Гремучий Коктейль – 7

— С ним? — рыжий здоровяк аж фыркнул, — Эта гнида — мелочная, но очень коварная тварь, плетущая замыслы под маской внешней невозмутимости. Он всех белокожих считает своими врагами!

— И не зря, — пожал я плечами, — с его точки зрения. Только вот наш короткий конфликт с королем кончился полностью бескровно, а перед этим я спас его шкуру и жизни его вождей. Поэтому слушаю эти новости… с удивлением.

Оказалось, что у Кадархиаллы и Хайтауэра тоже есть общая история, благодаря которой король Объединенной Америки и решил нанести этот поспешный удар. Как-то трактовать иначе спешно перекупленную за большие деньги официантку, ошивавшуюся в свой выходной возле рабочего места, было нельзя. Анклав в виде мегаполиса, имеющего «хозяина», не мог не привлечь внимания индейских племен, а жесткая позиция Акстамелеха, выраженная в множестве краснокожих трупов, быстро сделала их врагами.

Раздражение дракона на моих глазах медленно, но верно переплавлялось в охотничий азарт. Отношение же ко мне у него коренным образом менялось на глазах. Вскоре стала ясна и причина — некто Дракарис, давний и нехороший знакомый Акстамелеха из Общества, объявил вендетту князю Дайхарду за якобы уничтоженного друга.

— Того самого, которому ракшас оторвал тупую голову. Тупую, но не настолько, чтобы лезть на тебя врукопашную после перерождения, — улыбался холодно дракон, — Ясное дело, что тебя пытаются подставить, но у нас, как и в политике, мнение запросто может бить факты. Дарквилл сделал правильную ставку на то, что я заинтересуюсь возможностью пнуть Дракариса побольнее, но это не значит, что я потом с него не спрошу. Сейчас же, гость, нам нужно подумать о том, как быть дальше. Видишь ли, эта паскуда…

В отличие от меня Акстамелех знал, кто стоит за бомбардировкой Шарпрока, чем и счел нужным поделиться. Дракарис, именно он. Основной силой взъевшегося на меня телокрада были игры с пространством, в которых он был сильнейшим во всем Обществе, поэтому операция по загрузке угнанного дирижабля внезапно перестала казаться сложной. Более того, даже дракон задумался о том, что может произойти, если Дракарис найдет общий язык с Синдикатом и Кадархиаллой, Падлой Сующейся Куда Не Просят.

— Почему вы думаете, что найдет? — решил уточнить я, не сомневаясь в том, что рыжий гривастый граф более чем прав.

— Потому что Дракарис не дурак, он силен, но всегда действует чужими руками, — пренебрежение в голосе дракона можно было черпать ведром, — Уже действует. Те стрелки, которых мои люди взяли до того, как они до вас добрались, имели инструкцию палить по всем, кроме тебя. Хочет причинить тебе вред, разъярить, выманить на бездумную атаку или на конфликт с Обществом. Так было в свое время со мной. Хуже того — он способен закидывать в город людей в любых количествах. Людей, оружие, взрывчатку. Ему не хватает только преданных разумных, а их могут предоставить твои другие недоброжелатели. Поверь, я знаю, о чем говорю.

Ситуация складывалась обоюдоострая. Сам граф хотел бы иметь достаточный повод, чтобы бежать вперед и шатать трубы, но уклончиво признавался в том, что Дракариса не потянет. Уже бодались, дракону не понравилось. Время у нас ограничено, так как вскоре недоброжелатели объединятся, поэтому нужно заставить действовать их поспешно. Точно в таком же положении и они, буквально кинув на первый же мой выезд в город такие силы.

— Заинтересуй меня, князь! — щелкнул пальцами рыжий верзила, — Ты же изобретатель? Изобрети что-нибудь полезное! Что-то, что заставит их поторопиться! Мы обоснуем свои выезды, в том числе и совместные, будем осматривать какие-нибудь безлюдные участки! Скажем, под фабрику или склад! Разнесем молву! Я подключу Дарквилла, чтобы он насел на Дракариса поплотнее.

— А я жену, чтобы она поторопила своих союзников в Европе… — пробурчал я, ошарашенный наглостью дракона, — Попробуем убрать хотя бы Синдикат из уравнения.

— Можешь на них еще своего ручного убийцу натравить! — расщедрился Акстамелех, — До меня доходили слухи, что он очень хорош! А если отдашь ему и секретарей, так они такое устроят!

Идея, несмотря на то, как её изрыгнул дракон, мне понравилась. Подставляться самому, имея артефактную защиту, было куда проще, чем просто «потратить» швейцарцев. Да и Красовский скучает.

— А о девчонке я могу позаботиться… — похабная улыбка на породистой роже смотрелась чрезвычайно колоритно.

— Эта девчонка — моя близкая подруга, граф, — охладил я пыл разошедшегося «Хайтауэра», — В том числе и боевая.

— Тогда с тебя знакомство с хозяевами мира, где разводят настолько роскошных баб! — извернулась сраная крылатая рептилия, — Я жажду узнать, каковы они в постели!

Познакомить его с Азовыми я с удовольствием согласился. Да, этот граф — далеко не приятная личность, но он союзник и ведет себя как союзник, пусть и по своим причинам. Более того, ведет инициативно и деятельно, это заслуживает ответных шагов. Да, наглый и гордый, но при этом серьезно подходящий к нашей непростой ситуации и… выславший охрану для моей жены. Как минимум. Сколько человек нужно, чтобы перехватить нападающих, да еще и обезвредить снайперов — я ума не приложу.

Вернувшись в задумчивости к жене, я поделился с ней итогами разговора, из которого она сделала свой вывод.

— Отдай мне швейцарцев и попроси Красовского помочь, — задумчиво кивнула бывшая Тернова, поглаживая округлившийся живот, пребывающий на пятом месяце беременности, — Здесь мы все для тебя только обуза, Кейн. Цели, как правильно заметил граф. Как мне не хочется тебя оставлять, но в Европе и Аркендорфе смогу сделать намного больше. Оставь Синдикат мне, а сам занимайся местными проблемами.

Трудно было бы не согласиться со столь здравым предложением, особенно после того, как жена пообещала, что будет максимально осторожна. Только вот реальность преподнесла очередной сюрприз — когда я пошёл к Петру Васильевичу, то не обнаружил своего приятеля на месте, а обнаружил грустно-сердитую Пиату, у которой на коленях сидела недовольная и надутая Алиса, мотающая головой на любой услышанный звук.

— Он бросил меня! — озвучила мне причину своего и чужого расстройства эйна, — Набрал целый рюкзак патронов и гранат, уговорил твою дочь открыть ему портал, а потом ушёл! Туда, в твой мир! Сказал, что иначе сойдет с ума от скуки!

Вот те раз…

Глава 5

— Прости, друг, но по этому вопросу ты встретишь мой твердый отказ. Я не буду плести кружева оправданий, а скажу тебе на западный манер — кланы на подобное согласия не дадут ни при каких обстоятельствах. Твои доводы более чем разумны, я их принимаю головой и сердцем, но в большинстве темных кланов правит консерватизм. Они будут до последнего цепляться за секрет изготовления, даже если потом придется совершенно выпустить его из своих рук…

Что же, дешевый способ не прошёл, резюмировал я, прерывая связь по разговорнику с Рао Таном. Наивно было полагать, что китайцы откроют фабрику по изготовлению искусственных аккумуляторов под крылышком Хайтауэра… в любом случае, так как дракон крылышки распускает только над своей собственностью и гостями, но, тем не менее, поговорить с другом было приятно.

Пусть и не с тем, с кем хотелось бы.

— Красовский, ты… — я так и не смог заставить себя произнести сакраментальное «идиот», хоть оно и рвалось из груди.

Через час после того, как я, успокоив Пиату и отняв у неё бурно возмущающуюся Алису, закрылся в кабинете, высшая эйна, завывая как банши, начала долбиться в запертую дверь. Открыв, я увидел её в слезах, соплях и полнейшем расстройстве — на руках у Пиаты подрагивал защитный комплект Красовского, оставленный им ей.

Он всё-таки ушёл в Африку, хоть и не в ту…

Это было ожидаемо, да. Конечно, не то, что он умудрится проникнуть в Гарамон, а затем и выбраться с тяжеленным рюкзаком из наглухо перекрытой крепости, а то, что Петра Васильевича я бы не удержал. Да и он, по сути, очутился в своем персональном аду — подраться не с кем, вокруг дружественный Чикаго, остается только ждать удара со стороны. Невыносимо же, да?

Вот он и нашёл выход.

Пиата ушла сегодня утром с Кристиной сильно расстроенной. В культуре эйн вообще не было понимания «любовник», семьи они заводили и вступали в связь совершенно особенным образом, но и наша подопечная (никак не могу звать её слугой) была необычной. Видимо решила, что «дружба с привилегиями» — это нечто, на что она пойти может. Теперь же она искренне оплакивала именно друга, ушедшего туда, откуда мы его точно не достанем. Даже я.

Не желая сидеть один, я решил побеспокоить тех, кто уже давненько не показывался ни в реальности, ни в моей голове. Эмберхарт хотел перестать на меня влиять, а Фелиции просто не было интересно ничего, кроме её книг и комнаты, которые сейчас отсутствовали, так что происходящее было понятно…

Как оказалось — нет.

— Ничего себе, — заявил я, осмыслив представшую во внутреннем мире картину, — Однако…

— Теперь тебе надо научиться стучаться, Кейн, — с легкой насмешкой прозвучал глубокий и хриплый голос человека, сидящего на деревянном троне, — Ты мог бы застать нас… не одетыми.

— Что-то мне прямо захотелось начать заглядывать к вам почаще ради такой оказии, — хмыкнул я, — Не знаю насчет тебя, Алистер, но мелкая нахалка, сидящая у тебя на коленях, наверняка не раз и не два подглядывала за моими брачными ночами.

— За всеми из них! — злорадно ухмыльнувшись, поведала мне миниатюрная брюнетка, сидящая на коленях у лорда Эмберхарда и обнимающая его за шею как влюбленная мартышка. То, что в таком ракурсе её пародия на юбку задрана по максимум, позволяя мне увидеть обнаженные ягодицы, эту особу не смущало совершенно.

— Видимо, это цена за обладание даймоном, — деланно вздохнул я, — Не имею ничего против, но стараюсь не думать о том, что точно также развлекается и Станис.

— Конечно, развлекается, — уверенно кивнула Фелиция Краммер дель Фиорра Вертадантос, — У нас тут не такой уж и большой выбор, чем заниматься!

— Ты пришёл не просто так, Кейн, — негромко уронил мой альтер-эго, — Почувствовал необходимость найти Книгу?

— Я чувствую её давно, — кивнул я, не собираясь признаваться, что мне просто стало одиноко в гостевом крыле, — Просто уверен в том, что Книга разумна и не хочет быть найденной. Это не предмет, лежащий где-то в развалинах давно разграбленного и сожженного замка, это нечто, связанное с нами. С ней.

Мой палец оказался уткнут в сторону боязливо поёжившейся Фелиции.

— С этим нельзя поспорить, — согласно кивнул лорд-в-кресле, — Но даже если учесть то, что твой гримуар был проверен Герцогом… кстати, мы же не знаем, как они сами узнали о правилах Игры? Обсуди этот момент с драконом, он хоть и самодоволен, но честен.

— А еще он кажется мне наиболее надежным союзником… в Игре, — задумчиво пробормотал я, — В смысле тем, кому можно сунуть Книгу во имя прекращения этого балагана.

— Возможно, вас для этого и свели, — предупредил лорд, по-хозяйски кладя руку на бедро прижавшейся к нему девушки и избавляя меня тем самым от эротического зрелища.

— Возможно. Пока мы должны сосредоточиться на другом, — в задумчивости подойдя к деформированному канделябру, я едва удержал себя от того, чтобы снова не положить руку на страницы раскрытого гримуара Горизонта Тысячи Бед, — Есть идеи о совместном бизнесе с драконом?

Новых идей не было, а вот старые…

— Гритбол… серьезно? — пробормотал я.

— Поверь, когда ты ему объяснишь правила… — многозначительно ухмыльнулся лорд Эмберхарт, — Дракон взбесится от восторга.

В который раз он оказался совершенно прав. Внимательно выслушав правила игры, граф Хайтауэр буквально загорелся идеей её реализации. Как и любое долгоживущее существо, на что сделал ставку мой альтер-эго, дракон скучал по временам, когда старое доброе насилие у человеков было частью шоу-бизнеса. Казни, арены, турниры, дуэли, вся эта прекрасная кровопролитная тема. Идея жестокого спорта, похожего на регби, но в механизированных костюмах, которые обойдутся куда дешевле без броневой навески и дорогих арканитовых аккумуляторов, возбудила Акстамелеха до пугающих масштабов!

— Что нам нужно, Кейн, говори! — мерял этот детина торопливыми шагами кабинет, — Что нужно от меня, чем порадуешь сам? Как понимаю, доспехами?

— Не только, я договорюсь и о поставках китайских зарядных устройств, — довольно кивал я, — У нас, точнее у Терновых, моих родственников, есть склад устаревших доспехов, плюс часть из них можно недорого приобрести на Руси. Много единиц, сотни. Но не рекомендую делать последнего…

— Почему⁈

— Потому что если нам важно популяризовать гритбол, то лучше обеспечить доступность покупки механизмов для всех заинтересованных, чем пытаться заработать на перепродаже.

— Я не собирался зарабатывать, а был готов распространять!

— Намного лучше будет вложить деньги в качественные эфирозаписи, копии из которых затем переправить в крупные города и Европу.

— Сначала Америка, а потом — весь мир! — сжав внушительный кулак, Хайтауэр потряс им перед собой.

— Гм, а вы не забыли, зачем мы это вообще делаем?

— Ох… Да. Да… Но сначала Америка!

— Сначала, граф, нам потребуется стадион…

Удобно вести дела с теми, перед кем не нужно скрывать источник своих знаний. Им на него плевать. Размеры стадиона, специфики конструкции мощных защитных бортиков, в которые постоянно будут врезаться азартные недоумки в броне, сетка-улавливатель осколков и ошметков от костюмов, призванная защитить зрителей… гритбол в мире Эмберхарта был очень популярным видом спорта. Пока я не буду подсказывать графу идею, что силу, ярость и выносливость бойцов можно дополнительно стимулировать химией и алхимией, но люди сами к этому придут.

Всегда приходят.

В перекурах, которые брал дракон на обдумывание, где разместить свою новую прелесть, я размышлял над перспективой ворваться на Гарамон. Одному. Меня бы гоблины не тронули, но что дальше? Требовать у них выдать мне Красовского… или его тело? Угрожать очередными катаклизмами? Нет, не годится. Совсем никуда не годится.

Человек сделал свой выбор. Я могу это только уважать. Даже если с него сейчас медленно сдирают кожу.

Особенно, если с него сейчас её медленно сдирают.

Представляю, как обалдели девочки, несущие стражу на единственном входе в нашу крепость.

Закончив с Хайтауэром первичные обсуждения и прямо при нем договорившись по поставкам комплектов будущей спортивной брони со стендами и запасными частями, я помешал дракону бежать и искать будущих тренеров, а вместо этого вынудил чересчур увлекшегося ящера вернуться к делам насущным — тому, ради чего мы вообще всё это затеяли. Итогом стала назначенная через два дня инспекция на место будущего стадиона.

Получив два дня свободного времени, я тут же отправился на Гарамон.

Оказавшись в наглухо забаррикадированном зале своей собственной крепости, я, кивнул охраннице в «бегемоте», а затем уселся в кресло, принявшись ждать. Кристина должна была три раза в сутки упрашивать Алису открыть портал на пару минут, что и позволяло нам скакать туда-сюда. Сам я в гостевых покоях теперь в то же время держал порталы по полчаса, на всякий случай.

— Господин… — гулко и внезапно заговорила закованная в сталь девушка, — Мои нижайшие извинения, что я прерываю ваши раздумья… и не могу поклониться…

— Все нормально, слушаю тебя, — поощрительно кивнул я, понятия не имея, как зовут сидящую в броне китаянку. Ну, запомнить столько однообразных имен вообще невозможно.

— Госпожа Пиата велела вам секретно и срочно передать одну вещь, — четко, хоть и волнуясь, произнесла охранница, — Она внимательно наблюдала за детьми из этого мира всё время, а теперь хочет, чтобы вы знали — им не нужно возвращаться в собственный мир. Вообще.

— Никогда? — ошарашенно пробубнил я.

— Никогда, — послушно подтвердила девушка, — Вообще.

Всем представителям иных миров нужно время от времени бывать на родине, это правило не касается только полукровок. Воображение тут же нарисовало мне гоблинские анклавы в безжизненных болотах Польши, там, где и был первый портал этой замечательной расы, но затем быстро зачеркнуло ужасную картину — германцы бы точно их обнаружили. Следовательно, даже если зеленокожим, завоевавшим в свое время Гарамон (как-то они на него проникли же?) известно о таком свойстве своих тел, то ничего серьезного они не успели натворить.

Однако, в мире есть несколько гоблинов мужского пола, которых я передал Азовым и императору как переводчиков. Что же, придется их заменить на своих девочек, а затем тщательно выискивать возможные ухоронки зеленокожих в Польше. На всякий случай.

Хотя… а почему бы это не использовать?

Мне сейчас совсем не помешает еще немного апокалиптических козырей…

///

Сначала всё шло хорошо, даже замечательно. Его друг, которого легко можно было назвать чересчур добрым и послабляющим по отношению к своим приятелям, вовсе не думал как-то ограничивать своего невольного гостя. Да, именно невольного! Не будем смешить судьбу нелепыми отговорками, Петр, ты сделал шаг в пустоту, упал, а значит — рано или поздно должен прилететь, ударившись о твердую землю!

Гнить в тайных местах тебе всегда претило.

Так вот, сначала всё было изумительно.

Верткие зеленокожие карлики тут же попытались его взять. Без разговоров, без просьб, без предупреждающих криков и тому подобной лабуды, чистое и безукоризненное насилие, все как он любит! Они кинулись вперед с дубинками, сетями и веревками, а он открыл по ним огонь из пистолетов! Это была даже не бойня, а чистый выходной подарок Петру Васильевичу Красовскому, решившему, что ему пора двигаться вперед, в новую жизнь!

Он стрелял — они кричали и падали, это было прекрасно! Намного лучше, чем с людьми. Пуля, попадая в человека, ведет себя скромно и неинтересно, зарываясь в его тело. Здесь? Всё намного лучше. При максимальном весе килограмм в сорок, субтильные зеленокожие существа эффектно подпрыгивали и отлетали, умирая! Девятимиллиметровые пули оставляли в их телах настолько чудесные отверстия, что это казалось самой симфонией смерти, торжественно провожающей одного из самых верных своих слуг!

Хотя нет, поэтизмом в отношении своей профессии господин Красовский никогда не страдал и не наслаждался. Безусловно, ему нравилось стрелять, нравилось убивать, но весь вопрос — кого именно?

Разумеется, негодяев! А вы как думали? Пулю нужно заслужить. Угрозы нужно заработать. Пытки? Ну это вообще достижение. Разумеется, что к обычным гражданам или там, скажем, невинным сироткам, такие меры применяются редко. Петр Васильевич уверяет — он и сам был невинным сироткой!

Очень недолго.

Так вот, вернемся же из умных мыслей в нашу наполненную выстрелами прозаику! Пули летят, гоблины бегут, Петр Васильевич ловко меняет магазины, продолжая стрельбу, раненные стонут, убитые молчат, жизнь хороша! Еще бы восхищенные девушки сзади бы чепчики в воздух кидали, но уж ладно, мы не привередливые!

Всё портят стрелы. Летящие такие, совсем небольшие, еле-еле пробивающие ткань одежды. Хватает всего пары, чтобы Петр взгрустнул, поняв, что наконечники обмазаны той же смолистой дрянью, что и лезвие его любимого ножа. А эта смолка, по словам Кейна, прекрасно усыпляет людей.

Здесь перед ним встает выбор — выпустить себе пулю в череп или нет? Перед тем, как его возьмут живым и тепленьким?

Ответ — нет.

Он ненавидит саму мысль об этом, поэтому всего лишь улыбается, падая на колени и роняя из рук оружие. Всё равно остальные патроны в рюкзаке. Последний праздник будет продолжен в другом формате.

Перед тем как вырубиться, Красовский даже обижается за то, что набежавшие на него зеленокожие даже не думают его бить.

Это портит картину… но несильно.

В себя он приходит, как и некоторое количество раз до этого, в подземелье, голый и тщательно зафиксированный в кандалах. Что же, это предполагалось, смерти в бою не вышло, значит будут допросы. Однако, их нет. Вместо вопросов, сопровождаемых пытками, следуют только побои. Легкая болевая обработка, настолько нежная, что почти вызывает неприличные ассоциации. Хмурые сосредоточенные карлики стараются сломать его, но подходят к делу настолько аккуратно, что это даже обидно.

Не выдержав, он начинает давать советы.

Не выдержав, они затыкают ему рот.

Эта скукотища длится несколько часов. Опытный седой гоблин почти со страхом ломает ему пару пальцев на ноге, а затем, после почти десятка минут раздумья (!) прикладывает раскаленный нож к икре. Вглядывается в лицо Красовского так, как не вглядывались его любовницы! Петр лишь скучающе мычит сквозь кляп. Боль? Он прекрасно чувствует эту скучную боль. Она его не устраивает.

Петр полжизни провел, чувствуя, что опоздал на поезд, а проклятый паровоз задерживается и сейчас! В постановке не чувствуется размаха, в самом зеленокожем, так робко пытающем своего пленника, нет ни ярости, ни ненависти, ни хотя бы ледяного профессионализма. Этот старый и потертый жизнью бедолага — вот кого здесь пытают!