Помоги проекту - поделись книгой:
— Куда тебя понесло, боец? — недовольно спросил Коган, глядя с опаской на крутые склоны скал, теснивших дорогу справа.
— Срежем немного путь, товарищ майор! Да и еще одно дельце есть. Вы уж меня не выдавайте. Мы только на минутку заскочим к девушке одной. От жениха весточку передадим, платочек вон прислал, и сразу поедем дальше. Лишнего часа не задержу, товарищ майор!
— Что за место такое?
— Поселок Киртык, — уверенно крутя руль, отозвался водитель. — Да вы не волнуйтесь, я знаю эти места.
Коган оглянулся через опущенное стекло, потом посмотрел вперед. Да, ругать водителя и приказывать ему вернуться на маршрут, пожалуй, уже поздно. Теперь, если разворачиваться и ехать назад, придется сделать большой крюк, и можно потерять много времени. Вот ведь шалопай! Девушки, записочки, платочки! Как будто и не война ему. Эх, молодость! Да ладно, черт с ним. Успею. Час потеряем, но это не страшно. Не на поезд же опаздываю. А Егор не унимался, продолжая болтать:
— Тут ведь дело какое! Местные девушки — они нравов строгих, им вроде как с русскими парнями и разговаривать нельзя. Но в то же время ведь есть случаи, когда русские женились на местных, и ничего, старики ихние не против. Уважают нас здесь. Да и мы их обычаи уважаем. Ведем себя как положено. А девчонки у них красивые. Глаза черные, как кудрями тряхнет, как стрельнет своими глазками, так сердце и заходится.
— Смотри, дорога в гору пойдет сейчас! — предупредил Коган.
— Да, последний подъем, а потом спуск затяжной, и селение это будет, а потом оттуда и на дорогу свернем… Эх, мать!
Коган успел заметить впереди мелькнувшую фигуру человека, метнувшуюся с дороги за камни, ближе к скалам, и сразу же сквозь рокот мотора пробился стрекот автоматной очереди. Лобовое стекло в кабине разлетелось вдребезги, пуля свистнула так близко от головы Когана, что его буквально обдало холодом. Когда смерть проносится в сантиметре от твоего виска, это всегда впечатляет. Но думать о смерти было некогда, потому что Егор, склонившись к рулю головой, вдруг сбросил скорость. Испугавшись, что шофер убит, оперативник быстро просунул свою ногу под рулевую колонку и надавил сапогом на ступню Егора, вдавливая педаль акселератора в пол. Двумя руками он рванул руль, выворачивая его вправо. Машина, выбрасывая колесами мелкий гравий, едва не сползла по осыпи вниз, но все же выбралась на ровный участок и сразу начала набирать скорость. Все произошло так быстро, что нападавшие не успели сообразить, что происходит и что добыча сейчас выскользнет из их рук. Коган не слышал других выстрелов, но еще одна пуля разбила заднее стекло, еще две с треском пробили деревянную кабину. Наверняка несколько пуль попали в задний борт, но главное, что целым оставался мотор и колеса. Сейчас спасет только скорость.
— Егор! — гаркнул Коган, и, к его удивлению и радости, шофер поднял голову и стал озираться.
— Ух, кто это? — нервно спросил он, выравнивая машину.
— Не знаю! — резко сказал Коган, вытягивая из кобуры свой ТТ. — Бандиты, диверсанты, черти с хвостиками. Сейчас это неважно, сейчас убегать надо. Потом разбираться будем!
И тут двигатель стал глохнуть. Ровный натужный рокот вдруг сменился какими-то угасающими звуками. Егор несколько раз надавил на педаль газа, дернул ручку подсоса, но все было бесполезно. Мотор замолчал, а машина остановилась на подъеме и начала медленно скатываться вниз по дороге. Егор испуганно повернул голову назад, а Коган рванул ручку стояночного тормоза. Он выскочил на подножку машины и посмотрел назад. То, что не видно толпы, бегущей вверх по дороге следом за машиной, еще не значило, что преследователей нет или не будет. Эти люди должны догнать машину. Если машина уйдет, то они не просто не выполнят задуманное, власти и органы сразу узнают от беглецов о нападении и диверсантах. Скорее всего, это именно диверсанты, которым нужна была машина или… сведения, которые Коган вез в полевом планшете.
— Быстро за мной! — крикнул оперативник, перекидывая ремень полевой сумки через плечо и откидывая ее за спину. Теперь расставаться с ней нельзя ни на секунду.
Водитель выскочил на дорогу и, еще не понимая, что делает его пассажир, стал помогать ему открывать задний борт машины. Коган поспешно полез в кузов, приказав Егору следовать за собой. Занимать оборону было практически не с чем. В тылу водители военных машин не возили с собой оружия. У самого Когана был только пистолет с запасной обоймой в кармашке кобуры и еще двумя обоймами, которые он по привычке держал в планшете, еще год назад пришив изнутри два кармашка для пистолетных обойм. Но с таким арсеналом отбиться от головорезов с автоматами было невозможно. Значит, оставалось только попробовать затруднить им преследование и, не стесняясь этого, просто бежать от врага туда, где можно получить помощь. Открыть горловину бочки не получилось. Тут нужен специальный инструмент, а его под рукой не было.
— Давай, помогай! — приказал Коган, упираясь ногами в пол кузова и пытаясь наклонить двухсотлитровую бочку с бензином. — Сбросим ее на землю!
— Да вы что, товарищ майор, — испугался шофер еще больше. — Я же за нее отвечаю.
— Будешь жевать сопли — и отвечать уже некому будет, дурак! — прикрикнул на молодого шофера оперативник. — Толкай, а то нам не спастись!
Бочка с тяжким стуком упала на ребро и повалилась на бок. Коган спрыгнул следом и, развернув ее, покатил вниз, потом толкнул ногой и достал пистолет. Бочка стала медленно набирать скорость, подпрыгивая на камнях, она покатилась вниз по дороге, туда, где могли вот-вот появиться враги. Коган выпустил четыре пули в бочку и теперь смотрел, как фонтаны бензина бьют из емкости, заливая дорогу. Сделав еще несколько прыжков, бочка с грохотом скрылась за камнями и, судя по звукам, продолжала катиться вниз. «Ничего, — подумал Коган. — Там камни, там извилистая дорога, и она сейчас застрянет в камнях и остановится». Он достал из планшета чистый лист бумаги из тех, что носил с собой для записи показаний допрашиваемых людей, скомкал его, сделав фитиль и чиркнул зажигалкой. Бумага загорелось. Подойдя к началу бензиновой дорожки, хорошо заметной на каменистой дороге, он бросил маленький факел и сразу же отошел назад. Дорожка вспыхнула синим пламенем и мгновенно понеслась вниз, оставляя за собой дымный след и яркое пламя.
— Ну вот и хорошо, — с удовлетворением сказал Коган. — Теперь еще немного человеческого тепла нашим друзьям, и можно спасаться постыдным бегством. Но нас совесть мучить не будет! У нас иного выхода нет, Егор.
Они снова залезли в кузов и столкнули на дорогу две оставшиеся бочки с бензином. Коган развернул каждую и направил так, чтобы она катилась вниз по дороге. Бочки одна за другой с грохотом понеслись вниз по камням, подпрыгивая и переворачиваясь. Они летели по огненной дорожке туда, где скоро должна взорваться, разбрызгивая огонь, первая бочка. Эти две добавят хлопот преследователям.
С сожалением оглядываясь на брошенную машину, молодой шофер бежал рядом с Коганом. Сейчас он уже не боялся врагов, чувствуя себя в безопасности с этим майором из СМЕРШа. Да слово замолвит тот перед зампотехом за уничтоженный бензин и машину. И тут бабахнуло так, что Егор от неожиданности присел. Коган оглянулся и увидел внизу над дорогой за камнями взметнувшуюся тучу огня, клубами лизнувшую скалы. Это взорвалась первая бочка. Хорошо, если преследователи не успели добежать до нее. А если успели, их ждет сюрприз в виде двух других. И они просто обязаны испугаться, когда увидят их и огненную дорожку. Ведь и эти бочки могут рвануть в любой момент.
— Давай, ходу! — прикрикнул Коган. — Сколько тут до поселка? Какой ближе?
— Километров пятнадцать, товарищ майор, — на бегу ответил Егор и тут же остановился. — А как же… Прибежим туда, а там только женщины и дети, и ни войск, ни милиции. И эти за нами…
— Посмотрим на месте, как быть и как диверсантов на мирное население не наводить. Бегом, парень, бегом! Там может машина найтись, мотоцикл, подвода какая-нибудь. Нам, главное, здесь не торчать, уйти подальше. Может, они наш след потеряют.
— Да, потеряют, — недовольно пробормотал шофер, снова перейдя на бег. — Ни вправо, ни влево. Куда с этой дороги денешься. Только с обрыва сигануть.
— Бегом! Не болтать! — грозно прикрикнул Коган.
Они бежали по каменистой дороге, изрезанной небольшими промоинами, местами засыпанной камнями. С одной стороны почти всегда тянулся обрыв, с другой — скалистая стена. Иногда дорога уходила вправо и тянулась между скалами, и тогда над головой виднелась лишь одна полоска неба. По мере нарастания усталости Коган просто физически чувствовал, как его молодой спутник теряет и самообладание, и уверенность в себе. Страх — дело прилипчивое, стряхнуть его так просто не удастся, если у тебя нет большого военного опыта, если жизнь не трепала тебя в переделках, тем более в смертельных. Но помочь парню оперативник не мог. Только подгонять, покрикивать и уверять, что спасение вот оно — не за горами… а ближе. Вон за тем поворотом, например. «Помощничек из тебя», — с неудовольствием подумал Коган, поглядывая на скалы, которые теперь тянулись по обе стороны дороги. Но эту мысль оперативник постарался гнать от себя подальше. Это его работа и его долг — защищать, помогать, бороться с врагами. Да, Егор солдат, такой же, как и все, но он безоружен и неопытен.
— Стой! — Коган поймал за рукав шофера и остановился возле большой трещины в скале, которая наискосок пересекала стену слева от дороги.
— Что? — не понял Егор.
— А то! — буркнул Коган. — Ты смотри и соображай. Трещина, а внизу она широкая. Может, это пещера? Две бочки у нас с тобой не сработали, не взорвались. Диверсанты, скорее всего, переждали огонь или обошли его и гонятся за нами. Мы, дружок, им не нужны живыми, свидетели мы.
— А они догадаются, что мы в пещере спрятались. И что, они ж нас там как сусликов возьмут и перебьют!
— А если она не сквозная, а если это не пещера, а проход? Ну-ка, пошли, посмотрим!
Идея была так себе, слабенькая. Диверсанты наверняка были опытными, знакомы с горами. И, скорее всего, у них были проводники из местных. Такой народ пещерой не удивишь и не обманешь. Они ее заметят и обязательно проверят. Но всегда оставался шанс, что враг не так умен и пробежит мимо. Иногда Коган думал, что неплохо бы прогнать Егора, заставить спасаться одному, а самому прикрыть его уход, защитить его, пусть и с одним пистолетиком. Черт его знает, но он мог и победить в этой схватке, выжить. А если нет? Вот погибнуть и оставить врагу материалы, не передать их Шелестову было уже совсем недопустимым. Это срыв всей операции, а на это Коган не имел права. По большому счету он имел право пожертвовать и солдатиком, чтобы спасти операцию и данные, но и это было поперек сердца. Не мог Коган так поступить. Он даже стал себя уговаривать тем, что вдвоем легче спастись. Тем более в горах. Поодиночке их точно перебьют.
С трудом раздвинув жесткий кустарник в нижней части стены, Коган присел на корточки и заглянул в широкую трещину. Здесь, у самой земли, она была шириной больше метра, и, нагнувшись, по ней можно было уйти в глубину. Присмотревшись, оперативник увидел свет. Значит, трещина имеет выход на другую сторону скалы.
— Давай за мной! — приказал он. — Только кустарник за собой не ломай. Осторожно протискивайся.
Они пошли быстрым шагом, и сразу стало ощущаться давление на психику огромной массы скалы. Коган никогда не страдал клаустрофобией и понимал, что здесь не боязнь замкнутого пространства, здесь физическое ощущение давления огромной массы над тобой. Свет становился все ближе и ярче. Коган для себя решил, что при малейших сомнениях, что они смогут выйти отсюда в этом направлении, он сразу же повернет назад. Надо будет успеть выйти из пещеры и продолжать бегство. Здесь они в самом деле окажутся как мыши в мышеловке. Огромной каменной мышеловке.
Тоннель все никак не кончался, и когда свет стал уже таким обнадеживающе ярким, на пути встретилось препятствие, которое заставило Когана застонать в голос. Проход перед ними был до половины завален камнями. Видимо, не так давно здесь произошел обвал. Перелезть через эту груду не удастся, потому что вверху трещина суживалась до такой степени, что в нее не пролезет и голова. Выхода было два: или возвращаться, или разбирать завал. Коган стоял и смотрел на камни, ощущая за спиной взволнованное дыхание Егора. Вот не ошибиться бы! Если бежать назад и если диверсанты заметили трещину, то они ее обязательно проверят. И тогда конец. По времени преследователи должны уже быть на дороге где-то в этом районе. А если разобрать завал? Камней много, но они не очень большие. Большие можно просто отвалить в сторону, сбросить вниз. Коган повернулся к шоферу. Да, паникует паренек, его лучше всего занять делом, физической работой, иначе он сорвется. Значит, работать, и никаких мыслей о возращении по тоннелю назад.
— Ну что? — Коган беззаботно улыбнулся и подмигнул Егору. — Повезло нам. Пять минут работы, и мы обведем их вокруг пальца.
И он первым полез на завал и начал сбрасывать вниз камни. Егор постоял немного, в недоумении покусывая губы, потом сбоку подошел к завалу, чтобы не мешать майору, и стал помогать сбрасывать камни. Дело шло неплохо. Свалили вниз пару толстых тяжеленных плоских глыб, оба стояли, отплевываясь и размазывая каменную пыль по потным лицам. «Еще минут пять, и можно проползти на животе», — подумал Коган. Он никак не мог понять, слышит какие-то звуки или нет. Если все плохо и по тоннелю бегут люди, то надо торопиться. И снова, заражая молодого шофера своим энтузиазмом, он принялся бросать камни, обдирая в кровь руки.
Не показалось. Даже мигнул свет в конце тоннеля. Значит, чья-то голова его на миг закрыла. Коган схватил Егора за ремень и толкнул на кучу камней. Тот послушно пополз, суча ногами. Почти сразу он съехал на животе по другую сторону завала вместе с мелкими камнями. Коган оглянулся на тоннель еще раз и последовал за своим спутником. Он ободрал колено, кажется, порвал штанину, но удачно свалился по другую сторону кучи камней и сразу нащупал среди пыли свою офицерскую полевую сумку. На месте.
Коган жестом приказал Егору присесть, вытащил пистолет и, сидя за каменой кучей, прислушался. Теперь отчетливо был слышен топот ног. И те, кто торопился сейчас, точно слышали грохот камней. «Рисковые ребята, — подумал оперативник. — А если это был обвал? Гранату бы сейчас! Цены бы ей не было, попадись она под ногами». Коган даже бросил взгляд на камни под ногами и на свои покрытые пылью сапоги. Чудес не бывает. «Ну вот и все», — подумал он, поднимая пистолет, когда фигуры преследователей замелькали в тоннеле в десятке метров от него.
— Прощайте, чудеса! — с горечью произнес Коган, понимая, что это его последний бой, что у него четыре неполные обоймы к пистолету и безоружный солдатик за спиной.
«Прогнать Егора и постараться не погибнуть в первые минуты», — подумал оперативник. Наверное, первый диверсант увидел голову Когана на фоне светлого проема в скале, потому что он сразу же вскинул к плечу ППШ. Некогда было размышлять, некогда было прогонять молодого шофера. Коган положил руку с зажатым в ней пистолетом на ладонь левой руки и выстрелил трижды, опустошая обойму. Выстрелы его ТТ прозвучали в тишине пещеры почти одновременно с автоматной очередью. И когда Коган пригнулся, выбрасывая пустую обойму из пистолета, вдруг вокруг все задрожало, загрохотало и посыпалось сверху, и сразу клубы пыли полетели в лицо, в горло, на голову посыпались мелкие камни.
Коган не помнил, как он вскочил, ощутив удары по плечам, по голове, как он с закрытыми глазами умудрился схватить за локоть Егора и потащить его к выходу. Они бежали, падали, кашляли и снова бежали, ползли, но, слава богу, обвал произошел все в том же неустойчивом месте, где и образовалась груда камней, которую Коган с Егором разбирали. От грохота выстрелов в замкнутом пространстве неустойчивые каменные слои снова пришли в движение и обрушились.
Отбежав метров на двадцать, они попадали на траву, кашляя и отплевываясь. Пыль набилась везде, она была не только в волосах, но и в карманах, за воротником. Коган и Егор кашляли до рвоты, но постепенно позывы прекратились, и они лежали на траве и дышали глубоко, с хрипом. Отдышавшись, Коган поднялся и похлопал солдата по пыльному плечу. Они пошли, шатаясь, к реке и принялись смывать пыль и грязь со своих лиц, с ободранных рук. Коган несколько раз оглядывался на трещину в скале, откуда все еще вылетали клубы пыли.
Опыт подсказывал, что не вся группа диверсантов полезла в трещину проверять, куда делись беглецы. Судя по всему, группа была немаленькая. Уж человек пять-шесть точно. Но, скорее всего, даже больше. Поэтому им и нужна была машина, люди и какое-то снаряжение, оружие, боеприпасы. Если и пошли за ними в пещеру, то двое-трое, и не больше. А остальные? Услышали звуки обвала и двинулись дальше. А дальше они могут пройти это небольшое ущелье. Всего с полкилометра между скалами, может быть, чуть больше. А потом дорога снова выходит к берегу реки. И реку здесь не перейти, потому что поток очень сильный, много камней. Значит, надо спешить двигаться вдоль реки и опередить преследователей.
— Пошли, Егор, пошли! — поторапливал шофера Коган и сам быстрым шагом стал подниматься по откосу вверх к самым скалам.
Там хоть они не будут так бросаться в глаза возможному постороннему наблюдателю, как на берегу. Там их было бы видно издалека. И еще, не стоит сбрасывать со счетов тот факт, что снаружи диверсанты могли услышать стрельбу в пещере, прежде чем там произошел обвал. Тогда они поняли, куда ушли двое из машины. И понимают, как их догнать.
— Может через реку, а? — несмело предложил Егор.
— Хочешь покончить с собой? — осведомился Коган. — Так незачем тогда мучиться и меня мучить. Вот тебе пистолет. Пулю в висок, и все дела! Ты что, не видишь, какая река бурная, сколько там камней? А ты забыл, какая температура воды? Мы же с тобой умывались. Мы и пяти минут на этой стремнине не продержимся. Или об камни разобьет, а скорее всего, просто от холода потеряем сознание и утонем. Не валяй дурака, Егорка! Радуйся солнышку да шевели быстрее ногами, чтобы согреться.
Коган увидел пастушью хибару раньше, чем они дошли до того места, где дорога снова выныривала на берег реки. Недалеко от этого невзрачного саманного строения паслись четыре овцы и одна коза. Значит, где-то рядом и хозяин или он скоро вернется. Может быть, у него есть лошадь! Раздумывать и прикидывать было некогда. Надеясь на интуицию, Коган свернул к хижине, стоявшей в небольшой долине на излучине быстрой горной речки. Если их и увидят с дороги, то это, скорее всего, будет еще не скоро.
Коган быстро сбегал вниз к хижине, но он так и не увидел пастуха. Не может быть, чтобы животные паслись сами по себе. Может, это мальчик пасет и испугался, увидев двух чужих мужчин? Коган поморщился. Не хватало еще и мальчишку под удар поставить. Не лучшая идея была, но теперь уже поздно. Они подбежали к хижине и осмотрелись. Хижина была простая, квадратная, с провалившейся крышей и с глиняным утоптанным полом. Кстати, пол был завален соломой и кривыми палками, которые кто-то собирал для очага год или два года назад. Хотя, может быть, и этим летом. Двери не было. Имелся старый закопченный очаг. И никаких признаков присутствия человека.
Выйдя наружу, Коган тут же отпрянул снова за угол хижины. Пятеро бежали со стороны дороги к хижине. Теперь, даже на большом расстоянии, Коган смог разглядеть этих людей. Нет, горец среди них только один, его можно отличить по густой черной бороде, а остальные имели европейские лица. И одеты все пятеро были как-то одинаково. Обычные брюки, заправленные в сапоги. Трое в старых замызганных пиджаках, горец в меховой безрукавке, пятый в брезентовой ветровке, которые носят альпинисты или геологи.
Черт, что же делать? Коган напряженно думал, оглядываясь по сторонам. Эти пятеро вооружены немецкими автоматами. Они от этой хижины камня на камне не оставят. Точнее, щепки на щепке. Надо что-то придумать. И тут оперативник заметил большую промоину, края которой заросли густой травой и кустарником. Ее не сразу и разглядишь, а она тянется вдоль берега и спускается к воде в том месте, где начинается лесочек. Довольно густой из-за обилия влаги. Коган схватил за плечо шофера и указал на промоину.
— Все, Егор, действуешь быстро, но осторожно. Бежишь к промоине и прыгаешь вниз. Дуешь что есть сил по ней к лесочку, а там действуешь по обстоятельствам. Если будет возможность, будут люди, значит, ты должен предупредить через них органы, местную власть о диверсантах.
— А вы, товарищ майор? — неожиданно по-боевому выпалил шофер.
— Я прикрою, Егор! Держи мой планшет. Передашь его, если я погибну, любому офицеру НКВД. Понял? Никому больше, только офицеру НКВД или СМЕРШа. Я очень доверяю тебе, Егор, очень! Беги скорее, пока они нас не заметили.
Егор обрадовал Когана тем, что не стал больше ничего требовать, объяснять или упираться. Он кивнул и, пригибаясь, бросился к промоине, спрыгнул в нее, и больше его оперативник не видел. Хорошо, значит, можно воспользоваться, решил он и, доставая из кобуры пистолет, подошел к углу хижины. Диверсанты бежали не скрываясь, но все же не толпой, а рассыпавшись на расстоянии метров пяти друг от друга. Надо подпустить метров на пятьдесят, решил для себя Коган. Все-таки рука натренирована для стрельбы из пистолета на такое расстояние. Хотя задача убить всех не стоит. Не дадут они мне этого сделать, и пытаться нечего. Окружат и изрешетят из автоматов. Вот на это и следует делать расчет.
Прижавшись боком к стене, он поднял руку с пистолетом и сделал три прицельных выстрела. Удивительно, но, кажется, в одного он попал, потому что диверсант вдруг как будто споткнулся и упал на колено. Коган тут же обежал хижину кругом и сделал еще два выстрела. Он не стал проверять, попал ли еще в кого. Он ждал, что враг начнет стрелять, и это произошло. Сухо затрещали автоматные очереди, и от хижины полетели щепки и куски засохшей глины. Коган присел на корточки, зажег пучок соломы и, убедившись, что пламя занялось, бросил огонь на кучу сырой слежавшейся соломы и выбежал наружу.
Прикрываясь хижиной, он добежал до промоины и спрыгнул вниз. Она в этом месте была глубокой, почти два метра, а дальше глубина становилась еще больше. Поднявшись по склону, Коган глянул в сторону хижины. Пламя полыхало вовсю, мокрая солома трещала и выдавала облака серого непроглядного удушливого дыма, который начинал затягивать все вокруг. Диверсанты полукругом окружали хижину и перебежками приближались к ней, продолжая стрелять длинными очередями. Коган подумал, что, будь он сейчас внутри, ему бы не дали и головы поднять. Он снова спрыгнул вниз и побежал к лесу.
«Пока там все не прогорит, — думал Коган, — они не уйдут. Они захотят убедиться, что убили нас, должны найти трупы. Полчаса у нас с Егором есть, а может, и час». Добежав до лесочка, к своему огромному удивлению и удовольствию, Коган увидел Егора. Тот стоял за изогнутым стволом небольшого дерева и напряженно смотрел в сторону хижины, нервно кусая ногти. Шофер вздрогнул, когда с шумом появился майор. Он заулыбался и показал планшет, который держал в руке, обмотав ремешок вокруг кисти.
— Ты чего здесь? — накинулся на него Коган. — Я тебе велел что делать?.. Ладно, черт с тобой, давай уносить ноги.
Паренька на двухколесной арбе они встретили через пять минут у мостика. Коган сразу стал объяснять, что в долине враги, что там немцы. И нужно срочно сообщить о них в милицию и военным. Мальчишка в заштопанной черной рубашке и растоптанных башмаках нахмурился, глядя, как дым стелется вокруг хижины.
— Вы скажете деду, что я вам помогал? Он меня побьет за овец и козу.
— Ты же людей спасаешь! — схватил его за плечи и встряхнул Коган. — Люди важнее всего, ваши земляки, которых диверсанты могут встретить и убить. Дед тебя похвалит, обязательно похвалит, а мы расскажем ему, какой ты смелый!
Они запрыгнули на арбу, и мальчишка принялся настегивать свою невысокую лошадку, которая бойко покатила телегу по камням к мостику. Коган с наслаждением вытянул ноги, придерживаясь за край арбы. Набегался он сегодня выше всякой нормы. Порванная на колене штанина, прожженный рукав гимнастерки, весь пропитан потом и пылью, а теперь еще и дымом провонял. Он посмотрел, как Егор откинулся на спину и лежал, закрыв глаза. Его ноги покачивались, свесившись через край арбы. Расслабился наконец парень. Ничего, он молодцом держался. Боевое крещение принял, можно сказать.
— Где у вас участковый милиционер находится? — спросил Коган мальчика. — Телефон в поселке есть?
Глава 6
Ирина Половцева остановилась возле комнаты, в которой жила Аминат. Сосновский настоял, чтобы девушке с ребенком подыскали комнаты на территории госпиталя. Медсестра стояла в коридоре, прислушиваясь. Вечер, почти всюду тишина, только в приемном покое и в операционной кипит жизнь. Раненых привозят и привозят. Часто выздоравливающих отправляют в бывшие санатории Северного Кавказа, на время войны переоборудованные в госпитали.
В комнате Аминат было тихо, наверное, сын уже уснул. Ирина тихо постучала в дверь и вошла. Аминат с утюгом в руках стояла у стола. На столе расстелено байковое одеяло, стопка переглаженного детского белья на краю.
— Можно к тебе? — спросила Ирина и прикрыла за собой дверь.
— Конечно, заходи, — улыбнулась Аминат. — А я вот Шамсета уложила, решила белье погладить.
— Ты все успеваешь, — похвалила Ирина девушку. — С дежурства сменилась и все еще не ложилась спать после бессонной ночи. И к Михаилу Юрьевичу забежать успела.
Аминат даже не смутилась, она уверенно и как-то храбро подняла глаза на Половцеву. «Трудно смутить эту девушку, — подумала Ирина. — Ишь, как сразу в позу встала. Как за свое приготовилась сражаться». Но Аминат не стала ни за что сражаться, она просто ответила спокойно, как будто все это такое обычное дело, что и обсуждать смысла нет:
— Михаил Юрьевич мне жизнь спас. И мне, и моему ребенку. Я тогда беременная была. А теперь он в беде, раненый вот лежит. А я здесь работаю, и как же я могу его не навещать? Ведь у него никого близких рядом нет. Он мне как старший брат.
И тут Аминат подняла на Ирину чистые глаза и посмотрела с теплом и даже какой-то нежностью. С материнской нежностью, хотя они обе были почти ровесницами. Спросила прямо без всяких предисловий и смущения:
— Ирина, ты ревнуешь Михаила Юрьевича ко мне? Да?
— Нет, — смутилась Половцева, с досадой поняв, что свое смущение она скрыть не смогла. — С чего ты взяла? Конечно, нет. Я просто ухаживаю за ним. Это моя работа.
— Даже если ты и влюблена в него, то в этом нет ничего страшного, — спокойно заметила Аминат и снова принялась гладить белье. — Он красивый мужчина, сильный и смелый. И надежный. Если ты не замужем, если у тебя нет жениха, то тебе можно влюбиться в Михаила Юрьевича.
— А у тебя есть жених? — Ирина перевела разговор на Аминат.
— Я вдова, у меня есть сын.
— И что? Ты теперь не имеешь права любить или выходить замуж?
— Я должна прежде всего воспитывать и растить сына, — грустно ответила Аминат.
— Одно другому не мешает, — возразила Ирина. — Тебе может встретиться мужчина, который будет относиться к твоему сыну так, как к своему собственному. Разве такого не может быть, разве ты не веришь в такое счастье?
— Не знаю, — неуверенно отозвалась Аминат. — Я не думаю о мужчинах, вот и все.
— У тебя, кажется, есть брат? — вздохнула Ирина, поняв, что разговор ни к чему не привел.
— Ой, прости, — нахмурилась Аминат, — кажется Шамсет проснулся. Расшумелись мы с тобой.
— Да, да! Конечно. — Половцева поднялась со стула. — Я так просто зашла. Дежурство у меня сегодня, тихо, вот и заглянула узнать, как ты живешь.
Шелестов, засунув руки в карманы армейских бриджей, расхаживал по комнате босиком и в гимнастерке без ремня. Сегодня вся группа была в сборе, и решить предстояло многое. В комнате было накурено, вода в чайнике, стоявшем на электрической плитке, в пятый раз закипала.
— А как там Михаил? — спросил Коган, снова заваривая чай.
— Михаил исправно лечится, — рассеянно ответил Шелестов, думая совсем о другом. — Он там в надежных руках.
— М-да, лечится, — раздавив в пепельнице очередной окурок, усмехнулся Буторин. — Это он может. Медсестрички, цветущие яблони за окном, хрустящие накрахмаленные простыни.
— Не завидуй, в Нальчик сейчас много раненых поступает, — накрыв заварочный чайник вязаной альпинистской шапкой, сказал Коган. — Нам сейчас с местными делами разобраться бы. Ты вот, Максим Андреевич, скажи, что у тебя за разговор с Платовым был перед отъездом, как он тебя инструктировал относительно местного населения и его настроения. Меня интересует, как Платов оценивает эту мартовскую историю с балкарами[2]. Берия политик, он придворный, у него и своя роль есть, и чужие роли он учитывать должен. А вот с точки зрения разведчика, что сказал Платов?
— Хотите знать официальную версию? — невесело усмехнулся Шелестов и подсел к столу. Он взял спичечный коробок и стал его крутить между пальцами. — Берия изложил ситуацию в секретной телеграмме на имя Сталина. Ты прав, Борис Михайлович, Берия описывал ситуацию, я думаю, не такой, какой она была на самом деле, а какой ее хотел увидеть Сталин, он подыграл ему. И в этой телеграмме говорилось, что
— Знаете, — Буторин, оттачивающий перочинным ножом карандаш, остановился и задумчиво посмотрел на друзей, — мы были здесь и в сорок втором, и сейчас, особенно после проведенной депортации балкар. Я вот что-то не заметил, не ощутил какой-то неприязни к нам, какого-то этнического, простите за словоблудие, дискомфорта. Живут люди, власти подчиняются, нам помогают, если попросить. Даже если не просить, но местные увидят, что тебе нужна помощь, то обязательно подойдут и предложат.
— Я тоже не думаю, что предателей и антисоветски настроенных здесь в процентном отношении больше, чем в другом каком-то регионе Советского Союза. Но до депортации додумались только здесь да еще в паре мест на Кавказе. Может, дело в другом?
— Например, в грузинской территориальной экспансии? — понизив голос, спросил Шелестов. — Мысль интересная, и возразить трудно. За счет депортированных народов присоединить к Грузии часть балкарских земель, территории Северной Осетии, Дагестана.
— В любом случае, — нахмурился Коган, — я предлагаю не опираться на мнение, что все местное население враги и подозревать надо каждого. Здесь, как и везде, среди предателей встречаются и русские, и представители других национальностей. Не будем искать врагов по этническому признаку.
— Да никто и не собирался искать их по этническому признаку, — согласился Буторин. — Я вот убедился, что народы Кавказа как раз больше, чем другие народы, гостеприимны.
Поделиться книгой: