Смерть Созданиям Сумрака: Расцвет

— Дла ракет, сказал же.

— Что это?

— То есть магия, которая позволяет сосульки размером с казачьи шашки изготавливать, у вас есть, а ракет нет? Есенин тут миру явился, а Циолковский, Королев и Капица — нет?

— С Есениным я лично знакома была, — как-то спокойно сказала она. А вот я поперхнулся.

— Что?!

Девица спокойно допила остатки “чая” и отставила кружку в сторону.

— Что тебя удивляет?

— Наверное то, что ты была знакома с Есениным? Он же умер, эээ, в двадцать пятом?

— Да нет, — возразила она, — подольше прожил. Пару лет назад как ушел. Да и то не своей смертью.

Тут в ее голосе появились печальные нотки.

— Вздернули Сергея Саныча на суку как пса худого, а за что? За то, что петь славословия вождю отказался. На все наплевали, твари. И на возраст почтенный, и на заслуги…

— Ну отказывался и ладно, а за что вздернули-то?! Неужели только за то, что когда партия сказала “надо”, он ответил “нет”? Не верю, хоть тресни.

Тут девица влепила мне ложкой в лоб. Сил у нее до сих пор не набралось, поэтому удар получился слабый. Я не обиделся. Даже хорошо, что она начинает потихоньку активничать. Чем дальше мы от смерти, тем лучше.

Но для проформы (и продолжения беседы) все же спросил:

— За что?

— Ты ж сам велел треснуть, — пожала она плечами. — Насколько я слышала, Сергей Саныч по пьяни сложил огромную поэму. С оскорблениями, с бранью. Записал да так и кинул в сенях. Но секретарь его, тот еще мелкий подонок, подсуетился, копию снял да куда надо снес. Есенин потом спохватился да сжег ее, но уже поздно было. Дела правежные у нас быстро стряпаются. Вождь кутузок не любит — сам не забыл, наверное, как сроки мотал по молодости, поэтому на расправу суды скоры.

Слушая эту “прохладную” историю, я думал о том, что мой Союз все-таки значительно продвинулся по пути гуманизма. Даже последний расстрел был аж двенадцать лет назад и “удостоился его” серийный маньяк — настоящее чудовище. А уж повешение тем более считается варвартсвом. Однако тут подобные методы до сих пор в ходу.

— Времени с тех пор много утекло, а крови и того больше. И еще больше утечет, ведь Вождь-то теперь вечный. — тяжело вздохнула девица и сделала еще глоток.

Я все больше недоумевал от ее слов.

— Какой сейчас год?

— От чего?

Я нахмурил брови. В смысле «от чего»? От чего так в Союзе березы шумят и белоствольные все понимают?

— От Рождества Христова или от Обращения? — переспросила девица.

— Какого еще обращения? — не понял я, — Вокруг Солнца, что ли?

Она всплеснула руками.

— Ну что я с тобой как с младенцем… ах да, вы по разуму почти одно и то же. Значит, тридцать три года тому назад местные умники-книгочеи наткнулись на курган в Саянских горах, это юг Сибирской земли…

Девица цокнула языком. На лбу появилась морщинка, и она стала похожа на первоклассницу, которой задали сложную задачку у доски. Еще и волосы так взъерошены, как у воробья, которого током шибануло.

Милота, да и только. Она напряженно думала о чем-то, а я невольно любовался.

— Не, — наконец сказала девица, — не могли они наткнуться. На такие места случайно не набредешь, без слов тайных да без помощи. Но суть в том, что раскопали там курган. Что там было в этом кургане — только одному дьяволу ведомо, но Вождь посреди ночи туда отправился. Вскоре все и началось. Сперва туман багровый по ночам небо заволакивать стал. Потом луна стала такой…

Одного взгляда в окно мне хватило для того, чтоб снять все дальнейшие вопросы. Луна, как набухший гнойник, висела в черном небе. Ни секунды не смог бы прожить в мире под таким “надзором”.

— Вождь потом вернулся и сразу на летнюю дачу отправился в Кунцево. Там и начал… творить. Вызвал к себе все Политбюро, всех министров до последнего, якобы на внеочередной съезд. Что там случилось за следующие три дня, никто даже гадать не станет, но вскоре вокруг дачи раскинулся лес из кольев. По одному на каждую министерскую задницу.

Я уронил челюсть.

— Ну чисто Дракула, Влад, мать его, Цепеш.

— Чего? — чуть осипшим голосом поинтересовалась девица, — Кого ты там чешешь?

