Помоги проекту - поделись книгой:
В 1533 году король нанял человека, которому поручили прочищать все раковины и стоки в королевских дворцах. Были работники, следившие за состоянием рвов, куда обычно поступала свежая вода; в них даже водилась рыба, которую вылавливали и подавали к придворному столу88.
В королевских счетах часто встречаются записи о покупке ароматических веществ и душистых трав для освежения воздуха89: личная гигиена, по всей видимости, тоже оставляла желать лучшего. Дезодорантов не существовало, а духи могли позволить себе только богачи. Парфюмерию привозили в основном из Италии, чаще всего в виде шариков из серой амбры, мускуса и цибета – помандеров. Их носили на поясе, в сферических футлярах из филигранного золота, имевших то же наименование; дамы подносили помандеры к носу, отгоняя дурные запахи.
Мыло стоило изрядных денег, хотя его изготовляли в Лондоне и Бристоле – из древесной золы, топленого сала или оливкового масла. Во многих крупных домохозяйствах делали свое мыло. Самое лучшее и дорогое везли из Венеции и Испании. Богатые люди также пользовались ароматическими маслами и солями, когда принимали ванны. Однако бóльшую часть красивой одежды шили из тканей, не подлежавших стирке; надетая несколько раз, особенно в жаркую погоду, она, вероятно, приобретала неприятный запах. Нижнее белье, однако, стирали регулярно, так же как церковные покровы, завесы и облачения, столовое белье и полотенца. Отвечали за это Прачечные – подразделение службы Гардероба, в котором числились йомен прачечной и пятеро его помощников90. Белые ткани кипятили и вешали у жаровен для просушки. До наших дней уцелела прачечная дворца Элтем с гигантским очагом.
Наличие водоснабжения свидетельствует о том, что люди мылись, но как часто и насколько тщательно, мы не знаем. Многие авторитеты рекомендовали усердное мытье, но прием ванны был делом непростым: деревянные бадьи, служившие для этой цели, нужно было выстелить простынями, наполнить водой, а потом опорожнить.
Серьезной помехой в повседневной жизни были блохи, постельные клопы и вши. Для отпугивания блох под кровать на ночь клали связку ветвей тутовника. Генрих VIII всегда носил на теле кусочки меха, чтобы на них собирались донимавшие его насекомые91.
Для ухода за зубами пользовались зубочистками, которые после употребления протирали полотняными салфетками. Тем, у кого плохо пахло изо рта, советовали спать с открытым ртом и носить ночной колпак с отверстием, «через которое будут выходить испарения»92.
Отхожие места требовали особого внимания и эффективного обслуживания, учитывая то, сколько людей жило при дворе. Уборные устраивались рядом со всеми основными помещениями и в больших квартирах придворных. Они всегда хорошо проветривались, в некоторых даже существовал смыв – вода поступала из цистерн93. Однако при регулярном использовании уборные неизбежно начинали издавать зловоние; именно в это время дом покидали для уборки. В гардеробах уборных ставили деревянные сиденья, под которыми обычно находились каменные выгребные ямы – их приходилось чистить довольно часто. Несчастного, в чьи обязанности это входило, называли «gong fermour» или «gongfarmer», то есть «хозяин уборных»94.
В 1530-х годах в правом крыле Хэмптон-корта, если смотреть от ворот, соорудили Главный дом облегчения – двухэтажный общественный туалет с четырнадцатью «посадочными местами». Нечистоты спускались в главную канализационную трубу дворца, минуя ров, над которым стояло здание, и смывались речной водой во время прилива95. Такие уборные были устроены во всех главных резиденциях короля и в некоторых второстепенных.
Врач Эндрю Бурд настоял на упразднении ночных горшков, так как они распространяют зловоние96, но во дворах все-таки имелись каменные или свинцовые писсуары для удобства тех, кто в противном случае облегчался бы напротив стены97. Красные кресты на стенах служили предостережением против подобных действий: расчет был на то, что люди не осмелятся осквернить священный символ98.
Уже через восемь месяцев после кончины Генриха пришлось издать распоряжение, запрещающее любому человеку «мочиться или бросать неприятные вещи в пределах двора»99: видно, что стандарты чистоты быстро снижались и старому королю удалось лишь частично принудить придворных к соблюдению гигиенических правил.
7
«Почет и благополучие всего двора»
Со времен Эдуарда IV королевский двор был разделен на две отдельные части: Покои, или «domus regis magnificencie» – «Дом королевского величия», включавший жилые комнаты короля «над лестницей», и Придворное хозяйство (отличавшееся от двора в целом), ранее известное как «Зал» и носившее также название «domus providencie», то есть «Дом предусмотрительности»; к нему относились «расположенные под лестницей» кухни и службы, которые обеспечивали Покои всем необходимым и способствовали демонстрации королевского величия1. Номинальным главой всего королевского двора являлся лорд – великий камергер. До 1540 года эту должность последовательно занимали графы Оксфордские.
Покои возглавлял лорд-камергер. С 1526 года эта служба официально разделялась на две части2: Личные покои со своим штатом из джентльменов, грумов, эсквайров, ашеров[24] и пажей, которые следили за удовлетворением личных нужд короля, и Великие покои, примерно с таким же персоналом, куда входили наружные покои и Личный гардероб.
Лорд-камергер отвечал за всех, кто работал в Покоях, – королевских священников, врачей, виночерпиев, стольников, резчиков мяса, ремесленников, музыкантов, актеров, водоносов и стражников. Под его началом находилось до четырехсот человек. К 1547 году около половины из них исполняли должности, «на которых стоило иметь джентльмена»3. Первым лордом-камергером у Генриха VIII был его кузен Чарльз Сомерсет, граф Вустер, незаконнорожденный отпрыск одного из Бофортов.
Лордом-камергером всегда назначали человека опытного и родовитого. Должность была одновременно административной и политической – он часто давал советы королю и выступал от его имени на заседаниях Тайного совета или в парламенте. Он также отвечал за организацию придворных церемоний. Исполнять обязанности ему помогал заместитель – вице-камергер. Им являлся сэр Генри Марни, тайный советник, в 1497 году оказавший помощь в подавлении Корнского восстания против Генриха VII: за это на коронации Генриха VIII он был посвящен в рыцари ордена Бани.
Половина королевы имела сходную организацию и управлялась камергером. Однако служителей было меньше, чем на половине короля; кроме того, в штате королевы насчитывалось много женщин.
Придворное хозяйство возглавлял лорд-стюард, всегда происходивший из знатнейшего дворянского рода. Эта должность появилась еще во времена саксов. В его ведение попадало все, что находилось в границах двора – в «поле свободного доступа», то есть на территории в радиусе 10–12 миль от места, где остановился король. Многие обязанности лорда-стюарда перепоручались его подчиненным – казначею, вице-казначею и ревизору, которые составляли Совет Зеленого сукна, управлявший Придворным хозяйством. При этом должность лорда-стюарда не была синекурой, и он принимал активное участие в управлении своим ведомством. Обязанности лорда-стюарда с 1502 года исполнял Джордж Тальбот, граф Шрусбери, девизом которого было «Готов к свершениям». Представители этого рода издавна служили короне, и граф оставался в должности вплоть до своей смерти в 1538 году.
Лорду-стюарду подчинялись двадцать пять различных подразделений с пятьюстами работниками, он имел в своем распоряжении огромные финансовые ресурсы. В его обязанности входило обеспечение всего двора провизией, топливом, освещением, а также организация уборки во всех ее видах.
Вне юрисдикции лорда-камергера и лорда-стюарда находились Служба пиров, Сокровищница, Контора шатров, Управление работ, Служба королевских барок, Королевские соколятни и псарни, Королевское пушечное управление, Конюшни и Королевская капелла.
Учитывая количество людей при дворе, царивший там хаос и необходимость поддерживать внешнюю пышность при ограниченных расходах, управление хозяйством в целом велось умело и эффективно. При Генрихе оно дважды подвергалось крупным ревизиям, которые проводили кардинал Уолси в 1526 году и Томас Кромвель в 1539-м, кроме того, нередко приходилось издавать распоряжения, направленные против расточительства, беспорядка и нарушения правил. Однако в целом Придворное хозяйство оставалось стабильной и сильно бюрократизированной структурой.
Лорд-камергер, лорд-стюард и главный конюший являлись тремя «верховными служителями двора». Ниже их стояли вице-камергер, казначей и ревизор. Эти шестеро придворных чиновников имели белые служебные жезлы – символ власти, полученной от самого короля, – откуда пошло прозвище Белые Палки. Казначей и ревизор подчинялись лорду-стюарду и стояли непосредственно под ним на иерархической лестнице. Лорд-стюард и его подчиненные занимали хорошие квартиры в служебном крыле, остальные же служители спали и ели там, где работали, или над этими помещениями4.
Должность казначея, впервые введенную при Эдуарде III, с 1502 по 1522 год исполнял сэр Томас Ловелл. Казначей отвечал за закупку провизии для двора и качество работы своих подчиненных, «поощрял хороших служителей и наказывал тех, кто не справлялся»5. Должность ревизора появилась в правление Эдуарда IV. Ревизор вел подробные счета, давал разрешение на выплаты, проверял отчетность и управлял финансами казначея. Первым ревизором при Генрихе VIII был Эдвард Пойнингс, служивший короне в Кале и Ирландии.
За каждое подразделение Придворного хозяйства отвечал особый сержант, смотритель или мастер, имевший под своим началом йоменов, грумов и пажей. Бóльшую часть административной работы выполняли клерки. Почти все служители Придворного хозяйства были мужчинами. Более молодые обычно размещались во дворце, люди постарше, имевшие семьи, обитали за его пределами, так как жилищ для супружеских пар было мало.
В документах часто встречаются одни и те же имена (к примеру, Уэлдон), что свидетельствует об определенном непотизме. Тем не менее предполагалось, что все слуги – «люди честные, добронравные, хорошего поведения и умеют вести беседу»6.
В Придворном хозяйстве были заняты всего шесть женщин, из которых пять трудились в Прачечной. Шестая, Анна Харрис (о ней еще пойдет речь ниже), стирала только белье короля, тогда как остальные обслуживали королев, сменявших друг друга7. Кроме них, в штате состояла «женщина, которая готовила пудинги для короля»8. То была миссис Корнуоллис, трудившаяся в Кондитерской; король так любил ее стряпню, что подарил ей прекрасный дом в Сити, в квартале Олдгейт9. Миссис Корнуоллис повезло: женщинам, служившим при дворе, как правило, платили меньше, чем мужчинам.
Придворное хозяйство также нанимало множество поденщиков, исполнителей разовых работ, художников, ремесленников, портных, вышивальщиц, шелковниц[25], каменщиков, рабочих, кирпичников, плотников, водопроводчиков и штукатуров.
В платежной ведомости фигурировало много садовников, которые наряду с женщинами «занимались прополкой сорняков в королевском саду»10. Мастеру Уолшу, садовнику из Гринвича, платили 3,1 фунта стерлингов (750 фунтов) в год; вероятно, эта работа была поденной или сезонной. Джаспер, садовник из Больё, получал ту же сумму ежеквартально, а помимо нее – частые вознаграждения в размере 6 шиллингов 8 пенсов (101,5 фунта) от короля за то, что доставлял свежие травы в любое место, где бы ни останавливался Генрих11.
Несмотря на жесткую социальную иерархию, существовавшую при дворе, там устанавливались отношения, о которых нельзя было и помыслить в позднейшие столетия. Король интересовался жизнью работников Придворного хозяйства и состоял в хороших отношениях со многими из них. Между 1527 и 1539 годом Ричард Хилл, сержант Погреба, часто играл в карты и кости с государем; клерки Зеленого сукна не раз просили короля за своих друзей; отправляясь на войну, Генрих брал с собой многих служителей Придворного хозяйства.
Часто за места в Покоях и Придворном хозяйстве разгоралась жаркая борьба, не только ввиду того, что служить королю было почетно, но и по той причине, что условия были превосходными в сравнении с тем, что предлагалось в других местах. Работу почти невозможно было потерять, к тому же она давала определенный статус. Официально установленного возраста ухода на покой не существовало, и люди трудились до тех пор, пока справлялись со своими задачами. За плохое исполнение своих обязанностей увольняли крайне редко, и хотя король иногда приказывал лорду-стюарду избавляться от слуг, которые были «неспособными, больными, слабыми и не подходили» для работы12, последние могли с выгодой продать свои должности (на такую практику Белые Палки смотрели сквозь пальцы, хотя она и считалась незаконной) и обычно получали пенсию от монарха. Резкое сокращение штата происходило, когда умирала королева-консорт; те, кого увольняли, получали жалованье за три месяца. Слуги, не работавшие по болезни, порой получали хорошее «boardwages» – пособие на жилье и пропитание вместо квартиры и довольствия, которые они имели при дворе13.
Размер жалованья и пособий определяли Белые Палки, все эти суммы отражены в бухгалтерских книгах. Король был щедрым работодателем и платил людям, трудившимся в его Покоях, вдвое больше того, что давали своим слугам дворяне вроде графа Нортумберленда; кроме того, они получали чаевые, величина которых зависела от задания. Жалованье служителей Придворного хозяйства, несколько более низкое, увеличивалось за счет случайных доходов. Ставки разнились удивительным образом: придворный казначей получал 50 фунтов в год, почти столько же, сколько распорядитель менестрелей, а паж Покоев – вдвое больше «во время развлечений»14. Есть свидетельства того, что заработки при Генрихе постепенно увеличивались. Слугам из Придворного хозяйства платил казначей, служителям Покоев – главный казначей или казначей Покоев. В 1539 году первого из них – казначея Придворного хозяйства – сделали ответственным за выплату жалованья всем служителям двора; в тот год он выдал им 33 000 (9 900 000) фунтов стерлингов15.
Большинство слуг имели закрепленное за ними право на дополнительный доход, который обычно получали за счет побочных продуктов или отбросов, возникавших в процессе деятельности соответствующей службы. Эти остатки включали в себя огарки свечей, нетронутое во время трапезы мясо, выброшенные седла и уздечки, оленьи шкуры, винные бочки, бараньи и телячьи головы, перья домашней птицы, потроха и жир, стекший с мяса при жарке. Все это можно было использовать для личных нужд или выгодно продать. Для таких товаров существовал готовый рынок: придворные, не имевшие права питаться за счет короля, охотно покупали продукты16.
Слуги, умело выполнявшие работу, а также доказавшие свои умения и способность обучаться, получали массу возможностей для продвижения. Повышение по службе было прерогативой лорда-камергера, лорда-стюарда и Совета Зеленого сукна и обычно совершалось по рекомендации сержанта или клерка соответствующего подразделения. Карьерные перспективы были настолько привлекательными, что высокопоставленные джентльмены старались доставить своим сыновьям придворные должности, пусть даже самые скромные: например, сэр Джон Гейдж, вице-камергер (1528–1536) и ревизор (1540–1547), не упустил возможность сделать своего сына грумом. Джеймс быстро продвигался по служебной лестнице и со временем возглавил Придворное хозяйство17. Кухонный работник мог обучиться поварскому ремеслу и обеспечить себе место на всю оставшуюся жизнь. Помимо этого, слуги переходили из одной службы в другую18, часто с выгодой для себя. В Придворном хозяйстве приветствовались гибкость и разносторонние способности.
Слуги носили ливреи, красные или зелено-белые (тюдоровских цветов), каждый год им выдавали по две ливреи – зимнюю и летнюю. В 1534 году Ганс Гольбейн создал миниатюрный портрет неизвестного мужчины в королевской ливрее и красном дублете с размашисто вышитыми буквами «HR»19. У слуг личных покоев короля на ливреях были вышиты королевские гербы и тюдоровские розы.
Требования, касавшиеся усердия и хорошего поведения слуг, постоянно ужесточались. И сам король, и главные чины его двора желали, чтобы их обслуживали как следует. Тем, кто состоял непосредственно при монаршей особе, полагалось делать свое дело ненавязчиво: они ни в коем случае не должны были чесаться, ковырять в носу, сморкаться в рукава, плевать, отрыгивать, «скрести мошонку» и допускать, чтобы до государя доходило их зловонное дыхание20. В обязанность вменялось также благоразумное поведение: при вступлении в должность каждый служитель двора, независимо от ранга, давал присягу на верность королю, а также обещание не работать ни на кого другого и выполнять свои обязанности добросовестно и усердно21.
Сам Генрих, чрезвычайно внимательный к деталям, был ярым приверженцем пунктуальности. Если он давал отпуск придворному, то ожидал его возвращения к назначенному сроку, и тот, кто опаздывал, горько жалел об этом. Клерки-ревизоры Совета Зеленого сукна вели «списки назначений» на пергаментных свитках, где были перечислены слуги и их обязанности. Каждый день они проверяли, не отсутствует ли кто-нибудь и все ли находятся там, где им положено быть. В отпуск уходили только с разрешения кого-нибудь из Белых Палок. За невыход на работу без позволения жалованье урезалось. При помощи тех же списков проверяли, не трудятся ли в Придворном хозяйстве посторонние. При обнаружении таковых сержанта, возглавлявшего эту службу, лишали двухдневного жалованья, если он тотчас же не прогонял нарушителя22. Кроме того, Совет Зеленого сукна составлял «обычные» списки тех, кто имел право на придворное содержание23.
В начале правления Генриха VIII поэт Эндрю Барклай посетил двор и пришел к выводу, что слуги короля праздны и ленивы:
Некоторые слуги были небрежными, сварливыми, лживыми, грязными и угрюмыми24. Барклай, очевидно, ночевал в одной из общих спален и был потрясен поведением ее обитателей:
Указы по двору ясно дают понять, что воровство было повсеместным, однако мало кого уличали в нем. Тем, кто прислуживал за столом, не разрешалось надевать накидки, чтобы они тайком не выносили еду25. Элтемские постановления 1526 года запрещали придворным и слугам «расхищать вещи в жилищах джентльменов», когда двор отправлялся в поездку по стране, «ибо нередко можно видеть, как день ото дня из домов самого короля и других благородных людей и джентльменов похищают и уносят замки, столы, лавки, шкафы, козлы и другие предметы домашнего обихода, чем наносят королю великое бесчестие»26. Как видно, даже знатные люди мало уважали чужую собственность.
