее пояснить сложившуюся ситуацию. Дело в том, что графская дочка была под присмотром не только доктора, а ещё и генерала, которую тот знал с детства. Оказывается, генерал с её отцом были друзьями и дружили семьями. Сейчас генерал решил привлечь Татьяну к нашим делам в качестве стенографистки, а заодно и медсестры, способной присмотреть за мной, и заставить относиться к своему здоровью со всей серьезностью. На моё замечание о том, что доверить какую-либо тайну женщине, это все равно, что объявление в газету написать о своих намерениях, генерал успокоил, что Татьяна точно не из болтливых.

Пришлось мне смириться с присутствием рядом этой красоты. По большому счету, это у генерала должна голова болеть о сохранении тайны. Мне ровно параллельно.

Особняк мне понравился, как сам по себе, так и место его расположения. Дом был расположен на окраине города и буквально утопал в тени высоченных стройных тополей. Одноэтажное, но при этом довольно высокое здание, представляло собой эталон дворянского особняка этой эпохи. Обязательные массивные колонны, поддерживающие скат крыши по всему фасаду, и таким образом, благодаря высокому фундаменту, образующие подобие террасы, обилие больших окон намекали на нехилый достаток хозяев. Это же впечатление производило и внутреннее убранство дома, изобилующее дорогим паркетом, богатой драпировкой стен, тканями и изобилием лепнины по потолкам. Дополняло все это многообразие картин и массивная мебель, для изготовления которой явно не жалели дерева. Вот уж где на язык просится определение — сделано на века. Действительно, всё было выполнено как будто для великанов, страдающих лишним весом. Настолько все было массивно и основательно.

Не знаю, насколько большая семья здесь жила до нашего появления, но, помимо двух огромных просторных залов, в общей сложности я насчитал пятнадцать комнат. Учитывая, что нам здесь придётся жить вдвоем с графской дочкой (плюс горничная и кухарка), можно смело играть в прятки.

К нашему приезду кухарка рассталась и накрыла шикарный стол, благодаря чему я наконец-то смог нормально поесть. В больнице меня так и продолжали пичкать жиденькими бульончиками. Поэтому словами не передать, как я обрадовался доброму куску запеченного мяса. Татьяна попыталась было ограничить меня в еде, но в данном случае у неё не было никаких шансов испортить мне трапезу. Я согласно кивал на её замечания и уплетал вкусную пищу, как в последний раз.

Генерал, глядя на это, только посмеивался и попутно вводил нас в курс дел. Он рассказал, что всю прислугу, за исключением двух человек, на время нашего здесь пребывания отправил отдыхать. Помимо горничной и кухарки, в домике для слуг, расположенном на задворках усадьбы, поселилась наша охрана, два десятка казаков.

У них была конкретная задача — оградить особняк от постороннего внимания и любой ценой сохранить наши жизни в случае возникновения непредвиденных ситуаций, подобных той, в которую совсем недавно угодил сам генерал. Конечно, подобное вряд ли случится. Но береженого, как известно, бог бережёт. Поэтому, генерал решил перестраховаться.

После обеда, как по местным меркам принято считать, мы наконец-то уединились в комнате, предназначенной для курения, и смогли начать очень длинный по времени разговор.

Надо ли говорить, что, помимо нас с генералом, при этом присутствовала ещё и Татьяна, которая настолько охренела от происходящего, что, можно сказать, выпала в осадок? Она сидела с открытым ротиком, распахнув свои глазищи во всю ширь, и казалось, не дышала.

Говорить, по понятным причинам, главным образом, пришлось мне. Обойтись кратким изложением будущих событий не удалось. Очень уж дотошным собеседником оказался генерал. Задолбал своими наводящими вопросами и просьбами уточнить тот или иной момент.

Меня удивило, что он довольно пофигистически отнесся к информации об отречении Николая второго от престола. Но буквально озверел, когда узнал о судьбе царской семьи. Татьяна вообще расплакалась.

Я даже слегка растерялся от её подобной реакции. А так как она сидела рядом со мной на невысоком, но массивном диванчике, то и успокаивать её пришлось мне. При этом я не нашёл ничего лучше, чем приобнять её и прижать к себе покрепче, отчего она разрыдалась пуще прежнего.

Довольно долго пришлось ждать, пока она хоть как-то успокоится и затихнет, пригревшись в моих объятьях. Генерал все это время сидел с полуприкрытыми глазами, крепко сжав зубы, и о чем-то напряженно раздумывая.

Честно сказать, я, прижимая к себе красавицу и поглаживая её по шелковистым волосам, почему-то меньше всего думал о судьбе царской семьи. Очень уж эти обнимашки выбили меня из колеи, и мысли, главным образом, сворачивали не в ту степь.

— Какого хрена я такой старый? И почему мне в одном мире можно быть не более года?

Как-то так я думал. Тут и жена вспомнилась не к месту, вернее, почему-то её укоризненный взгляд.

В чувства меня привёл глухой голос генерала:

— Думаю, что нам надо сделать перерыв. Всё надо хорошо обдумать, да и поздно уже.

С этими словами он поднялся на ноги, Татьяна тоже как-то резко отодвинулась. Пришлось мне тоже вставать и идти его провожать до входной двери.

Когда я вернулся, Татьяны там уже не застал. Но это и к лучшему. Как-то она на меня действует совсем как не на старика. Наверное, была плохая идея селить нас в одном доме. Как бы мне не пуститься во все тяжкие. С другой стороны, нафиг бы я ей сдался. Старый я для неё. Наверное, именно поэтому генерал и не обратил никакого внимания на наши обнимашки.

Спал я, как младенец, без сновидений. Был разбужен ни свет ни заря неугомонным генералом, который чуть не подпрыгивал на месте от обуревающей его жажды деятельности.

Он только и дал возможность, что посетить туалет да умыться. Даже кофе сам заварил, не дожидаясь прихода кухарки.

За чашечкой ароматного напитка он завёл непростой разговор о возможности что-либо изменить и каким-то образом повлиять на будущий неблагоприятный расклад.

Как я и предполагал, ничего лучше, кроме, как идти к царю, он не придумал. Мне пришлось разжевывать ему прописные истины и пытаться заставить посмотреть на сложившийся расклад непредвзято, как стороннему наблюдателю.

По всему выходило, что воду в стране мутят родственники государя, иначе происходящее трудно объяснить. При желании, обладая ресурсами, имеющимися у царской семьи, задавить любое революционное движение не составило бы большой проблемы. Стоит ввести пару-тройку неприятных законов, закрутить гайки и заняться правильной пропагандой, как у революционеров не осталось бы никаких шансов на положительный исход затеянной революции. Но ведь Николай никогда не пойдёт против своих многочисленных зажравшихся родственников, которые, судя по всему, и затеяли всю эту канитель, или поддержали, что не лучше. Поэтому, по моему мнению, если есть желание что-либо изменить, то надеяться на царя глупо и не плодотворно. По-другому надо действовать.