Смерть Созданиям Сумрака: Расцвет

Я махнул рукой. Спорить тут было бесполезно… Пусть зовет как хочет, все равно это ничего не значит.

— А Растяпьев этот… — начал я. — Откуда он о тебе знает?

София грустно улыбнулась.

— Он так развлекается. Всех, кто хоть немного владеет Плетением… даже самым слабеньким — синяки заговорить или посевы благословить, он ищет и осушает. Его ищейки рыскают по всему Союзу…

Она презрительно плюнула через левое плечо в сторону того места, где у(с)покоился комбриг.

— Наверное, думал, что так сам сможет научиться ворожить. У них это вообще пунктик какой-то. Думают, раз Вождь что-то умеет (или научился во время Обращения) то и они смогут. Сам-то комбриг ленивый, а вот его прихлебалы меня гоняли по всей области. Вот и загнали наконец. Если б ты не подоспел, лежала бы я оттраханная и высушенная досуха.

От ее слов меня слегка жаром проняло. Я не ханжа и сам при случае готов продемонстрировать как владею великим и могучим, но от женщины такое слышать не привык.

— Нам повезло, — наконец выдавил я.

— Нам?

— Без тебя мне этой информации и близко не видать.

Конечно, я рано или поздно и сам бы все это узнал, но приятно обойтись без косых взглядов или зуботычин.

— Ааа. Ну, возможно.

Где-то вдалеке на улице послышался истошный крик петуха. Я резко дернулся и повернулся в сторону окна. Неужели мы так долго проговорили? Жаль, что часов поблизости нет, время можно определить только приблизительно. Может, это пернатое просто устало от тяжкой жизни и таким вот хитрым образом просится в кастрюлю?

Я осторожно поднялся… и чуть не рухнул обратно. Усталость обрушилась на меня кувалдой. От души саданула по всем мышцам и костям сразу. Видать, адреналин закончился, а помимо него, ничего не осталось. На чистой силе воли я подтянул тело к стеночке и выглянул в окно.

Так и есть — мерзкая кровавая луна еще на месте, но угольно-черная краска неба уже начинает разбавляться на горизонте.

— Нам бы поспать пару часов, — сказала София и смачно зевнула в кулак. Тоже устала, конечно же, — а потом валить отсюда. У молвы быстрые ноги, и весть о том, что мы с тобой хлопнули комбрига, быстро дойдет куда надо. Ты меня понимаешь, Витя?

Да чего ж тут не понять. Вряд ли в начальстве у Растяпьева сидят добродушные эльфы. Власть над таким уродом могут держать только уроды еще хуже. И теперь я нажил себе врагов. Молодец, Виктор Степаныч, великолепная работа. Премию тебе от всего завода и венок на могилку.

София, видимо, засекла мою кислую физиономию, потому что подошла сзади и похлопала по плечу.

— Слышал, что он Вавиле сказал? Про руку. Не кусай руку, что тебя кормит.

— Слышал, — буркнул я.

— Вот ты, Витя, щас не просто ее укусил. Ты в нее вцепился, как голодная псина, и вырвал. Вместе с жилами и с мясом. Поздравляю тебя, Ламберт.

Оставив мне эти добрые слова, София двинулась к выходу из зала, и вскоре ступеньки заскрипели под ее ногами. Я собрался пойти следом, но… не смог. Голова шла кругом, но не только и не столько от усталости. Сложно было поверить в то, что творится вокруг меня. Этого всего не могло происходить по определению, потому что мир вокруг нас один! Разве не смеялись мы над такими штуками в школе, в ПТУ, на том же заводе? Может, еще и рай с адом существуют?

Однако это место убеждало в том, что оно настоящее. Что мягкая трава, на которую я сегодня приземлился — настоящая. Что капли дешевого пойла, въевшиеся в древесину стола — настоящие. Что мерзкая упыриная требуха, смрад от которой до сих пор витал здесь, в пыльном воздухе корчмы — настоящий.

И тело бедного Вавилы настоящее. Никакой подделки.