Совет Зеленого сукна, который заседал в Счетной палате, являлся главным руководящим органом Придворного хозяйства. Название произошло от стола, накрытого зеленой суконной скатертью, за которым собирались его члены. Начиная с правления Эдуарда IV Совет обеспечивал «почет и благополучие всего двора»27, у него имелся собственный герб: ключ и белый жезл в зеленом поле. В Хэмптон-корте Счетной палате отвели помещение над входом в служебный корпус, находившийся слева от главного гейтхауса, если стоять к нему лицом. Из окон этой комнаты было хорошо видно все происходящее во дворе. В других дворцах ее размещали сходным образом.
Совет Зеленого сукна отвечал за управление, финансы, работников, дисциплину и снабжение28. На ежедневных собраниях Совета должен был присутствовать кто-нибудь из Белых Палок вместе с двумя или тремя клерками Зеленого сукна, которые помогали ему29.
Много работы выпадало на долю придворного казначея – при Генрихе VIII эту должность сперва занимал Джон Ширли. Он получал деньги, выделявшиеся Придворному хозяйству, выдавал авансы поставщикам, рассчитывался с ними, выплачивал жалованье. Кроме того, он вел еженедельный учет расходов на основе сведений о тратах, которые каждый день представляли сержанты различных подразделений, и составлял квартальные отчеты. В обязанности клерков входило ежедневное посещение кладовых и кухонь для проверки запасов.
Генриху VIII приходилось глубоко запускать руку в средства, оставленные отцом, дабы содержать двор и не умалять великолепия, сопряженного с его собственным положением. Наследство было растрачено довольно быстро. Ежегодные доходы короны оставались стабильными благодаря фиксированной арендной плате, налогам и пошлинам. На протяжении правления Генриха VIII они составляли около 100 000 (30 миллионов) фунтов стерлингов. Впоследствии безудержная инфляция и рост цен, спровоцированные войнами Генриха и нуждами растущего населения, заметно повлияли на состояние королевской казны. Тюдорам приходилось оплачивать из своих средств все расходы на правительство и администрацию, однако не менее значительные суммы – около трети королевских доходов – тратились на содержание двора. Отсутствие публичных возражений в связи с этим – свидетельство того, что подданные безоговорочно соглашались с запросами государя.
Стремясь решить свои финансовые проблемы, король дважды девальвировал монету (в 1526 и 1539 годах), занимал деньги и приобретал собственность, чтобы увеличить свой доход от ренты. И Уолси, и Кромвель боролись с расточительностью при дворе, но добились немногого. Генрих умер в долгах.
В Покоях имелись два финансовых отдела. Сокровищница Покоев изначально представляла собой ларец с деньгами, которые шли на личные нужды короля, однако ко времени правления Генриха VIII она превратилась в важное финансовое учреждение, куда поступала бóльшая часть королевских доходов. Сокровищница оплачивала многие увлечения и обязательства короля: церемонии по поводу важных государственных событий, турниры, денежные награды, дополнительные выплаты сверх жалованья, игорные долги, приношения святилищам. За эти средства отвечал казначей Покоев: первым эту должность при Генрихе занимал сэр Джон Херон30. Личный кошелек короля, не менее, если не более важный финансовый инструмент, чем Сокровищница, находился в руках грума стула, возглавлявшего также Личные покои; деньги из него тратились на обустройство дворцов, приобретение посуды, драгоценностей и гобеленов31.
Третьим финансовым подразделением двора являлся Главный гардероб, с XIV века служивший основной королевской сокровищницей. Для него в 1445 году отвели лондонский замок Байнардс, где хранили мебель, ткани, одежду, ливреи и украшения, необходимые для различных церемоний. Хранитель Гардероба отвечал за приобретение этих вещей, содержание их в исправном состоянии и выдачу при необходимости. Ему подчинялись Служба пиров и Контора шатров.
Безопасность при дворе обеспечивалась довольно плохо. Король возвышался над остальными смертными, но при этом оставался доступным для подданных. В эпоху Ренессанса монархам полагалось быть на виду, и это не позволяло принимать строгие меры безопасности. Тем не менее некоторые предосторожности соблюдались.
Доступ ко двору контролировал сержант-привратник, который следил за тем, чтобы служебными воротами не пользовались посторонние, желающие попасть внутрь, и слуги, пытающиеся сбыть с рук украденные вещи или продукты. Три-четыре раза в день он со своими помощниками совершал обход дворца, дабы убедиться, что туда не проникли тайком «бродяги, проходимцы или мальчишки»32. Привратнику выдавали особый жезл, символ его власти, и колодки для задержанных преступников33. Если он небрежно относился к своим обязанностям, его могли лишить жалованья или оштрафовать.
Йомены стражи, в серебряных нагрудниках, вооруженные устрашающими золочеными алебардами и мечами, круглые сутки стояли вдоль стен Большой сторожевой палаты, охраняя вход в королевские апартаменты. Йомены стражи, появившиеся при Генрихе VII (1485), стали постоянными телохранителями государя. Отрядом командовал капитан (при Генрихе VIII им был вице-камергер сэр Генри Марни). Стражники происходили из йоменов (мелких землевладельцев, которые сами обрабатывали свои наделы); им полагалось «хорошо стрелять из лука, быть выносливыми, сильными и ловкими»34. Большинство выбирали за рост и силу: «Они были очень красивы и, ей-богу, походили на великанов!» – восклицал в 1515 году венецианский посол35. Куда бы ни направлялся король, йомены стражи стояли вдоль его пути. Во время встречи, получившей название «Поле золотой парчи», стражники при появлении короля разгоняли толпу «силой. Выстроившись в длинные шеренги с двух сторон, блестящая гвардия короля Генриха образовала для него широкий путь, всего [было] двести стражей с алебардами, сверкавшими золотом»36.
Во время военных действий отряд йоменов стражи делили на две части – лучников и конных алебардщиков. Число стражников менялось: перед своей французской кампанией Генрих VIII увеличил численность гвардии с 300 до 600 человек; в 1526 году отряд, насчитывавший тогда 200 человек, урезали наполовину – йоменов стало 100. В 1547 году их было 15037. Двенадцать йоменов стражи постоянно размещались в лондонском Тауэре и назывались Стражами Тауэра. Данное им прозвище «едоки мяса» возникло не раньше XVII века.
Самое раннее изображение йомена стражи появляется в экземпляре англо-французского договора 1527 года38: он одет в короткую полосатую (бело-зеленую) тунику из бархата39, на спине и на груди которой вышиты роза Тюдоров с короной «в блестках из золоченого серебра» и другие фигуры и орнаменты40. У каждого стражника имелось три смены форменной одежды: одна для важных государственных мероприятий (описанная выше), повседневная – такая же, но из более дешевой ткани – и красновато-коричневая, которую, возможно, надевали на ночные дежурства. Знаменитую алую ливрею йоменов стражи ввели в употребление в 1514 году, и около 1530-го она заменила бело-зеленые туники41.
В 1509 году Генрих VIII учредил еще одно подразделение королевской гвардии – отряд джентльменов-пенсионеров, или джентльменов-копейщиков, вооруженных копьями конных телохранителей, которые заботились о безопасности короля на поле боя, при дворе и во время торжественных церемоний. Скорее всего, Генрих позаимствовал идею у Людовика XI Французского, который в 1474 году создал «Gentilhommes de l’Hotel du Roy ou Pensionnaires»42, то есть «благородных мужей, [служителей] королевских дворцов, или пенсионеров». В отличие от йоменов стражи, которые были дешевле в содержании, но занимали не столь престижное положение, пятьдесят джентльменов-пенсионеров происходили из дворян, получали хорошие деньги43, были лучше вооружены, имели мечи, алебарды, боевые топоры и секиры; каждый был обязан содержать трех слуг. Джентльмены-пенсионеры носили роскошную одежду. Хронист Эдвард Холл однажды видел их облаченными в золотую парчу, ехавшими на лошадях в попонах из такой же ткани. Новобранцы, «еще не обученные боевому искусству», проходили полный курс подготовки44. Первым капитаном отряда королевских телохранителей стал Генри Буршье, граф Эссекс, а лейтенантом – сэр Джон Печи.
Каждая дверь в покоях короля была снабжена замком работы Генри Ромена, королевского слесаря45. Один ключ, подходивший ко всем замкам, имелся у короля, другой хранился у особого служителя. Грум стула, как глава Личных покоев, имел у себя полный набор ключей. Двери винного погреба и комнаты в Хэмптон-корте, где король хранил свои картины, закрывались на два замка46. У королевы были собственные ключи. Время от времени Ромену приказывали менять все королевские замки47. Когда Генрих объезжал страну, он брал с собой разборный замок для своей спальни, и Ромен ездил с королем, чтобы устанавливать его везде. Один такой замок, с королевским гербом и розой Тюдоров, дошел до нас. Первоначально он находился в Беддингтон-парке, а сейчас хранится в Музее Виктории и Альберта; его копию можно видеть в замке Хивер.
Каждый джентльмен считал себя вправе носить шпагу, а представления о чести требовали отвечать вызовом на оскорбления или «заносчивые и обидные слова»48. У нас имеется мало свидетельств о дуэлях при дворе, однако время от времени вспыхивали жаркие ссоры и потасовки, и для усмирения буянов, случалось, требовалось вмешательство самого короля, который строго заявлял, что «не потерпит распрей между своими джентльменами»49. Драки же «под лестницей» были частыми.
Поскольку рукоприкладство в непосредственной близости от короля серьезно угрожало его безопасности, парламент ввел жестокие наказания за него. Того, кто ударил другого человека и пролил кровь в пределах двора, могли приговорить к штрафу, тюремному заключению или отсечению правой руки. В 1542 году некий Коллинз, джентльмен, был повешен за непредумышленное убийство, совершенное в пределах двора. В другом случае троих слуг, признанных виновными в убийстве, повесили в их ливреях с королевскими эмблемами – в назидание и на страх остальным50.
Молодых людей, предававшихся излишнему пьянству, могли посадить под домашний арест или в тюрьму. Проститутки, работавшие возле королевских дворцов, имели огромные доходы; один придворный, выступавший в роли сутенера, в шутку говорил, что король мог бы вознаградить его за услуги посредством патента.
В обязанности рыцаря-маршала и подчиненных ему провост-маршалов входило изгнание «всех простых женщин, которые следуют за двором», а также патрулирование дворца и усмирение нарушителей порядка. С последними разбирался суд лорда-стюарда: их штрафовали или отправляли в тюрьму. Нецензурная брань, пьянство, «посещение дурных домов», драки и нанесение рисунков на стены дворцов (чаще всего изображали огромные пенисы) карались предупреждением, лишением жалованья, месячным тюремным заключением или увольнением со службы51.
Ценные вещи, принадлежавшие королю, – ювелирные украшения, посуду и деньги – держали либо в дворцовой Сокровищнице, либо в личных сундуках внутри королевских покоев52. Хранитель Сокровищницы отвечал перед королем за сохранность вверенных ему вещей, которые клали в особые сейфы – «standards»; последние ставили в помещениях с зарешеченными окнами53. Однако не все Сокровищницы могли обеспечить неприкосновенность своего содержимого: к примеру, в Хэмптон-корте хранилище находилось рядом со служебными воротами. Король держал там разные мелочи, а дорогостоящие предметы лежали в его сундуках, под замком54.
8
«Изобилие дорогих припасов»
Кормление двора напоминало крупную военную операцию. Это было общественное питание в широком смысле слова, так как все имевшие жилье при дворе пользовались правом не только на «придворное содержание», но и на три ежедневные трапезы, а потому двор поглощал колоссальное количество пищи. В 1532 году, когда король и его выездной двор направились в Кале, им потребовалось на один день 6 быков, 8 телят, 40 овец, 12 свиней, 132 каплуна, 7 лебедей, 20 аистов, 34 фазана, 192 куропатки, 192 петуха, 56 цапель, 84 молодые курицы, 720 жаворонков, 240 голубей, 24 павлина и 192 ржанки и чирка1. Неудивительно, что съестные припасы для двора ежегодно стоили более 6 миллионов фунтов стерлингов в современном эквиваленте2.
В каждом королевском дворце имелись свои кухни. В Хэмптон-корте, типичном для своего времени, кухни занимали треть всей площади3, и значительная их часть сохранилась до наших дней4. Демонстрация великолепия требовала более крупных и сложных по устройству служебных помещений, чем прежде. Кухни Генриха VIII были снабжены огромными очагами, где ревел огонь, и угольными печами; они испускали жар, чадили и шумели, а когда работали на полную мощь, напоминали «настоящий ад»5. Главная кухня включала в себя «кухню холла», где готовили еду для служителей Придворного хозяйства, и кухню половины короля, которая поставляла более тонкие блюда к столу главных служителей двора и придворных. Личные кухни короля и королевы производили самые изысканные яства. Кладовые, где хранились сырые продукты, находились в одном конце Главной кухни, готовые же блюда несли на другой конец, к «стойкам», или каменным люкам, где их проверял смотритель кухни, затем еду сервировали на блюдах и передавали слугам, которые выстраивались в очередь на «большом пространстве», для доставки еды к столу6.
Грязную посуду мыли в Судомойне, в больших чанах, установленных на железных таганах или вмазанных в кирпичные печи. В воду добавляли щелок, получаемый из древесной золы; каждый предмет полагалось оттирать тряпкой7. Однако Эндрю Барклай считал, что кружки для холла мыли дочиста раз в год, так как они были «старыми, черными и ржавыми», а грязный и липкий налет на донышках невольно порождал мысль об их использовании в качестве ночных горшков. Тем не менее стоит заметить, что свидетельства о сколь-нибудь массовых пищевых отравлениях при дворе Тюдоров отсутствуют.
Судомойня также доставляла на место и обслуживала всю кухонную посуду и приспособления, заменяла и ремонтировала сломанное, что ежегодно обходилось более чем в 66 (около 20 000) фунтов стерлингов8.
Смотритель при кухне, отвечавший за все подразделения, где готовили еду, должен был умело управлять своими подчиненными и обладать способностью вести работу под гнетом многочисленных обязанностей быть способным к работе. У него хранились ключи от кладовых, он выдавал продукты по мере необходимости и предоставлял счета Совету Зеленого сукна. Кроме того, он должен был следить за тем, чтобы «блюда для короля готовили из лучших, отборнейших продуктов, какие только можно раздобыть, и точно так же для людей всех состояний, в соответствии с их рангом»9. Зато ему дозволялось есть ту же пищу, которую подавали самым высокопоставленным придворным10.
Смотрителю кухни помогали три главных повара, занимавшие видное место в иерархии Придворного хозяйства: они властвовали на Главной кухне, а также на личных кухнях короля и королевы. Главные повара составляли меню с учетом ограничений, накладываемых на людей того или иного положения, а также праздничных и постных дней. В подчинении каждого главного повара находились повара-помощники и кухонные работники – тех и других было двенадцать или около того, – которые занимались собственно приготовлением пищи. Главные повара участвовали только в создании самых изысканных и замысловатых блюд. У Генриха VIII был и один французский повар – Перо Ду, он работал на личной кухне короля как «королевский йомен-повар» и получал 23 фунта 16 шиллингов 8 пенсов (7150 фунтов стерлингов) в год. Он трудился бок о бок с главным поваром Джоном Брикетом, отвечавшим за все королевские кухни, и получал от своего начальника ценные подарки11. Все королевские повара носили белые передники и были уважаемыми мастерами своего дела, способными готовить самые сложные и прекрасные на вкус блюда.
На кухнях трудились три группы работников: первая – на Главной кухне и в ее подразделениях, вторая и третья – на личных кухнях короля и королевы. Готовкой одновременно могли быть заняты от 18012 до 35013 человек, включая 33 мальчика14, а также различных специалистов. На Главной кухне работали 50 человек, большинство их принимали пищу в этом же помещении и спали там на соломенных тюфяках15.
Служебный корпус имел несколько внутренних дворов, в которых размещались подразделения Придворного хозяйства, в том числе 16 второстепенных служб, имевших отношение к приготовлению еды. Каждая находилась под управлением сержанта, которому подчинялись работники (числом до 21), включая клерка и заготовителя провизии. Среди них были Пекарня, Винный погреб, Закупочная контора, Пироговая служба, Судомойня16, Холодная мясная кладовая, Хлебная кладовая, Кладовая для специй, Соусная, Пивная кладовая, Вафельная, Кондитерская, Кипятильня, Шпарильня (место, где забивали и очищали от перьев птицу), Птичная (где разделывали птичьи тушки), Кладовая столового белья и Кувшинный дом.
Пекарня снабжала хлебом весь двор. До появления картофеля гарниром к мясу служили рис и овощи, а хлеб был основой каждой трапезы. Пшеницу высокого качества привозили из королевских поместий или закупали на стороне, после чего очищали и просеивали в королевских амбарах. Муку крупного помола каждый день доставляли в Пекарню, где из нее выпекали двести караваев «фальшивого» (низкокачественного) хлеба; это был наиболее распространенный вид хлеба при дворе. Часть грубо смолотой муки просеивали для изготовления семисот белых хлебцев в виде колобков, которые подавали высокопоставленным придворным. Лучшие хлебцы делал Джон Уинкелл, «йомен-пекарь для королевского рта», работавший в личной пекарне короля17.
Во дворцы по трубам подавалась свежая вода из источников, но ее не считали годной для питья18, поэтому большинство людей пили эль, пиво или вино: ежегодно Погреб тратил на алкоголь 3000 (900 000) фунтов стерлингов. Сержант Погреба Уильям Эбботт19 отвечал за три службы: Погреб, Пивную кладовую и Кувшинный дом. В Хэмптон-корте главный винный погреб, снабжавший двор напитками, находился под Большой сторожевой палатой; рядом с ним располагался личный погреб короля, сводчатое помещение, сооруженное в 1536 году, – там хранилось вино для государя20.
Основным напитком был эль, изготавливаемый на королевских пивоварнях, – в год при дворе употребляли 600 000 галлонов эля. Однако при Генрихе стало набирать популярность пиво, которое сперва завозили из Фландрии, несмотря на попытки короля запретить его. Входящий в состав пива хмель, который не разрешалось использовать королевскому пивовару, обеспечивал более долгий срок хранения, тогда как эль быстро портился. Оба напитка не отличались особой крепостью. Пивная кладовая выдавала эль в кожаных кувшинах тем, кто состоял при дворе.
Вино везли со всей Европы, особенно из Анжу, Гаскони и Бургундии; было известно более 120 его разновидностей. Вино считалось напитком джентльменов, продавали его в бочках, а не в бутылках. Бочка вмещала от 105 до 205 галлонов. Король тратил на вино громадные деньги: в 1526 году только на кларет ушло 700 фунтов, а в 1528-м за бордо заплатили 844 фунта21, весь же двор выпивал 300 бочек вина в год. В XIV веке вина многих сортов не хранились долго, а те, что хранились, были крепче теперешних: в них содержалось до 17 % спирта. Вино было важным символом статуса, существенным дополнением к образу жизни высшего общества. Крепленые сладкие вина, такие как «осни» из Эльзаса, были в большом почете вместе с гипокрасом – теплым, подслащенным и сильно сдобренным специями красным вином, которое подавали под конец пиршества22.
Соблюдая строгие правила, вино сцеживали из бочек в большие кожаные кружки и относили из Погреба в Пивную кладовую, которая обычно находилась в дальнем конце холла23. Там виночерпий и его помощники переливали вино в кувшины, доставленные из Кувшинного дома. Оттуда же приносили столовое серебро, кубки и другие сосуды24. Каждый день йомену Кувшинного дома приходилось собирать кружки и кубки, оставленные в комнатах теми, кто захотел взять напитки в постель25. Рядом c Пивной кладовой находилась Хлебная, там в сундуках, которые назвали «ковчегами», хранились хлеб, доставленный из Пекарни, а также столовое белье и свечи. Смотритель Хлебной кладовой накрывал столы в холле скатертями и нарезал ковриги ломтями.
Во времена Тюдоров вся пища была органической, однако бóльшая часть исходных продуктов имелась в наличии лишь в то или иное время года. Хранить продукты на холоде не было принято, так что скоропортящиеся съестные припасы приходилось доставлять ежедневно. Пищу держали в кладовых, по большей части в бочках. В больших домах имелись влажные, сухие и мясные кладовые. В Хэмптон-корте все они соседствовали с Рыбным двором. Тогда уже понимали, что сырую и готовую пищу необходимо хранить отдельно. Во влажных кладовых держали разнообразную рыбу, там стояли емкости с водой. Главным придворным поставщиком свежей морской рыбы был Томас Хевит из Хита (Кент)26. При некоторых дворцах имелись рвы и пруды с пресноводной рыбой – карпами и лещами; в Хэмптон-корте место нынешнего Сада с прудами, стены которого датируются 1536 годом, занимали три рыбных пруда.
В хорошо проветриваемых кладовых для мяса подвешивали разнообразную сырую дичь; каждый вечер от туш отрезали необходимое на следующий день количество мяса, которое доставляли на кухню после пяти часов утра. Оленина, привезенная из королевских оленьих парков, могла висеть в кладовых до шести недель, прежде чем ее съедали27; это было «статусное» мясо, предназначенное для членов королевской семьи и их гостей. Обычные продукты хранились в сухих кладовых, по мере поступления их проверял сержант кладовой28.
Закупка и хранение скоропортящихся продуктов, таких как мясо, сыр, овощи и яйца, обозначались особым словом – Achates (
Птичник, обычно располагавшийся поодаль от дворца, поставлял мясо домашней птицы, ягнятину и баранину. В Хэмптон-корте имелся также Фазаний двор. Птиц забивали в близлежащем Шпарильном доме, после чего тушки погружали в огромные чаны с кипящей водой для последующего ощипывания.
Мясо составляло основную часть ежедневного рациона тех, кто жил при дворе. Обычно его варили или жарили на вертелах, которые вращали семеро мальчиков – им выдавали дополнительные порции эля «ради прохлаждения». К каждой кухне примыкала Кипятильня, с большим медным котлом, установленным над очагом31: в нем варили говядину для пирогов, густых похлебок или супов на крепком бульоне. В Хэмптон-корте такой варочный котел вмещал 80 галлонов жидкости, чего хватало на 800 порций еды32. Иногда мясо и рыбу жарили на сковородах или решетках, установленных над открытым огнем.
В некоторых кухонных подразделениях трудились люди, имевшие специальную подготовку. Пироговая, оснащенная четырьмя огромными печами (в Хэмптон-корте самая большая имела 12 футов в диаметре), изготовляла сотни высоких закрытых пирогов прямоугольной формы, которые называли «гробами», и коржей с бортиками для наполнения их начинкой. В основном их делали из непросеянной муки или муки грубого помола (всегда пшеничной), но к столу короля подавали выпечку из лучшей неотбеленной муки. В Пироговой для короля также готовили огромные пироги с запеченными в них целыми оленьими боками33.
Сержант Пироговой службы отвечал и за Соусную, где занимались приготовлением горчицы, а также гарниров и соусов. Во многие из них добавляли травы, уксус (который делали в Погребе из «слабого или неароматного вина»)34 и кислый сок, то есть сок из мелких кислых яблок, которые также называют «кребами»[26]35, он являлся основным продуктом немногочисленных английских виноделен, существовавших в XVI веке.
Специи использовались как в кулинарии, так и в медицине, но они были доступны лишь высокопоставленным особам, поскольку в основном поступали из Средиземноморья и стоили очень дорого. Хранитель Кладовой специй измельчал их с помощью пестика и ступки, а затем, по мере необходимости, выдавал на кухни. Он же закупал сахарные головы – еще один дорогостоящий товар – и обеспечивал хранение фруктов из королевских садов36.
Согласно многочисленным свидетельствам, Генрих VIII любил фрукты. Его сады давали богатый урожай груш, яблок, слив и тернослива, а также вишни и клубники; последние особенно нравились королю и Анне Болейн37. В 1533 году королевский садовник Ричард Харрис разбил сад в поместье Тенхэм (Кент), чтобы поставлять плоды ко двору. Цитрусовые были дорогими и редкими – их приходилось импортировать из Испании. Моду на апельсины ввела Екатерина Арагонская. Генрих любил их, особенно в составе начинки для пирогов и в виде джема. Персики выращивали в Ричмонде. Под конец своего правления Генрих VIII завез в Англию абрикосы, которые стали разводить в садах Нонсача. Люди часто дарили королю гранаты, яблоки, груши, виноград, финики; однажды ему преподнесли апельсиновый пирог и дыню38.