— Проехали, — отмахнулся я. — А год сейчас какой?

В фантастических фильмах люди частенько задавали этот вопрос для пущего удивления и драмы на пустом месте… Никогда не думал, что и я доживу до того, что придется такое спрашивать.

— Тысяча девятьсот восемьдесят седьмой.

Мать моя родная… Получается, Сашкин хула-хуп сработал идеально. Как часы. Два пункта из двух. Закинул меня не только через пространство, но и через время. Теперь, если Сашка сумеет доказать мое исчезновение, может, даже получит премию. Или срок. Или сначала одно, а потом другое.

А я получу… да нихрена. Все, что можно, уже свалилось мне на хребет. Но унывать и лапки складывать нельзя. Владимир Ильич, вождь пролетариата, таких ребят не любил и в октябрята их не брал. Нельзя красный галстук порочить.

Давай, Витя, пойдем по логике и с самого начала. Я помассировал виски и повернулся к девице. На ее лицо, все еще острое и осунувшееся, понемногу возвращались краски.

— Тебя как зовут?

— София.

Она тут же протянула мне руку, которую я с готовностью пожал. Жар еще не сошел полностью, но теплом, как от батареи, от нее уже не шпарило. И кожа нежная, что удивительно. Тут же все с малолетства приучены к труду…

— А я Витя. Рад знакомству.

Она коротко кивнула и, кажется, улыбнулась. Или это так светотень упала?

— Я, Соня…

Девица сразу взвилась.

— Никогда меня так не называй! Сони — это такие мелкие зверьки, на крыс похожие!

Она выставила передо мной ладонь и принялась загибать пальцы.

— Со-фи-я, усек?

Я сразу вспомнил одно знакомое имя из трех слогов. Три шажка и на третьем язык толкается о зубы. Если б у моей новой знакомой сейчас было побольше силенок, то о зубы толкнулся бы ее кулак.

— Да усек, усек, — я слегка сжал выставленную ладонь. Со-фи-я сразу же ее выдернула и сердито уставилась в пол, — уж прости, я в вашем мире человек новый. Только-только привыкать начал, а ты сразу бухтишь. Еще хорошо, что своим Вязанием швыряться не началась.

— Плетением! — еще пуще возмутилась София, — это очень древняя и очень сильная магия, так что имей каплю уважения.

Я пожал плечами.

— Извини. Я вообще в эзотерику не верю. У нас нет ничего подобного. Только наука; машины; технологии. В космос летаем! Базу на Марсе обустроили недавно! Кучу деньжищ в это вбухали, но ничего — через двадцать-тридцать лет должны в ноль выйти, если все гладко пойдет! Зато урожай картошки первый собрали уже.

Эта новая информация ввергла беднягу в состояние замешательства. Ну так еще бы — все равно что инопланетяне прилетели бы к пещерному человеку и показали бы ему, как собирать мобильный телефон. Сейчас ловкие умельцы в подвале тебе и не такое нашаманят, были бы микросхемы да моток изоленты, но вообще большое же дело.

Люди за меньшее на кострах горели.

— Это шутка? — наконец сказала София.

Я вздохнул и откинулся на спинку стула.

— Тем же вопросом мучаюсь, веришь? Но нет, я сижу здесь, в каком-то задрипанном Гуляеве. Только что я пережил махач с кровососом, которые, кстати, тут всем заправляют. Во главе их стоит Вождь, который у нас только на портретах и остался, а кругом разруха, нищета, жители и пикнуть не смеют.

Софа вздохнула.

— До обращения у нас были и мамшины, и всякие летающие приблуды… Бабушка мне фотокарточки старые показывала, у нас большой сундук с ними был, пока не пожгли все. Рассказывала много про то, как люди жили. Про то, что раньше много всякого было устроено — парки, цирки, всякие дворцы культуры, институты, балабатории.

— Лаборатории.

— Они самые, — отмахнулась она. — Навучные цемтры и прочая дребедень, в которой я ничего не смыслю. Да и зачем? Все равно уже все сравняли с землей и кровью полили.

— А что за Ламберты, к которым этот упырь так старался меня приписать?

София опустила голову и запустила ладони в волосы. Долго она не произносила ни слова. Просто сидела молча и глядела куда-то в пол. Глядела с таким напряжением, будто внизу, на занозистой деревянной поверхности, кто-то нарисовал самые живописные в мире картины. Никогда не любил такие моменты, потому что понятия не имею, как себя вести. Сказать что-то, обстановку разрядить? Или промолчать?

Я бы покурить вышел, если честно. Только ведь там луна снаружи. Она ничего мне не сделает, конечно, а все равно неуютно.

Но выходить не пришлось.

Софа выпрямилась, смачно прохрустев позвонками. На ее губах появилась скупая улыбка.

— Ламбертов все звали Оплотом. Знаешь, как иногда герои всяких историй и быличек приходят из ниоткуда и уходят в никуда, м? Так вот, это не про Ламбертов. Самый последний забулдыга мог за чарку изложить тебе всю их родословную… Не наши, приехали издавна откуда-то то ли из северных, то ли из западных земель. Занимались всеми искусствами понемногу — и лекари, и пекари, и певцы, и бойцы. Лихие, веселые и абсолютно бесстрашные. Казалось, что только этим они и могут противостоять упырям. Ни в ком столько жизни не было, говорила моя бабушка, а она повидала немало за свою жизнь. Конечно, дело было не только в удали, иначе упырей лупил бы любой самонадеянный дурачок. У Ламбертов было что-то еще. А вот что — так никто и не разгадал.

София скрестила руки под грудью. Мне пришлось себя уговаривать, чтоб туда не смотреть.

— Ламберты притягивали к себе людей, но даже их силы было недостаточно. Что такое горстка людей против огромной машины? Там сотня человек от силы — ее перемелют в этих жерновах и не подавятся. Так и получилось. Знамена порвали, дома пожгли… да только вот шрам так просто не сотрешь

— Шрам? — переспросил я.

— Да, Ламбертов и их последователей можно признать по особой отметине. Опять же с бабкиных слов говорю, а они не очень конкретные были. Вроде бы здоровенное белое пятно а сверху тоже герб, что ли. Бабуля описывала его невнятно… Все время скатывалась в Арб… Аб-срак-цию.

— Абстракцию.

— Вот! Ее самую.

Я почесал подбородок.

— Прямо блокбастер какой-то американский.

— А?

— Не, ничего. Веселые у вас тут уроки истории, говорю. И как же товарищ комбриг меня к ним причислил? На каком основании?

“А кто причислил меня к роду человеческому?

София пожала плечами.

— По запаху, наверное. В том, что чутья касается, этим тварям равных нет. Они ориентируются в сто раз лучше собак. Чтоб упыря со следа сбить, надо либо удачу за хвост поймать, либо… быть Ламбертом.

Я усмехнулся.

— Что, даже поговорки про них сложить успели?

Ради шутки спросил, однако София восприняла мои слова на полном серьезе.

— А как же. В народе Ламбертов любили. Люди у нас горем научены и к пришлым относятся с подозрением. Но Стефан, который главный из Ламбертов, очень быстро на взлет пошел, Вождю его острый ум по нраву пришелся. Так что он и стал то ли академией в Москве, то ли школой заведовать — навукой, в общем. У меня даже книжка есть. Там его слова выбиты на корке… Про то, что надо идти…

— К светлому будущему?

Она посмотрела на меня с недоумением.

— Да… а еще, что…

— Технологический прогресс есть лучшее, к чему должен стремиться человек?

— Ты откуда знаешь?? — удивилась она.

Я закусил губу и покачал головой.

— Да так. Что-то общее есть между нашими мирами. Например, всякие ученые на костре копченые.

— Ну… вот… С его приходом и начали все вверх дном переворачивать. Что ни день, то всякие новшества. Без всякой меры. Поговаривают, что из-за Ламбертов это все и случилось. Насколько это правда, никто не скажет, но но в столице вашего брата не любят.

— Да не мой он!

— Хм… да нет, вроде немых сради Ламбертов не было.

— Да нет, я к тому, что никакой я не Ламберт. Я Богданов Виктор Степанович. Коренной русский, безо всяких иностранных примесей. У меня и свидетельство дома есть, я тест ДНК делал…

София вздохнула и подалась ко мне. В глазах снова затеплились искорки, но лицо оставалось серьезным. Она была готова стоять на своем.

— В чужеземных штучках я не разбираюсь. если у вас там все настолько хреново, что приходится тесто из дымка стряпать, могу только посочувствовать. Но вот что скажу, Витя Богданов, упыри в крови не ошибаются. Если бы ты сам сказал, что ламбертовский, я бы ни за что не поверила — отметины-то нет. Но упыря не обманешь — раз сказал, что течет в тебе кровь этого рода, то она там течет. И все тут.