Выхода из этого царства крови и грязи, ужаса и самоуправства я пока не видел. Но сдаваться не собирался. Не в характере, да и отец не простил бы.

Отец…

Навязчивая мысль крутилась в голове. Все время была где-то рядом, но ускользала, как только я тянулся к ней. Нет. Не могу соображать. Мозг на грани отключки. Лучше прилягу, пока не упал.

Выпил остатки чая (травяной воды) и поднялся наверх. Прошел мимо Софьиной комнаты и глянул мимоходом. Моя новая знакомая разметалась по койке в позе морской звезды и сладостно сопела. Из окна пробивалось только сияние от луны, но даже в нем лицо Софии казалось умиротворенным.

Имя “София совсем ей не идет”. Это имечко для старой девы, которая носит юбки в пол, выписывает толстые поэтические журналы и ходит в дворец культуры на вечера “кому за тридцать”. Буду звать ее Софой. Но сообщу об этом, пожалуй, когда мы будем на приличном расстоянии друг от друга.

Я заснул быстро… как и проснулся. Причем не сам — кто-то толкал в плечо.

— Уже пора идти? — спросил я и сонно моргнул. Зрение сфокусировалось и выдернуло из серебристой мглы… мой ночной кошмар.

— О, голубчик, — пробасил голос в ответ. — Ты уже отгулял свое, пришел куда надо.

Передо мной, как доктор у постели больного, сидел и скалился всеми ста четырьмя с половиной зубами комбриг Распятьев. Затуманенный мозг говорил, что я прикончил эту тварь, самолично заколол… с небольшой помощью Софы, так что он никак не мог находиться здесь в добром здравии.

Однако Распятьеву, по всей видимости, об этом никто не сообщил.

— А ты парнишка старательный, горячий, отдам должное, — заметил Распятьев, — однако ж и я не первый день на службе. Кое-что знаем, кое-что умеем…

Упырь сидел так близко, что я чувствовал исходящий от него смрад. Свежая земля, гниль и металл… Я хорошо знал, чему принадлежит этот металлический запах, но старался об этом не думать.

— Кое-что знаем, кое-что умеем, — еще раз повторил Распятьев и протянул руки к моей шее, — а вот ты, мил человек, не знаешь, что в глаза нашему брату смотреть нельзя. Иначе ты уже будешь не совсем ты — я влезу тебе в голову и заставлю замереть на месте. Очень помогает. Не люблю, когда закусь трепыхается. А теперь…

Его пальцы в белых перчатках сдавили горло. Я почувствовал, как пропадает доступ к воздуху.

— Проснись, — сказал упырь.

— Ч… ч-что? — прохрипел я, глядя в его скалящуюся харю.

— ВСТАВАЙ.

Я распахнул глаза. Софа держала меня за плечи и трясла что было сил. Впрочем, я едва ли отдавал в этом отчет — перед глазами все еще стояла совсем другая картинка.

— Ты дергался во сне, — сказала Софа. — И хрипел. Что стряслось?

— Товарищ Распятьев навестил, — просипел я и глянул в окно. Кровавая луна почти зашла за горизонт. — Что, выдвигаемся?

Глава 4

Как известно, спешка нужна в двух случаях — при ловле блох и когда приспичило в сортир. Но я взял на себя смелость добавить еще один весьма редкий случай. Если ты грохнул упыря, который держал под собой целую область, то нужно сваливать оттуда как можно скорее.

В этом я был уверен, а больше — ни в чем. Все, что я знал, на что надеялся и во что верил — испарилось в один момент. Как будто спал, видел пусть не прекрасный, но увлекательный сон. А потом хоп — сосед за стеной завел перфоратор в семь утра и выдернул в реальность.

Пока что эта самая реальность мне не очень нравилась. Угрюмая, грязная и чернушная. Словно я оказался посреди кинокартины из тех, что крутятся на закрытых показах… После моего привычного Союза, где вкалывают роботы и счастлив человек (хотя он тоже вкалывает, пусть и поменьше), где по воздуху ходят дирижабли трех видов — межгород, межрегион и дальнего следования…

После такого контраста чувствуешь боль. Причем не только душевную, но и физическую. За время нашего путешествия я отбил себе всю жопу.

— Витя.

— М?

— Спишь?

— Не-а. Пытаюсь всеми силами отсрочить появление геморроя.

— Появление кого?

— Эх, ты, простота деревенская! Нарыв в заднице заработать неохота, говорю!

София засмеялась.

— А потому что это тебе не держи-жабы летающие! Тут навык нужен и привычка! Смотри давай да учись!

Я и смотрел. Хрелище открывалось превосходное — настоящая услада для глаз. Софка жилистая, конечно, но матушка-природа с лихвой отсыпала ей и форм, и изгибов. Не пожадничала.

Маленький кусочек льда щелкнул меня в бровь. Атаки я не ожидал, поэтому чуть не свалился с коня. Удержался только чудом или благодаря собственной ловкости. Видать, пялился я слишком уж… откровенно.

Не подавать виду, ни в коем случае не подавать виду! Сохрани лицо, лучше переведи тему на что-то более безопасное. Самый подходящий вариант — это…

— Не “держи-жабы”, а “дирижабли”, — назидательно заявил я и потер бровь указательным пальцем, — запомни, а то и правда изъясняешься как дерЁвня.

Софа возмутилась.

— Я, значит, от всего сердца ему, олуху, подсказываю, как надо в седле держаться, чтоб шею не свернуть, а он пускает слюни и придирается к словам. За мной повторяй, чучело!

Она была права, права абсолютно в каждом пункте, но признавать этого я не хотел. Много чести.

— Нет уж, обойдусь и без твоих советов, лучше по-своему, — проворчал я.

Софа хмыкнула и вздернула аккуратный носик.

— Как знаешь, — в голосе ее звучала насмешка, — посмотрим, далеко ли ты уедешь с такой техникой.

Однако больше она меня не стыдила. И сама время от времени бросала в мою сторону взгляды. Искоса и мельком, как бы невзначай. Но я не страдал невнимательностью, поэтому засекал такие штуки, как бывалый разведчик. Странные они, женщины, конечно. Ну понравилось тебе внимание, так и скажи!

Вот, помню, была у меня девочка, Людка. Мы познакомились с ней на дискотеке, встречались, гуляли… Потом съехались, начали жить вместе. Однажды она ко мне выходит, стоит в нижнем белье, а в руках держит два платья: черное и белое. И спрашивает: какое мне лучше? Я ей и говорю: возьми белое. Нет, говорит Людка, белое полнит. Я смотрю на нее ошалело и говорю: ну тогда надень черное. А она отвечает: черное слишком мрачное. Ходила в раздумьях еще сорок минут, в итоге бросила шмотки в шкаф, расплакалась и никуда не пошла.

Или другой случай. Я собираюсь покупать нам билеты в кино и спрашиваю у нее: на наш ремейк «человека-бензопилы» или на «переосмысление ментов»? Она мне отвечает: «да». Не стал переспрашивать, взял билеты туда и туда, потому что ответ можно было двояко трактовать. В итоге к концу дня фильмы в голове так смешались, что потом во сне за мной катались демоны на ментовских “буханках” и просили предъявить человечьи документы.

Надеюсь, что там, куда мы направляемся, никто паспорт спрашивать не будет.

А “там” — это где?

— Слышь, а куда мы едем?

— В поле ссышь, Витя, — отозвалась Софа, — мы пока просто едем подальше отсюда. В окрестностях Гуляева у этого ублюдка повсюду имеются свои глаза и уши, Рассчитывать нельзя ни на кого — сдадут с потрохами так быстро, что не успеешь даже крикнуть “слово и дело”. И даже не потому что люди тут гнилые. Просто каждому своя шкура дороже. Твоя, кстати, уж больно приметная, шкура-то.

— Что ты имеешь в виду? — не понял я.

— То и имею. Разоделся как хрен заграничный. Ткань вот эта, — она ткнула пальцем в мои джинсы, — которую носят люди с запада. И прическа по идиотскому фасону.

Ага, а ты со своей стрижкой под мальчика прямо-таки звезда всех модных показов, скажите, пожалуйста, какой важный курица.

— Нормальная у меня прическа, — процедил я, — до тебя никто не жаловался.

Она слегка притормозила лошадь и поравнялась со мной. Бесцеремонно запустила руку в волосы. Я сперва хотел возмутиться, но потом передумал. Во-первых, рука у Софы оказалась приятно прохладная. Не как у мертвячки, но веяло от нее легким морозцем. Свою магию подключила, наверное. Да и в целом хорошо — мягкое прикосновение, осторожное.

— Височки эти выстриженные, еще б сеточку себе выбрил… — усмехнулась она, — Как там бабуля говорила… хм-м… а, вот… Кринж!

Я заскрипел зубами. Значит, в том, что касается науки и техники, у них тут мощный откат произошел. Зато полиция моды до сих пор заступает на пост исправно. На первый раз без нарушений, но впредь не попадайтесь, иначе к вам применят наказание.

— Кринж, значит, да? — переспросил я, окинув Софу взглядом. Тоже хотел к придраться к ее облику, но повода не нашел. Никакой девчачьей милоты, рюшечки и бантики — это не про Софу. Все сугубо практично, служит для удобства и защиты.

— Да!

— Борода!

Она прищурилась.

— Ты сейчас очень кстати это ляпнул, потому что борода бы тебе пошла, Витя. Она здорово меняет внешность. А после того, что ты сделал…

Но ведь сделали-то мы. Вдвоем же вгоняли ножку в сердце этому уроду! Я хотел об этом напомнить, но не успел.

— …это почти необходимо. Пожитки твои, на самом деле, лучше бы вовсе сжечь, с концами.

— Можно конец при себе оставить? — поинтересовался я, — жалко с ним расставаться, пригодится еще.

Этим я сбил ее с толку — она осеклась и глянула на меня с легким непониманием. Я видел по глазам, как шестеренки крутятся в ее светлой голове… Щас наверняка еще одной льдиной запустит… ну да ничего, вытерплю. Это того стоило.

Но Софа лишь хихикнула и продемонстрировала мне два ряда прекрасных белых зубов. Любой стоматолог бы восхитился…. даже склочные бабки из районной поликлиники, которые ненавидят каждого пациента.

— Так уж и быть, можешь оставить в порядке исключения. Но все остальное сожжем. Ты не переживай сильно, путешествовать голышом не придется… долго. Мы себе одежу сопрем. — беспечно заявила она.

— Сопрем?

Теперь шестеренки закрутились уже у меня. Нет, убивать — это куда ни шло. Поскольку эти твари сами с удовольствием сожрали бы меня, то на них моральный компас не срабатывает. А вот красть у простого люда — это уже совсем другое дело. Мутное и неприглядное.

— Ну, да, — так же спокойно подтвердила она. — Ща к селу ближайшему подъедем, там везде на улице бельевые веревки стоят. Примерим на глазок, что подойдет, а дальше дело техники.

Мне не очень нравилась идея вот так вот “одалживаться” у жителей неведомого села. Пусть даже я их знать не знаю и в глаза не видывал. Прежде всего потому, что я мог поставить себя на чужое место. И черт возьми, мне бы очень не понравилось, если б я однажды утром вышел во двор и обнаружил, что кто-то стырил мои портки, которые я вывесил на солнышко просушиться.

— Че-т не нравится мне эта идея, — признался я абсолютно искренне.

Софа фыркнула.

— Ну что ты начинаешь, а? Знаешь, какие про вас в народе стишочки ходят? “Ламберт-Ламберт — хер моржовый! Ламберт-Ламберт, вредный хуй!”

Меня не очень впечатлил этот образчик устного народного творчества, поэтому я промолчал. Видимо, Софа приняла это на свой счет, потому что вскоре снова меня окликнула.