Считалось, что сырые фрукты вызывают лихорадку, поэтому свежие плоды обычно клали в открытые пироги, сушили или пускали на варенье. Виднейшим придворным фрукты подавали в начале и в конце трапезы или в качестве добавки к мясу или рыбе, а иногда просто как закуску39.
Хранитель Кладовой специй также руководил Кондитерской, Вафельной, Кладовой столового белья, Свечным складом и Прачечной.
Сладкие блюда и конфеты, такие как марципаны40, имбирные пряники и мармелад из айвы, который Генрих любил больше других, – настолько густой, что его можно было резать ломтиками, – готовили в Кондитерской41. Работавшие там повара должны были обладать не только кулинарными навыками, но и художественными способностями. В 1517 году, когда король принимал папского нунция, тот был потрясен при виде изготовленных в королевской Кондитерской «желе примерно двадцати видов в форме замков и животных»42. Особенно нравилось Генриху желе из гипокраса. Цена на сахар могла доходить до 10 пенсов (12,5 фунта стерлингов) за фунт, поэтому кондитерские изделия в целом были роскошью, их готовили только для короля или по случаю банкетов. Сладкие вафли с изображением королевского герба производились Вафельной исключительно для короля и высокопоставленных придворных43. Обычно их подавали с гипокрасом в конце трапезы.
Скатерти, салфетки, чаши для мытья пальцев и кувшины для умывания приобретала, хранила и ежедневно выдавала Кладовая умывальников, которую иногда называли Кладовой столового белья. Чаши и кувшины обычно изготовляли из позолоченного серебра. Королевское столовое белье делали из лучшего льняного дамаста и часто расшивали серебряной или золотой нитью. Скатерти меняли два раза в неделю, а если они пачкались, то и чаще44.
Короли издревле имели право реквизировать имущество для своих нужд. Применительно к продовольствию это означало, что монарх покупал все продукты, которые ему требовались, по ценам ниже обычных. Королевские закупщики забирали лучшие товары на рынках, фермах и в портах, а также конфисковывали лошадей и фургоны для их перевозки. Они не платили наличными, а выдавали чеки; для получения своих денег незадачливый торговец должен был лично обращаться в Совет Зеленого сукна, что нередко доставляло значительные неудобства и требовало дополнительных расходов. Поэтому королевские закупщики пользовались дурной славой, особенно на юго-востоке страны, где обычно размещался двор, и вся система закупок для короля была пронизана злоупотреблениями и коррупцией. В 1539 году Томас Кромвель попытался улучшить положение дел: он настаивал на том, чтобы продавцам платили наличными, а каждое графство поставляло определенное количество товаров по «королевской цене» и платило неустойку в случае невыполнения своих обязательств. Однако прошло немало времени, прежде чем новые правила вступили в полную силу, и жалобы на самоуправство королевских закупщиков были частыми45.
В больших королевских домах не менее шестисот младших членов двора принимали пищу в главном холле. В Хэмптон-корте он вмещал до трехсот человек; во дворцах меньшего размера столовой служили наружные сторожевые покои. Около двухсот тридцати придворных чинов и слуг питались там, где работали.
Старшие служители двора, знать и джентльмены Личных покоев ели с серебряных блюд за столами, накрытыми в Большой сторожевой палате. Тайные советники имели право обедать в зале совета. Всех обслуживали джентльмены-ашеры, лакеи, грумы и пажи Покоев, которые доедали то, что оставалось после ухода старших по положению46.
К XVI веку у высокопоставленных особ вошло в обычай обедать в уединении, с комфортом, а не сидеть во главе стола вместе со всеми чадами и домочадцами. Король обычно трапезничал в личных покоях, а если у него были гости – в приемном зале.
Часто издававшиеся и, очевидно, не слишком действенные предписания запрещали придворным есть в своих жилищах, а также «в углах и укромных местах»47 и принимать гостей за счет короля, что создавало множество проблем для кухонь. Клерк Кухни вел подробные записи о том, где и что должен есть каждый человек, он же регулярно проверял, находятся ли люди на своих местах во время трапез. Принимать пищу в своих квартирах дозволялось только лорду-камергеру, вице-камергеру, капитану стражи и лорду-стюарду.
Завтрак, состоявший из хлеба, мяса и эля, подавали около семи часов утра; обед, главную трапезу, – между десятью утра и часом дня, а ужин – между четырьмя и семью часами вечера48. Вечерняя закуска, которую называли «на покой», раздавалась примерно с восьми до девяти вечера. Обед и ужин состояли из двух перемен, каждая включала строго установленное количество блюд.
Потребляемая пища была внешним подтверждением ранга придворного служителя. Количество и вид блюд, подаваемых каждому, различались в зависимости от статуса и определялись в соответствии с указами о расходах и нормах выдачи продовольствия, входившими в Постановления о придворном хозяйстве: лорд-камергер получал шестнадцать блюд за обедом и одиннадцать за ужином, слуги Придворного хозяйства – четыре49. Джентльмены Личных покоев питались обильно – их рацион состоял из говядины, баранины, телятины, каплунов, крольчатины, фазанов, а также ягнятины, голубей или курятины; вслед за мясом подавали открытые пироги, масло и фрукты50. Слугам полагались порция более дешевого мяса и плошка похлебки, мясного бульона, загущенного овсянкой или ячменем и приправленного солью, овощами и травами51. Это было самое распространенное блюдо в эпоху Тюдоров.
Эндрю Барклай горько сетовал на еду, которую подавали служителям низшего ранга; пока он и его приятели «грызли» черный хлеб и сыр, «как прожорливые голодные псы», мимо них проносили «изысканные блюда», предназначенные для вышестоящих:
Время от времени в знак благоволения господа посылали слугам какие-нибудь лакомые кусочки со своего стола. По словам Барклая, этот обычай доставлял «великие терзания и муки» тем, кого обошли вниманием. Но даже если кому-нибудь доставались «объедки с барского стола»,
Поделиться книгой: