О чем молчат камни

5

Второй месяц двухтысячный отряд тольтеков пробирался по запутанным тропам Ноновалько — страны, опаленной солнцем, покрытой непроходимыми лесами, болотами. Город Пернатого Змея, Тулапан-Чиконаутлан, остался далеко позади. Только теперь Асмунд понял, что такое Ноновалько. Здесь, в долине девяти рек, жили, копошились, как в муравейнике, бесчисленные воинственные племена. Даже воины могущественного Толлана, лежавшего где-то в стороне, не осмеливались проникать в это царство дикости, жестокости, безумной храбрости и вечной войны. Племена издревле враждовали между собой. Каждую минуту они готовы были кинуться в смертельную схватку с любым, кто захотел бы посягнуть на их неограниченную свободу и несуществующие богатства, кто просто был сыт, богат и не знал, как они, постоянной погони за скудной пищей. Племена ица, киче, тутуль-шиа, какчикелей — дикие родичи тех, кто жил в белокаменных городах. «И этих дикарей Топильцин надеется объединить, поднять на войну против сильных царств? — Асмунд с сомнением качал головой. — Пустая затея. Хотя вождю тольтеков виднее, он ведь посланец богов».

Какой-то отрывистый, непривычный звук нарушил вековой шум девственной сельвы. «Цок!» — прозвучало опять. Ярл подал знак ахкакаутину. Воины остановились. С ветви альгаробо вспорхнул пугливый кецаль. Возбужденно застрекотали обезьяны.

«Цок, цок, цок!» — все настойчивее звучало в зарослях.

— Это каменотесы, рабы, господин, — вполголоса пояснил ахкакаутин. — Они строят храм. Я посылал разведчика. Он говорит: осталось семь полетов стрелы.

— Пора, — Асмунд вытащил из ножен меч. Отточенное лезвие блеснуло в лунном свете.

Воины развязали тюки, надели длинные рубахи, толсто простеганные хлопком и пропитанные солью. Эта жесткая и прочная одежда хорошо защищала тело от копий, стрел и обсидиановых мечей. Медленно продираясь в подлеске, тольтеки вспугивали ядовитых гадин, кишевших под ногами. Все громче раздавались цокающие звуки.

…Асмунд на рассвете напал столь внезапно, что успел без сопротивления пройти до главной площади города. И только здесь, среди храмов и дворцов, началась настоящая битва. Казалось, каждый дом, платформа, каждая ступень пирамиды сражались против тольтеков. Стража и правители майя не сразу поняли, кто осмелился напасть на священный Копан. Свист летящих стрел, глухой скрежет обсидиановых мечей, хрипы умирающих, воинственные крики наполнили еще не вполне проснувшийся город.

Яростный бой кипел на ступенях главной пирамиды. Ряды воинов, подобно волнам, то взлетали вверх на несколько ступеней, то опадали вниз. Постепенно ярлу и его воинам удалось пробиться на широкие площадки — главные уступы пирамиды. Они закрепились здесь, но сопротивление майя нарастало с каждым мгновением. Жрецы и стража бились насмерть. К тому же все новые воины вливались в их ряды. Пока тольтеков спасала сама религия майя: она требовала не убивать врага, а брать в плен, чтобы принести в жертву богам или продать в рабство. Уже много людей Асмунда попало в плен, и он видел, как их волокли на вершину пирамиды — к жертвенному алтарю.

Сверху обрушилась новая волна защитников. Ряды тольтеков дрогнули, медленно покатились вниз. Асмунд понял: если сейчас не произойдет чуда, все они погибнут. Их просто не выпустят живыми отсюда. Топильцин с презрением проклянет его имя. И он, Асмунд, никогда не увидит родных фьордов, не услышит гула штормового моря.

— За мной! Боги зовут нас вперед, сыны Толлана! — заревел он, прыгая сразу на две ступени вверх. Бешено вращавшийся над его головой меч превратился в сверкающий круг. В шлеме, кольчужной рубахе, от которой отскакивали стрелы и копья, Асмунд был неуязвим. Майя пятились от него, считая, что неведомого воина охраняют чужие боги. А в крови ярла словно ожил дух убитого им берсерка Ролло, и Асмунд впал в мрачное безумие, находя упоение в бесконечном убийстве. Франкский меч легко крушил деревянные щиты и шлемы, просекал рубахи из простеганного хлопка, бронзовые тела. Всякий раз, когда удар достигал цели, поверженный падал сверху прямо на ярла, и тот движением плеч едва успевал сбрасывать с себя безжизненное тело. Ступени пирамиды были высокими и узкими, но ярл не чувствовал усталости. Ему удалось прорубить проход среди воинов майя и подняться ступеней на шестьдесят. В проделанную брешь за ним хлынули тольтеки.

Все ближе вершина пирамиды… Вдруг позади жрецов Асмунд разглядел огромные плюмажи головных уборов. Его сердце забилось толчками. Он понял: вот она, решительная минута! Такие плюмажи могли принадлежать только двоим: правителю и верховному жрецу. Стоит захватить их в плен или просто убить — и победа за ним. Войско майя разбежится, немедленно прекратит сопротивление. Ибо потеря вождя означает, что боги покинули обреченных.

Тут Асмунд заметил, что жрецы майя что-то задумали: сразу за линией стражи, оборонявшей вершину пирамиды, собрался хорошо вооруженный отряд. «Сейчас эти майя бросятся вниз, — подумал Асмунд. — Своими телами он хотят опрокинуть нас. А правитель и верховный жрец, воспользовавшись общим замешательством, вырвутся из кольца».

Хрипло, дико закричал верховный жрец майя — и воины устремились вниз. Решение пришло к Асмунду мгновенно.

— Все ложись! — скомандовал он во всю силу легких.

Приказ был настолько неожиданным по смыслу и невероятным, что воины — и тольтеки, и майя — не рассуждая, бросились ниц на каменные ступени. Отряд, начавший атаку, не смог удержаться на ногах. Гора барахтающихся тел, все увеличиваясь в размерах, поползла вниз. И тогда Асмунд поднялся на ноги. Прямо перед ним — без охраны и свиты — стояли две одинокие фигуры: правитель и верховный жрец Копана. Ужас сковал их движения, надменность на лицах сменилась страхом.

Дважды со свистом рассек воздух острый франкский меч…

На следующий день нагруженные добычей тольтеки покидали город. Они шли мимо дымившихся громад храмов, еще недавно наполнявших сердца горожан священным трепетом; мимо испепеленных жилищ, среди разбросанных тут и там изваяний правителей и статуй богов. Асмунд наполовину дремал в носилках, которые несли знатные пленники. В его памяти еще жили картины вчерашнего празднества в честь победы.

Торжество состоялось там же — на ступенях главной пирамиды.

Тольтеки были полны пьянящей радости победы. Огромный ярко раскрашенный барабан, в который били два силача, наполнял своими звуками весь мир. Под его всезаглушающий грохот вверх по пирамиде, к площадке на ее вершине, где находился невидимый снизу алтарь, тянулись колонной победители и побежденные, по трое в ряд — в центре пленник, по бокам его — два тольтека. Среди пленных — бывшие жрецы майя, военачальники, знатные горожане… Боги требовали их сердца. Лица приговоренных не выражали ни страха, ни озлобления. Покорное ожидание своей последней минуты. Если б победили они — тольтеки с таким же спокойствием пошли бы на жертвенный камень. Боги не любят побежденных.

Высокие ступени доходили воинам до бедра. Не выпуская связанных рук жертвы, тольтеки разом вспрыгивали на ступень. Поворот — и наверх рывком втаскивался майя. Размеренно, гулко рычал священный барабан, и, подчиняясь его ритму, цепь не рвалась. Каждая ступень постоянно была занята. Словно исполняя ритуальный танец, вновь и вновь возносились со ступени на ступень звенья-тройки. Никто из обреченных не сопротивлялся. Многие даже гордо облегчали усилия победителей и прыгали сами. И Асмунд понимал их: им не дорога теперь жизнь. Они проиграли, боги отвернулись от них. К чему тогда жить? Лучше смерть на жертвенном алтаре. Такая участь не страшила. Тем более, что души жертв вступят в особую обитель неба, где их ждут боги. Бытие там несравнимо с долей тех, кто умирал на земле — от болезни, укуса змеи, когтей зверя, просто от голода или старости.

Вслед за движущейся цепью Асмунд поднялся к алтарю. Жрецы тольтеков в одеждах, залитых кровью, работали без отдыха. Одни грубо опрокидывали пленника спиной на жертвенный камень, цепкие руки других, сжимая мертвой хваткой руки и ноги пленника, тянули вниз, отчего грудь вздымалась вверх. Сверкал холодный обсидиан ножа, разрывая грудь. И вот уже стоит жрец с высоко поднятой рукой, и еще бьется в ней человеческое сердце.

Заглушаемое барабаном, таинство жертвоприношения совершалось как бы бесшумно. Многие тольтеки впали в священный экстаз. Они выли, раздирая себе уши, лица, пронзая длинными шипами языки. Своей мукой и кровью они надеялись еще теснее скрепить союз с богами, даровавшими победу.

Носильщики ступали бережно, чтобы не потревожить Асмунда.

6

— Приведите, — жестом приказал Топильцин.

К его ногам бросили коренастого человека с плетеной корзиной за спиной. Человек был схвачен воинами у границ страны Ноновалько.

— Кто ты? — спросил вождь.

— Я из людей тутуль-шиа, господин. Продаю перья кецаля, есть у меня и камни чальчихуитес. Я купец, об этом знают все.

— Откуда и куда идешь?

— Был в Уук-Йабналь, великий вождь. А иду в Толлан.

— Город Солнца… — медленно произнес Топильцин, и его лицо омрачилось. — Когда будешь в Толлане, поклонись его богам.

— Повинуюсь, великий господин.

— А теперь расскажи обо всем, что видел в стране киче. Все, что захочет знать Рыжий Након[1]. — Топильцин сделал едва заметный кивок в сторону ярла. — Но говори только правду.

— Только правду, великий вождь, — пробормотал купец, косясь на глубокую яму в трех шагах справа. Оттуда доносились глухие стоны и вопли. Он знал, что это такое… Яма пыток. Ее дно было устлано толстым ковром из гибких ветвей, утыканных ядовитыми шипами. Ветви эти оживали от малейшего прикосновения, от самого незначительного движения человека. Они опутывали обнаженное тело, разрывая кожу в клочья. Лежать неподвижно на таком ковре было невозможно, яд шипов вызывал нестерпимый зуд, усиливавшийся от жары и пота. Только смерть могла избавить пленника от нечеловеческих страданий. А смерть не спешила: иногда «ковер» стонал и шевелился в течение многих дней. Купец знал свирепый нрав Пернатого Змея. «Должно быть, тот, кого допрашивали до меня, что-нибудь утаил?» — гадал купец, обливаясь холодным потом.

Асмунд сидел на каменной скамье, а перед ним на плоской плите лежала карта. Он сам вычертил ее краской на большом куске белой ткани. Карта создавалась постепенно. Месяц за месяцем допрашивал Топильцин лазутчиков и торговцев — лучших знатоков расстояний, дорог и троп. Отвечая, индейцы дивились непонятной им жажде знаний свирепого вождя тольтеков. И вот теперь карта была почти готова. Глядя на нее, Топильцин и Асмунд могли точно представить каждую тропинку в сельве, каждое ущелье, перевал, по которым двинутся в страну майя боевые отряды. Они знали наперечет колодцы и ручьи, где можно напиться во время похода.

…День и ночь к Тулапан-Чиконаутлану шли послы и вожди племен Ноновалько. Топильцин упорно убеждал их оставить внутренние распри и под его знаменами сокрушить богатые города-государства. И так велик был в уговорах вождь тольтеков, так умел подчинять своей воле окружающих, что дикие племена, не признававшие ничьей власти, не знавшие ни богов, ни героев, не помнившие своего прошлого, охотно пошли за Топильцином.

Слава о Пернатом Змее проникла в самые глухие уголки сельвы, докатилась до неприступных гор на западе и севере. Люди многих племен заполонили прибрежную равнину. Асмунд, ставший Рыжим Наконом, полководцем, учил их брать приступом каменные пирамиды, знакомил с военной тактикой франков, норманнов, саксов, показывал, как лучше всего сражаться ночью, в темноте.

И люди сельвы передавали из уст в уста: «Великий Пернатый Змей, пришедший в наши земли от богов, непобедим. Теперь мы забудем, что такое голод: на тучных полях майя уже зреют маис, фасоль, тыква, жиреют индюки. Готовьтесь, люди, к большому походу! У Пернатого Змея есть Рыжий Након — тот, что победил священный Копан. Бог тольтеков подарили ему Меч, чудесный Блестящий Меч. В страну майя нас поведет Рыжий Након. Собирайтесь, люди сельвы, в Тулапан-Чиконаутлану. Скоро болььшой поход, уже скоро!»

Облаченный в сак бук, Топильцин стоял в центре круга, образованного сидевшими на земле вождями. Надвинутая на лоб плетеная повязка доходила ему почти до бровей. Сине-зеленые перья головного убора вырастали из повязки сплошным высоким частоколом, образуя перевернутый конус со срезанной верхушкой.

Топильцин поднял руку, полы его белого плаща всколыхнулись.

— Великие вожди страны Девяти рек! Я, Пернатый Змей, правитель Толлана — города Солнца, собрал вас для военного совета. Слушайте меня, священного Пернатого Змея — К-ук-улькана!

Родовые вожди почтительно склонили головы, скрестив руки на груди. Асмунд видел, что эти грубо раскрашенные дикари довольны столь лестным для них обращением. К тому же Топильцин впервые назвал свое имя Пернатого Змея — Кецалькоатля на их родном языке.

— …Непобедимые вожди страны Ноновалько! Боги сказали мне: «Пора!» Мы готовились долгие годы… Так обрушимся на плодородные долины киче и какчикелей, ибо фасоль и маис созрели! Вперед, братья К-ук-улькана! Маленькое облако не может закрыть своей тенью даже самое маленькое селение. Но я собрал облака в тучи. Наши воины, объединив свои силы, закроют солнце над землей врага. Мы сметем самые большие города майя — и построим столицу К-ук-улькана. Люди и звери будут трепетать перед великим царством Пернатого Змея. Поднимайтесь, храбрые вожди! Наши воины ждут. Пусть забурлят девять рек и выйдут из берегов! Мы затопим телами наших врагов весь мир. Великой войной идет К-ук-улькан.

— Йе-кам-ил тун!.. — закричали вожди, вскакивая на ноги и потрясая обсидиановыми мечами.

Раскатисто ударили священные барабаны.

— Ток-тун хил сак тун!..

— Настало время копий, время ягуаров!

Еще громче загудели барабаны и раковины.

7

Все дальше в прошлое отодвигалась родина, покрывалась туманной дымкой забвения. И ярлу порой мнилось, что не было никогда на свете снеговых вершин Вестфольда, не было ни фьордов, ни штормового северного океана. И не плавал он на драккаре, не сидел у очага, вдыхая горький, привычный с детства дым. Ему казалось, что он родился и вырос он здесь — в этой жаркой и душной стране, которую тольтеки называют Месетой, где почитают одну только волю беспощадных богов.

Уже много лет длился поход Пернатого Змея — К-ук-улькана. Рыжий Након всегда был там, где требовалось сломить упорствующего врага. Никто из тольтекских военачальников не мог сравниться с ним в искусстве боя. Умение ярла приходить с войском именно туда, где всего легче было одолеть сопротивление майя, представлялось им чудом. Асмунд наносил удар в нужный момент по самому слабому месту — и тогда струилась кровь, рушились белокаменные храмы, гарью заволакивало селения.

…Асмунд стоял на склоне пологого холма, мимо бесконечной колонной шли воины. Палило солнце, над дорогой висели плотные клубы пыли. Купол синего неба застилали тучи дыма от пожарищ. Склонив голову, украшенную убором из перьев, Асмунд размышлял, и думы его были безотрадными. Вот еще один поход, еще больше будет богатств у Пернатого Змея. А что дальше, что впереди?.. Кончится ли все это когда-нибудь?.. Он, Рыжий Ярл, завоевал для Топильцина — К-ук-улькана множество городов и храмов, взял неисчислимые толпы пленных. Но Топильцин ненасытен, ему все мало. Или он надеется покорить весь мир? Однако, где они — границы здешнего мира?.. От дальних лазутчиков Асмунд знал: Месета, омываемая на востоке и западе океаном, беспредельна к северу и югу. По их рассказам, на юге высились неприступные хребты, а за ними до самого края земли лежала непроходимая сельва — еще более дикая, чем Ноновалько. Эта сельва наполнена страшными племенами и невиданными зверями. «Не хватит и двух жизней, чтобы покорить эти земли, племена и неведомые царства. А время уходит, надвигается старость. Хотелось бы умереть у родного очага. Нужно что-то решать…»

И тут ему пришла в голову неожиданная мысль… Да, это единственный способ обмануть судьбу, рок, и вырваться из тольтекского плена.

…Асмунд разложил у ног Топильцина искусно раскрашенную карту и, водя по ней бамбуковой палочкой, неторопливо говорил:

— Взгляни сюда, великий вождь. Вот Уук-Йабналь. Чтобы взять его, наши воины должны пройти по сельве пять тысяч полетов стрелы. Это больше двадцати лун пути… Но есть верная и легкая дорога — море. На большой лодке с веслами и парусом я доплыву в Уук-Йабналь за шесть лун.

— Тольтеки не умеют строить таких лодок, — возразил Топильцин. — Боги не учили людей Месеты этому искусству.

— Я знаю, как строить лодку. Она зовется драккаром. Прикажи!

Пернатый Змей неторопливо размышлял. Ярлу же казалось, что у тольтека зародились какие-то смутные подозрения. С трудом выдерживая тяжелый взгляд Топильцина, Асмунд как мог равнодушно добавил:

— Две таких лодки перевезут шестьсот воинов.

Свирепые черты Топильцина немного смягчились:

— Это хорошо. Пусть будет так! Делай большие лодки. Но быстро.

…Только что пал белокаменный Йашчилан. Покрытый пылью и потом, еще разгоряченный недавним сражением, Асмунд медленно шел навстречу процессии: в покоренный город майя вступал сам К-ук-улькан. Глухо выли раковины, рычали барабаны, тонко визжали флейты. Пернатый Змей торжественно продвигался в коридоре, образованном побежденными. Стоя на коленях, они протягивали к вождю тольтеков окровавленные руки, потому что ногти на пальцах были вырваны:

— Пощади нас, о К-ук-улькан! Ты велик, могуч и добр, — хрипели пленники, сами не веря в это. — Даруй нам жизнь, о милосердный господин! Мы будем твоими верными слугами!..

Пернатый Змей шагал размеренно, с каменным лицом, не обращая внимания на извивающихся у ног людей-червяков.

Топильцин остановился, поднял руку. Все замерло.

— Отбери искусных мастеров, резчиков по камню, художников, ваятелей, — сказал он ярлу, склонившемуся в ритуальном приветствии. — Всех остальных придется убить. Рабов у нас много, а пленных нечем кормить. Но пусть они умрут легко. А самых знатных…

Асмунд взглянул на вершину пирамиды, горой вздымавшейся над Йашчиланом. Там, подобные каменным изваяниям, вырисовывались фигуры тольтекских жрецов. «Коршуны уже поджидают свою законную добычу», — подумал ярл. Жрецов он не переваривал еще со времени обучения в их школе-храме. А вслух пробормотал:

— Повинуюсь, великий воджь. — Отступив немного в сторону, Асмунд добавил вполголоса: — Хотел бы поговорить с тобой.

— О чем? — нахмурился Топильцин. — Военный совет был, тропа нового похода намечена. Завтра на рассвете ты поведешь воинов к победе.

— Прошу выслушать меня, великий.

— Не сейчас, — оборвал его Топильцин. — Приходи, когда настанет ночь. Вот знак. — Он извлек из складок плаща четырехугольную пластину из нефрита, подал ее Асмунду.

…Красный диск солнца скрылся за горизонтом, сразу наступила темнота. На мертвом небе зажглись серебристо-синие звезды. По внутреннему двору ярл прошел к восточной стене дворца, где поместился К-ук-улькан. Скульптурная группа у входа — фигуры жрецов в натуральную величину — поразила ярла своей естественностью. В оранжевом свете факела, который нес перед собой воин охраны, гипсовое лицо юноши-жреца внезапно как бы ожило, и Асмунду почудилось, будто он предостерегает его, хочет предупредить о чем-то… Или в каменных чертах застыла невысказанная угроза?.. Не отрываясь, Асмунд долго смотрел на скульптуру. «Пусть будет, что будет. Я должен победить рок».

Пернатый Змей не пожелал, как обычно, пройти в паровую баню, а спустился прямо в опочивальню. Жрецы помогли ему снять сандалии и верхнюю одежду. Затем поднесли напиток из маиса и бобов какао и вышли в темный коридор. Потом по лестнице они спустились вниз, в свои комнаты. Только четыре воина в боевых доспехах — панцирь из стеганого хлопка, сверху шкура ягуара, круглый щит и топорик — остались стоять каждый в своем окне между колоннами, на которых покоилась каменная крыша-шатер. Дежурный жрец-звездочет сидел на специальной скамье, готовый по первому зову броситься в опочивальню, если понадобится сообщить правителю точное время.

Увидев поднимающегося на площадку Рыжего Накона, жрец встал. Приняв нефритовую пластинку-пропуск, он кивком отослал воина охраны и повел Асмунда к К-ук-улькану.

— О человечнейший и милостивейший господин наш, любимейший… — донеслось до ярла. «Кто это? — подумал он. Так могли обращаться к Пернатому Змею только высокопоставленные помощники. — Ну, конечно, старый змей Шихуакоатль, главный судья. Зачем он здесь?»

Асмунд слышал, что Шихуакоатль пользуется особым доверием Топильцина.

Жрец осторожно просунул голову в завешенную ковром из перьев дверь и сообщил Топильцину о прибытии накона.

— Входи!.. Огорчение или радость с тобой?

В голосе обычно невозмутимо спокойного Топильцина клокотала сдержанная ярость. Ярл покосился на Шихуакоатля. О чем мог нашептать вождю этот человек с мордой хорька, перед которым дрожали все приближенные Топильцина, ибо Шихуакоатль был главой тайной службы безопасности?

— Говори! — перехватив взгляд Асмунда, процедил Пернатый Змей. — Сначала расскажи мне о большой лодке, которую ты построил. Куда она поплывет?

Догадка, словно холодная молния, сверкнула в сознании ярла. Теперь он понял, почему и куда исчез Мискит, лучший мастер на строительстве драккаров. Сейчас, когда был заложен второй, Мискита так не хватало. Точно по чертежу ярла раб без единого металлического гвоздя создавал прочную деревянную конструкцию, Мискит был пленен в Копане. Асмунд сохранил ему жизнь, узнав, что тот славится среди майя как искусный строитель каноэ. Мискит был родом откуда-то с севера, где на бесконечных пространствах зеленых прерий бродили миллионные стада неведомых майя рогатых зверей, о которых смутно рассказывали легенды. Племя Мискита жило в болотистой дельте великой реки и однажды подверглось нападению людей Месеты. После ряда перепродаж Мискит очутился, наконец, в стране майя… Он многое знал, этот раб: советуясь с ним при сооружении драккара, Асмунд вынужден был упоминать о плавании в открытом океане, о том, что «лодка» должна быть способна пересечь Море Мрака и выдержать жестокие штормы. Видимо, Мискита предал кто-то из его доверенных помощников, и раб был схвачен людьми Шихуакоатля. Остальное довершили изощренные пытки.

— Ты хочешь знать, великий вождь… — медленно, собираясь с мыслями, начал Асмунд.

Топильцин стремительно поднялся с ложа, схватил ярла за плечо:

— Так куда ты хочешь уплыть на большой лодке?

Асмунд понял: это Фатум опять заносит над ним свое ледяное крыло. Сердце забилось тяжелыми редкими толчками. Немного помолчав, Асмунд решительно сказал:

— Много лун я честно служил великому вождю. Много лун!.. Но не мог забыть о родине. Да, я родился в туманном фьорде и хочу снова увидеть его. Вернуться к очагу моих предков.

— О какой родине говоришь ты, предатель? Разве она не здесь, на земле тольтеков? Или не я сохранил тебе жалкую жизнь?

— Я родился на берегу фьорда. И не могу забыть море Севера.

— Он не достоин быть наконом! — прошипел судья. Его морщинистое вытянутое лицо дергалось. — Я предупреждал, великий! Нельзя верить чужеземцам…

— Я переплыву океан, чтобы прославить имя К-ук-улькана на другом краю мира, — в последней надежде сказал ярл, обращаясь и Топильцину.

— Да, ты больше не након! — прервал его Топильцин. — Я отдаю тебя жрецам.

Асмунд осознал, что все рушится. Зачем тогда ждал он все это долгое время? Четверть жизни мужчины в походах и сражениях!.. Усталость и жажда, пот, кровь — все было напрасно. И холодная злоба поднялась в душе ярла. Что ж… Он вздохнул и неуловимо точным движением воткнул арабский нож в сердце К-ук-улькана. Оружие Асмунд прятал в складках плаща, а обыскать его, накона, жрец-звездочет не смел.

Какое-то мгновение Топильцин стоял недвижно, сверля Асмунда огненным взглядом. Потом его могучая фигура качнулась, он сделал неверный шаг, еще один… И, вырвав из груди нож, упал ничком. Ни звука, ни стона. Пернатый Змей, великий вождь, умер молча.

Шихуакоатль беззвучно открывал и закрывал безгубый рот, силясь подняться на ноги. Но клинок ярла уже щекотал ему горло.

— Ты тоже отправишься к богам, старый змей, — шепотом сказал Асмунд. — Если не будешь молчать.

Главный судья бессмысленно вращал головой. Его шея, морщинистая, как у старого индюка-улума, зябко подергивалась.

— Ты поможешь мне. Отсюда мы выйдем вместе. Зови жреца. Ну?

Шихуакоатль послушно кивнул головой. Напряженным голосом окликнул он звездочета. Тот вбежал, ни о чем не подозревая. Прибившийся у входа ярл одной рукой зажал ему рот, другой схватил за горло и задушил.

Судья стал громко икать от страха. Асмунд выразительно погрозил ему ножом, и старик замер.